Валькирис: Смерть греха. Часть 1

– Успокойся, уже всё под контролем, – из-за угла, словно из-под земли, появилась Тайрана, с масляной тряпкой в одной руке и многофункциональным отверточным ключом в другой. Её лицо уже обрело привычное, ледяное, непроницаемое выражение полного контроля. – Я им сразу, как они сунулись, сказала: троньте хоть винтик на оптике Ксерры – своими руками и со слезами на глазах будете собирать обратно то, что от всего «Стикса» останется. Они там теперь ходят на цыпочках вокруг твоего поста. Думают, у нас тут все поголовно с дикого бодуна и злые как черти. – Она бросила короткий, оценивающий взгляд на Ксерру. – И, надо сказать, они не так уж далеки от истины.

Ксерра только хмыкнула, наливая себе кофе гуще и чернее, чем обычно, почти как жидкий асфальт. В воздухе витало странное, двойственное чувство – общее, горькое похмелье после пережитого кошмара, смешанное с острыми, привычными, почти домашними колкостями, которые были их единственным и самым надёжным способом держаться на плаву, оставаться собой.

Из дальнего конца коридора, из района главного дока, послышались чёткие, быстрые, отмеренные шаги. Навстречу им шла Лиран, облачённая в безупречно чистую, отглаженную парадную форму, каждый волосок в её тугом служебном пучке лежал идеально. Рядом с ней неспешной, могучей, уверенной походкой вышагивал тот самый Гарнак, старший техник-инженер из «Молота». Его широкая, лопатой, борода была аккуратно заплетена в две замысловатые косы, перехваченные металлическими кольцами, а за кожаным поясом был заткнут не просто гаечный ключ, а нечто, напоминающее кусок арматуры с рукояткой.

– …погнутые силовые рамы в районе стыковочного узла, частично оплавленные контакты в системе электропитания шлюза, – суровым, низким, басовитым голосом, похожим на скрежет камней, вещал Гарнак, не глядя на Лиран, а будто обращаясь к стене, ведя с ней беседу. – Кто вас, девочки, так швартовал? Наугад? Или на скорость? У вас что, конкурс, кто кого перетраха… тьфу ты, черт, перетянет на свою сторону?

Лиран сохраняла ледяное, невозмутимое спокойствие, лишь чуть, почти незаметно, поджала тонкие губы.

– Капитан Серафим действовала по ситуации, старший инженер. Ситуация была признана нештатной. Ваша задача – привести корабль в порядок в кратчайшие сроки, а не давать оценки действиям моего экипажа. Все необходимые отчёты будут предоставлены.

Гарнак повернул к ней свою медвежью, покрытую мелкими шрамами голову, и в его маленьких, глубоко посаженных, колючих глазах мелькнул не то чтобы профессиональный интерес, не то вызов.

– Ага, «нештатная». Это у вас, у «Валькирий», всегда так. У «Грифонов» в прошлом месяце на Эридане тоже «нештатная» была – так они пол-ангара искорёжили, пытаясь пристыковаться с оторванным крылом. Ладно, – он махнул своей огромной, исцарапанной рукой, с которой, казалось, можно было свалить быка с одного удара. – К концу дня будет готов предварительный расчёт и перечень необходимого. И… – он неожиданно понизил голос, и он стал чуть менее официальным, в нём проскользнула тень неловкого уважения, —…рад, что вырвались. Слышал, там было очень жарко. Очень.

Он кивнул ей, коротко и по-деловому, и, не дожидаясь ответа, развернулся и зашагал обратно к «Стиксу», на ходу отдавая своим парням новые приказы на своём хриплом, матерном, но предельно эффективном жаргоне.

Лиран остановилась перед своим отрядом, её холодный, всевидящий взгляд скользнул по каждому – по осунувшемуся, бледному лицу Ксерры, по нервным, беспокойным пальцам Иксоры, по спокойной, но напряжённой, собранной позе Тайраны.

