Полководцы шпионских войн

В известной книге Ильи Эренбурга «Люди. Годы. Жизнь» он проходит как генерал «Котов», в Китае и в Турции – дипломатом по фамилии «Наумов».

В Западной Европе его знают как коммивояжера по имени «Пьер».

«Томом» он был в Мексике, Канаде и в США.

Для него, аса нелегальной разведки, который за свою карьеру сменил множество псевдонимов, надевать чужую личину было такой же привычкой, как для человека мирной профессии – ежедневно менять галстуки.

Он многолик в одном лице – легендарный разведчик, генерал-майор госбезопасности Эйтингон Наум Исаакович.

Начальство вешало на него собак и ордена, он благосклонно, как вердикт судьбы, принимал и то, и другое…

Глава первая. Воспитан на подвиге предка

6 декабря 1899 года в белорусском захолустье, в городке Шклов, в семье конторщика бумажной фабрики Исаака Эйтингона родился первенец. Родители, согласно фамильной традиции, нарекли его Наумом. А всё потому, что в 1812 году их предок Наум Эйтингон повторил подвиг костромского крестьянина Ивана Сусанина: завел отряд французских солдат из армии Наполеона в непроходимые белорусские болота, где они нашли свой конец. Перед смертью озверевшие французы казнили юного патриота…

В дальнейшем род Эйтингонов из Шклова, чтобы увековечить имя своего пращура-героя и на примере его жертвенного подвига воспитывать настоящих мужчин, всем мальчикам-первенцам давали имя «Наум».

…В 1912 году Исаак умер, и семья в поисках лучшей доли перебралась в Могилев. Наум в свои неполные тринадцать лет содержал мать, двух младших сестер и брата, давая частные уроки и составляя ходатайства и прошения. Такое занятие перспектив не сулило, и на семейном совете было решено послать Наума на учебу в Могилевское коммерческое училище.

После Февральской революции 1917 года Наум бросил училище и устроился инструктором в отдел статистики городской управы, где подружился с социалистами-революционерами. Их идеология пришлась ему по вкусу, и в мае он вступил в их партию. Но уже в августе, разочаровавшись в местных эсерах, которые пеклись лишь о личных благах, Наум вышел из партии и стал работать в городском Совете рабочих и солдатских депутатов.

В марте 1918 года, после срыва Троцким Брестского мира, германские войска перешли в наступление по всему Восточному фронту, оккупировали Могилев и разогнали Совет. Но в ноябре части Красной Армии (РККА) город отбили, советскую власть восстановили, и Наум вернулся к работе в Совете.

Глава вторая. Служба в особых отделах

В октябре 1919 года Наум вступил в партию большевиков, и в мае 1920-го стал уполномоченным Особого отдела Гомельского укрепрайона. Так с военной контрразведки началась служба Наума Исааковича Эйтингона в советских органах госбезопасности, которым он отдал более тридцати лет жизни.

Особый отдел Гомельской ЧК работал в прифронтовых условиях. Его основной задачей была борьба с бандитизмом и польским шпионажем. В мае 1921 года гомельские чекисты, внедрив своего агента, раскрыли в городе штаб так называемого «Западного областного комитета», который структурно входил в «Народный союз защиты Родины и свободы». Последним руководил бывший эсеровский боевик, вдохновитель и организатор убийства великого князя Владимира Александровича, экс-заместитель военного министра Временного правительства Борис Савинков. Именно по его указанию в июле 1918 года в Ярославле был поднят кровавый мятеж. После подавления мятежа Савинков перешел на службу польской, французской и английской разведок.

Эйтингон участвовал в операции «Крот», в результате которой в Гомеле были арестованы около ста членов «Западного областного комитета». Тогда же Наум лично арестовал в Минске уполномоченного «Народного союза защиты Родины и свободы» Эдуарда Опперпута-Стауница.

В 1921 году Эйтингон не раз участвовал в ликвидации вооруженных банд Савинкова, и в октябре в местечке Давыдовка Гомельской области в ходе боестолкновения с бандитами получил тяжелое ранение. Из госпиталя он вышел лишь через полгода и в марте 1922 года убыл в Стерлитамак, чтобы приступить к обязанностям члена Коллегии Башкирского отдела ГПУ.

Глава третья. Китайская разведсессия

В Башкирии Эйтингон служил до мая 1923 года, затем Центр направил его на работу в Восточный отдел Секретно-оперативного управления ГПУ. Отдел был призван объединить деятельность чекистов на Кавказе, в Туркестане, в Башкирии, Татарии, Хивинской и Бухарской народных советских республиках, а также в Крыму, то есть в так называемой «сфере специфической восточной контрреволюции и шпионажа».

Из Отдела Эйтингон был направлен «для пополнения образования» на учебу в Военную академию РККА (ныне академия им. М.В. Фрунзе), где два года овладевал военными и общеобразовательными дисциплинами, а также иностранными языками.

По окончании Академии Эйтингона приняли в Иностранный отдел ОГПУ и вскоре назначили на должность заместителя главы резидентуры в Шанхае. Туда он прибыл в конце 1925 года под прикрытием должности вице-консула с паспортом на имя Наумова Леонида Александровича.

Через год Эйтингон возглавил «легальную» резидентуру в Пекине, которая действовала с позиций советского генерального консульства. В апреле 1927 года молодой разведчик получил очередное повышение по службе – стал «резаком» – главой резидентуры в Харбине, самого крупного подразделения ИНО ОГПУ в Китае. Харбин был его «последним окопом» на невидимом фронте в Юго-Восточной Азии – в июле 1929 года в связи с разрывом дипломатических отношений с Китаем его отозвали в Москву.

Остается добавить, что в какой бы резидентуре Эйтингон ни работал во время «китайской разведсессии», особое внимание он уделял приобретению источников информации, обновлению сети информаторов и насыщению ее ценными агентами.

Своих сотрудников Эйтингон учил: «Если соль профессии официанта – в чаевых, журналиста – в поиске эксклюзива, то соль профессии разведчика-агентуриста – в вербовках. Завершив успешно одну вербовку, он начинает думать о следующей. Ему постоянно надо кого-то обращать в свою веру, чтобы закрома родной службы беспрерывно пополнялись “новобранцами” – секретными агентами. И еще: разведчик-агентурист, как и санитары природы, не питаются падалью. Они – хищники, заманивающие в свои капканы больных животных».

В Центре Эйтингон недолго находился «на низком старте» и вскоре был назначен главой «легальной» резидентуры ИНО ОГПУ в Стамбуле. Там он «сидел под корягой» – работал под прикрытием – атташе генерального консульства СССР.

Глава четвертая. Прощальное танго в Стамбуле

Во времена правления Кемаля Ататюрка советской внешней разведке удалось наладить некое подобие взаимовыгодного сотрудничества с турецкими спецслужбами. Под руководством Эйтингона сотрудники резидентуры успешно разрабатывали дипломатические представительства Австрии, Японии и Франции. Они проникли в секреты этих миссий, в частности, читали почту французского военного атташе, и без особых усилий добывали сведения о деятельности различных групп антисоветской эмиграции – азербайджанской, северокавказской, украинской.

Поскольку условия ведения разведывательной работы с позиций Стамбула были исключительно благоприятными, в середине 1928 года Центр принял решение организовать там нелегальную резидентуру для работы по Ближнему Востоку и для создания агентурной сети в Палестине и Сирии. По протекции Мейера Трилиссера, в тот период начальника ИНО ОГПУ, резидентом был назначен Яков Блюмкин, персонаж с зигзагообразной биографией.

В сентябре 1928 года Блюмкин с паспортом на имя персидского купца Якуба-заде прибыл в Стамбул, открыл магазин персидских ковров, нанял повара, парикмахера, шофера и мажордома. Почувствовав, что полностью легализовался, решил на все «сто» использовать свое «козырное» положение: пустился в бесконечные, по пышности сравнимые с выездом падишаха вояжи в Иерусалим, Каир, Дамаск, Париж, Берлин, в Вену…

Везде Блюмкин кутит широко, безобразно, действует по трафарету подгулявшего купчика: если шашлык, то из осетрины, если омар, то из Нормандии, если шампанское, то «Дом Периньон», если икра, то черная и непременно белужья. Всё это он требует в немыслимо огромных объемах, ведь его «походный секс-эскорт» состоит из 2–4 регулярно сменяемых див из самых дорогих домов свиданий Европы. Он был завсегдатаем самых роскошных борделей и ресторанов, мотом, бросавшим тысячи на танцовщиц-кокоток и шансонетных певиц.

Только за один месяц его траты превзошли сумму совокупного полугодового денежного довольствия всех сотрудников стамбульской нелегальной резидентуры. Он беспрестанно повторяет фразу, которой оправдывает все свои прихоти: «Мне не надо ничего необходимого. Я легко довольствуюсь самым лучшим». Иначе быть не может, ведь он – разведчик государственного значения!

Прибыв в конце марта 1929 года в Берлин, Блюмкин узнает, что его кумира Льва Троцкого выслали из СССР в Турцию. Он бросает всё, мчится в Стамбул и 16 апреля на встрече с «политиком в изгнании» клятвенно заверяет его, что «всецело отдает себя в его распоряжение».

Дальше – больше. Блюмкин регулярно знакомит Троцкого с секретными материалами и снабжает его валютой из оперативной кассы вверенной ему резидентуры. Это становится известно Эйтингону, и он обо всём информирует Центр. Блюмкина отзывают в Москву, где он в начале октября высказывает намерение объединить всех известных ему троцкистов, чтобы, выступив единым фронтом, сместить с поста Сталина.

Глава пятая. С пьедестала на эшафот

15 октября Блюмкина арестовали. Блиц-следствие закончилось судом, на котором ему вменили в вину следующие преступления: визит к Троцкому, объявленному контрреволюционером; доставку в СССР подстрекательских писем от него; попытку восстановить в стране нелегальную организацию троцкистов; попытку вербовки разведчицы Елизаветы Горской в организацию троцкистов на роль связной; нелегальный провоз оружия из-за рубежа.

Блюмкин признал вину только по трем пунктам. При голосовании мнения судейской коллегии разделились: за тюремное заключение высказались Берзин, его заместитель по разведке Артузов и Трилиссер. За смертную казнь – Ягода, Агранов, Паукер и Молчанов. Менжинский ввиду щекотливости ситуации воздержался.

Сталин собственной рукой начертал вердикт: «Расстрелять за повторную измену пролетарской революции и советской власти, и за измену революционной чекистской армии», после чего Политбюро ЦК РКП(б) утвердило приговор.

Когда его огласили, Блюмкин, не потеряв самообладания, раздельно произнес: «В Талмуд-торе меня просветили, что если Бог возлагает на тебя крест, то дает и силы нести его…»

Подумав секунду, добавил: «А сообщение о том, что меня расстреляли, появится в “Известиях” или в “Правде”?»

…3 ноября 1929 года, когда комендантский взвод под командованием Агранова взял Блюмкина на прицел, он успел крикнуть: «Стреляйте, ребята, в мировую революцию! Да здравствует Троцкий! Да здравствует мировая революция!» и запел Интернационал…

…Кстати, чтобы положить конец спекуляциям на отношениях разведчицы Елизаветы Зарубиной (в 1920-е до замужества она носила фамилию Горская) и Якова Блюмкина, ограничусь ссылкой на реплику одного из экспертов Зала истории СВР: «Да, о двурушничестве резидента ОГПУ в Стамбуле Блюмкина и о его преступной связи с Львом Троцким руководству ИНО доложила Зарубина. Однако руководила ею не месть за обманутую любовь, как это подают охочие до сенсаций московские литераторы и журналисты, а чекистская принципиальность, ибо она считала Блюмкина авантюристом и предателем. Любые другие варианты – досужие вымыслы и больные фантазии дилетантов».

Глава шестая. Руководитель нелегальной разведки

В октябре 1929 года из Москвы на замену Блюмкину и для реорганизации работы нелегальной резидентуры прибыл экс-начальник Восточного сектора ИНО Георгий Агабеков. Связь с Центром и реформирование агентурной сети он осуществлял под руководством Эйтингона.

В июне 1930 года Агабеков бежал на Запад, где выпустил книгу «ГПУ. Записки чекиста», в которой раскрыл истинную должность Эйтингона в генконсульстве СССР. Положение разведчика как главы «легальной» резидентуры серьезно осложнилось. Центр, чтобы избежать провокаций со стороны турок, вынужден отозвать Эйтингона в Москву.

Некоторое время Наум Исаакович был заместителем Якова Серебрянского, начальника Особой группы при председателе ОГПУ. Это подразделение не подчинялось начальнику ИНО и было создано исключительно для глубокого внедрения агентуры на объекты военно-стратегического значения и подготовки диверсионных операций в тылу противника в военный период.

В этих целях Эйтингон и Серебрянский в 1930 году выезжали в США для вербовки японских и китайских эмигрантов, которые могли пригодиться советской разведке, начнись война с Японией. И пригодились-таки! – Эйтингон завербовал трех ценных агентов. Одним из них был японский художник Иотоку Мияги, который впоследствии вошел в знаменитую группу «Рамзай» Рихарда Зорге.

Несмотря на весомые результаты командировки, Серебрянский был недоволен своим заместителем. Эйтингон подал рапорт о своем возвращении в ИНО, и в начале 1931 года его назначили начальником 8-го отделения (научно-техническая разведка). Но через полгода начальство вспомнило, что Эйтингон – непревзойденный вербовщик, который умеет «сделать из пронырливого браконьера отличного егеря, из лоботряса воспитать агента экстра-класса». Его отправляют в Германию, Иран, США, Китай, Францию, Бельгию, откуда он вернулся лишь в 1933 году.

Немногое из того, чем занимался Наум Исаакович в Западной Европе, стало доступным общественности и широким массам читателей, большинство из того, что сделал (или натворил!) он, остается в хранилищах Службы внешней разведки под грифом «Сов. секретно. Хранить вечно». Вместе с тем историкам спецслужб известно, что Эйтингон был на короткой ноге с Кимом Филби, Гаем Бёрджессом и Дональдом Маклином – членами «Кембриджской пятерки». Впрочем, чем конкретно они занимались, вряд ли когда-нибудь станет известно не только нам, но и нашим потомкам…

…Насколько результативно Наум Исаакович «играл на чужом поле», то есть в Западной Европе, судить можно по тем регалиям, что были вручены ему по возвращении: награжден орденом Красного Знамени, присвоено звание майора госбезопасности, что приравнивалось к полковнику Красной Армии, назначен начальником 1-го отделения ИНО, то есть – руководителем всей нелегальной разведки ОГПУ СССР.

Глава седьмая. Испанские страсти

В 1936 году в Испании генерал Франсиско Франко поднял мятеж против демократично избранного правительства Народного фронта. Сталин вслед за открытым выступлением Германии и Италии на стороне франкистов принял решение оказать помощь республиканскому правительству и направил в Испанию советских военных советников и боевую технику.

Главой резидентуры НКВД в Испании был назначен генерал Фельдбин (кодовое имя «Швед»), заместителем – полковник Эйтингон (псевдоним «Котов»). Под их руководством испанская контрразведка вела тайную войну против германской, итальянской и английской спецслужб. В июне 1937 года при личном содействии Эйтингона были обезврежены два агента британской Сикрет Интеллидженс Сервис, которые вели сбор данных о республиканской армии.

С целью получения сведений об отправке отрядов СА из Германии в Испанию резидентура организовала работу республиканской разведки за границей; наладила надежную охрану лидеров компартии Испании во главе с Долорес Ибаррури, на которых готовились покушения. За это Эйтингон был награжден вторым орденом Красного Знамени.

В июле 1938 года Фельдбина вызвали в Москву, где нарком Ежов с молчаливого согласия Сталина раскрутил маховик репрессий против чекистов-ветеранов. Опасаясь оказаться без вины виноватым и быть расстрелянным, «Швед» вместе с семьей бежал в США. Резидентом был назначен «Котов».

В феврале 1939 года, накануне поражения республиканцев, Эйтингон, обманув франкистов, сумел переправить республиканское руководство и лидеров испанской компартии во Францию, а советскую дипмиссию – в СССР.

«Котова», кроме улаживания забот политических, хватало и на решение сугубо оперативных дел: он лично завербовал видных троцкистов – братьев Руан и нескольких испанских анархистов, а также очаровательную Каридад Меркадер, мать Хайме Рамона Меркадера дель Рио Эрнандеса, руками которого Эйтингон впоследствии ликвидировал Льва Троцкого.

Глава восьмая. Рапорт на имя наркома

В конце апреля 1939 года на Белорусском вокзале поезд Одесса-Москва встречала не только жена Эйтингона, но и «наружка». Разведчик обнаружил ее на следующий день и обратился за советом к своему другу Павлу Судоплатову. Тот обескуражил его, заявив, что с некоторых пор Эйтингон является объектом оперативной разработки.

А всё потому, что его соратник Фельдбин – перебежчик. Григорий Сыроежкин, с которым он создавал диверсионные отряды в тылу франкистов, – шпион, а бывший начальник Восточного отдела ОГПУ Яков Петерс и экс-полпред СССР в Турции Лев Карахан на следствии дали показания, что он завербован и работает на англичан…

Эйтингон, чтобы прояснить ситуацию, подал рапорт на имя Берии, который после отстранения от дел Ежова стал наркомом внутренних дел (только он имел право инициировать оперативную разработку офицера разведки).

