Бумага и огонь

Чтобы покинуть маяк, в итоге пришлось дожидаться, пока большая компания профессоров будет выходить одновременно. Джесс быстро слился с толпой, словно был одним из них, предложив одному низенькому, пузатому мужчине помочь донести тяжелое оборудование, чем тут же расположил того к себе. Добравшись до конца улицы и вернув вещи, Джесс побежал обратно в военную часть библиотечной армии. Пробежка этим ярким, теплым утром показалась ему даже приятной.

Когда Джесс вернулся, то поспешил найти Глен. Ее комната оказалась пустой, однако Джесс в конце концов приметил ее шагающей по коридору в компании капитана Фенг. По лицу Глен невозможно было догадаться, что у нее на уме, но Джесс сомневался, что она проводит время с капитаном, потому что ей это нравится. Да и разговаривал, кажется, лишь капитан.

Вопреки беспокойству Глен никто, очевидно, не заметил отсутствия Джесса и не собирался давать ему никаких заданий, так что он воспользовался моментом, чтобы насладиться сном, которого ему так не хватало, а затем решил заняться чтением. Когда Джесс вышел в коридор, то осознал, что дверь комнаты, расположенной наискосок от его собственной – комнаты Тарика, – распахнута настежь. Джесс уже было сделал несколько шагов вперед, чтобы зайти поздороваться, когда вдруг в его голове ожило воспоминание того, как бездыханный Тарик лежал у каменной стены. «Тарик мертв», – и кто-то другой находится в его комнате. Джесс тут же замер на полпути.

В комнате оказались близкие друзья Тарика, Ву и Брансом, которые собирали его немногочисленные вещи. Джессу казалось, его бьют по сердцу молотком, когда он наблюдал, как солдат Брансом, коренастая и мускулистая юная девушка, похожая чем-то на Глен, вытирает слезы, взяв в руки личный журнал Тарика с его именем, выгравированным на обложке. Обложка даже издалека, откуда наблюдал за происходящим Джесс, явно была испачкана кровью, и Брансом начала нещадно ее оттирать рукавом собственной рубашки. У нее дрожали руки.

«Кто-нибудь запишет финальные строки в этот журнал, – подумал Джесс, – в деталях описав время и обстоятельства, при которых погиб Тарик». Быть может, там даже упомянут имя Джесса. А потом все это прочтут родные Тарика, будут плакать, зачитывать строки на церемонии прощания, а затем отправят журнал в библиотечный архив, где он навеки станет частью знаний, принадлежащих человечеству. В каком-то смысле станет бессмертным.

«В конечном итоге мы всего-навсего книжные страницы на полках». – Джесса внезапно охватила непримиримая злость, потому что, каким бы честным и искренним ни был Тарик, когда делал записи в своем журнале, они не смогут передать то, каким он был в жизни в полную меру: ни его острый юмор, ни то, как хитро он умел жульничать в игре в кости, ни то, какие двузначные шуточки высказывал время от времени. Словами нельзя по-настоящему описать, как он умер. Да и ради чего? Тарика больше нет, а Джессу до сих пор мерещится, как он наводит палец и спускает курок, как Тарик припадает к той стене, у которой потом и умрет. И неважно, что пуля, выпущенная Джессом, сама по себе не стала фатальной; она все равно оставила его друга беспомощным, когда вскоре за ним пришла смерть.

Брансом неожиданно подняла глаза и увидела Джесса. Она выглядела разбитой и беззащитной, и слезы катились у нее по щекам… А потом Джесс увидел скрытую за этими слезами пылающую злость.

Она захлопнула дверь у него перед носом.

Остаток дня Джесс провел в мрачном расположении духа, отправившись в военный серапеум – небольшой зал, где стояли несколько книжных стеллажей с бланками, в которые были загружены наиболее востребованные книги, а также одну из полок занимали пустые бланки, дожидавшиеся своего часа. Джесс взял бланк из пустой секции и сел, достав свой кодекс, чтобы просмотреть список книг, которые были ему нужны. Он помнил благодаря безжалостным занятиям профессора Вульфа об огромных списках литературы, составляющих общественную коллекцию Великой библиотеки, что существовали несколько произведений по истории, которые пусть и не очень детально, но описывали преступления, совершенные против Библиотеки. Быть может, кто-нибудь где-нибудь да оставил некую подсказку относительно того, где искать тайную тюрьму. Попытка изучить эти произведения не будет лишней.