– Собрались. Через двадцать минут дебрифинг у адмирала Вектора. Приведите себя в порядок. Я не хочу видеть на нас ни пятнышка. – Её глаза встретились с взглядом Каэстры, которая как раз выходила из своего коридора, всё ещё пытаясь придать лицу привычное каменное, непроницаемое выражение. Взгляд Лиран задержался на ней на секунду дольше, но не дрогнул. – Все. Без опозданий.

Она не стала комментировать их общий вид, лёгкую синеву под глазами, запах перегара, смешанный с запахом пота и усталости. Они все понимали друг друга без слов. Самое страшное, самое физическое, осталось позади, на Некруме. И им предстояло снова держать строй.

Молчаливое, но абсолютное понимание, витавшее в воздухе после приказа Лиран, было красноречивее любых слов. Кивок Каэстры был почти невидим, лишь легкое движение подбородка, но его заметили все – Иксора перестала барабанить пальцами по броне бедра, Ксерра разжала челюсти, до этого стиснутые в напряжении, а Тайрана перевела дух, которого, казалось, не замечала. Выдох. Разрешение ненадолго перестать быть солдатами, железными «Валькириями», и просто попытаться стать людьми.

Дебрифинг у адмирала Вектора прошёл в напряжённой, гнетущей атмосфере, давящей сильнее, чем атмосфера Некрумы. Скупые, отточенные, как ритуальные фразы, доклады Лиран, сухие, технические дополнения Каэстры, лаконичные отрывки данных и спектрограмм от Иксоры – всё это звучало как надгробная речь по их прежней, непоколебимой уверенности. Вектор слушал, не перебивая, его старое, испещрённое картами лицо, было непроницаемой маской. Лишь несколько раз его перстень с печатью Содружества тихо постучал по полированной поверхности стола. Он задал лишь несколько уточняющих вопросов, холодных и точных, как скальпель, вскрывающий рану: о характере энергетических помех, о химическом составе органических остатков, о точных координатах последнего запечатлённого сигнала.

И когда голос Лиран – всегда такого твёрждого, незыблемого – впервые дрогнул, сорвался на хрип, и она произнесла не «неизвестную биологическую угрозу», а «множественные глаза» и «абсолютную, всепоглощающую чуждость», в кабинете повисла звенящая пустота. Даже привычный гул систем жизнеобеспечения казался приглушённым. Вектор отвёл взгляд от них, уставившись в мерцающую голограмму Некрумы, всё ещё висевшую над столом, этот лилово-серый шар, похожий на поднявшийся из глубин космоса трупный глаз.

– «Валькирия», – сказал он, и его голос, всегда такой властный, прозвучал неожиданно устало, почти по-человечески. – Вы получаете семьдесят два часа на отдых и… приведение в порядок отчётности. Полный карантин наблюдения. Никаких вылетов. Никаких контактов с другими подразделениями без моего личного разрешения. Доктор Ривена проведёт вам всем стандартную посттравматическую медикацию.

Они вышли из кабинета, чувствуя себя не героями, вернувшимися из ада, а скорее подопытными, которых временно извлекли из клетки для осмотра и вот-вот вернут обратно. Воздух в стерильном коридоре штабной палубы пах слишком чистым, отфильтрованным, почти медицинским, что резко контрастировало с едкой, сладковато-металлической памятью о Некруме, въевшейся в подкорку.

Но теперь, спустя несколько часов, этот карантинный отдых начал обретать свои, пусть и призрачные, черты. И первым делом они, без сговора, словно стая раненных птиц, потянулись в сторону своего жилого модуля – их личной, отведённой законом территории на линкоре, их единственного настоящего угла.

