Пристанище для уходящих. Книга 3. Оттенки времени

Глава 1. Охотники и жертвы

Сентябрь 2016

Настырный солнечный луч пробился сквозь кроны и осветил подлесок. Вот и нашлось идеальное место. Я уселась на зыбкой границе света и тени, с наслаждением вдыхая запах леса. Трава под ладонью холодила кожу, травинки щекотали пальцы, а на брюки налипли жирные комочки земли и листва. За спиной в ветвях пела птица. Жаворонок. Я закрыла глаза, и его песня вместе со свежим запахом леса сложились именно так, как надо – идеально. Вступив в нужный момент, в симфонию добавился шелест деревьев.

Время всегда замирало в такие моменты. Или это я замирала, боясь его спугнуть, застывала в янтарном мгновении и проваливалась в прошлое – в секунды безоблачного детства и ощущение безопасности. Именно в такие моменты рождался покой – от песни леса и вида солнечных лучей, заплутавших в листве.

Рик рассмеялся и пробежал мимо, прячась за дерево, но Чарли быстро его нашел, потому что заметил в можжевельнике певчего дрозда и хотел показать сыну. Их голоса звучали в голове, и я не открывала глаз, лелея ощущение, что они рядом. Когда безумный бег времени замирал, как сейчас, иногда приходил Чарли: смеялся или что-то рассказывал, спокойно молчал или потирал подбородок в раздумьях. Я позволила себе посмаковать чувство «Чарли» пару минут, прежде чем посмотреть правде в лицо: моя вина перед ним слишком велика, он никогда меня не простит, и мечты быть вместе так и останутся мечтами. Чарли увел Рика, рассказывая о дроздах, и видение растворилось среди деревьев, как и их призрачные голоса.

Позади треснула ветка. Я вскочила.

В нескольких шагах стоял Лагари. Мой телохранитель Курт познакомил нас три месяца назад, и с тех пор моя, пусть и сложная, но размеренная жизнь резко изменилась. У Лагари тоже были сверхспособности, и он не боялся их использовать, потому что считал даром свыше. Он числился в розыске в своей стране за незаконное проникновение и шпионаж, но все еще не сдался, продолжал попытки помочь другим. Таких, как мы, оставалось все меньше из-за веитов, которые считали своей миссией наше уничтожение.

Но нашлись и те, кто хотел это прекратить.

– Прости, я шел громко, все думал, когда ты меня услышишь, – напевно произнес он и поднял руки, будто сдаваясь, – но ты слишком задумалась.

Лагари всегда говорил так, словно ему было удобнее петь, а не произносить слова.

– Все в порядке. – Сердце все еще колотилось в груди от испуга.

– Я и мои друзья весьма польщены вашим вниманием, Ваше Величество. – Он склонился в поклоне, вроде шутливо, но кто его разберет. – Я вызывал Курта.

– Курт занят. Но ты написал, что это срочно. Что случилось? Что-то с твоими подопечными?

На красивом лице Лагари отразилось волнение. С такими правильными чертами, как у него – высокий лоб, аристократический тонкий нос, – он походил на сошедшего с портрета Дориана Грея, но не такого холодного: одним движением брови Лагари мог отразить спектр эмоций от легкого недоумения до отчаяния.

– Можно сказать и так. Вчера в Лангдорфе несколько человек рыскало вокруг дома, в котором я их спрятал, – доложил Лагари. – Свет мы не включали, сидели тихо всю ночь.

– Веиты?

– Больше похожи на военных. Говорили на английском с американским акцентом.

Я похолодела. Хэмстед?! Неудивительно, что он первым пришел в голову, но какова вероятность, что это именно он?

– С чего ты взял?

– Проследил за ними до бара и послушал, о чем они треплются. – Он показал мне фотографии на телефоне. – Знаешь кого-нибудь?

Я испугалась, что увижу там Чарли или кого-то еще из прошлой жизни. На фотографиях трое незнакомых мужчин в штатском пили пиво за стойкой бара. Никого из них я точно прежде не видела, но мысли о генерале Хэмстеде все равно назойливо крутились в голове. Тогда, три года назад, когда требовалось одновременно разбираться с кучей проблем, я про него забыла. Предпочла забыть. Поднимать вопрос об американском военном, который, возможно, явился катализатором всей ситуации, выглядело ненужным риском. Доказательств его общения с Виктором у меня не было, возможно, генерал вообще ни при чем. Обвинять, основываясь на предположениях – глупо. Генерал сам вряд ли бы полез ко мне, конфликтовать с Чарли у него тоже не было причин. Все закончилось, осталось в прошлой жизни.

Но если это его солдаты, что им нужно? Зачем он следит за людьми со сверхспособностями, которых спрятали Курт и Лагари? Глупо верить в совпадение, еще три года назад генерал мог заподозрить что-то в моем поведении, начать копать, а потом… Что? Снова найти того, кто заинтересуется информацией, чтобы ее подороже продать?

– Нет, я их не знаю. – Я вернула Лагари телефон. – О чем они говорили?

– О службе, о девочках. В основном, о всякой ерунде. – Лагари будто засомневался, но все же решился. – Они упоминали мотылька. Мне показалось, это важно. Они его ищут.

– Мотылька? В смысле такую бабочку? – Упоминание в одном разговоре военных и хрупкого недолговечного существа вызвало неясную тревогу. Что может их связывать?

– Вряд ли. Мне кажется, они говорили о человеке, а это что-то вроде прозвища.

– Они ищут человека с прозвищем Мотылек? – Да уж, кем бы он ни оказался, но отчего-то остро не хотелось отдавать его военным.

– Похоже, – Лагари кивнул, – но пока не пойму, как это связано с нами и как они нас нашли. Кто знал об этом доме?

– Курт, я и ты. Никто из нас не сказал бы военным. Если это военные. Ты точно уверен?

В воздухе повисло напряженное молчание.

– С этой семьей ничего не случится, – твердо произнес Лагари.

– Не случится! – Я-то уж точно этого не хотела и лихорадочно соображала, как выйти из ситуации. – Перевези их. Документы пока не готовы, придется еще посидеть взаперти. Поезжайте на виллу на озере Лёф. Мы не выезжали туда больше года, даже смотритель бывает там раз в месяц. Я уберу оттуда садовника и отключу сигнализацию, а потом дам вам команду. Посидите там несколько дней, потом Курт привезет документы, и отвезешь своих подопечных, куда они захотят.

– Слушаюсь, моя королева. – Лагари снова поклонился и теперь, похоже, на полном серьезе, хотя я много раз просила его не тратить силы на формальности там, где они не нужны. Он выпрямился и печально улыбнулся: – Носители не должны так жить, ты ведь понимаешь?

– Не должны. Но точно должны остаться в живых, поэтому пока спрячьтесь и ждите Курта. Я обещала вам помочь, значит, помогу. Попробую выяснить что-нибудь об этих любопытствующих.

– Скоро мы отрубим голову гидре. – Лагари чуть изогнул губы, выразительно демонстрируя презрение к врагу. Гидрой он называл Орден и был одержим его уничтожением еще больше Курта. – Прошлые наводки оказались пустышками. Если у тебя есть еще кандидатуры, я буду счастлив их проверить.

– Проверь вот этого человека. – Я снова забрала у Лагари телефон и написала имя в приложении «Заметки». Обычно я все запоминала, чтобы лишний раз не копировать информацию, и уж точно не оставлять следы в моем телефоне, который постоянно мониторила служба безопасности. – Это датский замминистра иностранных дел. Он много путешествовал, пару раз его визиты совпадали с нападениями. Но мы с Куртом сомневаемся, что он может оказаться частью Ордена. Все улики косвенные.

– Веиты хорошо прячутся. Ты думаешь, что обезопасила себя, но они уже сидят в твоей гостиной, – весомо заявил Лагари, пряча телефон в карман, и я поежилась.