А самое главное, Джесс хоть и знал, что кто-то наверняка следит за тем, какие книги он запрашивает, он позаботился о том, чтобы его список для чтения содержал немало исторических трактатов. Даже если архивариус взглянет на прочитанные Джессом книги, ничего не будет выглядеть подозрительным.

И все же Джесс скучал по тому чувству, когда держишь настоящую книгу в руках. Он так привык иметь возможность читать подлинники: в разных переплетах, в кожаных и тканевых обложках, с тяжелыми бумажными страницами, от которых веяло историей… Такие книги в руках ощущались совсем иначе, нежели бланки, каждый из которых казался… стерильным. Слова в них можно было с легкостью удалить и заменить другими, и от этого они теряли свою власть, свое влияние. Джесс теперь понял, что является бунтарем, изгоем даже здесь, среди тех, кто любит Великую библиотеку.

Еще одна причина, по которой следует всегда быть начеку.

Джесс погрузился в чтение и делал для себя рукописные заметки на отдельном листке бумаги, когда почувствовал, что кто-то стоит очень близко к нему. Подняв голову, он увидел Гаррета Ву и Виоллету Брансом и понял по их лицам, что они пришли не для того, чтобы по-дружески поболтать.

Джесс отодвинул книгу с ручкой, а затем поднялся на ноги, повернувшись к товарищам лицом.

– Это не я сделал, – сказал он. – Тарика застрелил кто-то сверху. Спросите у сержанта Бота.

– Ты выстрелил в него первым, – сказала Брансом (никто никогда не звал ее Виолеттой, а Тарик придумал ей прозвище, Войналетта, в первый же день) и одним толчком заставила Джесса сесть обратно на стул. Джесс не стал сопротивляться. Сидя, он имел преимущество – возможность ударить по коленям противников и сломать кости. – Я все видела. Он упал, когда в него выстрелил ты.

– Он целился в профессора. Знаешь, в одного из тех, кого мы поклялись защищать любой ценой? Ты что, хочешь сказать, что на моем месте поступила бы иначе?

– Ты лжешь, – сказал Ву. Он не был плохим парнем, и Джесс обычно неплохо с ним ладил, однако, видя сейчас на его лице беспристрастное, сердитое выражение, Джесс понял, что поладить сегодня точно не получится. – Тарик бы ни за что не предал нас. И он бы ни за что не стал стрелять в профессора. Это немыслимо!

Они ни за что не примут правду такой, какая она есть, и Джесс не мог винить их в этом. Тарик был дружелюбным человеком, нравился всем. Джессу и самому с трудом удавалось не привязываться к Тарику. Ему хотелось оставаться в стороне ото всех после того, как он потерял друзей, с которыми вместе учился.

И вот что он заработал в попытках оставаться в стороне.

– Я говорю вам правду, и Бота подтвердит, как умер Тарик. Стрелял ли я в него или нет, не играет никакой роли. Я не убивал его! Его убил снайпер на крыше.

– А ты думаешь, что выполнял свой долг, – сказал Ву. Он с силой сжал руки в кулаки и мрачно смотрел на Джесса в упор. Джесс понимал, что означает этот взгляд. Он видел этот взгляд Ву прежде. Однако Джесс краем глаза следил и за Брансом, потому что обычно она становилась зачинщиком драк. – И ты поступишь так снова, верно? С любым из нас.

– Да, я поступлю так снова, если понадобится спасать жизнь профессора. И вы поступите так же! – Джесс начинал сердиться, буквально чувствовал, как пламя разрастается у него внутри. – Тарик работал на врагов. Может, даже не только он.

Взгляд Ву стал опасно темным, когда он спросил:

– Ты что, назвал нас поджигателями?

Джесс понимал, что нельзя придумать большего оскорбления, чем подобное, однако уже некуда отступать назад да и смысла пытаться нет. Ни Брансом, ни Ву не стали бы его слушать, они уже приняли решение и не станут менять свою точку зрения. Джесс лишь зря тратил время и силы.

Поблизости не было никаких других солдат. Драки между служащими одного звания не были теоретически запрещены, если свидетелями того не были старшие по званию. Брансом уже собиралась ударить, как решил Джесс, и поэтому он приготовился разбить ей левую коленную чашечку, однако в следующий миг у двери послышался спокойный голос, который произнес: