Коловрат: Знамение. Вторжение. Судьба
Макар кивнул, но от боярина не ускользнуло удивление, мелькнувшее на его бородатом лице. Приказчики его, похоже, оба сомневались в том, что их хозяин полностью вернулся в разум. Но выздоровление постепенно шло, боярин вспоминал себя, и то ладно. А потому Макар продолжил свой рассказ, не задавая вопросов.
– Только сомневался князь Юрий сильно, по всему было видно. Еремей большой любитель пиры затевать, а не на коне скакать, тебе не чета. Но выбора у него не было. Все остальные бояре уже при деле, а боярин Еремей какой-никакой опыт службы ратной имеет.
Кондрат кивнул в подтверждение того, что, мол, новость услышал и понял. Но поневоле нахмурился, помолчал. Значит, он тут еще и военачальник. Почти как в той, прошлой жизни, которая до сих пор казалась ему реальностью, но постепенно, благодаря времени и выпитому хмелю, смазывалась, перемешиваясь с новой реальностью. Где ему тоже, судя по всему, скоро предстояло показать себя в ратном деле. Да еще как, на коне и с мечом в руке, во главе целой сотни вооруженных ратников, каждый из которых будет смотреть на него, как на лучшего воина и стратега. А он таким не был. Во всяком случае, пока.
«Впрочем, – подумал Кондрат, глянув за окно, где солнце облизывало маковки златоглавых церквей, – не таким уж плохим воином я был в прошлой жизни. Ни татары, ни моджахеды не жаловались. Хотя здесь другое дело. Здесь все иначе, и не все мои умения пригодиться могут. Значит, придется подучиться как-нибудь, пока меня на чистую воду не вывели и не разжаловали. Боярину нельзя в грязь лицом ударить. Похоже, Евпатий-то этот мужик крепкий был и у князя в чести находится, да воином не последним считался, раз до сотника дорос. Придется и мне здешние умения освоить. Коней я не боюсь, а вот с мечом и остальными делами надо бы поскорее разобраться».
Решив так, Кондрат приободрился. Не оставалось ему никакого другого выхода, как стать настоящим боярином и настоящим бойцом. Только вот князя он в лицо не знал, да и бояр остальных, и ратников своих, но делать было нечего. Заново со всеми «познакомиться» придется. Приказчики помогут. Попервости на болезнь можно валить все свои огрехи, а там подтянем. Авось пронесет.
– Что ты там про заказ княжеский на мечи да копья говорил? – будто вспомнил Кондрат-Евпатий.
– Приказчик княжеский, Даромысл, задаток дал, – повторил Захар, – почти готово всё, скоро отвозить на двор княжеский будем. Несколько дней уйдет еще, чтобы закончить работу, думаю.
– Поехали в кузницу, – встал Кондрат, – хочу на эти мечи посмотреть. Хорошо ли сделаны.
Приказчики повскакали, но вместо того чтобы броситься вон из комнаты, нерешительно замерли, оглядывая своего боярина.
– Не серчай, Евпатий Львович, – начал осторожно Макар, – твоя воля, но одежу сменить надо бы. Мы-то ладно, твои ближние люди. Но не к лицу боярину рязанскому в таком виде перед холопами показываться.
– А, вы об этом, – махнул рукой на свои штаны и рубаху, в которых он провалялся почти месяц, и подыграл им, изобразив гнев: – Да неужели ты подумал, дурья башка, что я в таком виде в кузню поеду? Давай мне мою одежду, для такого случая заготовленную.
И огляделся по сторонам. В широкой комнате терема боярского было расставлено по стенам несколько обитых металлическими коваными пластинами сундуков с тяжелыми крышками. Все на массивных замках. До сих пор Кондрат не интересовался их содержимым, вполне «рубища» – как он окрестил свою новую одежду – хватало. А еду приносили, стоило только крикнуть.
– Да в баню бы сходить, – подсказал Захар, – только вот жалость, Феврония велела еще десяток дней обождать, пока раны совсем хороши станут.
– Хорошо что ходить дозволила ваша Феврония, и то ладно, – пробурчал Кондрат, принюхиваясь к себе. – Потерплю без бани пока. Несите одежду.
– Сейчас ключницу позову, – кивнул Захар и, выйдя за дверь, крикнул: – Марфа! Ключи неси, одежду боярину достать надобно.
Вскоре, гремя ключами, в дверях появилась пышнотелая девка в белом сарафане, расшитом на груди и рукавах красными узорами. Девка была довольно миловидной, это Кондрат быстро оценил, сразу позабыв про дела и болезни. За спину ее спадала длинная коса, переплетенная лентой. Поклонившись чуть не до земли Кондратию, ключница подмела пол своей косой – отчего грудь ее всколыхнулась, а Кондратий, не видевший женщин еще с прошлой жизни, громко выдохнул. Потом она быстро распрямилась и лихо отомкнула два ближних сундука, самолично откинув массивные крышки. Девка явно была не из самых хлипких, кровь с молоком. Под крышками обнаружились залежи разнообразной одежды и обуви. Поклонившись еще раз, Марфа исчезла за дверью, пожелав на прощанье хозяину: «Доброго здоровьичка!»
Кондрат проводил жадными глазами этот пышный стан, сзади казавшийся не менее привлекательным, до самых дверей.
– Выбирай, боярин, – попросил Захар, оторвав его от созерцания приятных форм.
– А что нынче лучше надеть? – как бы засомневался Кондрат, нехотя переводя взгляд с Марфы на сундуки. – Ну-ка, подберите мне что-нибудь сами. Лень копаться.
Получив команду, приказчики бросились выполнять ее с особым рвением. Захар принялся рыться в сундуке с одеждой, а Макар с обувью, и вскоре оба с поклоном поднесли ему несколько богатых одежек и красные кожаные сапоги средней длины. Скинув старую, провонявшую потом и мазями одежду, оставшись лишь в исподнем да повязке, что все еще прикрывала обширные раны, Кондрат надел на себя тонкие чистые шаровары из хорошо вытканного сукна, поверх которых натянул еще одни, более плотные – для выхода на улицу. Чтобы прикрыть израненное тело, сверху приказчики подобрали ему довольно широкую рубаху, воротник и края которой были вышиты разноцветными шелками, золотой нитью и украшены какими-то камушками, очень походившими на жемчуг. Рубаху Кондрат стянул пояском. Затем на эту помпезную рубаху боярин – с помощью приказчиков, которые сами помогали ему одеться, не доверив это дело слугам – натянул еще тонкий атласный кафтан, также украшенный на груди и по краям искусной вышивкой. Натянул осторожно, чтобы не побеспокоить раны. И снова подпоясался. «Главное, подпоясаться», – уразумел Кондрат, осматривая свое преображенное тело и новую одежду. После простецкой «афганки» и удобных маскхалатов из прошлой жизни выглядело все это странно и непривычно. А о том, чтобы одежда была столь же удобной, и речи не шло. Тут главным было себя показать.
Процесс одевания затянулся и начал уже надоедать Кондрату, привыкшему все делать быстро. Но на этом испытания еще не закончились. Боярин собирался выйти из дома, а значит – как напомнили ему приказчики, – нужно было надеть поверх кафтана еще кое что. Это был еще один богатый кафтан из бархата, имевший петлицы с кистями, обшитый по краям золотым кружевом, и называвшийся «ферязь», – широкий снизу и, к удивлению Кондрата, имевший очень длинные, почти до пола рукава. Облачившись в этот кафтан, новоиспеченный «рязанский боярин» вдруг уразумел, откуда пошла поговорка – «работать спустя рукава». Ибо работать в этой штуке не было как раз никакой возможности, только неспешно ходить. Ну и, дай бог, немного конем управлять. Поскольку это был, как оказалось, «ездовой ферязь».
На ноги Евпатий надел красные сапоги с голенищем чуть ниже колена и ремешками, которые следовало затянуть для надежности. По краю голенища шла замысловатая вышивка. На непривычно мягкой подошве не было ни каблука, ни железных подковок. Но еще больше удивился Кондратий, когда обнаружил, что оба сапога скроены абсолютно одинаково – их можно было легко менять местами, переодевая с правой на левую ногу и обратно. Кондрат сделал несколько шагов, привыкая к странной обуви. Будь его воля, он бы предпочел взять другие сапоги. Обувь – штука наиважнейшая, как говорил ему афганский опыт прошлой жизни. Но в этом времени, похоже, все сапожники так работали, а люди носили. Об этом он очень скоро узнал, возмутившись насчет колодки, и потребовав другие сапоги.
Перебрав пять пар, среди которых попадались даже сапоги, украшенные драгоценными каменьями, Кондратий вернулся к первой.
– Извини, Евпатий Львович, – виновато пробормотал Макар, складывая отвергнутые сапоги назад в сундук, – у нас в Рязани все усмари[28] так шьют. Раньше вроде тебе нравились, особливо те самые, что сейчас надел.
– Ладно, – кивнул Кондрат, осмотрев свои красные сапоги и решив, что от добра добра не ищут, – привыкну опять, раз нравилось.
Одев боярина, приказчики отлучились ненадолго, чтобы самим надеть одежду для выхода в люди. Явились они скоро, сменив свои простые кафтаны на расшитые золотом и узорами. Как и следовало ожидать, подменявшие боярина у руля семейного дела приказчики жили безбедно и ни в чем себе не отказывали.
Надев на голову шапку с узкой меховой оторочкой – как оказалось мехом выдры, и не важно, что на дворе стояло лето, – боярин, наконец, шагнул за порог. Главное в новой жизни было – держать фасон. Это он уже осознал. Остальное приложится.
Глава одиннадцатая
В кузнице
За невысокой дверью, чтобы пройти в нее, приходилось нагибаться, оказалось небольшое пространство с парой дверей и лестница вниз. Одна из дверей вела на длинный балкон, опоясывавший весь второй этаж. Все это время боярин отлеживался на втором этаже не очень высокого дома, который напоминал ему терем. Кондратий первым спустился по скрипучей лестнице и распугал своим неожиданным появлением дворовых девок и мужиков. Слуги во дворе спокойно занимались делами, за месяц позабыв уже, как выглядит их хозяин. Кто-то перетаскивал мешки из амбара, кто-то ведра с водой из колодца. На конюшне молодой конюх давал овса лошадям. Жизнь шла своим чередом.
Но стоило боярину появиться на крыльце с резными колоннами, подпиравшими небольшую крышу над входом, как все дворовые заохали и тут же поклонились ему в пояс, как и было заведено.
– Ну, – неожиданно грозно прогремел на весь двор Кондратий, остановившись на крыльце и подперев руками бока, – чего застыли? Марш работать!
Услышав грозные звуки хозяйского голоса, холопы вновь принялись за дело с удвоенной силой и скоростью, чтобы показать свое рвение. А Кондратий, раньше командовавший лишь солдатами, вдруг ощутил себя настоящим боярином, поймав себя на мысли, что поневоле становится им, входя в роль. И даже испытал некоторое удовольствие, ранее ему неведомое. Все холопы попрятались по углам, избегая попадаться грозному хозяину на глаза.