Эта мысль посещала меня постоянно с тех пор, как я узнала о веитах. О них не писали в учебниках, и прятаться они точно умели, вполне возможно, что у меня под носом, и это стало еще одной причиной бессонницы.

В кармане завибрировал телефон. Я ставила себе напоминания, чтобы ничего не пропустить.

– Мне пора возвращаться. Когда вилла будет готова, я или Курт напишем, и вы сразу переберетесь.

Лагари склонился в легком поклоне:

– Слушаюсь и повинуюсь, моя королева.

Как в такой ситуации он умудрялся сохранять ясную голову, оставалось загадкой. Я жила на нервах уже несколько лет и, кажется, совершенно разучилась смеяться и расслабляться. Каждый раз, когда я думала, что стало спокойнее, происходила очередная катастрофа. Рассказ Курта о том, что происходит с такими, как я, оказался не последним, а очередным испытанием самообладания.

Лагари развернулся и шагнул к дороге.

– Стой, не туда. Там водитель и охрана. – Я подняла руку, чтобы его остановить, но Лагари лишь укоризненно улыбнулся, и я сконфуженно поморщилась. – Забыла о твоих фокусах. Прости.

– Тебе пора обзавестись своими, – рассмеялся он.

– Нет уж, спасибо, – пробормотала я, ведь от них все равно никакого толка, но Лагари вряд ли услышал, шагая по подлеску к грунтовой дороге.

Я моргнула, и он исчез. Только что был у осины и в следующую секунду пропал.

На самом деле, он никуда не делся: не растворился в воздухе, не перенесся в пространстве, а просто обманул мой мозг, убедив, что передо мной никого нет. Я прислушалась: даже звука шагов не слышно. Когда Лагари хотел спрятаться, он действительно прятался. Он мог бы исчезнуть, веиты никогда бы его не нашли, но он выбрал другой путь, и я уважала его решение.

Они с Куртом искали главу Ордена уже много лет: Курт предлагал кандидатуру, а Лагари проверял – следил, слушал разговоры, чуть ли не стоя в гостиной, выяснял всю подноготную, а иногда, как я подозревала, тихо кого-то убирал. С моим доступом к информации им стало проще, но за три прошедших месяца мы не особо продвинулись.

На обратном пути в глаза бросилось старое птичье гнездо. Оно лежало в куче прелых листьев и выглядело печально: прутики торчали в разные стороны, а на дне разошлись, образовав дыру. Я оглянулась на вековые деревья и подлесок. Слишком много сухих стволов, больше, чем положено, да и лес непривычно тихий – будто осталось совсем мало птиц. Местные орнитологи писали на форуме, что некоторые виды птиц больше не прилетают в Оленбах вить гнезда. Надо спросить у специалистов, что творится с лесом. Я подобрала с земли длинную сухую палку. В Холлертау знают, что я много занимаюсь экологическими вопросами, моя озабоченность состоянием леса никого не смутит и отвлечет от вопросов о неожиданной поездке.

У грунтовой дороги ждала машина. Охранник увидел меня и сразу открыл пассажирскую дверь.

При въезде в Холлертау у ворот, как обычно, дежурили репортеры, караулили ради одного кадра. Сквозь тонированные стекла толпа вытягивающих шеи журналистов казалась ненастоящей, но я знала, сколь упорны они порой бывают. Пресс-служба много раз убеждала в бессмысленности пряток: чем больше скрываешься, тем упорнее тебя пытаются достать. Существуют ли журналисты, которые ищут правду, а не сенсацию?

Ворота Холлертау закрывались за нашей машиной, а из толпы на меня посмотрел Чарли. Я вздрогнула, сердце забилось часто-часто, но это оказался не Чарли, просто кто-то неуловимо похожий.

Тонкую фигуру на ступенях Центрального корпуса я заметила издалека. Катарина нетерпеливо переминалась с ноги на ногу и вытягивала шею, изнывая от готовности броситься в работу. Не дожидаясь, пока мы остановимся, она резво сбежала по ступенькам и, опережая водителя, распахнула мне дверь. Она представляла идеальный тип секретаря: никогда ничего не забывала, не путала и находила выход из любой ситуации. Не представляю, что бы я без нее делала эти три года.

Я выскочила из машины, собираясь ринуться в парк и хотя бы пять минут посмотреть, как играет Рик, но тут же остановилась: совет начался, а опаздывать – дурной тон.

– Ваше Величество, – Катарина прижала к себе электронный планшет и понимающе улыбнулась, – я сдвинула расписание. Совет начнется через пять минут. Но если вам нужно еще время, я предупрежу советников и канцлера, что вы подойдете позже.

– А они уже собрались? – Как же заманчиво. Я шагнула в сторону парка.

– Да, Ваше Величество. Но зато я выкроила вам два часа перед ужином – вы будете совершенно свободны.

– Спасибо, фрау Хафнер. – Дорожка в сад манила, но все же я шагнула к лестнице. Пять минут нужны как раз на то, чтобы преодолеть путь до зала заседаний. – Почему Его Светлость не открыл совет?

Отец иногда так делал, не дожидаясь меня, если предполагалась рутина.

– Его Светлость уехал в Лангдорф к Верховному судье и вернется часа через два.

Плохо, что отца не будет на совете и он не поможет, но, с другой стороны, это означает, что сегодня не планируется решение безумно важных вопросов.

Перед смертью король назначил регентом моего отца. С тех пор он сидел рядом на совете и в Парламенте, визировал все указы неопытной королевы, но еще по какой-то причине король решил, что по достижении двадцати двух лет я преисполнюсь мудрости и благоразумия, и регент мне больше не понадобится, что и зафиксировал своим наивысшим указом, а это означало, что через месяц мой период ученичества закончится.

Переход к конституционной монархии шел тяжело, в основном, из-за Шона Рейнера, который затягивал реформу изо всех сил. Он хотел сохранить абсолютную монархию, но сторонников у него было мало, потому что все стремились в Евросоюз. Я привыкла опираться на мнение отца по всем вопросам, связанным с политикой, этикетом или управлением, и иногда выходило, что это я затягиваю переход, хотя вообще-то его поддерживала. Отец не любил спорить, и я тоже, но как-то так выходило, что его мнение побеждало чаще.

Именно поэтому, из-за нежелания споров и скандалов, я до сих пор не рассказала ему, что таких, как я, убивает инквизиция. Просто не знала, как это подать.

– Позвольте забрать. – Катарина потянулась к ветке, моему оправданию выезда из Холлертау, но я отвела руку и ринулась по лестнице.

– Канцлер что-нибудь говорил по поводу моей утренней прогулки? – Я чуть сбавила темп, чтобы не ворваться в зал запыхавшейся – несолидно для королевы.

– Он сетовал, что вы взяли мало охраны, но я напомнила ему ваши слова, что у нас самая безопасная страна в Европе и что монарх обязан на собственном примере демонстрировать подданным, что им нечего опасаться и они могут спокойно погулять в лесу.

Катарина произнесла это серьезно и убедительно, наверняка даже канцлер поддался ее обаянию. Конечно, звучало так себе, но ничего лучшего я не придумала. Мне требовалась возможность хоть раз в месяц выезжать на полчаса в лес, где я могла бы побыть в одиночестве. Катарина не сдержалась и расплылась в улыбке. Мы переглянулись с полным пониманием: никто и не думал обманывать канцлера, просто легкая игра слов.

Я шагнула к лестнице, раздумывая, под каким предлогом выманить из Лёф садовника. Покрутила в руках сухую ветку и отмела эту мысль: садовник не лесник, нужно что-то, связанное с парком Холлертау. На изучение парка в шестьсот гектаров мне понадобилось два года, и сейчас я знала каждый его уголок: центральная аллея, ведущая от главного входа дворца к искусственному пруду, была скучновата – фонтаны да лужайки, погибающие под тяжестью ландшафтного дизайна; куда интереснее было скрытое от глаз: Королевская арка, аллея мемориалов, жасминовые беседки и каштановая роща. Это все пряталось за стройными рядами кленов, осин и дубов вдоль центральной аллеи. Какой же предлог найти?

– На обед придет фрау Бадер, – заговорила Катарина, сверившись с планшетом. – У вас запланировано обсуждение тем для…

Мы почти проскочили лестницу, но тут я резко остановилась на самом верху и развернулась.

– Настурция теряет цвет, вам не кажется, фрау Хафнер? – заявила я. – Наши садовники перестарались с удобрениями.

Она остановилась рядом, ахнула и уставилась на ярко-красные цветы, в изобилии растущие по бокам от лестницы. Удивления на лице не вспыхнуло, поэтому я решила гнуть эту линию дальше.

– Определенно. Настурция не любит много удобрений. Смотрите, полезла зелень. – Я изобразила капризный тон и ткнула на красно-оранжевую клумбу: лучше прослыть дурочкой, чем снова потерять хоть одного человека. – Вызовите садовника из Лёф, помню, он впечатлил меня. Ему сейчас все равно там нечего делать. Пусть займется садом Холлертау и отчитается лично передо мной.

– Конечно, Ваше Величество. – Катарина быстро набирала что-то в планшете, а потом тихо заметила: – Думаю, вы еще успеете переодеться. Костюм ждет в вашей комнате.

Черт! Переодеться! Шерстяные черные брюки и жакет поверх пуловера – не то, в чем ходят на совет. Обычно я предпочитала деловые брючные костюмы.

– Да, фрау Хафнер, благодарю.

В коридоре вытянулись гвардейцы. И как они целыми днями стоят истуканами вдоль стен? В массивных шлемах и с незаряженными ружьями в руках им наверняка тяжело и скучно. Когда-то я им сочувствовала, но теперь почти перестала замечать.

Я ускорила шаг. Центральный коридор повернул, впереди замаячила южная боковая лестница. Лучше не злоупотреблять привилегией прогулок, а то иногда казалось, что канцлер нарочно пошел мне навстречу, ожидая от юной неопытной королевы очередного прокола или глупости, чем и так была полна моя головокружительная карьера. Ох, надеюсь, он не тот веит, что сидит в моей гостиной.

– По поводу фрау Бадер. Вы обсудите темы, которые будут представлены королевской пресс-службой в следующем квартале. После обеда онлайн-конференция с Обществом организации досуга школьников, они подтвердили готовность. Завтра утром вы едете в Нойферхау. Вас ждут на открытии отреставрированного госпиталя Святой Хильдегарды. Затем в два встреча с еврокомиссаром по исследованиям, инновациям и науке герром Вальднером.

Коридор привел к очередной лестнице. Катарина снова попыталась забрать ветку, но я взлетела на второй этаж, пытаясь сообразить, под каким предлогом пробраться на пункт охраны, чтобы удаленно отключить сигнализацию.

– Это все?

– И два свободных часа вечером, – довольно сообщила Катарина.

– Фрау Хафнер, вечная вам благодарность, – крикнула я на бегу, врываясь в свои покои.

– О, вернулся Курт, – прокричала она вслед. – Ждет ваших распоряжений.

Вернулся! Вот Курт-то мне и нужен. Его присутствие в охранке ни у кого не вызовет подозрений. Так, спокойно! Дышать… Дышать! Сейчас необходимо хладнокровие. Я высунулась из двери, чтобы добавить еще одно распоряжение:

– Фрау Хафнер, пусть Курт ждет меня сразу после совета.

Девочки-ассистентки засуетились, помогая мне переодеться. Через три минуты я бежала к залу Совета. Гвардейцы распахнули передо мной двери, и я ворвалась в высокий гулкий зал с окнами на север, и оттого все время сумрачный и зябкий. Тяжелые пепельные гардины на высоких окнах и синий шелк на стенах добавляли комнате мрачности и холода.

– Заседание прошу считать открытым! – Казалось, даже мой голос превратился в осколок и отскочил от стены, как выпущенный из пращи колкий кусок льда.

