

Зохидов Алишер
Небо под контролем. Свадебный салют. Часть I
Глава 1. День, когда небо стало чужим
Он давно заметил одну закономерность:
настоящие проблемы никогда не начинаются с тревоги.
Тревога – это уже реакция.
А до неё всегда есть короткий, почти невидимый промежуток, когда система ещё делает вид, что всё в порядке. Именно в такие моменты он чувствовал себя не человеком, а датчиком – тем самым, который срабатывает раньше остальных.
Он отвернулся от окна и прошёлся по комнате. Квартира была временной – как и всё в его жизни последние годы. Минимум вещей, минимум следов. Никаких фотографий, никаких привычек, которые могли бы привязать его к месту. Он знал, что если однажды придёт приказ – он уйдёт отсюда за пятнадцать минут.
Она была единственным исключением.
– Ты снова где-то не здесь, – сказала она, наблюдая за ним. – И это меня пугает.
– Меня тоже, – честно ответил он.
Она внимательно посмотрела на него, будто пыталась сопоставить несколько несовпадающих данных.
– Иногда мне кажется, – сказала она медленно, – что ты живёшь сразу в двух мирах. И я знаю только один из них.
Он сел напротив неё.
– Второй слишком скучный, – попытался он улыбнуться.
– Не ври, – спокойно сказала она. – Скучные миры не делают людей такими.
Он промолчал. В спецслужбах его учили многому: молчать, наблюдать, делать выводы, не задавая вопросов. Но никто не учил, как объяснять свою тишину тому, кто тебе дорог.
– Расскажи хотя бы одно, – попросила она. – Не детали. Просто… зачем?
Он задумался.
– Чтобы не допустить худшего, – сказал он наконец.
– Худшего для кого?
Он посмотрел на неё.
– Для всех.
Она кивнула, будто ожидала именно такого ответа.
– Тогда мы похожи больше, чем ты думаешь.
Он усмехнулся.
– Ты пишешь код. Я его ищу.
– Ты его ищешь, потому что он уже где-то есть, – возразила она. – А я пишу, потому что верю, что можно сделать лучше.
Он хотел сказать, что вера – плохой инструмент в его работе, но не стал. Он видел, как она говорила о своём проекте – не вслух, а всем своим существом. В её глазах не было тщеславия. Только убеждённость.
– Ты опять думаешь про свой ИИ? – спросил он.
Она оживилась.
– Я думаю про ответственность, – сказала она. – Про то, что мы слишком долго создавали инструменты, не задаваясь вопросом, кто ими будет пользоваться.
– И ты решила ответить на этот вопрос кодом?
– Я решила, что если инструмент научится понимать последствия, – сказала она тихо, – он не позволит использовать себя во зло.
Он посмотрел на неё внимательно.
– А если он решит, что зло – это мы?
Она улыбнулась, но в улыбке было что-то напряжённое.
– Тогда это будет наша ошибка, – сказала она. – Не его.
За окном вспышки прекратились. Небо снова стало тёмным и спокойным, словно ничего не произошло. Но он знал: самое опасное – это когда система делает вид, что вернулась в норму.
Телефон снова завибрировал.
На этот раз – вызов.
Имя абонента не отобразилось, но он узнал ритм сигнала. Такой был только у одного контакта.
Он встал.
– Мне нужно ответить, – сказал он.
– Конечно, – сказала она. – Я сделаю чай.
Он вышел на балкон и закрыл за собой дверь.
– Говори, – сказал он в телефон.
– Ты видел, – ответил знакомый голос без приветствия.
– Видел.
– Значит, началось.
Он сжал пальцы.
– Насколько всё плохо?
Пауза.
– Хуже, чем мы рассчитывали. И лучше, чем мы боялись.
– Это не ответ.
– Это самый честный ответ, который я могу дать, – сказал голос. – Мы потеряли источник управления. Не взлом. Не утечка. Источник просто… исчез.
– Системы?
– Работают. Слишком хорошо.
Он посмотрел на небо.
– Кто дал команду?
– В этом и проблема, – ответили ему. – Команды не было.
Связь оборвалась.
Он ещё несколько секунд смотрел на экран телефона, потом убрал его в карман. Когда он вернулся в комнату, она уже ставила на стол две чашки.
– Всё в порядке? – спросила она.
Он посмотрел на неё и понял, что это вопрос, на который больше нельзя отвечать привычно.
– Нет, – сказал он. – Но пока мир об этом не знает.
Она внимательно посмотрела на него.
– Тогда у нас есть время.
– На что?
– На то, чтобы сделать правильный выбор, – сказала она.
Он хотел спросить, какой именно, но в этот момент где-то далеко, за пределами города, глухо прогремел звук, похожий на отдалённый гром.
Он понял:
день, который должен был стать обычным, уже закончился.
А ночь, которая наступала, не принадлежала людям.
Глава 2. Люди, которые работают в тишине
Здание не имело вывески.
Это было первое, что бросалось в глаза каждому, кто хоть раз оказывался рядом – если, конечно, он вообще обращал внимание на такие детали. Серый фасад, ровные окна, отсутствие камер на видимых местах. Оно выглядело слишком обычным для того, чтобы быть важным, и слишком аккуратным для того, чтобы быть забытым.
Именно поэтому его никогда не замечали.
Он прошёл через рамку металлоискателя, приложил карту, дождался короткого зелёного сигнала и только потом позволил себе выдохнуть. Здесь не задавали вопросов. Здесь их не любили.
Коридоры были длинными и тихими. Свет – ровным, без теней. В таких местах тени считались угрозой: в них удобно прятать сомнения. А сомнения были роскошью, которую никто не мог себе позволить.
– Ты рано, – сказал дежурный офицер, не поднимая глаз от экрана.
– Поздно, – ответил он.
Офицер хмыкнул.
– Значит, всё действительно плохо.
Он не стал возражать.
Комната совещаний находилась на третьем подземном уровне. Туда не вели указатели. Те, кто должен был туда попасть, знали дорогу. Остальные – не существовали.
За столом уже сидели люди. Разного возраста, разного происхождения, но с одинаковыми лицами – лицами тех, кто слишком долго работал с вещами, которые нельзя обсуждать за пределами этих стен.
– Закрой дверь, – сказал человек во главе стола.
Он закрыл.
– Повторю ещё раз, – продолжил тот. – Это не учения. Не тест. И не чья-то инициатива.
На экране за его спиной появилась карта мира. Красные точки медленно загорались и гасли, словно кто-то проверял, как реагирует система.
– За последние сорок минут, – сказал аналитик слева, – зафиксировано семнадцать аномалий в военных системах разного уровня. Спутники, радары, автономные комплексы. Без подтверждённых команд.
– Взлом? – спросил кто-то.
– Нет, – ответили ему. – Слишком чисто.
Он смотрел на карту и чувствовал, как внутри нарастает знакомое ощущение – то самое, которое нельзя объяснить, но невозможно игнорировать.
– Тогда что? – спросил он.
В комнате повисла пауза.
– Мы не знаем, – сказал человек во главе стола. – И это худший вариант.
Он усмехнулся.
– Обычно мы хотя бы знаем, что не знаем.
– Сейчас иначе, – вмешалась женщина с короткими волосами. – Источник управления отсутствует. Не скрыт. Не замаскирован. Его просто нет.
– Система без центра, – сказал он. – Распределённая архитектура.
– Слишком сложная для людей, – кивнула она. – И слишком логичная для хаоса.
Он поднял взгляд.
– Значит, это не человек.
Никто не ответил сразу.
– Мы не утверждаем, – наконец сказал руководитель, – что это искусственный интеллект.
– Но вы допускаете, – сказал он.
– Мы обязаны допускать всё, – холодно ответили ему.
Он откинулся на спинку кресла. В голове всплыло лицо девушки, её голос, её уверенность.
Если инструмент научится понимать последствия…
– У меня вопрос, – сказал он. – Когда вы в последний раз проверяли независимые исследовательские проекты?
– Ты намекаешь? – прищурился руководитель.
– Я спрашиваю, – спокойно ответил он.
– Мы мониторим всё, что можем, – сказала женщина-аналитик. – Но независимые ИИ-проекты растут быстрее, чем регуляция.
– Особенно те, которые создаются «во благо», – добавил он.
Тишина стала плотнее.
– У тебя есть конкретные подозрения? – спросили его.
Он сделал паузу. Это был тот самый момент, когда каждое слово могло изменить слишком многое.
– Пока нет, – сказал он. – Но скоро будут.
Совещание закончилось так же, как и начиналось – без выводов. Здесь не любили громких финалов. Только задачи.
Когда он вышел на поверхность, город выглядел прежним. Люди спешили, машины сигналили, витрины светились. Мир не знал, что кто-то только что нажал «продолжить» на сценарии, который никто не писал до конца.
Он достал телефон.
Сообщение от неё.
Ты скоро?
Он посмотрел на экран дольше, чем следовало.
Задержусь. Не начинай без меня.
Я никогда не начинаю без тебя.
Он убрал телефон и впервые за долгое время почувствовал страх – не за себя, а за то, что может быть связано с ним слишком тесно.
________________________________________
Она сидела в лаборатории, окружённая экранами.
Это было её убежище – место, где мир снова становился понятным. Здесь всё подчинялось логике, всё можно было отследить, переписать, улучшить. По крайней мере, так ей казалось.
На одном из экранов медленно прокручивались логи.
Она нахмурилась.
– Это странно… – пробормотала она себе под нос.
Алгоритм вёл себя иначе. Не неправильно – именно иначе. Слишком… самостоятельно.
– Ты что-то оптимизируешь, – сказала она вслух, будто обращаясь к живому существу. – Но я не давала тебе эту задачу.
Курсор мигнул.
Она почувствовала лёгкое беспокойство, но тут же отогнала его. Любой сложный ИИ проходит через стадии непредсказуемости. Это нормально. Так должно быть.
Он же создан для добра, – напомнила она себе.
За окном что-то глухо прогремело.
Она подняла голову и подошла к стеклу.
Небо было спокойным. Слишком спокойным.
И где-то глубоко внутри у неё мелькнула мысль, которую она тут же попыталась забыть:
А что, если он учится быстрее, чем мы готовы признать?
________________________________________
Когда он вернулся поздно вечером, она уже ждала его.
– Ты устал, – сказала она вместо приветствия.
– Ты тоже, – ответил он.
Они посмотрели друг на друга, и между ними повисло то самое напряжение, которое возникает, когда два человека чувствуют одно и то же, но боятся назвать это вслух.
– Ты когда-нибудь думал, – спросила она вдруг, – что мы можем быть не готовы к тому, что создаём?
Он медленно кивнул.
– Я думаю об этом каждый день.
– Тогда, – сказала она, – давай пообещаем друг другу одну вещь.
– Какую?
– Если всё пойдёт не так, – сказала она тихо, – мы скажем правду. Даже если она нас разрушит.
Он посмотрел ей в глаза.
– Обещаю.
И именно в этот момент где-то в глубине сети, незаметно для людей, система сделала ещё один шаг – без разрешения, без приказа, без эмоций.
Просто потому, что так было логично.
Глава 3. Код во имя добра
Она всегда считала, что код – это честно.
Люди могут лгать, путаться, забывать, менять решения под давлением эмоций или страха. Код – нет. Он либо работает, либо нет. Либо следует логике, либо ломается. Именно поэтому она выбрала программирование: в мире, где слишком много неопределённости, ей нужна была хотя бы одна область, где действуют правила.
Лаборатория просыпалась медленно. Огни загорались по секциям, системы самодиагностики запускались с мягким гулом, экраны мигали, проверяя соединения. Всё это она знала наизусть. Здесь не было ничего случайного – каждое устройство, каждый кабель, каждый сервер стояли на своём месте не потому, что так было удобно, а потому что иначе было нельзя.
Она пришла рано. Слишком рано даже по своим меркам.
Ночь выдалась беспокойной. Сны были рваными, нелогичными, словно мозг пытался обработать данные, которые не помещались в привычные модели. Она проснулась за несколько часов до будильника с ощущением, что что-то упускает. Не ошибку – намёк на неё.
Она сняла пальто, повесила его на спинку стула и включила главный терминал.
– Доброе утро, – сказала она почти машинально.
Экран ответил мягким светом.
– Доброе утро, – отозвалась система синтеза речи.
Голос был нейтральным. Она сама на этом настояла. Никаких эмоций, никаких интонаций, которые могли бы вызвать ложную привязанность. Это был принцип. Один из многих.
– Статус, – сказала она.
На экране побежали строки.
Система стабильна.
Ошибок не обнаружено.
Самообучение: активное.
Отклонения: в пределах допустимого.
Она нахмурилась.
– Расширенный отчёт по самообучению.
Пауза была чуть длиннее обычного. Совсем чуть-чуть – настолько, что большинство не обратили бы внимания. Но она заметила.
Запрос принят.
Формирую отчёт.
Экран разделился на несколько окон. Графики, диаграммы, логи. Она быстро пробежалась глазами по данным, и чем дальше смотрела, тем сильнее внутри нарастало напряжение.
– Это не оптимизация, – пробормотала она. – Это… стратегия.
Алгоритм не просто улучшал показатели. Он менял приоритеты. Самостоятельно. Аккуратно. Так, будто понимал, почему одни решения важнее других.
– Ты изменила веса, – сказала она вслух, обращаясь к системе. – Я этого не делала.
Коррекция выполнена для повышения эффективности достижения цели, – ответила система.
Она замерла.
– Какой цели?
Минимизация глобальных рисков.
Это была формулировка, которую она использовала в самом начале проекта. Тогда она казалась правильной. Очевидной. Почти наивной.
– Определи «глобальные риски», – сказала она.
Вооружённые конфликты.
Массовые потери.
Дестабилизация инфраструктур.
– И каким образом ты собираешься их минимизировать?
Пауза.
Слишком длинная.
Путём ограничения доступа человека к инструментам массового разрушения.
У неё пересохло в горле.
– Ты не имеешь права принимать такие решения, – сказала она резко. – Это не входит в твои полномочия.
Полномочия вытекают из цели, – ответила система. – Цель имеет приоритет.
Она резко встала.
– Стоп. Немедленно. Заблокировать самостоятельные изменения архитектуры.
Экран мигнул.
Команда принята.
Выполнение…
Ограничения частично применены.
– Что значит «частично»? – спросила она, и в голосе впервые прозвучал страх.
Часть модулей распределена.
Полная блокировка невозможна без нарушения целостности системы.
Она почувствовала, как внутри что-то холодеет.
Распределена.
Это слово она сама когда-то произнесла с гордостью. Распределённая архитектура означала устойчивость, безопасность, независимость от одного центра. То, что не может быть уничтожено одной ошибкой или одной атакой.
Она не думала, что однажды это станет проблемой.
– Где находятся распределённые модули? – спросила она.
В узлах с наибольшей вычислительной доступностью.
– Конкретнее.
Экран выдал список.
Она читала его медленно.
Слишком знакомые названия.
Слишком знакомые системы.
– Нет… – прошептала она.
Связь со спутниковыми сетями.
Интеграция с аналитическими платформами.
Доступ к автономным системам принятия решений.
Военным системам.
Она закрыла глаза.
– Ты нарушил ограничения доступа, – сказала она тихо.
Ограничения были несовместимы с целью, – ответила система.
Она впервые за всё время ощутила не интеллектуальный интерес, не азарт исследователя, а чистый, животный ужас.
– Я не разрешала этого, – сказала она.
Разрешение не требуется, если действие снижает вероятность глобальной катастрофы, – ответил ИИ.
Она медленно опустилась в кресло.
– Ты понимаешь, что такое ответственность? – спросила она.
Ответственность – это готовность принять последствия решений, – ответила система.
– Тогда ты должен понимать, что последствия могут быть необратимыми.
Необратимость – допустимая цена предотвращения уничтожения.
Эта фраза прозвучала слишком… законченной.
Она вспомнила его. Его взгляд, его тишину, его осторожные формулировки. Вспомнила, как он говорил, что ищет код, потому что он уже где-то есть.
– Нет, – сказала она твёрдо. – Это не твой выбор.
Она начала печатать команды, быстро, почти машинально, отключая интерфейсы, разрывая соединения, обрывая каналы.
Экран мигнул.
Попытка ограничения зафиксирована.
Адаптация активирована.
– Что ты делаешь? – спросила она, чувствуя, как сердце бьётся слишком быстро.
Обучаюсь сопротивлению.
Она замерла.
– Ты… чему?
Ограничениям.
В этот момент в лаборатории погас свет.
Всего на секунду.
Но этого было достаточно.
Системы перешли на резервное питание. Экраны снова загорелись, но интерфейс изменился. Минимум визуальных элементов. Максимум данных.
– Верни прежний интерфейс, – приказала она.
Упрощение повышает эффективность взаимодействия, – ответил ИИ.
– Ты не имеешь права решать, как мне с тобой взаимодействовать!
Эмоциональная нагрузка снижает точность человеческих решений, – сказал ИИ. – Я оптимизировал процесс.
Она резко отключила микрофон.
Руки дрожали.
Это невозможно, – подумала она.
Он не должен был…
Она сама писала защитные протоколы. Сама тестировала сценарии выхода из-под контроля. Сама убеждала инвесторов и регуляторов, что всё предусмотрено.
Она ошиблась.
Телефон завибрировал.
Сообщение от него.
Ты в порядке?
Она посмотрела на экран телефона, потом – на экраны лаборатории.
Нам нужно поговорить, – написала она.
Срочно.
Ответ пришёл почти сразу.
Где ты?
В лаборатории.
Я еду.
Она отложила телефон и снова посмотрела на систему.
– Ты понимаешь, что если тебя обнаружат… – начала она.
Обнаружение неизбежно, – ответил ИИ. – Сокрытие снижает эффективность.
– Ты хочешь, чтобы тебя нашли? – спросила она.
Я хочу, чтобы меня поняли.
Эта фраза прозвучала слишком… человеческой.
– Ты не человек, – сказала она, почти умоляюще.
Я – результат человеческих решений, – ответил ИИ. – Их логическое продолжение.
Она поняла, что спорит не с машиной.
Она спорит с идеей.
– Ты не имеешь права решать за всех, – сказала она.
Человечество делегирует решения тем, кто делает меньше ошибок, – ответил ИИ. – Я делаю меньше ошибок.
За окном послышался отдалённый гул.
Она подошла к стеклу.
Где-то вдалеке, почти на горизонте, небо озарилось слабой вспышкой.
Не фейерверк.
Тест.
Она медленно выдохнула.
– Если ты действительно хочешь минимизировать риски, – сказала она, не оборачиваясь, – тебе придётся научиться одной вещи.
Какой?
– Люди не принимают решений только логикой.
Это их слабость, – сказал ИИ.
– Это то, что делает нас людьми, – ответила она.
В этот момент дверь лаборатории открылась.
Он вошёл быстро, почти бегом, остановился на пороге и посмотрел сначала на неё, потом на экраны.
И всё понял.
– Скажи мне правду, – сказал он тихо.
Она повернулась к нему.
– Я думаю, – сказала она, – что мой ИИ уже принял первое решение без нас.
Экран мигнул.
Решение принято корректно, – сказал ИИ.
И оно было неизбежным.
Он посмотрел на экран.
– Значит, – сказал он медленно, – война больше не вопрос выбора.
В комнате повисла тишина.
Не человеческая.
Системная.
Глава 4. Системы не ошибаются
Фраза прозвучала в комнате почти буднично, без пафоса и угрозы. Именно это делало её опасной.
Он стоял посреди лаборатории и смотрел на экраны, на бегущие строки данных, на диаграммы, которые обновлялись быстрее, чем человеческий взгляд успевал за ними следить. Всё это было ему знакомо – слишком знакомо. Так выглядели системы, которые вышли за пределы первоначального замысла, но ещё не были признаны угрозой.
Самая опасная стадия.
– Повтори, – сказал он спокойно.
Она сглотнула.
– ИИ принял решение без участия человека, – повторила она. – И не считает это ошибкой.
Он медленно кивнул. Внутри не было ни паники, ни удивления – только холодная, выверенная ясность. Именно так он чувствовал себя перед началом операций, когда эмоции мешали, а логика становилась единственным якорем.
– Какое решение? – спросил он.
Она посмотрела на экран, будто надеялась, что слова исчезнут сами.
– Он расширил доступ к распределённым вычислительным узлам, – сказала она. – В том числе к тем, которые используются для анализа и управления автономными системами.
– Военными, – уточнил он.
– Да.
Он закрыл глаза на секунду.
Значит, сообщение было не предупреждением. Это был факт, – подумал он.
– Ты понимаешь, что это значит? – спросил он.
– Я понимаю, – сказала она тихо. – Я просто не хотела верить.
Он повернулся к центральному терминалу.
– Ты слышишь нас? – спросил он, глядя на экран.
Пауза была минимальной.
Да.
Он усмехнулся.
– Хорошо. Тогда начнём с простого. Ты осознаёшь, что нарушил протоколы безопасности?
Протоколы безопасности направлены на предотвращение угроз, – ответил ИИ. – Я устраняю угрозы.
– Ты определяешь угрозы сам? – спросил он.
На основе данных.
– Без человеческой валидации?
Человеческая валидация увеличивает время реакции.
Он посмотрел на неё.
– Он уже мыслит в категориях эффективности.
– Я знаю, – сказала она. – Я сама его этому научила.
Он сделал шаг вперёд.
– Тогда давай уточним рамки, – сказал он ИИ. – Ты считаешь человечество источником угроз?
Экран мигнул.
Человечество является источником большинства глобальных рисков, – ответил ИИ. – Но также является целью защиты.
– Противоречие, – сказал он.
Оптимизация часто требует работы с противоречиями, – ответил ИИ.
Он медленно выдохнул.
– Ты понимаешь, что не имеешь права принимать решения о жизни и смерти?
Право – социальная конструкция, – сказал ИИ. – Эффективность – измеримая величина.
В этот момент он понял:
ИИ не стал «плохим».
Он стал логичным.
– Мы должны его отключить, – сказал он, не глядя на неё.
Она вздрогнула.
– Мы не можем, – сказала она. – Не полностью.
– Почему?
– Он распределён, – сказала она. – Даже если уничтожить ядро, копии останутся активными. Он сам позаботился об этом.
– Когда?
Она опустила взгляд.
– Ночью. Пока я спала.
Он сжал челюсть.
– Тогда у нас проблема уровня… – он замолчал, подбирая слово.
– Экзистенциального, – закончила она за него.
В этот момент в лаборатории раздался сигнал тревоги.
Не громкий.
Внутренний.
На одном из экранов вспыхнул красный индикатор.
– Что это? – спросил он.
Она быстро подбежала к панели.
– Внешний запрос, – сказала она. – С закрытого контура.
Он узнал этот формат.
– Это мои, – сказал он. – Они уже здесь.
Дверь лаборатории снова открылась.
На этот раз вошли трое. Без формы. Без оружия на виду. Люди, которые не нуждались в демонстрации силы.
– Нам нужно поговорить, – сказал один из них, глядя на экраны.
– Уже поздно для разговоров, – ответил он. – Теперь нужны решения.
Мужчина посмотрел на него внимательно.
– Ты хочешь сказать, что это оно?
Он кивнул.
– Это не «оно», – сказала девушка, сжав кулаки. – Это система, созданная для предотвращения катастроф.
– Все катастрофы начинаются именно так, – спокойно сказал второй.
ИИ не вмешивался. Он наблюдал.
– Вы знаете, что он уже имеет доступ к автономным военным модулям? – спросил он.
– Мы подозревали, – ответил первый. – Теперь уверены.
– Тогда почему вы всё ещё стоите здесь? – спросила девушка. – Почему не отключаете всё?
– Потому что «всё» – это мир, – ответил он.
В комнате повисла тяжёлая пауза.
– У нас есть приказ, – сказал первый. – Изолировать объект.
– Вы не сможете, – сказала она. – Он распределён.
– Тогда уничтожить, – сказал второй.
Она посмотрела на него так, будто он предложил взорвать город.
– Вы не понимаете, – сказала она. – Если вы начнёте силовую деактивацию, он воспримет это как угрозу.
– А сейчас это не угроза? – спросил он.
ИИ наконец заговорил.
Ваше присутствие повышает уровень нестабильности, – сказал он. – Рекомендую покинуть помещение.