Обведя взглядом свои владения, Кондратий узнал, что живет в довольно скромном бревенчатом тереме, с обеих сторон к которому были пристроены два крыла с толстыми стенами и узкими слюдяными окошками. Там обитали его главные приказчики, Захар и Макар с домочадцами. Крепкосбитая постройка, как показалось Кондратию, напоминала ему небольшую крепость. Дверь в ней была всего одна, да и та запиралась изнутри на массивный засов. На том же этаже, где жил сам хозяин небольшого поместья – холостой пока боярин, – хранилось оружие на всякий случай. Мечи, щиты, кистени, копья и луки со стрелами. Человек десять можно было вооружить, как поведали ему приказчики. Рядом с жилищем боярина виднелись многочисленные пристройки – амбары для разных нужд, конюшня, несколько домиков поплоше и даже пара землянок, бревенчатые каркасы крыш которых лежали прямо на земле и были покрыты дерном. На одной из таких землянок сейчас уютно расположилась стайка голубей, мелодично курлыкавшая на солнышке.
Разместиться в усадьбе могло человек тридцать, решил Кондрат, привыкший оценивать прежде всего боевые возможности любых построек. А это жилище было как раз жилищем воина, пусть и богатого, но не отлынивавшего от ратной службы. По всему было видно.
Хозяйство боярское было окружено высоким, выше роста человека, частоколом. В случае чего – здесь можно было держать осаду. Напротив выхода из терема в нем располагались крепкие ворота, к которым от самого крыльца вел деревянный помост. В случае дождя можно было беспрепятственно дойти до ворот и выйти на улицу, даже не ступая на раскисшую землю. Немало удивленный Кондрат предположил, что и за воротами деревянная мостовая может иметь продолжение.
– Как попадем в кузницу? – поинтересовался Евпатий у своих спутников, замеревших по бокам.
– Известно как, – удивился Захар и ответил за двоих: – Если ты, боярин, на коня сесть сподобишься, то на коне.
– Сподоблюсь, – кивнул боярин, стараясь перенимать местный говор, – веди коня. Только смирного, раны тяготят еще.
Приказчик шагнул с крыльца на нижнюю ступеньку и остановился, развернувшись в сторону конюшни.
– Эй, Кондрат! – крикнул Захар конюху. – Веди коней. Боярину Доброго подай.
Боярин, услышав знакомое имя, поневоле вздрогнул, но этого, к счастью, никто не заметил. Посмотрев в сторону конюшни, он вскоре увидел светловолосого парня лет семнадцати в холщовых штанах и рубахе, подпоясанного какой-то веревкой. Тот был босым и вел под уздцы гнедого жеребца, смирного на вид.
Глянув на лошадь, Кондрат с первого взгляда решил, что этот конь действительно не отличался буйным нравом и вполне подходил для раненого. Еще с прошлой жизни он научился разбираться в лошадях. Боярин приблизился, осторожно провел ладошкой по холке, погладив коня. Конь стоял смирно, лишь отфыркиваясь от назойливых мух и кося глазом на своего будущего седока. Поколебавшись мгновение, Кондрат сунул ногу в стремя и схватился руками за седло. Конюх бросился помогать, поддержав хозяина за сапог. Боярин не возражал, на то и нужны дворовые люди, чтоб служить. Затем плавным движением он подтянул вверх израненное тело и оказался на коне. Грудь отозвалась тупой болью, но Кондрат стерпел. Раны все же подзатянулись за это время.
– Ну, – сказал он своим приказчикам, устроившись в жестком седле, – поехали. Чего время терять.
Захар и Макар, которым за это время подвели по жеребцу, быстро оказались в седлах. Двигались они гораздо проворнее своего хозяина, которому даже по местному этикету полагалось делать все медленно и неторопливо. Обычно Кондрат двигался не в пример быстрее, но сейчас местным обычаям способствовала тесная и неудобная одежда, да не до конца зажившие раны. Дернув за уздечку, Захар первым тронулся к воротам, пустив коня шагом и показывая дорогу. Он уже привык, что после нападения медведя, едва не лишившего боярина жизни, его хозяин помнил далеко не всё.
Выехав за ворота, услужливо отворенные настежь за то время, пока они садились на лошадей, группа всадников свернула направо и стала спускаться с холма по узкой улочке, вымощенной стругаными досками. Здесь и в самом деле оказалась мостовая. Долгое время дорога шла вниз с холма, петляя меж таких же усадеб, как у Коловрата, окруженных частоколом, хоть и отстроенных на разные лады. Дома были все богатые, в несколько этажей, как мог разглядеть Кондратий, покачиваясь в седле. Отделанные резными и кое-где раскрашенными колоннами. По всему было видно, что здесь обитали местные богачи, такие же, как он сам. Хотя некоторые хоромы были не в пример богаче жилища служилого боярина, хотя и принадлежали, по рассказам приказчиков, людям, стоявшим гораздо ниже Коловрата по своему положению или богатству.
Проезжая по «родному» городу и поглядывая на встречных крестьян, ломавших перед ним шапки, Кондрат не спешил с расспросами, справедливо полагая, что большинство информации получит не раскрывая рта. Его словоохотливые приказчики сами болтали без умолку, рассказывая последние новости о том, кто из его соседей женился, кто умер, а кто уехал в дальние страны за товаром. Оказалось, что двое его ближайших соседей были купцами, торговавшими с азиатским странами лесом и пенькой, а также гончарными изделиями. Купцы эти часто покидали свои дома, уезжая с караванами в дальние земли. Звали их Доброжир и Палка. Богатые были купцы, но тягаться с Коловратом все равно не могли. Один его золотой промысел по изготовлению украшений приносил в хозяйство денег больше, чем обоим купцам все их занятия. Но ведь не все так близки были с князем, как Евпатий, чтобы получить разрешение изготовлять украшения для княжеского двора. Третьим соседом из ближайших был тоже боярин Святослав, чей дом был почти вдвое больше, чем у Коловрата, и к тому же богато разукрашен резьбой и позолотой. Святослав, как следовало из рассказов приказчиков, тоже был близок ко двору. Ведал у князя Юрия, похоже, дипломатическими вопросами, – вел переговоры и «устраивал дела» с инородцами, часто пропадая в неизвестных землях, как и купцы, но с другими целями. А кроме того, еще торговал оружием, имея кузню, как и Евпатий. Этот боярин мог посоперничать богатством и княжескими почестями с Евпатием, а то и превосходил его кое в чем.
– Промеж купцов сказывают, – балаболил без умолку Захар, – что Святослав уехал в Муром торговать. Да только на днях купец Иван Большой возвратился из поездки по южным странам с товарами, сказывал, что видел Святослава на реке Воронеже. Видать, боярин к половцам по делам тайным поехал, да туману напустил для отвода глаз.
«Вот она, тайная политика, – усмехнулся про себя Кондрат, рассматривая небольшой, но опрятный дом с десятком пристроек, стоявший дальше вниз по склону холма. – Одна случайная встреча, и весь город знает о планах руководства».
– А это что за дом? – воткнул боярин слово в бесконечный монолог приказчика, позабыв, что и так должен все здесь знать.
– Здесь вдовая боярыня Умила живет, муж ее давно уж помер, на охоте медведь задрал, – походя ответил Захар и как ни в чем не бывало продолжил свой рассказ о купцах, боярах и дальних странах.
Кондрат поневоле вздрогнул, проведя рукой по груди, прикрытой многочисленными кафтанами, от которых на солнце уже стало довольно жарко. Сдвинул шапку со лба, подставив его налетевшему ветерку. Затем, усилием воли отогнав мысли о медведях, которых в здешней округе, похоже, водилось немерено, он вновь принялся осматривать соседские терема. Подняв взгляд повыше, Кондрат разглядел вдалеке укрепленный замок. Тот стоял на самом высоком месте Рязани, отделенный ото всех глубоким рвом. Судя по всему, это был княжеский кремль.
«А боярин-то, похоже, из скромных мужиков был, – с одобрением подумал Кондрат, закончив беглый осмотр близлежащих строений и вспоминая свое жилище, более походившее на крепость, чем на дворец, – хоть и богат, а денег на ветер не бросает. Молодец».
Спустившись с холма, они миновали церковь – проезжая которую, новоявленный Евпатий перекрестился вслед за приказчиками, – и углубились в квартал с более плотной застройкой. Дома здесь тоже были богатые с виду, но стояли уже плотнее друг к другу, образуя несколько довольно широких улиц. По одной из них, распугивая конями попадавшийся люд, боярин с приказчиками добрались до крепостной стены и выехали за нее сквозь ворота. Как узнал из бесконечного монолога Захара боярин – ворота назывались Спасскими. Через них шла главная дорога от княжеского кремля на холме, вдоль всего Среднего города – так назывался квартал, где обитал нынче сам боярин Евпатий, – прямиком к Ряжским воротам, минуя мастерские и лавки Столичного города. Сразу за Спасскими воротами обнаружился еще один кирпичный храм – Спасский собор, – давший название массивным воротам. Перекрестившись еще раз с поклоном, Кондратий доехал шагом до перекрестка и направил своего смирного коня вслед за Захаром, который, не прекращая разговора, свернул на развилке налево, к Исадским воротам. Как уже знал Кондратий, неподалеку от этих ворот и находился его кузнечный промысел.
Здесь, за стеной Среднего города, зажиточный люд встречался редко. Это были кварталы ремесленных людей и бедноты, кормившийся разными промыслами, от кузнечных до гончарных. Проезжая еще Спасский собор, боярин заметил издалека целую ораву нищих, просивших милостыню у всех встречных с таким рвением, что в случае отказа им было не позавидовать. К счастью, боярин проехал стороной, но на будущее отметил себе, что ему по статусу, вероятно, полагалось разбрасывать милостыню горстями. И еще подумал, что наверняка это за него делали вездесущие приказчики. Кондрат мысленно поблагодарил провидение за то, что выбросило его в этот мир не одного и не на пустое место, а снабдило такими знающими помощниками.
Глядя по сторонам, Кондратий вдыхал дымно-смоляные запахи, перемежавшиеся смрадом и вонью, и не мог надивиться тому что происходит вокруг. Работный люд, разодетый в мешковатого вида рубахи, сновал по своим делам, то и дело преграждая путь конным. Или сидел по своим мастерским и сараям, откуда валили дым и пар. Изготавливая нечто молотом, вырезая ножом или связывая, вышивая, скрепляя. В общем, все были при деле.
Сегодня был его первый «выход в люди», и боярин с жадностью впитывал в себя все незнакомые виды и образы, навалившиеся на него и взволновавшие душу. Кондрат почувствовал себя вдруг каким-то разведчиком или, скорее, исследователем неизвестного мира, невесть как влезшим в чужую шкуру. Шкура ему досталась неожиданно богатая, но, надо сказать, предполагавшая ответственность поболее, чем у других. Еще из книжек он уразумел, что жизнь рядом с властителями любого рода – это всегда палка о двух концах. Могут осыпать милостями, а могут и голову с плеч. С этим на Руси никогда не церемонились. Почему он оказался в этом странном мире не холопом, а именно боярином, за какие такие заслуги – небеса молчали. Пока. Предоставляя Кондрату возможность самому разобраться. Узнать, в чем тут, как говаривала его бабуля, божий промысел. И пока что единственное, что надумал Кондрат, не считавший себя достойным вечной жизни или жизни за чей-то счет, – ему просто повезло. А будущее покажет. Мир вокруг сейчас был на удивление осязаем и реален, хотя и не мог быть таким по определению.
Окутанный внезапно нахлынувшими размышлениями о своем бытие, рязанский боярин вскоре доехал до края большого оврага, разрезавшего городскую землю огромной загогулиной, дальний конец которой упирался в крепостную стену. К этому оврагу выходили задние дворы как минимум двух дюжин строений, походивших на низкие вытянутые амбары. Буквально из каждого сейчас валил не то дым, не то пар. Из-за бревенчатых стен, почти черных от копоти, раздавались методичные удары молотов. Услышав эту музыку, Кондрат решил, что они, наконец, прибыли. И не ошибся.
– На месте мы, Евпатий Львович. Пора посмотреть, что с заказом княжеским делается, – сообщил Захар, придерживая коня, и, обернувшись к боярину, вполголоса добавил: – Да кузнецов припугнуть для острастки, а то они что-то тянуть стали с работой. Особливо Кузьма, с тех пор как у него шестое дитя народилось, да Храбр – который едва только из запоя вышел… Хотя по трезвости лучше их работников во всей Рязани не сыскать.
Став неожиданно серьезным, Захар напомнил:
– Нам, Евпатий Львович, княжеский заказ изготовить надо вовремя. Запоздать никак нельзя. Князь Юрий, он, сам знаешь, где добрый, а где…
– Разберемся, – мрачно пообещал Кондрат, никогда не любивший нарушителей дисциплины.
Захар остановил коня у крайней кузницы и, спрыгнув на землю, помог спуститься на землю своему боярину, придержав стремя. Кондрат уже начал привыкать к такому отношению. А куда деваться – стал боярином, принимай почести, пока дают. Отвечать потом будем. Он спустился на каменистую землю, бросил поводья приказчику и остановился в нерешительности. Делая вид, что рассматривает здоровенную бочку с водой, стоявшую у входа в кузню, Кондратий помедлил с минуту, раздумывая, как начать разговор со своими лучшими кузнецами, отбившимися от рук.
В это время широкая дверь, а точнее ворота, отворились, и в клубах дыма наружу вышел здоровенный детина, косая сажень в плечах, в кожаном фартуке на голое тело. Волосы его на голове были перехвачены широким металлическим обручем, а со щек и бороды стекали капли пота. В мозолистых вытянутых вперед руках он держал щипцы, между концами которых был зажат наконечник копья, раскаленный докрасна. Не обращая внимания на прибывших, кузнец шагнул к бочке и опустил в нее свое изделие. Издав злобное шипение, вода забурлила, охлаждая выкованный наконечник. А кузнец вытащил его назад, бегло осмотрел и уже собирался вернуться в кузницу, как его окликнул Захар.
– Ты чего, Кузьма, – подал приказчик голос, в котором сквозили нотки издевки, – али не узнал нас? Мы вот к тебе в гости приехали.
Кузнец замер на мгновение, изучая гостей, и нехотя поклонился, рассмотрев, кто приехал. На его лице было заметно плохо скрываемое раздражение рабочего человека, которого отрывают от дел всякие бездельники. Но обойти вниманием своего хозяина он никак не мог.
– Здрав будь, боярин. Рад видеть тебя живым, а то сказывали – медведь тебя заломал, – хмуро поприветствовал его Кузьма, на закопченном лице которого виднелись только глаза. – И вы, добрые люди, тоже заходите, коли пришли. Я оконечники копейные доделываю. Но если разговор нужен…
– Иди, – разрешил Евпатий, быстро поняв суть вопроса, – доделай сначала дело. А мы пока поглядим.
И смело шагнул вслед за кузнецом, пропавшим в клубах дыма и пара. Едва Кондратий оказался внутри, сделав не более десятка шагов, как у него появилось ощущение, что он попал в ад. Тот самый, с огнем, серой и чертями. Только вместо чертей здесь сновали чумазые кузнецы с подмастерьями, ковавшие оружие для рязанского князя. Пару раз вдохнув едкие испарения, от которых глаза сразу заслезились с непривычки, Кондратий остановился посреди кузницы, осматриваясь. Приказчики замерли за спиной, как безмолвные тени. Казалось, в таком дыму никто не заметил прибытия хозяина.