Радуга – 2

Шурин же, подымаясь по лестнице наверх, уже бронировал по телефону дорожку в большом боулинг-зале «Калевала». Шурик с женой и ее братом преспокойно оделись и вышли к стоянке такси, чтоб добраться до следующего места своего досуга. В спину им впечатывал свою мощь «Du hast», за сугробом держащийся за горло секьюрити ожесточенно пинал модно патлатого парня. Тот тыкался лицом в «педигрипал» собачьей переработки и не мог ничего сказать. Слова, наверно, кончились.

Этим бы ночь и закончилась, да в «Калевале», где их дожидались настоящие кегли и шары, случилась оказия. Девушка-распорядитель, приняв деньги за заказ, допустить к игре отказалась. «Вы пьяны», – сказала она и отвернулась. «Покажите мне здесь кого-нибудь непьяного», – пожал плечами шурин. – «Сегодня же субботняя ночь». Распорядитель не ответила. «Как же вы определяете степень опьянения в бокал пива?» – снова поинтересовался шурин, умолчав про успевший выветриться коньяк. Девушка отмахнулась. «Дайте нам, пожалуйста, в таком случае, жалобную книгу», – попросил Шурик. «Подойдите к секьюрити, и он вам выдаст», – фыркнула та. Два охранника в триста килограмм совместного веса, конечно же могли нести в своих чревах не только жалобную книгу, но и всех рискнувших ее искать жалобщиков. Шурик, теряя хладнокровие, так хлопнул ладонью по стойке распорядителя, что у стоящего рядом качающегося, как былинка под ветром, «игрока» из руки вылетели все деньги, приготовленные за сеанс. Секьюрити, как по команде подняли руки вверх. Наверно, они подумали, что кто-то начал стрелять и сдались в плен. На выходе таксист зарядил сумму за проезд, достаточную, чтобы уехать в другой город.

Прогуливаясь по морозному и притихшему ночному городу, шурин спросил: «Что они тут – все с ума посходили, что ли?» На что Шурик ответил: «Это заразное заболевание. Эпидемия идиотизма, как сказала одна умная девушка».

Шурик опять с тревогой подумал о жене, но снова сбился. У него не получалось впадать в беспокойство и по жене, и по детям, и по родственникам, и по друзьям. Как будто существовал в мозгу некий шлюз, открывающийся, едва только беспокойные мысли начинали зарождаться. А иначе – никак, иначе бы и он, и многие другие люди рисковали сойти с ума от тревоги за близких. Такой вот установился закон человеческого социума, но об этом пока никто не догадывался

– Прости меня, незнакомая отважная продавщица кафе с улицы Вольной города Львов, – сказал Шурик вслух, склонив голову над телом девушки в прощальном поклоне.

Находиться здесь больше было нельзя. Надо было двигать к офису «Дуги». Но на улицу просто так выходить не хотелось. Здесь – центр города, ментов должно быть, как собак нерезаных. Причем, собак, сорвавшихся со своих цепей. Лают на все вокруг, кусают все, что движется.

Шурик слегка помародерил в пустынном кафе, запихнув в обнаруженный целлофановый пакет столько шоколада и чая «Гринфилд», сколько можно было нести без ущерба для энергичного передвижения. Угрызения совести его нисколько не мучили, былой охранник сюда заявился вовсе не затем, чтобы заказать себе чашечку кофе. Значит, пройдет совсем немного времени – и по городу всколыхнется волна грабежей кафе, ресторанов и магазинчиков. Неплохо бы было и алкоголь захватить, как-никак – самый ходовой товар в смутное время, но не унести, нечего и пытаться.

Шурик взвалил себе на плечо тело охранника, перевернул вывеску на входной двери с «открыто» в наоборот и вышел на улицу. Сразу же, не успел он сделать пару шагов, в свободное от покойника плечо впилась резиновая пуля. Ударила она больно и не была на излете. Шурик охнул и осел на одно колено.

Стоять, мразь. Руки – в гору, карманы вывернуть, – звук голоса из-за припаркованной поперек дороги машины.

Шурик был готов сказать очень большое спасибо, что не стрельнули в него боевыми. Ничего, пройдет совсем немного времени, освоятся ребята и будут палить по всему, что движется на поражение. «Самое важное – это жизнь гражданина. К лохам, терпилам и прочему быдлу это отношение не имеет». Однако как можно держать одновременно руки поднятыми вверх и еще выворачивать при этом одежду? Чем манипулировать с карманами?

Я сотрудник министерства внутренних дел. Коллегу вот ранило, несу на перевязку! – закричал Шурик, стараясь придать голосу уверенность и раздражение.

Откуда?

Спрашивают, значит, пока добивать не будут. Шурик не видел, с кем разговаривает, но предполагал, что это бойцы какого-нибудь СОБРа, или ОМОНа, или какие там у них организации существуют по борьбе с беспорядками?

Из кафе.

Вот дебил! Подразделение какое?

Полковник Степашин. УСБ, Петровка 38.

Шурик нарочно назвался сотрудником управления собственной безопасности, самым ненавистным ментами отделом. Может, хоть удостоверение проверять не будут.

Москва? Чего у нас в Питере?

Не твое дело. Командировка.

Полковник, говоришь? Фамилия знакомая. Не родственник ли того?

А ты сам у него спроси, – отрезал Шурик и поспешно добавил. – Помогите коллегу перевязать.

К нему подошли двое в разгрузках, скрывающих знаки различия, в касках и увешанные оружием. Что это было за оружие – Шурик не знал, да и оружие ли было вообще? Но выглядели парни очень недружелюбно. И главное – человеческого в их глазах было чуть.

О, да он у тебя того! – сказал один, неприятно улыбнувшись. – Жмурик!

И что, бросить его теперь? – поинтересовался Шурик, но тело охранника с плеча не снял, как бы загораживаясь им от ментов.

Иди с ним к Невскому, – сказал другой. – Туда всех стягивают. И быдло, и самих. Разберешься.

Чего, к Исаакию нельзя? – спросил Шурик, подбрасывая на плече тело для удобства.

Понятно, откуда ты, полковник! – переглянулись между собой силовики. – Нельзя. С Невского свяжешься со своей конторой.

Ладно, – согласился Шурик. – Вы там своим передайте, чтоб в меня больше не пуляли.

А ты удостоверением махай! – заржали вояки, и он поспешил двинуться прочь от опасной темы. Что там поняли эти парни, откуда он – пес его знает.

Как пробираться дальше, он себе не представлял. Прохожих, двигающихся с ним в одну сторону, не было. Тем более, навстречу. До Невского – рукой подать. Если сгонят в толпу – не выбраться. Разговорами уже будет не помочь. Бумаги нужны, так нет их. Любой неуравновешенный мент подстрелит и разрешения не спросит.

Вдруг где-то сзади раздались выкрики, топот ног и забухали выстрелы. Шурик постарался прижаться к стене и обнаружил, что из ближайшего электротехнического института на улицу вывалилась целая толпа возбужденных студентов. Бедные студиозусы. Зато внимание отвлекут на себя.

Он сбросил порядком надоевший труп в ближайший подвальный колодец и, не делая резких движений, скользнул к входной двери в кассовый зал кинотеатра «Баррикада», который был последние несколько лет на постоянном ремонте. Дверь оказалась незапертой. Оно, конечно, понятно: работа течет, прорабы ходят, стройка стоит.

Внутри – ни единой души, только пыль и вынесенный хлам из зрительного зала. Шурика это не интересовало, он жаждал пройти весь кинотеатр всквозную и вынырнуть в непуганых дворах питерской старины. Раненное плечо ужасно болело, он просто чувствовал, как надувается опухолью полученный от резиновой пули синяк. Главный выход из кинотеатра, конечно, вел на одну из центральных улиц, этот маршрут его не устраивал. Следовал искать что-нибудь попроще и понезамысловатей.

Чем дальше он двигался по переходам и коридорчикам, тем сильнее было чувство, что где-то крутят кино. Так, во всяком случае, слышалось. И звуки, что было странно, доносились откуда-то снизу, то нарастая, то затухая. Билась посуда, ломалась мебель, невнятная ругань перемежалась с боевыми криками, раздалось даже пару выстрелов. Шурик и не заметил, как негромкий шелест его шагов приглушили ковровые покрытия, обнаруженные под ногами – выглядели они, несмотря на вездесущую пыль, вполне достойно. Во всяком случае, для кинотеатра, который год числящегося в ремонте.

Звуки сделались настолько отчетливыми, что можно было уже разобрать и слова, и интонации. Впрочем, первые были ругательными, а вторые – угрожающими, так что никакого смысла в себе не несли. Зато появилось стойкое ощущение, что это не кино.

Шурик приоткрыл обнаруженную перед ним дверь и увидел в образовавшуюся щель, как где-то снизу за вычурными перилами ограждения происходит массовое побоище. Женщины в элегантных платьях ползают на коленках и пытаются что-то подобрать с пола, мужчины, в пиджаках и галстуках, бьют друг друга чем ни попадя: бильярдными киями, бутылками и просто кулаками.

Ничего другого на ум не приходило, как объявить это помещение каким-то подпольным казино. В свое время все эти игорные заведения в городах были запрещены, вот и открылось новое в двух шагах от центра. Кинотеатр стал ремонтной «баррикадой» на подступах. Ну что же, бывает! Шурик не горел желанием влиться в сражение, он уверовал – есть черный выход.

Так же осторожно прикрыв дверь, он пошел обратно по ковру, намереваясь исследовать некие пропущенные им ответвления. Не удержался – присел в одно из пары кресел, что стояли у стены перед первой развилкой. Хотелось подумать, но не заниматься же этим на ходу. Времени пока было предостаточно.

Едва он сел, кресло взбрыкнуло и укатилось куда-то в одну сторону, Шурик – в другую. Удивляться этому сделалось совершенно невозможно – мощный удар по спине выжег болью весь воздух из легких. Шурик хотел извернуться, как змея, и потереть ушибленное место, но еще один удар, на этот раз поддых, выключил для него свет. Правда, ненадолго. Хрипя кровавыми пузырями и плача, ему удалось-таки впихнуть в себя один глоток воздуха. Потом другой, потом еще один, потом он увидел над собой глаза парня в мышиного цвета форме. Выражение их было уже знакомым.

Ну, что, сука, добегался, – сказали глаза.

Шурик успел удивиться: почему они всех встречных-поперечных называют «суками»? Этим утверждается принадлежность к собачьему племени, или что-то еще? Но нога в серой штанине опять ударила, оборвав ход мыслей. На сей раз ему удалось более-менее сгруппироваться, поэтому последствия были не столь ужасны.

Он пополз к так и оставшейся нераскрытой двери. Человек с глазами добермана пошел следом. Торопиться ему было некуда. Несколько минут назад он просто стоял и ждал, когда же кончится драка внизу, в игорном зале, чтоб собрать потом богатые трофеи. Приоткрывшаяся на несколько секунд рядом с ним дверь позволила теперь коротать оставшееся время с пользой для себя. Не тратя патроны, которые еще пригодятся, он пользовался дубинкой, получая настоящее удовольствие от каждого удачного удара.

Всех вас, уродов, надо в зонах сгноить, – сказал он и пнул ползущего человека ногой.

От пинка Шурик врезался в дверь, вскрыв ее настежь. Что-то типа подсобки, где висели чьи-то халаты, лежали на полках какие-то железяки. Но помещение этим не заканчивалось, еще имелся коридор куда-то вниз, может быть к неким коммуникационным вентилям.

Пока человек в серой форме подходил ближе, Шурик попытался ответить:

Не всех сгноить, а только тех, кто сидит в исправительной колонии номер 3 в Скопинском районе Рязанской области, – сказал он.

Ух ты, какой грамотный! Ну и что – испугать хотел? Так это только в книжках бывает.

Он поднял руку, чтобы снова впечатать свое орудие в Шурика, но почему-то передумал.

Закончить удар помешала то ли вспышка совести, имевшая, вдруг, место, то ли внезапное утомление, как у Лермонтова – «рука бойцов колоть устала», то ли арбалетный болт, появившийся в шее. Судя по тому, что голова «руки карающего государственного гнева» изначально дернулась и неестественно вывернулась, стрела угодила в позвоночник, пробила его и утратила весь свой ударный потенциал. Тело шумно упало навзничь, а поднявшийся по ступенькам откуда-то снизу Иван Вонславович радостно произнес: