Вставало солнце над Русью

Глава I

На северных славянских землях племена ведут кровопролитные междоусобные войны. Кроме того, половцы, хазары, варяги постоянно нападают на славянские племена. Отсутствие единой власти не даёт возможности прекратить внутренние распри и дать отпор внешней агрессии. Князь Гостомысл, первый посадник Новгорода, желая передать правление в руки своему внуку Рюрику, постепенно, очень медленно и исподволь, подводит славян к мысли о выборе единого князя для защиты земель и племён. Когда междоусобные кровопролития и непосильные дани, наложенные на славян варягами, доводят роды до разорения, Гостомысл, собрав вече, убеждает степенных бояр и остальных вечевиков, что пришло время выбрать одного правителя на Руси, который будет их защищать, править и судить по правде. Он предлагает отправить послов «за море» и пригласить его внука Рюрика на княжение.

Династия Рюриковичей правила Русью шесть веков. Судьба нашей страны скреплена связующей нитью с судьбой этого рода. Об их деяниях по сию пору спорят историки. А о Рюрике вообще пытались забыть со времён Киевской Руси, тем более в летописях не вспоминали о нём как о первом русском князе. Роман не претендует на истину в последней инстанции. Любой роман не что иное, как вымысел, похожий на правду. В интересах повествования приходилось прибегнуть к источникам, чаще всего недостоверным или спорным. Приступая к чтению, следует помнить, что это не историческая повесть, а авторское повествование, цель которого – не вдаваясь в правдивость исторических данных всех событий, кратко обрисовать в художественном изложении историю языческой Руси вплоть до Крещения.

Он стоял на носу драккара на возвышении, как гранитный утёс. Высок ростом, строгий взгляд устремлён вперёд. От него веяло грозной, несокрушимой силой. Попутный ветер надувал паруса, убыстряя бег судна. Голубые глаза, почти не щурясь, обшаривали горизонт, из-под шелома видны были длинные волосы, ниспадавшие до плеч и закрученные на концах кольцами. Драккар и человек были давними друзьями. Первым была боевая лодья – длинное, хищно вытянутое судно, с высоко поднятыми носом и кормой. Судно стремительно бежало по Днепру. Форштевень корабля украшен резной мордой дракона, на страх недругам и всяким злым силам, таящимся в морской глубине. Драккары, следовавшие за сторожевым, уверенно разваливали форштевнями волны.

– Поздорову тебе, земля родная! Отныне не варяг я тебе, а твой верный слуга и преданный сын!

История происхождения любого народа скрыта в глубине веков, в далёких дописьменных временах, и до сих пор является белым пятном в летописи народов. Сказания и былины, приукрашенные легенды о предках, мифических богатырях, тёмных лесах, огромных диких животных, озёрах и реках, полных рыбы, хоть руками лови, – вот практически и всё, что сохранилось и было известно о происхождении того или иного народа. Даже эти скудные знания передаются из поколения в поколение, обрастают всё новыми подробностями. Сражаясь с набегами кочевых племён и не только, славяне охраняли свои общины. Как ручейки собираются в реку и бегут бурным потоком, сминая своей мощью все преграды на своём пути, так и предки наши собирали общины вместе: сливаясь, они строили города. Эта созидательная работа сопровождалась тяжёлыми войнами на внешних границах, где орды кочевников, сменяя друг друга, непрерывно накатывались на славянские земли. А внутри страны шла своя острая междоусобная война соперничающих за первенство князей, создавая благоприятные условия для кочевников, которые во время набегов захватывали в плен женщин, отроков и забирали всё ценное, что попадалось под руку. За пленных впоследствии получали большой выкуп. И в таких тяжелейших испытаниях трудолюбивый и мужественный народ находил силы создавать могучую державу, сохранять и расширять её границы.

– Откуда берёт начало славянский род? – спросит вдруг любознательный вьюнош седовласого старца.