Дверь в общий зал с тихим, почти ласковым шипением раздвинулась, впуская их в знакомое, уютнообшарпанное пространство. Здесь пахло иначе – не озоном, стрессом и страхом, а приглушённым ароматизатором с нотками хвои, слабым запахом старой плазмы от голопроектора, нативной пылью и чем-то неуловимо своим, домашним. Мягкий, продавленный диван, потертый ковер с выцветшим узором, голографический камин, мерцающий уютным фальшивым пламенем, и огромный, но совершенно бутафорский иллюминатор, показывающий симуляцию неторопливого звёздного поля – вот и всё их царство. Их ковчег.

Первой сдалась Иксора. С тихим, почти детским стоном, словно с её хрупких плеч свалилась невидимая многопудовая тяжесть, она плюхнулась на ближайший диван, с силой стянула неуклюжие магнитные башмаки и закинула ноги на низкий столик из полированного сплава, уставившись пустым, невидящим взглядом в потолок. Её длинные, обычно порхающие по клавиатурам и сенсорным панелям пальцы, теперь лежали на груди неподвижно, лишь кончики их слегка подрагивали, будто продолжая печатать невидимый код.

Ксерра, игнорируя всё, прямым курсом, чуть пошатываясь, направилась к встроенному в стену бару – небольшой нише с маломощным холодильником и набором скромных, припасённых на чёрный день запасов. Её движения были резкими, угловатыми, лишёнными привычной снайперской грации. Она потянулась к самой невзрачной и крепкой на вид бутылке без этикетки – местному самогону, который гнали в нижних инженерных отсеках из отходов синтезатора, крепкому, безвкусному и беспощадному.

– Я выберу первый вариант. Со вторым помощником, – она хрипло проскрипела, налила себе полный гранёный стакан до самых краёв и залпом ополовинила его, содрогнувшись от противной, обжигающей горечи, выступили слезы на глазах. – Тайрана, есть на этой плавучей бочке с гвоздями что-нибудь съедобное, что не пахнет пайкой, порохом и собственным страхом?

Тайрана, уже копошащаяся в небольшом холодильном агрегате, издававшем характерный натужный гул, что-то пробормотала в ответ, не оборачиваясь, её пальцы быстро и методично перебирали упаковки:

– Имеются стандартные замороженные полуфабрикаты марки «НОРМ». Питательная ценность достаточная, срок годности в норме. Вкусовые качества… на приемлемом уровне стандарта. Могу разогреть.

– Чудесно, – буркнула Ксерра, допивая остатки и снова наливая. – Проснусь с дикого похмелья и буду есть «соответствующую стандарту» пластиковую тушёнку. Просто сказка. Я живу в самой прекрасной сказке на окраине Дальнего Космоса.

Ривена, войдя последней, прислонилась к дверному косяку и наблюдала за ними, скрестив руки на груди. Врач в ней уже автоматически, помимо её воли, составлял план. Лёгкие седативы для перевозбуждённой, на грани срыва нервной системы Иксоры, что-то снотворное и без тяжелых побочек для Ксерры, витаминные и минеральные коктейли всем для восстановления электролитного баланса. Но сначала – базис, телесность, якорение.

– Ну что, мои ненаглядные, многострадальные героини, – голос её звучал глухо и устало, но в нём уже проглядывали знакомые, бархатные, чуть насмешливые нотки, попытка вернуться к норме. – Кто первый на подвиги в санобработке? А то от вас, девочки, устойчиво пахнет страхом, порохом, чужим озоном, и… Каэстра, это что, у тебя в волосах следы тартарского виски? Или это новый парфюм «аромат провальной миссии»?

Каэстра, стоявшая у фальшивого иллюминатора и смотревшая на симуляцию медленно проплывающей мимо кроваво-красной туманности, обернулась. На её обычно каменном, непроницаемом лице дрогнула тень усталой, кривой улыбки.

– Было. Теперь нет. И да, я первая. Мне нужно смыть с себя всё. До последней пылинки. До молекулы.

Она направилась к душевым кабинам, и её уход послужил молчаливым сигналом, Разрешением для остальных. Всеобщее напряжение, столь характерное для последних часов, начало медленно, с трудом, спадать, сменяясь просто животной, всепоглощающей усталостью. Они были в своём углу. Их не трогали. На три дня. Этот факт, как тёплый компресс, начинал постепенно доходить до самого дна их израненного сознания.

Через час они уже все вместе, расположились в гостиной – кто развалился на диване, кто устроился на подушках прямо на полу – и механически, почти не глядя, поглощали разогретые Тайраной безвкусные, но хотя бы горячие брикеты с так называемой «тушёнкой повышенной калорийности». Ели жадно, не обращая внимания на консистенцию и странный химический привкус, запивая всё водой или тем самым крепким, обжигающим самогоном Ксерры.

– Значит, «Грифоны» на Эридане тоже влипли, – вдруг, нарушая тишину, произнесла Иксора, бесцельно ковыряя вилкой в своей почти пустой тарелке. – Интересно, с чем они столкнулись? Может, оно… эта штука… везде такое? По всей Дальней Окраине? Как плесень.

– Меньше знаешь – крепче спишь, а я, на секундочку, очень хочу поспать, – мрачно прокомментировала Ксерра, с силой отодвигая от себя пустую тарелку. – А не гадать, какие ещё твари смотрят на нас множественными глазами из каждой тёмной щели. Хватит с меня одного такого зоопарка.

– Адмирал, кажется, так не думает, – тихо, задумчиво, словно сама себе, сказала Каэстра. Она уже вернулась из душа, её огненно-рыжие волосы были влажными и распущенными, тяжёлыми прядями спадая на плечи, что делало её моложе, уязвимее и как-то по-домашнему беззащитнее. – Он задавал вопросы не просто так. Слишком конкретные. Про частоты, про структуру белков. Он что-то знает. Или очень сильно подозревает. Мы привезли ему не просто отчёт о пропаже. Мы привезли ему головоломку, кусок которой у него уже был.

Лиран, в своём кресле чуть поодаль от общего круга, молчала, но её взгляд был тяжёлым, остекленевшим, устремлённым в одну точку на потертом ковре. Она тоже это поняла. Их отстранили не только для отдыха. За ними будут наблюдать. Пристально. И ждать. Ждать, не проявятся ли у них… последствия. Не зашевелятся ли под кожей те самые «узоры», не заблестят ли в темноте их собственные глаза чужим, лиловым светом.

Ривена, закончив есть, с тихим вздохом встала и прошла к своей походной сумке с медикаментами, стоявшей у двери.

– Ладно, девочки, развлекайтесь дальше своими веселыми мыслями. А я пойду исполнять приказ нашего дорогого адмирала. Ксерра, твой черёд, красавица. Пошли померим давление, возьмём кровь. И не ной, а то вколю что-нибудь противное, от чего будет подёргиваться глаз. Как у того верзилы из «Молота».

Ксерра только тяжело, с преувеличенным страданием закатила глаза, но покорно, пошатываясь, поднялась и поплелась за ней в сторону импровизированного медпункта, бормоча что-то неразборчивое про «садистов в белых халатах» и «добровольную сдачу в рабство».

Оставшиеся погрузились в гнетущую, но уже не такую взрывоопасную тишину. Иксора, свела глаза и, кажется, начала дремать на диване, её дыхание стало глубже. Тайрана с привычной методичностью собрала и помыла посуду, вытирая каждую тарелку до скрипа. Каэстра снова уставилась в «окно», но теперь её взгляд стал аналитический, она видела не звёзды, а данные, схемы, пытаясь сложить пазл. Лиран закрыла глаза, но её лицо не было расслабленным; каждый мускул был по-прежнему напряжён, будто ожидая новой атаки.

Три дня. Семьдесят два часа. Казалось, это целая вечность. Но все они, даже почти уснувшая Иксора, смутно чувствовали, что это лишь короткая, хрупкая передышка. И что самые страшные, самые изматывающие битвы им ещё предстоят. Не с чужими тварями в лиловой мгле, а с собственными воспоминаниями, с собственным страхом. И с теми, кто ждал от них в кабинетах «Оликона» ответов, которых у них не было. Ответов, которые, возможно, не существовало вовсе.

В общей гостиной модуля «Валькирий» тишина была густой, тягучей, насыщенной немым усталым выдохом шестерых женщин, но уже не столь звенящей и взрывоопасной, как час назад. Её нарушало теперь лишь тяжёлое, ровное, чуть храпящее дыхание Иксоры, погрузившейся в глубокий, беспокойный, но всё же милосердный сон, и тихое, уютное потрескивание голографического камина, имитирующего горение настоящих дров.

Каэстра, всё так же стоявшая у огромного фальшивого иллюминатора, оторвала взгляд от гипнотизирующего симулятора медленно проплывающей кроваво-красной туманности и медленно, будто скрипя всеми суставами, обернулась, опершись спиной о прохладное стекло. Её глаза, обычно ясные, острые и всевидящие, как у хищной кошки, сейчас были затуманены непроглядной усталостью и тяжёлыми, гнетущими размышлениями, уводящими вглубь себя. Она, на автоматизме, прошла к дивану, подняла сброшенное кем-то мягкое, потертое вязаное одеяло – подарок кого-то из «Гарпий» – и накинула его на спящую Иксору, поправив край у подбородка с неожиданной, несвойственной ей нежностью.

За дверью импровизированного медпункта, отгороженного от основного зала лишь легкой складной ширмой с абстрактным узором, слышались приглушённые, деловитые голоса.

– Да не дёргайся ты, как на иголках, – это был усталый, но профессионально твёрдый голос Ривены. Слышалось легкое звяканье металлических инструментов. – Игла стерильная, одноразовая, атравматичная. Поверь, это в миллион раз лучше, чем то, что могло бы быть там, на поверхности.

– Да отстань ты, садистка в белом халате, – проворчала Ксерра, но в её ворчании уже не было прежней язвительной злобы, лишь привычная, почти ритуальная, уставшая брань. – Ты мне, кажется, уже всю кровь выпила. Я сейчас как перегарная зюзьга буду, прозрачная.

– Помолчи лучше. Рукав закатай повыше. И расскажи-ка лучше, как там эти увальни из «Молота» с твоим драгоценным прицелом? Не разнесли всё к чёртовой матери своим топорным подходом?

– Тайрана присматривает, как ястреб, – последовал ответ, и послышался отчётливый звук вскрытия одноразовой упаковки и ватного тампона, смоченного антисептиком. – Говорит, ходят вокруг него на цыпочках, как вокруг спящего дракона. Думают, мы все тут психованные и нестабильные после… ну, после всего этого лилового дурдома.

Ривена коротко, беззлобно фыркнула:

– А они, надо признать, не так уж и далеки от истины. Всё, свободна, стрекоза. Да не забудь те таблетки, что я тебе в фольге положила. Маленькие белые – от головной боли, большие синие – чтобы вырубиться и забыться. Смотри не перепутай, а то проспишь все наши три дня карантина разом, и тебе потом инквизиция от Вектора будет обеспечена.

– Мечта, а не угроза, – пробормотала Ксерра, и её нечёткие, слегка шаркающие шаги зазвучали, удаляясь в сторону кухонного блока, вероятно, в поисках чего-то съедобного, чтобы заглушить вкус лекарств и горечь во рту.

Тайрана, закончив с безупречной уборкой, не присоединилась к общему томлению. Она присела за небольшой, но мощный терминал в углу комнаты, встроенный в стену, и запустила углублённую программу послеполётной диагностики систем своего скафандра. На экране поплыли ровные столбцы телеметрических данных, изломанные графики пиковых нагрузок, цифровые отчёты о целостности соединений и композитных плит. Монотонная, привычная, почти механическая работа успокаивала её взвинченные нервы лучше любого виски или пустых разговоров. Её короткие, сильные пальцы уверенно бегали по сенсорной клавиатуре, внося пометки, поправки, помечая узлы, требующие полной замены, а не просто ремонта.

Лиран так и не открыла глаза, откинув голову на спинку кресла, но напряжение в её плечах и в гладких, идеально прямых мышцах спины постепенно начало спадать, сменяясь глухой, всепроникающей усталостью. Она слышала каждый звук в комнате, каждый шорох: ровное, глубокое дыхание Иксоры, тихий, отстукивающий ритм клавиш под пальцами Тайраны, недовольное, но уже спокойное ворчание Ксерры на кухне, спокойные, уверенные шаги Ривены, готовящей следующий укол или витаминный коктейль. Эти звуки, эти простые, бытовые, живые признаки жизни – пусть и измождённой, потрёпанной до самого. Они держали её здесь и сейчас, в этом безопасном, хоть и насквозь фальшивом кубе, не давая сознанию ускользнуть обратно, в тот лиловый, беззвёздный кошмар, где из тьмы на них смотрели чужие, множественные глаза.

Внезапно из почти незаметного потолочного динамика раздался негромкий, механически-бесстрастный женский голос корабельной системы оповещения:

– Внимание экипажу. С 20:00 по судовому времени в ангаре «Дельта-7» силами технического персонала отряда «Молот» запланированы нагрузочные испытания силовой рамы грузового шаттла «Гном». Возможны шумы низкой частоты и локальные вибрации корпуса. Приносим извинения за доставленные неудобства.

Ксерра тут же высунулась из-за угла кухонного блока, с набитым чем-то ртом:

– О, просто отлично! Только этого не хватало для полного счастья. Чтобы эти усатые барабанщики ещё и тут под нашей дверью свой молотобойный концерт устроили. Может, сходим, посмотрим, как они себе пальцы молотком забивают? Глядишь, и развлечёт нас это.

– Сиди уже тут, не рыпайся, – немедленно раздался голос Ривены из-за ширмы, где она, видимо, стерилизованные инструменты. – Приказано не высовываться и ни с кем не контачить. Карантин, забыла? Или ты хочешь, чтобы к нам тут ещё и патруль с дубинками приставили?

– Да какой ещё карантин, мы же… – начала Ксерра, но резко замолчала, встретившись взглядом с Лиран.

Та открыла глаза. Они были запавшими, с синевой под ними, уставшими до глубины души, но в них снова, как щелчок выключателя, появилась привычная, стальная, командирская твёрдость.

– Ривена права, – сказала она тихо, но так, что её было слышно даже над шипением фальш-камина. – Никаких контактов. Никаких выходов без крайней необходимости. Мы здесь, и мы остаёмся здесь. – Она перевела свой тяжёлый, оценивающий взгляд на Каэстру. – Каэстра, возьми у Тайраны все данные по нагрузкам на корпус «Стикса» при входе в атмосферу и при том… манёвре. Начни готовить черновик технической части отчёта. Пока всё ещё свежо в памяти и не обросло домыслами.

Каэстра, без лишних слов, кивнула и направилась к терминалу, где сидела, погружённая в данные, Тайрана. Та, не отрываясь от экрана, лишь движением глаза указала на соседний стул, где уже лежал её персональный планшет с выведенными на экран графиками.

– Данные тут. Уже частично систематизировагны и очищены от мусора. Жёлтым помечены критические точки, которые требуют твоего, особого взгляда. Думаю, Гарнак со своими обезьянами это благополучно проигнорирует, как всегда, уповая на «авось» и грубую силу.

В углу дивана Иксора во сне что-то бессвязно пробормотала, повернулась на другой бок, уткнувшись лицом в спинку, и снова затихла, укутанная в одеяло, как в кокон.

Постепенно, почти незаметно, комната начала оживать, наполняясь новым, странным, но жизненно необходимым ритмом. Не было прежних громких шуток, похабного смеха или лёгкости, но появилось подобие рутины, рабочей суеты. Тихий, деловой гул работы, приглушённые, короткие разговоры о данных, о ремонте, о том, что можно было починить, улучшить, модифицировать к следующему вылету.

За дверью их модуля, как и предупреждало оповещение, действительно послышался отдалённый, низкочастотный, утробный гул и лёгкая, почти тактильная вибрация, идущая по всему корпусу линкора – «Молот» приступил к своим нагрузочным испытаниям. Но теперь этот звук успокаивающий, монотонный. Он напоминал, что огромная, сложная жизнь на «Оликоне», со всеми её неудобствами, глупостями, рутиной и грубоватым юмором, идёт своим чередом. И что они, «Валькирии», пусть и временно отстранённые, пусть и с клеймом «карантина» и немым вопросом в глазах командования, всё ещё были её частью.

Лиран снова закрыла глаза, откинувшись в кресле, но на этот раз её лицо начало по-настоящему расслабляться, черты лица смягчились. Она слушала. Слушала тихий, настойчивый стук сенсорных клавиш под пальцами Тайраны, ровное, глухое дыхание спящей Иксоры, ворчание Ксерры над таблетками и кружкой чая, деловой, короткий шёпот Каэстры, что-то уточняющей у Тайраны у терминала.

Их покой был внезапно, грубо нарушен. В бронированную дверь, отделявшую их от остального линкора, постучали. Стук был не резким и требовательным, как у патруля, и не торопливым, как у посыльного, а скорее вежливым, но уверенным, тяжёлым, словно стучали костяшками пальцев, обёрнутых в грубую кожу перчаток. Звук был чужим, инородным, и он заставил всех разом замереть, как по команде. Пальцы Тайраны застыли над сенсорной клавиатурой, Каэстра оторвала острый, мгновенно сфокусировавшийся взгляд от планшета с телеметрией, а Ксерра, дожевывая свой бутерброд с синтетической ветчиной, недовольно хмыкнула, отставив кружку с чаем.

На пороге, слегка склонив свою мощную шею, чтобы не задеть косяк, стоял тот самый Гарнак, старший техник-инженер отряда «Молот». Его гигантская фигура в засаленном, пропахшем смазочным маслом и потом комбинезоне почти полностью заполняла проём, отбрасывая широкую тень на порог. За его широкой спиной виднелось ещё пару любопытных, усатых лиц из его команды, старающихся заглянуть внутрь.

– Прошу прощения за вторжение, командир, – его низкий, басовитый голос, обычно гремевший матерными командами, теперь прозвучал на удивление почтительно, даже с оттенком неловкого уважения. Он кивнул Лиран, которая медленно, с холодным, настороженным достоинством поднялась из своего кресла. – Не помешаю? По предварительным данным, с «половинкой» вашего «Стикса» всё более-менее ясно. Поставим заплатки, подтянем, залатаем. А вот с этим… – он протянул вперёд свою огромную, исцарапанную, но на удивление аккуратную ладонь. На ней, как драгоценность на бархате, лежал знакомый Ксерре длинный, сложный оптический прицел её снайперской винтовки. – Хочу лично передать. Чтобы не было потом претензий и кривотолков, что мы там что-то ковырнули или свинтили. Чистый, откалиброванный по базе, даже протёрли спиртом. Берегите оружие, девочки. Оно вас бережёт.

Ксерра, не скрывая искреннего удивления, подошла и взяла прицел. Она внимательно, с профессиональной придирчивостью осмотрела его со всех сторон, покрутила в руках, посмотрела на свет, проверяя линзы.