Первый подвиг Змея Добрыныча

– Та-ак, – осмотрел окрестности всезнающий Егорка. – И где твоё лохнесское чудовище?

– Не знаю, – едва слышно выдохнула Фрося. Ну вот, теперь Егорка ей верить перестанет. Решит, что она врушка и сочинила историю про синюю морду в озере. Ну и пусть, шмыгнула носом Фрося, ну и ладно.

– Да не реви ты! – успокаивал её Егорка. – Ты чего ревёшь? Найдётся твоё чудище.

– Найдётся? – переспросила Фрося.

– Куда ему деться? Отыщется.

   Егорка почесал лоб и сделал вывод: – Одно я тебе уже сейчас точно могу сказать. Это неглупый динозавр. Сообразил же он спрятаться, когда люди купаться пришли. Так что он очень умный.

– Или очень напуганный, – чуть слышно добавила Фрося. Но Егорка услышал и согласился: – Одно другому не мешает. Он может быть и умным, и испуганным. А скоро станет ещё и очень голодным.

– Почему?

– Да потому что ему здесь есть нечего. Одним фитопланктоном сыт не будешь.

– И что же теперь делать? – испугалась Фрося. Она представила, как рядом с пляжем высовывается из воды знакомая синяя морда, хватает купающихся детей и утаскивает на дно. – Он нас всех съест?

– Ого! – присвистнул Егорка. – Ты прям как в кино про парк юрского* рассказываешь.

– А что делать-то теперь? – побелевшими губами спросила Фрося. – Надо директору лагеря сказать, чтобы всех отсюда увезли. Эвакуировали, – вспомнила Фрося мужское военное слово. И добавила, совсем уж некстати, – это я во всём виновата!

– Да ты-то здесь при чём? – поразился Егорка. – И не надо никого эвакуировать. Это же эласмозавр*.

– Кто?!

– Судя по твоему описанию, типичный эласмозавр. Он рыбу любит. А где ж её взять?

   Егорка смотрел на озеро. Озеро на Егорку не смотрело. И на Фросю не смотрело. Оно вообще ни на кого не смотрело. Лежало себе, загорало под жарким летним солнышком, и водная гладь сияла как зеленоватая фольга. Ни ряби на воде, ни волн, ни динозавра. Озёра – они такие. Умеют хранить свои тайны. Пойди догадайся, что у них там внутри. Эласмозавр или показалось.

– А ты, – осторожно начала Фрося, – не думаешь, что мне померещилось? Может, там и нет никого?

– А я, – в тон ей ответил Егорка, – думаю, что ничего тебе не померещилось. Каждый может динозавра встретить. Что в этом такого невозможного? Если есть ты и есть динозавр, вы, конечно, когда-нибудь встретитесь.

– С динозавром? – уточнила Фрося.

– Да хоть с динозавром, хоть с драконом, – уверенно сказал Егорка. – А ещё я думаю, где рыбы раздобыть. В этом озере рыбы нет. Где тут поблизости рыба водится?

   Они переглянулись, и пошли в столовую.

Глава 5

Инесса Валентиновна с удивлением разглядывала Егорку. Что это с ним? Рыбу полюбил. Добавку просит. Да ладно бы добавку, а то третью тарелку подряд. А в предыдущие дни рыбу совсем есть не желал, нос от неё воротил. Надо же, как меняются дети, не по дням, а по часам. «Растёт!» – подумала Инесса Валентиновна и погладила Егорку по голове. А вслух сказала: – Кушай, Егорушка, кушай. Еды не жалко, но ты поосторожнее, чтобы животик не заболел.

– Не заболит, – пообещал Егорка. – Я же не для себя.

   Инесса Валентиновна недоумевающе посмотрела. Фрося толкнула его под столом, и Егорка спохватился.

– Мне надо организм накормить. Рыба для ума очень полезна. Вот ум и попросил меня рыбы поесть.

– И кости, – подсказала Фрося.

– И кости, – подтвердил Егорка. – Накорми, говорит, меня рыбой с костями. Организм, то есть.

– Для костей полезно, для скелета, – суфлировала* Фрося.

   Инесса Валентиновна если и смеялась про себя, виду не показала, только сочувственно спросила: – Сильно просит? Организм-то?

– Сильно, – признался Егорка. – Организм сильно просит рыбы.

   А про себя подумал: «Ещё бы не просить, это же организм эласмозавра».

   В том, что динозавр на самом деле существует, Егорка ни секунды не сомневался. Удивительно, конечно, как этого динозавра раньше никто не замечал. Вот это действительно странно. И что он ел? И с кем он жил, один он или… их много? А если тут целая динозавровая семья или даже стадо, то как они все помещаются в это озеро? Это ж всё-таки не Байкал, тут крупному зверю и одному-то трудно незаметным быть. Вопросов много, но все эти вопросы научно-теоретические. Исследовательские, как Егорка их называет. А на первом месте сейчас вопрос жизненно-практический: как этого динозавра накормить и что с ним дальше делать?

Папе с мамой и бабушке-профессору звонить, учёных созывать, на весь мир тайну Горького озера раскрывать? Динозавра, наверное, из озера выловят и в огромный аквариум отвезут. Изучать будут. И с точки зрения учёных это, конечно, правильно. А с точки зрения динозавра – не очень. Ведь если бы динозавр хотел всю жизнь сидеть в большой ванне с водой, чтобы с него днём и ночью глаз не спускали, каждое его движение наблюдали, он бы сам пришёл к учёным и попросил: «Изучите меня, пожалуйста». Но он ведь ни к каким учёным не идёт, а плавает себе в озере и от людей прячется. И получается, что если Егорка учёным скажет, то свободную жизнь динозавра нарушит. А если не скажет – тоже нехорошо. Егорка тогда себя будет предателем чувствовать: родители его вырастили, всему научили, все свои научные знания с ним разделили, все радости и огорчения вместе прожили, а потом Егорка нашёл динозавра и им не сказал, скрыл. Скрыл не потому, что пожадничал, а чтобы защитить, но всё равно получается, что Егорка от мамы с папой и бабушки самое удивительное событие утаил. А ведь они его никогда не подводили и не обманывали, и тайн его никому не выдавали.

«А это вообще даже не моя тайна, а Фросина!» – совсем запутался Егорка. У него после еды всегда мысли путались и хотелось вздремнуть. А сейчас съел аж три обеда сразу. Не все, конечно. Рыбу они с Фросей в пакетик под столом складывали. А вот пюрешку с подливкой пришлось всю съедать. А как? Ведь если полностью порцию не съешь, добавку не дадут. А так видят, что тарелка пустая блестит, и вторую порцию дают. И третью. Егорка и не против пюре, оно в лагере такое, что пальчики оближешь. Вот только в сон тянет после тройного обеда и мысли делаются ленивые. Объевшиеся мысли легли поспать. И не думается никак. А надо ведь придумать какой-то выход. Решение надо найти. А как его искать, решение-то, если ты облопался и осоловел? И Егорка поступил как любой в этой ситуации. Он уснул. Прямо в столовой. Засыпая, он успел подумать: «Я не сплю. Это научный способ, я как Менделеев и Грибоедов…» А что там Менделеев и Грибоедов – додумать не успел.

   Фрося на Егорку посмотрела, вздохнула, принесла с раздатки* стопку полотенец, под голову ему положила вместо подушки, твёрдо же на столе спать. Пакет с рыбой забрала, и пошла. На озеро.

   А на озере после обеда никого. Все по домикам разошлись, на тихий час улеглись. В лагере так положено. «Влетит мне!» – подумала Фрося, и села ждать. Ещё вчера она бы ни за что этого не сделала, потому что Инессу Валентиновну очень любит и не хочет подвести вожатую Машу. Они же переживать будут, расстроятся: «Где Фрося, куда пропала?». А сегодня у Фроси динозавр в озере. Голодный, наверное. Фрося принесла ему еду и сидит, ждёт, когда он вынырнет. Инесса Валентиновна волнуется о Фросе, Фрося волнуется о динозавре, а о чём волнуется динозавр – неизвестно.

Да и был ли этот динозавр – непонятно. Сейчас Фрося уже не была в этом уверена. Может, ей и правда показалось, как в Сибири говорят – помаячило.

Ждёт Фрося, ждёт, а динозавра нет. Тихий час давно идёт, вожатая Маша, наверное, уже весь лагерь на уши поставила, а Фрося уйти не может. Как уйдёшь, если у тебя динозавр некормленый? И почему он не выглядывает? А, может, он спит? Может, у динозавров тоже тихий час? Но тогда должен быть и обед, и полдник, и воспитатели. А если в озере целый динозавровый мир, то почему вода не колышется, будто и нет там никого? Или они все уснули? Может, они летом впадают в спячку? Медведи зимой, а динозавры летом.

– Ждёшь? – спросили сзади, и Фрося подпрыгнула от испуга. Она не заметила, как Маша к ней подошла. Вожатая выглядела спокойной, не было похоже, что она перевернула лагерь в поисках Фроси.

– А как ты меня нашла? – удивилась Фрося.

– Догадалась. Где ты ещё можешь быть, если у тебя тут динозавр?

– Динозавр? – ахнула Фрося. – Отуда ты знаешь?

– Ты ж сама спрашивала утром. Что я, мелкой не была? Понятно, что ты пошла динозавра кормить. Я ваш фокус с обедом сразу раскусила. Стал бы Егорка просто так добавками давиться.

   Маша посмотрела на пакет с рыбой и невозмутимо спросила: – Не приплывал ещё?

– Нет, – горестно покачала головой Фрося.

– И не приплывёт, – авторитетно заключила Маша.

– Много ты понимаешь, – сквозь зубы пробурчала Фрося.

– Я знаю, Фрось. Я точно знаю. Не приплывёт.

   Фрося молчала, наклонив голову, плечи её мелко подрагивали, а на песок падали капли.

– Сама подумай – если в этом озере живёт динозавр, то почему его никто не видел? – спросила Маша. – Почему?

   Фрося молчала.

– Да потому, что он по ночам плавает, а днём спит! – закончила свою мысль вожатая. – Он сейчас спит и видит свои динозавровые сны. А ты здесь под зонтиком тоскуешь, а тоже должна спать.

– Маш, а как же тогда его накормить? – в Фросиных глазах плескалось такое огромное, больше озера, отчаяние, что Маша чуть было не поверила, что динозавры и правда существуют, и один из этих и правда существующих динозавров страдает от голода где-то неподалёку. Фрося моргнула, и Маша опомнилась: тьфу ты, чуть не забыла, что она взрослый человек, вожатая, и её работа – привести Фросю в отрядный домик и уложить спать.

– Фрось, давай так – мы с тобой никому про динозавра рассказывать не будем, а то прибежит куча народу поглазеть, будут тут толпиться, шум, гам, тарарам, динозавр тогда ни за что не покажется. Мы с тобой после ужина будем вдвоём сюда приходить и приносить ему еду. Ты где его видела?

– Там, – махнула рукой Фрося.

– Вот! – обрадовалась Маша. – Мы будем ему что-нибудь вкусненькое приносить и туда бросать. А потом мы уйдём, а он поест.

– А почему потом? – возмутилась Фрося. Ей так сильно хотелось снова увидеть ярко-синюю мордочку, а получается, что днём динозавра не посмотреть, и вечером тоже? Прийти, бросить еду и уйти? Несправедливо. Или Маша ей вовсе не верит? Маленькой её считает? Обмануть хочет? Придём, еду бросим и уйдём, пусть глупенькая Фрося думает, что динозавр поел, когда никто не видел.

– Как же ты не понимаешь, – устало вздохнула Маша. – Он же стесняется.

– Стесняется? – поразилась Фрося.

– Потому и прячется. Фрось, давай уже бросим ему твою рыбу и пойдём.

– А может, вечером? Он же всё равно сейчас спит. А вечером мы с тобой придём, – хитренько попросила Фрося.

– И где мы будем твою рыбу хранить? У нас же холодильника нет. Бросай, Фрось. И пойдём. А я ему вечером мою котлету отдам.

– И мою, – добавила Фрося. – И Егоркину.

   Она размахнулась и закинула в озеро кусок жареной рыбы. Потом второй, третий.

– А вот это вряд ли, – усомнилась Маша.

– Что вряд ли? – не поняла Фрося.

– Егоркину вряд ли отдашь.

– Да ты что! – возмутилась Фрося. – Да он совсем не жадный. Ты что думаешь, он котлету голодному как-то-там-завру не даст?

   Фрося аж задохнулась от обиды. Такое про Егорку подумать!

– Ты чего так раскипятилась? – удивилась Маша. – Я знаю, что Егорка не жадный. Но котлетой своей он поделиться всё равно не сможет.

– Почему?

– Потому что он в Пилюлькино. Его туда на носилках прямо из столовой унесли.

– Маш, так что ж ты сразу не сказала? – испугалась Фрося. – Бежим скорей!

– Бежим, – согласилась Маша. – Только не в Пилюлькино, а в отряд. Тебя до полдника к Егорке всё равно не пустят.

Глава 6

А с Егоркой происходило вот что. Он заснул, и увидел во сне подсказку. Как Менделеев с Грибоедовым. Или Данте*, Шлиман*, Нильс Бор* или тот дядечка, который армянский алфавит придумал*. Все вопросы, вертевшиеся в голове, когда он засыпал, вдруг дружно выстроились за руку с ответами, и маршировали перед ним. И когда Егорка проснулся, он уже точно знал, что нужно делать.

Но сделать этого он не мог. Потому что проснулся Егорка не сам, его разбудили вожатые, которые его на носилки укладывали и несли в Пилюлькино. Он даже и не понял сначала, что происходит, куда его несут, зачем? В какое такое Пилюлькино? Да никакой он вовсе не больной, где это видано, чтобы здорового человека в медпункт тащить? Учения у них, что ли, по первой помощи пострадавшим? Так вроде вчера были. А сегодня цветочный день, сегодня все отряды придумывают себе цветок-символ и песню про него сочиняют. Одни «Сентябринки» ничего не придумывают, потому что сентябринки – это и есть цветы такие осенние, Инесса Валентиновна их очень любит. «Сентябринкам» хорошо, они выйдут на сцену, сами про себя споют, и ничего придумывать не надо. А остальные мучаются, цветы выбирают, слова подбирают. И вовсе никаких медицинских мероприятий сегодня на линейке не обещали. Так зачем же его в Пилюлькино несут? И вообще зачем его несут, он что, ходить не может? От такой страшной мысли Егорка аж подпрыгнул и на носилках сел. Вожатые ему: «Лежи!», а он себя за ноги схватил и проверяет – целы, нет? Вроде ничего не болит. Егорка успокоился.

   А вожатые его в медпункт принесли и доктору, которую Егорка утром Медуницей назвал, вместе с носилками сдали. Вот, мол, больной, потерял сознание в столовой. Проверьте, доктор, возможна травма. Эти дети вечно бегают сломя голову, падают, играют и сами не замечают, если что сломают. А по дороге-то, по дороге больной за ноги хватался, не иначе – болят.

И с чувством выполненного долга вожатые удалились.

А Егорка остался.

И принялась доктор его проверять – приборами измерять, молоточком стучать, руки-ноги сгибать, а потом и вовсе попросила ей язык показывать. «И кого здесь лечить надо?» – подумал Егорка, но язык показал. Смотрите на здоровье. А когда врач ему горло смотрела, Егорка прочитал у неё на кармашке фамилию Медуницына, и расхохотался. Доктор испугалась, стала пульс ему щупать, в глаза заглядывать, а Егорка хохочет: «Доктор Медуницына! Ой, мамочки!». Форменная истерика. Взрослые ведь точно знают, что если человек хохочет без причины – это истерика.

А дети знают, что причина всегда есть, только иногда трудно её взрослым объяснить – не поймут, обидятся, сердиться будут. И когда дети это понимают, они на все вопросы отвечают: «Просто так». Просто так – значит, нет никакой причины. Просто так смеётся. Просто так заплакал. Просто так. А взрослые умные-то умные, а в такую глупость верят – как будто что-то в жизни может без причины происходить. Ничего никогда без причины не бывает! Каждый ребёнок знает: всё происходит Почему-то или Потомучто, а вовсе не просто так! И Егорка тоже это знал.

Знал-то знал, но объяснить никак не мог. Ну как скажешь доктору Медуницыной, что ты смеёшься, потому что она Медуницына? Была бы она ребёнком – вместе бы посмеялись. А взрослая – нет. Обидеться может. Вот и выдавил Егорка дежурную отговорку: «Просто так». А раз просто так хохочет, валяется, за живот хватается – значит, надо срочно лекарство дать. Чтобы успокоился.

И доктор Медуницына ласково сказала: «Сейчас я тебя лечить буду».

– Компотом? – обрадовался Егорка.

   Доктор что-то дописала в его карточку и странно улыбнулась: – Компотом, компотом.

   Она куда-то вышла и вернулась со стаканом компота, а в другой руке у неё была маленькая жёлтая таблеточка, которую она ловко засунула Егорке в рот: – На-ка, запей.

   Егорка проглотил таблетку, допил компот и тут же на кушетке в приёмном покое заснул. Но сны больше не снились и ответы не приходили. Мальчик мерно спокойно дышал, а доктор Медуницына пролистывала медицинские справочники один за другим, пытаясь найти болезнь, которая подходит ко всем Егоркиным симптомам. Лично она такой болезни не знала. Или знала, но вспомнить не могла. А, может, и нет никакой болезни? Нет, так не бывает. Здоровые люди за обеденным столом не засыпают, здоровых на носилках не приносят и без повода они не ухахатываются.

Доктор Медуницына была ещё очень молодым доктором, она работала врачом первое лето и многого о болезнях не знала. Но признаться в этом никак не могла. Ведь тогда какой она доктор, если болезни не знает, лечить не умеет? Доктор судорожно листала справочники, а Егорка спал.

Проснулся он вялым, заторможенным и долго не мог понять, где находится. А когда понял, собрался бежать в отряд, Фрося там заждалась его, наверное. Но доктор Медуницына его не пустила. Надо ещё понаблюдать.

А чего тут наблюдать? Человек объелся, потом посмеялся. Это не болезнь. И наблюдать тут нечего. Егорка пытался объяснить это доктору Медуницыной, но она с ним не соглашалась. А когда он спорить устал и замолчал, то вдруг понял, что ей тут просто скучно одной сидеть. Что же ты за доктор, скажите, пожалуйста, если тебе лечить некого? Сидишь целыми днями одна, учебники по медицине перечитываешь. Даже поговорить не с кем. И когда Егорка это понял, так ему жаль сделалось эту Медуницыну, что вот прямо хоть шарфом обматывайся и горчичники ставь. Но с другой стороны, а кто же тогда динозавру поможет и, главное, Фросе?

   После полдника Фрося пришла Егорку навестить и он с ней своими опасениями поделился – что доктор Медуницына его теперь до конца смены не отпустит, так и будет на нём учиться лечить, и учить лечиться. Фрося нахмурилась, а потом лицо её просияло: «Сидоров! Я его в 8 отряде видела!». И не успел Егорка попросить, чтобы она принесла из отряда его телефон, выбежала на улицу.

   Через несколько минут доктор Медуницына вышла, и в окошко медпункта засунулась вихрастая голова.

– Тебе, что ль, помочь надо? – спросил Сидоров и видно было, что его распирает от гордости. Он только и слышал всю жизнь: Сидоров такой, Сидоров сякой, Сидоров горе луковое, «Сидоров, ты что опять натворил?». А тут, видали – Сидоров, помоги! Не могут, значит, без Сидорова обойтись. Вот так-то!

– Мне, – кивнул Егорка.

– Постой, а это не ты ли тогда за меня в больнице получил? Когда Тамара тебе мой укол засандалила?

– Я, – подтвердил Егорка.

– Так это, брат, другое дело, – почему-то обрадовался Сидоров. – Это ж теперь дело чести.

   Егорка поразился, что у Сидорова есть свой кодекс чести, но промолчал, чтобы не обидеть.

– Так тебе, значит, надо, чтобы тебя отсюда выпихнули на свободу?

– Надо, – подтвердил Егорка.

   Вмешательство Сидорова ничего хорошего не сулило. Как тогда сказала про Сидорова Фросина крёстная мама Маруся? «Стихийное бедствие ходячее»? Или это Фросина бабушка сказала? И как этот человек-бедствие будет Егорку спасать? Медпункт подожжёт или доктора Медуницыну похитит? Ох, не стоило с Сидоровым связываться! Но показавшаяся в окошке Фрося показала ему ладонь, не волнуйся, мол, всё в порядке.

– Погоди, – сказал Сидоров. – Подумать надо.

   И снова исчез за окном.

   «Подумать?! А Маруся говорила, что Сидоров не думает, что делает, вот поэтому ему и не везёт». К счастью, Егорка этого не сказал, а Сидоров этого не услышал. Потому что Сидоров считал себя великим непревзойдённым стратегом*. И Марусина характеристика его бы очень возмутила.

   Великий стратег Сидоров долго думать не стал. Он отправил Фросю отвлечь доктора Медуницыну, а сам залез в окно медпункта и заявил Егорке: – Давай быстрее, переодевайся!

– Во что? – изумился Егорка. Никакой сумки с вещами в руках у Сидорова не было.

– Как во что? – удивился Сидоров. – Ты в моё, а я в твоё.

   И стал стаскивать не очень чистые джинсы и футболку.

– Чего стоишь, переодевайся, – поторапливал Сидоров.

– Зачем? – растерялся Егорка.

– Ох, да что ж ты такой медленный-то? Что тут непонятного? Переодевайся, поменяемся: ты станешь мной, а я – тобой.

– Заметят же, – неуверенно сказал Егорка.

– Кто заметит? Взрослые? Не смеши! – усмехнулся Сидоров. – Чужие взрослые в жизни не заметят. Кроссовки, кроссовки давай.

– Держи, – протянул Егорка и натянул Сидоровские кеды. – Слушай, они мне немного большеваты.

– Это ерунда, – отмахнулся Сидоров. – Большие не маленькие, ходить можно. И даже бегать, – со знанием дела добавил он. – А мне вот твои, – он грустно посмотрел на свои ноги, – жмут. Ну, ничего, мне всё равно в них лежать.

– А может, не надо? – засомневался Егорка. – Заметят, накажут. И кроссовки тебе давят, больно, наверное.

– Ты чё? – уставился на него Сидоров. – Обалдел? Да это самый простой способ, на сто раз проверенный. Если твои родители навещать не нагрянут, никто и не заметит*.

«А твои?» – хотел спросить Егорка, но не успел. Голоса доктора Медуницыной и Фроси приближались, они явно подходили к крыльцу.

– Прыгай! – скомандовал Сидоров, подталкивая Егорку к окну.

   И Егорка прыгнул. А чего там прыгать-то, невысоко, меньше Егоркиного роста.

– Главное запомни: ты живёшь в 8 отряде, четвёртая палата. Четвёртая, – повторил он. – Кровать у окна, увидишь, не заправлена. И крошки от печенья из постели вытряхни. Да, и самое главное, не забудь: ты теперь Сидоров.

– А имя-то у тебя есть? – спросил Егорка, пригнувшись в клумбе. Доктор Медуницына уже поднималась по крыльцу.

– Имя? – переспросил Сидоров и наморщил лоб. – Имя есть. Но его никто не помнит, все меня по фамилии зовут.

– Я не все, – пообещал Егорка. – Зовут-то тебя как?

– Толик, – пожал плечами Сидоров.

– Математик или геолог*? – пошутил Егорка.

– Чё? – не понял Сидоров.

   Но ответить Егорка не успел. Доктор Медуницына вошла в медпункт и Егорка услышал её голос: – Егор, а ты почему встал? Ну-ка ложись. Ложись, ложись, ложись. Сейчас температурку мерить будем.

   Сидоров был прав. Врач ничего не заметила. Подмена удалась.

Глава 7

Фрося ждала Егорку на дорожке, но когда он вылез из палисадника, она его не сразу узнала, а потом рассмеялась.

– А я и не знала, что вы с Сидоровым так похожи, – поддразнивала она Егорку. – Самый умный мальчик в моей жизни и самый глупый мальчик в моей жизни, оказывается, это два почти одинаковых мальчика.

   И, увидев Егоркино выражение лица, расхохоталась.

– Видела бы тебя доктор Медуницына, – сказал Егорка. – Пошли скорее, чтобы она не услышала, как ты хохочешь. А то нам придётся искать похожую девочку, чтобы тебя из медпункта выкрасть. Но мы её не найдём.

– Почему? – заинтересовалась Фрося.

– Да где же мы найдём такую как ты? – искренне удивился Егорка. – Таких больше нет, я б заметил.

   Он и не знал, что этими словами решил свою судьбу на много лет вперёд. И свою, и Фросину, и судьбу своих будущих детей, и внуков, и правнуков. Бывают такие особенные слова, которые всё-всё в жизни решают, даже то, что решить нельзя. Егорка эти слова произнёс и сам этого не понял, не заметил. А Фрося всё заметила и всё поняла. Девчонки, они такие. Понятливые. Фрося всё заметила и поняла, но не ответила, только покраснела и сделала вид, что ничего не слышала.