Советники повскакивали с мест, а канцлер не торопясь развернулся. Наверняка только что ходил туда-сюда между окном и огромным столом и проклинал королеву за опоздание.

– Ваше Величество. – Он слегка склонил голову. В голосе явственно читалось: «Наконец-то».

– Канцлер.

Он адресовал мне красноречивый взгляд, дескать, неужели есть что-то важнее совета? Канцлер Рюдигер Баум определенно родился для своей должности: степенный и осанистый, он излучал уверенность и благодушие, под которыми таились жесткость и недюжинное упорство; он вел себя так, словно почивший король Фредерик VII оставил его своим аватаром на земле и поручил приглядывать за всем, что творилось вокруг, в том числе за юной королевой. Спорить с канцлером решался только регент, а наши с канцлером отношения за три года в Холлертау доросли до статуса настоящей войны, да и начинались нерадужно – он назвал меня шлюхой, хотя и очень вежливо и другими словами, а я собиралась отправить его в отставку. Однако мой дед, король Фредерик VII, незадолго до смерти потратил время и усилия, чтобы рассказать про Рюдигера Баума: рьяный оппозиционер абсолютной монархии, выступал идеологом нового социального строя, а при реформе власти другой кандидатуры на роль канцлера даже не обсуждалось. Выгнав канцлера, я бы сразу настроила против себя половину совета и весь парламент, который он как раз сформировал в рамках перехода из абсолютной монархии в конституционную.

Я сжала ветку, чтобы ощутить хоть какую-то опору, но она чуть не треснула под пальцами. Иссохшее хрупкое дерево сломается, если его сжать посильнее, вряд ли на эту корягу стоит серьезно рассчитывать. Почувствовать бы сейчас поддержку отца, его руку.

Я швырнула ветку на стол – она глухо стукнулась о поверхность, мелкая древесная пыль осыпалась на бумаги, в изобилии разложенные по лакированной столешнице – и уселась на свое место во главе огромного стола. Канцлер приподнял брови, с вежливым вниманием ожидая пояснений.

Все двадцать советников пялились на ветку, не решаясь нарушить тишину. Канцлер смотрел на меня, сохраняя нейтральное выражение лица. За спиной Катарина тихонько вошла в зал и остановилась у стенки.

– В двадцатом веке человечество вырубило половину мировых запасов древесины. В Европе почти не осталось реликтовых лесов, и двадцать семь процентов млекопитающих из-за этого под угрозой исчезновения. А вот так, – я ткнула в ветку, – скоро будут выглядеть наши двести тысяч гектаров Оленбаха.

Канцлер приподнял брови и серьезно изрек:

– Печальное известие, Ваше Величество. Это будет весьма прискорбно.

– Весьма! – Я следила за его лицом, ожидая первых признаков недовольства. Обычно мне становилось неуютно, когда я понимала, что раздражаю людей, но с канцлером выходило наоборот – мне нравилось его злить. Он так редко выходил из себя, что я считала своей священной обязанностью это изменить. Сейчас я совершенно точно отвлекла его от своего опоздания.

– И что же делать, Ваше Величество? – канцлер задал вопрос с такой интонацией, что его можно было принять за риторический, но в то же время проблема будто бы сильно его взволновала.

Я опустила взгляд к бумагам на столе: мертвые слова на убитых деревьях, плененная смола в чернилах.

– Для начала прекратите тратить бумагу на ненужные распечатки. – Передо мной лежала целая стопка: наверняка страниц сто с поправками к последнему законопроекту. Я подвинула кипу в его сторону. – Рассылайте ознакомительные документы по электронной почте.

– Ох, Ваше Величество, боюсь не нам с вами тягаться, – вздохнул канцлер и обвел взглядом советников. – Мы все всегда восхищались вашим умением цитировать наизусть любую строку из гражданского или уголовного кодекса, свода судебных прецедентов… К сожалению, мы не обладаем такой феноменальной памятью, как вы. Мы – простые люди.