Первый

Три девушки стояли в воде. У одной расшнуровался ботинок, и она уже где-то потеряла его. Трудно сказать, понимала ли она вообще, что ей чего-то не хватает.

Они неловко замерли. Можно было подумать, они не поняли ни одного произнесённого слова, но я знала – это не так.

Девушка в одном ботинке вынула и вторую ступню из обуви. Коричневый, ношенный ботинок покинуто стоял на границе журчащей чистой лужи, обвисли отполированные пальцами, трением, ноской, годами шнурки. Из лужи вылетела круглая капля, и дождь пошёл вспять, с земли. Три девушки подняли лица к небу. В тонкой луже под их ногами не было столько воды, сколько поднималось и поднималось к тёмно-синему небу круглых капель.

– Жрица нисподающей воды.

– Жрица льда.

– Жрица течений.

Девушки падают одна за другой. Мне тоже тяжело. Старикам будет тяжело нести их в Храм, а я… я боюсь уронить. Где мои помощники? Где верные друзья?

Старики спешат на помощь, словно не сознавая своего возраста. Они берут девушек за локти и под колени, несут одну вдвоём… может и справятся.

Стахий понимает мой знак и склоняет голову ближе к губам:

– Возможно мне придётся уехать в скором времени…

Смотритель кивает, принимая к сведению. Потом всё же решает задать вопрос:

– Я должен буду сделать какое-то заявление по поводу Жриц?

Три девушки с колючими глазами выходят на освободившееся место между нами и стариками. Им неуютно, вокруг столько воды… Лужа ушла в небо, но оттуда продолжал сыпаться снег.

– Что ты молчишь? – беспокоится Стахий.

– Я… мне сейчас тяжело сообразить… если что, я позвоню на телефон Прохора и…

Стахий фыркает, и я осекаюсь.

– В чём дело?

– Прохор, – фыркает Стахий. – Прохор с некоторых пор потерян для общественности…

Меня осеняет. Немного красной злости впрыскивается в белый поток где-то в глубинах моего сознания.

– Да я его уволю!

– Ему сейчас всё равно, – махнул рукой Стахий.

– Тогда не уволю… Но ты их разбаловал и распустил!

– Мне выговор? – осведомился Смотритель.

Только тяжело вздыхаю.

– Лучше займись делом.

Стахий улыбается. Он не называл свою Стихию, а я не спрашивала. Однажды он проговорился, что учил Прохора и Игоря, но и только. Он также учил меня, когда я не была целой, а моей Стихией тогда была Вода. Я по незнанию перебухала себя мощью, привлекла к себе ненужное внимание, так что Стахий взялся прежде всего учить контролю, а Маг вообще предпочёл держать при себе. Теперь понимаю, что для них обоих такое решение было исключительным. Я была слишком сильной для адепта, чтобы остаться без присмотра, как планировала. Мне нужно было собрать информацию, из-за того что её было так мало и вышло, что я не осознавала, как силён может быть адепт, и оказалась слишком мощным адептом Воды. Это знание оказалось не чем-то самим собой разумеющимся, в отличие от овладения Стихиями…

Стахий спускает с пальцев красивый всполох Огня. Девушки не торопятся реагировать. Смотрят с приоткрытыми ртами, поворачивают головы. Отсветы и тени ходят по их лицам. Старики окружают их огненной феерией, огонь стелется, вспыхивает, щёлкает без горючего вхолостую, клокочет, искрит, шипит.

Одна, как во сне, скидывает шапку, вспыхивают волосы. К ней бросаются на помощь. Вторая оскаливает зубы и начинает смеяться, изо рта вырывается нечеловеческий звук, как от пламени, хлопающий по воздуху, звук как вспышка, ослепляющая уши. Третья наклоняется, нежно улыбаясь, чтобы засунуть ладони в огонь.

Я делаю знак, чтобы к девушкам не подходили.

– Жрица небесного огня.

– Жрица дикого огня.

– Жрица негаснущего огня.

Девушки засыпают стоя. Колени подламываются. Тела падают в пламя.

– Вытаскивайте!

Чувствую усталость. Отправляю её серые потоки в белую линию связи, чтобы оградиться от неё.

Новая троица выходит в центр.

– Жрица плодородной земли.

– Жрица камней и металла.

– Жрица пустынь.

Последний Воздух.

– Жрица северного ветра.

– Жрица морского бриза.

– Жрица бурь…

Мне трудно стоять на ногах.

– Васса, – зовёт голос Мага.

Ищу источник голоса там, где источает уксус белый канал. Его там нет. Тёплые сквозь пальто пальцы сжимают локоть. Маг не даёт почве уйти из-под ног.

Оборачиваюсь – Маг стоит рядом.

– Васса, ты сможешь подняться в свою комнату без помощи?

– Да… конечно, да…

Маг отпускает меня и идёт к лежащим девушкам, укладывает себе на плечо одну, потом вторую на другое, последнюю предоставляет тащить старикам.

– Куда нести?

– Что? – тупо спрашиваю я.

– Дюжина пустых комнат на втором этаже, – отвечает за меня Стахий. – Там должны быть Захар и Чи, покажут.

Маг без дальнейших вопросов быстро шагает к Храму. Чёрный силуэт уменьшается на фоне серого, неразборчивого в наступающей ночи монолита Храма. Любое действие отдаёт магией. Знаю, он видит магию повсюду в этой скрадывающей темноте февральской ночи.

Оступаюсь. Нога криво подворачивается на каблуке. Не падаю, но лодыжку пронзает болью. Гози остался один. Растерянно стоит у последней маленькой фигурки, сложившейся на голой земле острова в позу эмбриона. Все двенадцать сворачивались эмбрионами. Им ещё предстояло дорасти до полноценных дочерей Стихий. За ночь.

Справляюсь с неприятным ощущением в лодыжке. Ноги слушаются плохо, но я направляюсь к Гози, чтобы помочь нести последнюю. Подхватываю маленькое тело, сжав руки в замок под грудью. Тяжело. Курточная ткань скользкая, всё время хочется перехватить, но хрипло дышащему Гози станет ещё тяжелее, если я стану замедляться. Приходится сильнее сжимать пальцы на ткани. Почти все старики задействованы в перетаскивании ценного груза. Стахий идёт впереди, как самый старый не обременён тяжестями.

Если они дочери Стихий, то кто я? Мать? Не-е-ет…

Ногу больно ставить.

Маг приносится из-за спины, отнимает у нас с Гози груз, укладывает себе на плечо и торопится в Храм.

Ковыляю за ним, но он, конечно, очень скоро отрывается от моего неловкого преследования.

Переступив порог, выясняю, что старики не так уж далеко продвинулись. Я рассчитывала, что они уже распределили девушек по комнатам, а они ещё тянулись по залу между деревьев. Маг успел освободить ещё пару из них, и они обессилено упёрлись руками в стволы моих деревьев.

– Остановитесь… – выдохнула я. – Остановитесь все…

Старцы встали, трудно дыша.

Маг спустился, бросил на замерших на местах стариков неудивлённый взгляд, принял на плечи ещё двух девушек и понёс наверх.

По коридору зашлёпали неторопливые шаги. Из кухни вышла прппозднившаяся Маша.

– Чего это?

– Маш, – позвала я. – Приготовь ветеранам труда что-то лёгкое, что они любят… Определённо заслужили…

Маша обтёрла мокрые покрасневшие руки белым вафельным полотенцем.

– Вам с Магом что?

– Что останется…

– А? – переспросила Маша.

– То же самое… Можно сделать так, чтобы старожилам принесли еду в комнаты?

Маша задумалась.

– Ну можно, – расщедрилась она.

– Васса.

Маг позвал откуда-то из-за леса.

Я обернулась и поковыляла на голос.

– Девчонки в комнатах.

То, что Маг действительно хотел сказать, он умолчал. Лес сипел и хрипел ветхими лёгкими разбрёдшихся по нему стариков. Старики с трудом переводили дух. Силуэты в телогрейках рябили за стволами.

– Вставайте на лестницу, – пригласила я, – прокачу.

Стахий взял субтильных Чи и Гози под руки и повёл на ступеньки. Его примеру последовали Захар и ещё некоторые, что пободрей. Последней встала я.

– Поехали.

Храм плавно привёл ступеньки в движение. Доставка до порога, адресная помощь. Старики разъехались по евро-кельям.

Маг стоял выше, поэтому тёмный мужской силуэт въехал в залу на третьем этаже до меня. Я потянула за собой тяжёлые створки двери, Храм услужливо довёл дело до конца.

– Надо подождать, убедиться, что никому не станет плохо… – вдруг сказал Маг.

Я прислушалась к нему. Подождём, убедимся. Удивительно, что он собирался тратить на ожидание своё драгоценное время. Я и так отняла у него немало времени.

– Извини, что сразу не привела лестницы в движение, – опомнилась я.

Он осматривался в пустом и огромном как ангар зале, расслаблено засунув руку в карман выглаженных, на вид дорогих чёрных брюк. Как будто искал, что изменилось за прошедший день.

Я всё ждала, когда он выскажет своё раздражение.

– Было не тяжело.

Маг откинул подушку и сел на диван. Малость излишне худое лицо отражало спокойствие.

– Тебе лучше? – аккуратно осведомилась я. Вопрос был закономерен. Прошло два дня с тех пор, как было решено, что он условно здоров.

– Физически в норме.

Сажусь рядом, сбрасываю сапоги, чуть скованно затягиваю ноги на диван, сжимаю пальцы на ноющей лодыжке в капроне.

– Что думаешь о том… белом?

Он должен был понять меня без дальнейших объяснений.

– Пора навестить брата.

Знала, что этот момент наступит, и боялась его. Хочется сказать: «Может, не надо?». Но я точно знаю, что надо, значит, спрашивать бесполезно.

– Не будем заострять внимание на произошедшем, – говорит Маг, как будто ничего особенного не произошло. – Мы просто едем в гости к брату.

– Далеко ехать? – бесцветно спрашиваю я.

Маг внимательно смотрит на меня.

– Не надо так переживать. На поезде бы пришлось ехать около пяти суток, но мы поедем на моей машине… Васса, мы едем вдвоём. С тобой ничего не случится.

– Ты хорошо себя чувствуешь?

Маг терпеливо вздохнул.

– Я смогу защитить тебя.

– А себя?

Я прислушиваюсь к внутренним ощущениям. Перемычки, соединяющие меня с двумя братьями, они где-то очень глубоко. Беспрепятственная, плотная и прямая ведёт к Магу. Он довольно спокоен, его чувства тёплые и уверенные, сдержанный дискомфорт можно списать на разлуку с братом и усталость. Белая перемычка тянется вдаль к Веньке. Он расплывчато умиротворён, как кошка, спящая под батареей. Можно представить, что почувствуют оба, если заинтересуются мной. Маг уже точно знает. Он кладёт руку мне на плечо.

Я в панике. Словами мне не помочь, не переубедить, и Маг молчит.

– Ты совсем распустила людей, – говорит он после паузы.

Киваю. Посещает мысль.

– Но самых распущенных я велела уволить.

Маг не переспрашивает.

– Ты слышал?

– О чём?

– Жрицы уволены.

Он всё ещё держит руку на моём плече.

– По правилам жанра я должен вознегодовать и спросить зачем, – медленно говорит Маг. – Но я недавно носил на руках двенадцать девчонок, и у меня нет вопросов.

А я рассчитывала на ответ в рамках жанра.

– Тебе всё равно?

– В каком смысле?

– Мне казалось, в старом составе Жриц были твои знакомые… пока они состояли в Храме, ты мог чаще их встречать, разве нет?

– У меня много знакомых, – Маг пожимает плечами. – Ты же их уволила из практических соображений.

– Как же Эсфирь? – не верю я.

– Какая Эсфирь?

Я просто немо смотрю в ответ. Его лицо – всё выражение – образчик кристальной честности. Он так спокоен, как неспособен человек, имеющий на совести хотя бы крошечный грешок. С тем же самым выражением говорит:

– Наивная блондинка с щенячьими глазами?

Вспомнил.

– Ну и что.

– Разве она не была твоей… девушкой?

– С чего ты взяла?

– Не была? – удивляюсь я.

– Спали несколько раз, – равнодушно отвечает Маг. – Какая девушка…

Глубокие отношения.

Не думала, что среди моих друзей когда-то окажется человек таких взглядов. Никогда не думала, что среди моих друзей окажется нечеловек. Он сам внёс себя в круг моих друзей, ни на кого из моих знакомых не похожий, более серьёзный, с внешностью, которая определяет обычно жизнь человека настолько, что он не считает нужным чего-то добиваться, живёт за её счёт, на голову выше среднестатистического парня своих лет, атлетичный и физически сильный, эрудированный, даже интеллектуальный, даже зловещий, практически не связанный личными отношениями, не принимающий постельные связи близко к сердцу. И такой – в моём круге друзей-чудаков и добродушных простаков. Сумел даже понравиться матери. Временные люди не станут стараться понравиться матери. Меня уже царапала мысль, что суровый Маг отныне рядом навечно, но эта мысль оставалась острой, продолжала царапать, хотя, казалось бы, должна была притерпеться, свыкнуться.