Старец, прищурив глаза, молча устремив взгляд вдаль, как будто видит сквозь века, степенно оглаживая длинную седую бороду, со знанием дела скажет:

– Славяне суть род свой ведут от Иафета, сына Ноева, от коего произошли так называемые норики, которые и есть славяне. Согласно древней легенде, два скифских князя, Словен и Рус, потомки библейского Ноя, после долгих скитаний по всему миру появились на территории Приильменья. Здесь, на берегу Волхова, они построили город Словенск Великий. Впоследствии Словенск пришёл в упадок, а на его месте через три тысячи лет возник Великий Новгород. Спустя много времени сели славяне по Дунаю, где теперь земли Венгерская и Болгарская. От тех славян разошлись славяне по земле и прозвались именами своими от мест, на которых сели. Те же славяне, которые сели около озера Ильмень и назывались своим именем – славяне, построили город и дали ему имя Новгород. – И, распрямив согбенные годами плечи, старец важно окинет взглядом молодёжь, окружившую его, чтобы послушать дедовы байки.

Во время оно на месте, которое было прокрыто дремучими лесами и болотами, на островах между болот, ближе к рекам и озёрам, селились славянские общины. Все общины составляли разные племена. Свои поселения славяне никак не укрепляли и жили в постройках, слегка углублённых в почву, где под земляной крышей, посередине неё, возле охлупня, было отверстие для выхода дыма, или в наземных домах, стены и крыша которых держались на столбах, врытых в землю. Они известны под именем венедов. Славяне были язычниками, обожествляли силы природы и умерших предков. Среди сил природы солнце и огонь занимали главное место. Даждьбог олицетворял солнце, богом огня был Сварог, ветра и бури – Стрибог. Покровителем стада – «скотьим богом» – считался Велес, но самым главным был Перун – бог-громовник, которому в славянском пантеоне принадлежит особое место. Он считался покровителем военной дружины и её предводителя – князя. Перун – сын Сварога. Он мечет свои стрелы-молнии, мощной палицей разбивает тучи, гром выражает его гнев, по всему небу развеваются его одежда и борода, ветры и бури – его дыхание. Символ Перуна – так называемый громовый знак, похожий на колесо с шестью спицами. Капища Перуна устраивались на самых возвышенных местах. Когда у славян появились князья и боевые дружины, Перуна стали считать покровителем воинов. Перед походом славяне приходили на капище и приносили в жертву какое-нибудь животное или проливали его жертвенную кровь, но если вдруг народу грозило какое-то серьёзное несчастье – засуха или война, – то приносили в жертву человеческую жизнь.

Древнейшая русская летопись в переводе Д. С. Лихачёва – «Повесть временных лет» – рассказывает о постепенном расселении славянских племён по обширным землям Европы. Жизнь была полна тревог. Не раз загорались дозорные костры на ближайших холмах, били тревогу часовые и все роды и племена брали в руки оружие – мечи, копья, луки, топоры, секиры – и смело вступали в схватки с викингами или набегавшими кочевыми племенами, которые частенько пытались поживиться за счёт чужого добра. Бытует множество мнений о происхождении термина Русь. Первое – по названию реки Русь (современное название Рось), правого притока реки Днепр. Старейшина славянской общины Гостомысл привёл своих соплеменников с Дуная к Ладожскому озеру, а оттуда к озеру Ильмень. Они поселились возле реки Русь, впадавшей в Ильмень, и стали называться Русью. Расселившиеся по берегам Руси славяне именовались русичами.

Бóльшая часть славян заняла лесистые стороны на территории нынешней Волыни и называла себя древлянами. Другие поселились на склонах реки Буг и называли себя бужанами, третьи осели на равнинах Днепра и стали называться полянами, четвёртые поселились на реке Полоти и именовали себя полочанами, пятые осели меж реками Припятью и Западной Двиной и назвали себя дреговичами. Славяне, поселившиеся по берегам рек Двина, Днепр и Волга, назывались кривичами – по имени своего предводителя, жреца Криве. От кривичей на юг, по Днепру и его притокам, осели северяне. Земли по Днестру до Чёрного моря и Дуная заняли угличи и тиверцы. Та часть славян, которая осела на реке Сожь, называлась по имени своего предводителя Радима: радимичи. Славяне, занявшие земли на берегах Оки, назвались по имени своего вождя Вятко: вятичи.

Славяне построили Новгород. Он был небольшим, сплошь деревянным и расположился на холмистой местности, по обеим сторонам реки Волхов, что было уникальным случаем для своего времени: практически все города Средневековья стояли на высоком холме на одном из берегов реки. Первые жители строили свои дома по берегам, но не у самой воды, а подале – из-за частых наводнений. В Новгороде старейшиной посадили Гостомысла править и судить. Все племена делились на два союза: северный и южный. Во главе северного союза стоял Новгород, во главе южного – Киев, который был построен позже Новгорода.

Иоакимовская летопись сообщает, что Гостомысл происходил из древнего княжеского рода. Отец Гостомысла, Буривой, воевавший с варягами в Прибалтике, много раз побеждал их, но впоследствии сам был побеждён: погибли все его воины, сам он едва спасся и, вытесненный из родной земли вместе с родичами и подвластными им князьями, пребывал на острове в городе Бярмы. Варяги захватили Великий град и обложили тяжкой данью славян, русь и чудь. Жители Великого града обратились к князю Буривою с просьбой прислать им своего сына Гостомысла. Гостомысл пришёл в Великий град и, сидя на коне, обозревая поле предстоящего боя, находился в глубоком раздумье. Он решил, что назревшие между державами вопросы нельзя решить войнами. Гостомысл подозвал к себе приближённого боярина и сказал:

– Пошли к противнику воина с предложением о встрече для переговоров.

Прошло довольно много времени, прежде чем боярин подъехал к князю Гостомыслу.

– Кёниг Саксонский прибыл со свитой на переговоры.

Гостомысл встретил иноземца в своём шатре. Это был мужчина средних лет, коренастый, широкоплечий, с бородой и длинными волосами, схваченными сзади ремешком в хвост. Поверх рубахи красовался блестящий металлический панцирь, на плечах висел короткий синий плащ, отороченный золотым шитьём. Гостомысл некоторое время молча рассматривал саксонца, потом неторопливо заговорил:

– Долго ли нам ещё воевать с вами? Сколько я живу, столько мы сражаемся друг с другом – славяне и германцы. Может, стоит нам сделать попытку установить между нашими народами мир, чтобы люди жили в тишине и спокойствии?

– Каким образом? – поинтересовался Кёниг Саксонский.

– Дать клятву своим богам, что будем свято соблюдать заключённый договор, и разойтись без битвы и кровопролития.

– Я готов поклясться на мече перед нашим богом Тором, что не нарушу слова своего и буду вечно хранить мир между саксами и бодричами, – твердо проговорил Кёниг.

– Я тоже клянусь нашим богом Перуном. Пусть наши народы будут спокойны за своё будущее.

Заключив с саксами мирное соглашение, Гостомысл построил возле моря город, назвав его в честь своего старшего сына Выбора.

Место для Новгорода славянами было выбрано на высоком холме – как бы сама природа им указывала место, где должен подняться «отец городов русских». Холм этот крутым обрывом нависал над Волховом. Река у обрыва была настолько глубока, что никакой лестницы там установить нельзя было, а без неё на обрыв забраться невозможно, вот эта сторона и оставалась практически незащищённой. Нападения отсюда не ждали, тогда как другие три стороны были хорошо защищены прочным частоколом, и он надёжно укрывал город от вражеского нападения. Суда, прибывавшие «из моря», подходили к самому берегу. В скандинавских сагах Новгород фигурирует под названием Холмоград. Внутренняя городская крепость – Детинец – стояла на высоком месте. Снаружи, за частоколом, был ров с переброшенным через него мостом к воротам города.

В Новгороде почитались боги, которых не было в пантеоне других славянских племён. Известен культ Волхова – бога, отождествляемого с одноимённой рекой, на которой стоял город. Волхову ежегодно приносили в жертву коня, и день этого жертвоприношения был главным городским праздником. Новгород в устье Волхова, вблизи озера Нево (Ладожского), являлся узловым пунктом торговли.

Никоновская летопись сообщает, что Гостомысл был первым старейшиной Новгородской волости, избранным общиной посадником. В центре детинца располагался княжеский дворец – деревянный, двухъярусный, с резными наличниками на окнах и дверях. Терем ступенями поднимался к небу, возвышаясь над крутым берегом Волхова, и смотрел на все четыре стороны. К северу – к Новгороду – обращался его служилый лик: напротив главных ворот, перед широкой площадью, на двадцати резных дубовых столбах держалась широкая галерея, подобная вечевой степени. К югу – к прибывающим гостям – терем напоминал старинную деревянную крепость. Там подъёмный мост надо рвом закрывал ворота, узкие окна походили на бойницы. С той же стороны разместилась дружинная изба, и двор предназначался для обучения дружины воинскому искусству. К западу – к Волхову – терем поворачивался высокими башенками и витражными окнами и виден был на десятки вёрст окрест. Перед ним, на узкой полосе перед обрывом, стояло небольшое требище в форме цветка. На восток – к посаду – княжий терем обращал лик домашний, простой. Там находился задний двор: ворота для проезда подвод, поварни, амбары, дровни, хлебные и кладовые. В нём и поселился Гостомысл. У него было четыре сына и три дочери, но сыновья погибли, а дочери вышли замуж в соседние государства.

Гостомысл сидел в своих покоях и вспоминал, как его жена, узнав о гибели сыновей, не перенесла такой потери, заболела и слегла, а вскоре умерла. Горе его было столь велико и безутешно, что ему хотелось уйти вслед за женой и сыновьями. Теперь он не видел, зачем ему жить. Более всего сокрушался Гостомысл оттого, что прекращался вместе с ним его род. Один он остался на белом свете, не для кого было беречь ни богатств, накопленных за долгие годы, ни почётного места. Подумывал было уйти с посадничества, но потом всё-таки решил остаться. Он перемог своё горе и вновь приступил к княжеским заботам. Как пишет Иоакимовская летопись, он был «муж столь храбрый, столь мудрый, всем соседям был страшен, а людьми любим из-за справедливости и правосудия».

«Сделаю славянский народ счастливым!» – думал посадник.

Гостомысл понимал, что народу нужна крепкая власть. Видел он, что вольность до добра не доведёт. Каждый из родов жил сам по себе, никакой власти над собой не зная. В случаях ссор каждый род считал себя правым, а потому и бились друг с другом не до руды, а на смерть. Сожалел Гостомысл о воле-волюшке, но ради пользы многих людей решил ею поступиться…

Но так думал только он. В Новгороде и в родах придерживались другого мнения. Воля и полное безначалие нравились всем. Никто не знал над собой старшего, и если Гостомысл ещё держался на посадничестве, то только потому, что умел ладить с людьми. А чего это стоило ему, каких усилий над собой, об этом никто не знал.

Понимая, что к добру не приведёт народная воля, единой твёрдой властью не сдерживаемая, мудрый Гостомысл решил: «Пусть род на род восстанет, пусть пойдут между ними раздоры, пусть прольётся кровь, пусть обложат роды и племена непосильной данью, тогда я покажу им, что только твёрдой единоличной властью и можно с корнем вырвать зло… Пусть сами захотят выбрать себе князя, который бы судил их, управлял ими и защищал от вражеских нападений… Когда они сами поймут это, тогда нетрудно будет заставить их покориться их же избраннику».

Но сколько Гостомысл ни думал, кто может взять роды под свою сильную руку, ни в одном славянском роду не видел достойного мужа быть народным избранником… Когда ещё только задумывал Гостомысл привести народ к мысли о выборе себе князя-защитника, уже тогда решил, что этим защитником может стать его любимый сын. Ради него он и задумал столь трудное дело. Для него он и вёл ильменских славян к осознанию необходимости единой власти, но смерть похитила юношу, как и остальных трёх сыновей. Вспомнились Гостомыслу предсказания вещуна, который пророчил ему, что на новгородский престол заступит внук его, сын Умилы. Но из земли бодричей приходили неутешительные вести. Купцы, прибывавшие в Новгород из дальних земель, ничего не слышали о его внуке.

Старик скучал о внуке, Изборе. Дочь Умила прислала ему в утешение своего сына, когда Гостомысл остался один, но вскоре Избору пришлось тайно бежать из Новгорода. Он с другом Вадимом рыбачил на Ильмене, когда начался ураган. Их лодка перевернулась, Вадим стал тонуть. Спасая друга, Избор по разбушевавшемуся озеру добрался до берега Священной рощи, охраняемой жрецами. Они не допускают в эту рощу, посвящённую грозному богу, ни князя родового, ни воина славного, ни человека простого. Никому нет доступа в священную рощу: кто бы ни был он, лютая смерть ждёт ослушника. Грозен Перун, требует крови человеческой, и горе тому роду, который ослушника не выдаст.

Вадим уже пришёл в себя и лежал на берегу, закрыв глаза. Он вспоминал, как однажды чародей нагадал ему, что он погибнет от меча своего друга, а поскольку друзей у него не было, кроме Избора, то он решил, что сейчас самое время лишить друга жизни и тогда колдовство не сбудется. И прежде чем Избор успел опомниться, его вероломный друг выхватил из-за пазухи острый нож и как зверь метнулся к нему. Избор не успел оборониться, и Вадим с яростью вонзил нож ему в грудь.

Как подкошенный, рухнул Избор на траву, а Вадим убежал. Его увидели жрецы и хотели казнить, но он рассказал, благодаря кому он, будучи в беспамятстве, оказался в священной роще.

– Только из уважения к твоему отцу я не буду наказывать тебя за твою дерзость, отрок! – сказал старый жрец.

Вадим, склонившись перед жрецом с почтением и благодарностью, приложился к его высохшей руке. Никакое чувство сожаления за содеянное не шевельнулось в его душе, а теперь, когда он убедил старого жреца в том, что он стал жертвой чудовища, Вадим успокоился и был уверен, что теперь-то гадание чародея точно не исполнится и ему не грозит гибель от меча друга.

Жрецы начали поиски Избора. Варяг, раненный во время набега, скрывался в священной роще, в самой чаще, куда даже жрецы не заходили. Он сделал шалаш и залечивал свои раны травами. Он видел, как Вадим напал на друга. Когда Вадим убежал, он подошёл к Избору и хотел его сбросить в Ильмень, чтобы в поисках юноши не набрели на его убежище, но Избор застонал. Варяг принёс его в свой шалаш и стал лечить, как мог. Избор вскоре пришёл в себя.

– Отвези меня, старик, в Новгород, к Гостомыслу, – чуть слышно прошептал Избор, – там мы будем в безопасности.

Варяг нашёл лодку; дождавшись темноты, принёс Избора на берег Ильменя, загрузил в лодку и переправил через озеро.

Весть о якобы гибели Избора опередила его появление с беглым норманном у деда. Когда старый норманн доставил его в Новгород, там все уже знали о случившемся. Варяг, в темноте двора подкараулив Гостомысла, шепнул ему, что Избора надобно срочно перенести из лодки к нему в хоромы. Гостомысл тут же пошёл вслед за варягом, который повёл его незаметными тропинками к озеру. Трудно было предположить, что властный жрец Перуна легко откажется от своей жертвы. Ради сохранения своего достоинства он потребует казни Избора как оскорбителя грозного божества. Гостомысл прекрасно понимал, что рано или поздно о спасении Избора будет известно всем и тогда-то главный жрец и хранитель Перуна, пользуясь своей неограниченной властью, начнёт немедленную борьбу с ним. Посадник любил своего внука и стал думать, как спасти его. Его гости норманны скоро уходят в свою Скандинавию, а там конунг Сигтуны Бьёрн был его другом, и Гостомысл решил, что тот не откажется приютить его внука.

Гостомысл их обоих спрятал у себя в тереме. Он договорился с купцами, и те помогли его внуку вместе с варягом бежать в Скандинавию. Избор был согласен с предложением деда. Так очутился он на драккаре скандинавов, где его увидел Вадим. Тот стоял, сжав кулаки в бессильной злобе, и провожал взглядом удаляющийся драккар. С тех пор ни одной весточки не было посаднику от внука. Он не знал даже, жив или нет внук его, названный скандинавами Рюриком. Пытался было расспрашивать о нём норманнских купцов, прибывающих в Новгород с товарами, но никто ничего не знал о славянском богатыре.

– Много в Скандинавии славянских варягов! – говорили проезжие.

– Все они мóлодцы, витязи, а кто из них Рюрик, откуда же нам знать! – отвечали другие.

Послать гонца в далёкую Скандинавию Гостомысл не решался. Не было у него под рукой верного человека, которого он мог бы отправить с поручением, разыскать и привезти внука. Дряхлел новгородский посадник, но по‑прежнему держался своей заветной мысли – дать единодержавную крепкую власть родному славянскому народу…

Туго пришлось неукротимому старейшине. Спустя очень недолгое время началась междоусобица, приведшая к плачевным последствиям. Скоро все роды погрязли в распрях. Род шёл войной на род, гибли люди, выжигались целые селения. В общей свалке смешались все роды. Каждый ильменский род считал себя и самым правым, и самым главным в новгородском союзе. Новгород в эти распри не вмешивался. Гостомысл как мог удерживал новгородцев от участия в ссорах. Мудрому старику все подчинялись беспрекословно без выяснения причин.

– Он знает, что делает, ему виднее! – говорили новгородцы.

– Раз так, то и мешать ему не будем, – поддерживали народ сторонники Гостомысла.

Между тем Гостомысл чувствовал, что силы его с каждым днём уходят. Казалось ему, что не доживёт он до исполнения своей заветной мечты. Но желание довести до конца задуманное дело заставляло посадника по‑прежнему подводить ильменскую вольницу к мысли о необходимости единодержавной власти. Норманнские гости не появлялись, и узнать о внуке было не от кого. Неизвестность более всего настораживала старика, и его уже начинало томить некое мрачное предчувствие. Бессонные ночи проводил Гостомысл в лютой тоске, которая глодала его усталое сердце…

При всём уважении народа к Гостомыслу до него стали доходить слухи, что появилось много недовольных его правлением. Он собрал вече1, чтобы выслушать их и решить все вопросы. Вече волновалось и шумело. Самым отчаянным крикунам не особенно нужны были поводы, чтобы покричать. Гостомысл прекрасно знал своих соплеменников. Он спокойно стоял и ждал, пока вечевики вдоволь накричатся, чтобы, когда подустанут, завести речь о своём правлении. Но на сей раз дело зашло гораздо дальше.

– Долой Гостомысла из посадников! – раздался зловещий крик.

– Долой, долой! Больно много воли брать стал! – слышалось со всех концов.

Гостомысл терпеливо слушал крикунов. Потом поднял руку, потопал ногой по деревянному настилу степени. Крики смолкли.

– Мужи новгородские, людины! – громко, с негодованием в голосе заговорил Гостомысл. – Вы сами меня выбрали посадником, и я, сколько было сил и разума, старался всех судить по правде, но вижу, что не угодил вам…

Крикуны притихли. Не ожидали они, что так обидится посадник. Никаких серьёзных причин быть недовольными Гостомыслом не было ни у кого. Брошенный вызов обескуражил многих. Все знали, что достойного преемника Гостомысла найти трудно: хоть и мала была власть его, всё-таки сами выбрали. Смущённая толпа затихла: новгородцы не знали, что отвечать Гостомыслу. А посадник продолжал свою речь:

– Кланяюсь вам, новгородцы, выберите себе другого посадника, а меня простите. Я старался всё делать для вашей пользы и для города, сколько разумения хватало, долгих ночей не спал, но, видно, неугодны вам труды мои…

Гостомысл стоял спокойный и величавый, в большом тяжёлом золотого шитья зипуне, и ждал решения, опершись на копьё.

Вдруг в это время горожане как-то разом заволновались. Среди них послышались громкие крики и неясный шум. Сразу же все отвлеклись от жгучего вопроса и повернули головы назад. Через толпу вечевиков прямо к помосту, занятому новгородскими властями, пробирался норманнский воин. Его появление отвлекло вече от немедленного ответа на прямо поставленный Гостомыслом вопрос. Воин, уверенно расталкивая толпу, взобрался на степень, и что было силы застучал ногой о дерево.

– Мужи новгородские, люди и ты, посадник! – закричал он с ярко выраженным акцентом. – Это что же стало твориться в вашей земле? Когда же это было, чтобы народ славянский посягал на жизнь своих гостей? Разве теперь у вас всё по-новому пошло?

– Что случилось, говори! – раздались крики со всех сторон.

– Сколько раз приезжали наши купцы с товаром к вам, и ни разу нас не грабили, а нынче напали и забрали весь товар, а купцов утопили в Волхове! – голос воина из охраны купеческого каравана звучал грозно, лицо его пылало гневом, рука судорожно сжимала меч.

Новгородцы дружно ахнули: они знали, как опасно шутить с норманнами. Все викинги были прекрасно вооружены, искусны в деле ратном. Вот почему гневная речь воина произвела сильное впечатление на вечевиков. Гостомысл сразу сообразил, что настал удобный момент повернуть дело себе на выгоду.