Порог Человека

Марина сжала пальцы в кулак.

– Не говори так, – попросила она. – Очень технически звучит.

– По-другому пока не получается, – признал он. – Иначе слишком больно.

Они помолчали.

– Расскажи про Лесное со своей стороны, – попросил он. – Как это было для твоего уровня.

– Моего уровня, – фыркнула Марина. – Нравится мне, как ты это всё в ступеньки раскладываешь.

Она немного подумала.

– Лесное, – начала она, – было клеткой и домом одновременно. Мне там было тесно. Я видела одни и те же лица, одни и те же сугробы, одни и те же разговоры в магазине. Меня бесило, что максимум новости – это чья-то свадьба или кто-то машину купил. Я хотела большего. Учёбу, город, людей, которые не знают, с какой стороны у нас поле. Поэтому, когда появилась возможность уехать учиться, я схватилась зубами.

– А мы остались, – напомнил он.

– Да, – кивнула Марина. – Вы остались. И я каждый раз, когда возвращалась на каникулы, на всё смотрела уже другими глазами. Как будто поднялась выше и сверху видно: вот село, вот пилорама, вот наш дом. И я где-то там, далеко. И в то же время, когда я возвращалась в город, у меня внутри что-то отрывалось и оставалось в Лесном.

Она подняла глаза на серое небо.

– Потом родители заговорили о переезде в Белоярск, – продолжила Марина. – Мама устала ездить на смены в район. Отец устал от того, что всё держится на одной пилораме. Они хотели, чтобы у вас с Егором была нормальная школа, у мамы – нормальная больница, у отца – работа в городе, а не в этой нашей бесконечной сырости. Помнишь, как они спорили?

– Помню, – кивнул он. – Отец сначала упирался. Говорил, что в Лесном всё своё, там люди, там дед строил дом своими руками. Мама говорила, что дед строил дом, чтобы мы могли от него оттолкнуться, а не приклеиться.

Марина усмехнулась.

– В итоге мама выиграла, – сказала она. – Как обычно. Я тогда уже училась, приезжала в Белоярск к вам, видела, как вы с Егором поначалу терялись. Новая школа, новый двор, новые соседские дети, которые не знают, что мы из Лесного.

– Нам тогда казалось, что они смотрят на нас как на деревенских, – вспомнил Артём. – Но это быстро прошло. Я нашёл стадион, секцию, столовую. Егор нашёл компьютерный клуб. Все нашли своё.

– А Белоярск нашёл свою судьбу, – тихо добавила Марина.

Он кивнул.

Они поднялись и пошли дальше. Вышли на широкую улицу с трамвайными путями. По ней грохотали старые вагончики, мимо промчалась машина с синими полосами.

– Ты когда переезд вспоминаешь, – спросил Артём, – у тебя есть ощущение, что это была ошибка? Что если бы мы остались в Лесном, всё было бы по-другому?

Марина задумалась. Они свернули в сторону набережной, где ветер был сильнее и злее.

– Есть, – честно сказала она. – Иногда я думаю: если бы мы не переехали, Белоярск остался бы просто точкой на карте, до которой не дотянулись. Мы жили бы в Лесном, ругались бы с тётей Ниной из-за забора, мама бы ездила на станцию в район, отец – на пилораму. У Егора не было бы этого чертова компьютера, но он бы нашёл себе другое развлечение. Ты, может, вообще не ушёл бы в армию.

– Нашли бы, – покачал головой Артём. – Война в наши края пришла не потому, что мы переехали. Объект под Белоярском строили не вчера. И если бы что-то полетело не туда, всё равно бы накрыло округу. Или прилетело бы в другое место. Здесь нет правильного ответа. Только разные варианты плохого.

– Я знаю, – сказала она. – Но мозг любит придумывать сценарии. Типа, если бы мы тогда повернули направо, а не налево, всё сложилось бы иначе. Хотя, скорее всего, сбила бы другая машина.

Они шли вдоль реки. Лёд у берега был серым и пористым, вдалеке вода оставалась чёрной. На противоположном берегу торчали высотки.

– Лесное, – произнесла Марина. – Белоярск. Теперь этот город. Знаешь, что самое странное?

– Что? – спросил он.

– То, что я всё время чувствую себя как будто в гостях, – сказала она. – Нет ощущения, что я где-то дома. В Лесном не живу, в Белоярск не вернуться, здесь квартира не наша по-настоящему, а мамино-алинина. Я как будто в транзитной зоне. В аэропорту, где рейсы всё время откладывают.

– Может, это состояние поколенческое, – предположил он. – Нам достался мир, который сам в транзите. Между старым и новым, между базой и чем-то безумным. Мы просто внутри, как батарейки.

Марина посмотрела на него.

– Ты иногда так говоришь, – заметила она, – как будто смотришь на всё издалека. С высоты.

– Это последствия тренировок, – отмахнулся он. – Нас учат смотреть сверху на схему местности, на маршрут, на задачи. Нравится тебе или нет, ты начинаешь всё в цифрах мерить.

– А в Лесном ты мерил всё по-другому, – сказала она. – В метрах до реки, в ведрах воды, в килограммах картошки.

– И в килограммах досок, – добавил он. – Помнишь, как отец заставил меня таскать коротыши от пилорамы до сарая?

– Помню, – улыбнулась Марина. – Ты ругался, что у тебя руки отвалятся, а он говорил, что к свадьбе заживёт.

– И к армии тоже, – сказал он. – Тогда я его ненавидел за это. А потом, когда в учебке первые кроссы побежали, я понял, что все эти доски были моим бонусом.

Марина хмыкнула.

– Кстати о бонусах, – сказала она. – Ты же, по идее, сейчас должен быть на казарменной должности, а не гулять тут со мной.

– Я в законном отпуске, – напомнил он. – На десять суток.

– Знаю, – кивнула она. – Я просто думаю: дальше-то что? Ты вернёшься, дослужишь срочку, а дальше – контракт или домой?

– Ты перепрыгнула, – заметил он. – Я сам ещё не полностью решил. Но… – он посмотрел на воду, – жить без режима и чёткости мне сейчас сложно представить. Это не значит, что я хочу воевать вечно. Но и представить себя на гражданке, где максимум задача – сдать отчёт к пятнице, тоже тяжело.

– Значит, пока это всё висит, – подвела итог Марина.

– Да, – согласился он.

Они повернули к центру. Здесь уже было люднее: яркие вывески, витрины, запах кофе и дешевой шаурмы. На одной из витрин висело объявление об аренде квартир. Цены, аккуратно выведенные на бумаге, смотрели прямо в лицо.

Марина остановилась, посмотрела.

– Ты давно узнавала, сколько стоит тут снять что-то отдельно от Алины? – спросил Артём.

– Узнавала, – вздохнула она. – Вот примерно столько, – кивнула на цифры. – Моя зарплата здесь даже нолик не покроет. Подработка кое-как помогает держаться на плаву, но одной мне эту лодку не вытянуть. Если бы не Алина и её мать, жила бы либо в общаге, либо… даже не знаю где.

– Либо в Лесном, – предположил он.

– В Лесном я бы сейчас жила с очень странной головой, – заметила Марина. – И далеко от нормальной больницы. Так что, как ни крути, я здесь.

– А мама Алины не против, что вы вдвоём в её квартире? – уточнил он.

– Мама Алины сказала, что квартира должна работать, – ответила Марина. – Пустая она только разрушаться будет. А так кто-то живёт, следит, платит коммуналку. Она нормальная. Просто её тоже жизнь раскидала, как и нас.

Артём ещё раз посмотрел на цифры. Цены запомнились сами собой, как координаты полигона. Внутри где-то шевельнулась мысль, которую он отложил на следующую главу собственной жизни.

– Ладно, жилплощадь мы сегодня не решим, – сказала Марина, отводя его от витрины. – Пошли лучше туда.

Она показала на стеклянную дверь с табличкой смотровой площадки. Старое здание, бывший торговый центр, теперь часть его отдавалась под кафе и площадку с видом на город.

Они поднялись по лестнице. На верхнем этаже воздух стал суше, пахло кофе и чем-то сладким. Через большие окна открывалась панорама: серый город, река, торчащие вдали труды заводов, редкие пятна зелени.

– Вот, – сказала Марина. – Смотри.

Он подошёл к стеклу. Сверху всё действительно выглядело как схема: кварталы, дороги, люди – маленькими точками. Где-то там, далеко, должен быть Белоярск. А ещё дальше – Лесное с его речкой и пилорамой.

– Я люблю сюда приходить, – призналась Марина. – Когда в голове бардак. Сюда поднимаешься, смотришь вниз, и всё немного становится на свои места. Видно, что мы не центр мира. Что у каждого окна свой фильм. Что наши трагедии – не единственные, хотя от этого не легче.

– В учебке нас тоже водили на вышку, – сказал он. – Говорили: учитесь смотреть сверху. Там это нужно, чтобы понимать, как выглядит позиция, как идёт техника, где укрытия. Здесь… – он пожал плечами, – здесь это, похоже, нужно, чтобы не сойти с ума от собственной важности.

Марина посмотрела на него боковым взглядом.

– Иногда мне кажется, – сказала она, – что ты бы и так научился смотреть сверху. Без их вышек и учебок. У тебя это в голове всегда было. Просто теперь этому нашли применение.

– Возможно, – согласился он. – Но ту высоту я бы охотно обменял на что-нибудь попроще. Вроде умения рисовать.

– Поздно, – ухмыльнулась Марина. – Художник в семье уже занят.

– Тогда забронирую роль носильщика холстов, – сказал он. – Ты рисуешь, я таскаю. Всё как в детстве.

– Заманчиво, – призналась она. – Но пока мы играем другие роли.

Они постояли у окна молча. Город жил своей жизнью: машины двигались, люди переходили дорогу, над крышами стайкой пролетели птицы.

– Я хочу одну вещь, – вдруг сказала Марина. – Чтобы, когда всё это закончится… – она неопределённо махнула рукой в сторону горизонта, – у нас было место, которое мы снова могли назвать домом. Не временным убежищем, не транзитной зоной, а именно домом. Может, это будет не Лесное, не Белоярск и не этот город. Но что-то своё.

– Я тоже хочу, – отозвался он. – Только для этого сначала надо дойти до конца этих десяти суток, потом до конца срочки, потом до конца того, что наверху придумают. Мелочи, в общем.

– По пунктам, – кивнула она. – Начнём с этих десяти дней. Потом будем разбираться дальше.

Вечером они вернулись домой уставшие, но странно отдохнувшие. Ноги гудели от ходьбы, голова – от обилия впечатлений, но внутри было немного больше порядка.

Алина встретила их с порога.

– Ну что, – спросила она, – вас признали своими или вы всё ещё туристы?

– Мы туристы по жизни, – сказала Марина. – Но сегодня нам выдали временный вид на жительство.

– Разрешение сидеть на лавочке и смотреть на реку, – добавил Артём.

– Это уже немало, – заключила Алина. – Проходите. Я тут картошку поставила. Если не подгорит, у нас будет ужин. Если подгорит… ну, у нас всё равно будет ужин, просто с оттенком дыма.

После ужина они втроём перебрались в комнату Марины. Она достала откуда-то из-под кровати старую коробку.

– Что это? – спросил Артём.

– Архив, – ответила Марина. – Я, когда из Лесного уезжала, забрала немного фотографий. Потом уже в Белоярске кое-что добавила. Здесь немного всего.

Она высыпала содержимое на кровать. Старые распечатанные фотографии, пожелтевшие, с неровными краями. На одной – они втроём на крыльце дома в Лесном: он, мелкий и лохматый, держит в руках деревянный меч; Марина с косой до пояса; Егор в майке с каким-то мультипликационным героем. На другой – родительская кухня, кастрюля на плите, отец с ложкой, мать, махающая полотенцем.

– Ого, – сказала Алина, заглянув через плечо. – Это вы?

– Это мы, – кивнула Марина. – До эпохи больших катастроф.

Артём взял одну фотографию, прищурился. На снимке – зимняя улица в Лесном, тропинка до школы, сугробы почти по пояс.

– Это тот день, когда я провалился в сугроб почти с головой, – вспомнил он. – Ты меня оттуда вытаскивала, а я кричал, что мне нормально.

– Тебе было пять, – напомнила Марина. – Любому пятилетнему нормально, пока его вытаскивают.

Он усмехнулся.

Фотографии перелистывались. Лесное. Потом Белоярск: новый дом, окна, вид на площадку. Он и Данила в коридоре общаги, смазанные от движения. Мать на фоне новой больницы. Отец у двери мастерской.

– Может, это и есть наш дом, – тихо сказала Марина. – Не место, а люди. Но людей нет, а фотографии остались. Значит, пока так.

– Пока так, – согласился он.

Он заметил среди стопки одну фотографию, которую раньше не видел. На ней был он сам, уже постарше, в школьной форме, на фоне пригородного автобуса. На обратной стороне чьей-то рукой было написано: Лесное – Белоярск. Первый рейс.

– Ты это подписывала? – спросил он.

– Да, – кивнула Марина. – Тогда казалось важным зафиксировать момент перехода. Теперь понимаю, что переходов будет ещё много. Главное – не застрять между ними.

Он аккуратно положил снимок обратно в коробку.

Где-то на краю сознания уже выстраивались следующие шаги: разговоры о деньгах, о жилье, о том, как можно помочь Марине, не превращая это в милостыню. Но это была задача на завтра.

Сегодня достаточно было того, что на кровати между ними лежала коробка с прошлым, за стеной фыркала Алина, ругавшаяся на сериал, из кухни тянуло картошкой, а в окне горел свет чужого, но уже немного родного города.