Однако рапорту хода не дали, потому что Судоплатов по приказу Сталина уже готовил операцию «УТКА» по физическому устранению Льва Троцкого. И Судоплатов, зная, что Эйтингон – единственный разведчик, на связи у которого состоит закордонная агентура, имеющая подходы к объекту, назначил его своим заместителем.

Оперативную разработку в отношении Эйтингона производством прекратили, «наружку» сняли, и он срочно выехал в США и далее в Мексику, чтобы руководить операцией на месте ее проведения – в пригороде Мехико, где проживал Троцкий.

Глава девятая. Cherchez la femme!

Из агентов, осевших в Мексике после окончания гражданской войны в Испании, а также из агентуры, проживающей в Западной Европе и в США, Эйтингон сформировал две группы. Первая – «Конь» во главе с Давидом Сикейросом, известным мексиканским художником.

Вторая – «Мать» под началом агентессы Эйтингона, завербованной им в 1937 году, – Каридад Меркадер, матери будущего ликвидатора Троцкого – Хайме Рамона Меркадера дель Рио Эрнандеса. В 1936 году, будучи комиссаром 17-й дивизии Арагонского фронта, он попал в поле зрения резидента «Шведа» и был им завербован в качестве агента НКВД под псевдонимом «Раймонд».

…Надо сказать, что Наум Исаакович имел не просто привлекательную внешность, а обладал неотразимой мужской харизмой. Однако предпочитал держать женщин-агентов на безопасной (для себя и для них!) эмоциональной дистанции, никогда не вступая с ними в интимные отношения. И это при том, что ни одна не отказала бы ему в физической близости, пожелай он этого.

Исключение он сделал лишь однажды для очаровательной Каридад Меркадер, матери Рамона. На какое-то время в его жизни случился menage-a-trois (брак на троих), поскольку своей законной жене Эйтингон не отказывал в любви и продолжал оказывать ей знаки внимания, но только в письмах…

…«Конь» и «Мать» действовали автономно и не знали о существования друг друга. И задачи перед ними стояли разные: «Конь» готовилась к штурму виллы Троцкого в Койякане, пригороде Мехико, а «Мать» должна была внедрить своих людей в окружение «Старика», поскольку там не было ни одного агента НКВД. Из-за этого стопорилась работа первой группы – ведь не было ни плана виллы, ни данных о системе и численности охраны, ни сведений о распорядке дня Троцкого.

Жизнь подсказала, что путь в ближайшее окружение Троцкого лежит через сердце женщины. И красавца-мачо Рамона Меркадера Эйтингон подвел в Париже к некой Сильвии Агелов. По его замыслу, это был удар дуплетом, где решающую роль должна была сыграть не сама Сильвия, а ее родная сестра Рут Агелов, сотрудница секретариата и связная «Старика» с его сторонниками в США.

Рамон вскружил голову Сильвии, и дело шло к свадьбе. В январе 1940 года они вместе появились в Мехико. Рут Агелов ходатайствовала перед Троцким за свою сестру, и он взял ее на работу секретаршей. Так, используя «втёмную» двух сестер, Рамон стал вхож в дом Троцкого. С марта 1940 года он 12 раз побывал там и даже беседовал с Троцким, представившись Жаном Морнаром, бельгийским журналистом.

Глава десятая. Кровать-спасительница

Информацию, добытую Рамоном, использовал Сикейрос для штурма виллы.

Ранним утром 24 мая 1940 года 20 человек в полицейских мундирах подъехали к воротам виллы-крепости. Нейтрализовали стражу у входа. Проникнув внутрь, отключили сигнализацию, связали всех охранников и, рассредоточившись вокруг спальни «Старика», открыли шквальный огонь из револьверов и ручного пулемета.

Троцкий, который жил в постоянном ожидании покушения, среагировал мгновенно: схватив в охапку жену, бросился с постели на пол и спрятался под кроватью.

Массивная кровать мореного дуба спасла обоих: у них ни царапины, а спальня превращена в крошево – в стенах были обнаружены (!) более 200 отверстий от пуль.

Никого из стрелявших полиции задержать не удалось, кроме их главаря – Сикейроса. Но в застенках он пробыл всего пару дней – президент Мексики был страстным поклонником его творчества и отпустил на все четыре стороны.

Глава одиннадцатая. Меркадер карал ледорубом

Провал акции по устранению «Старика» боевиками Сикейроса был болезненно воспринят в Кремле. Режиссеры-постановщики спектакля «УТКА» были вынуждены «в прыжке» переделывать сценарий, назначая актерам труппы несвойственные им роли. Так, сменив амплуа обольстителя на роль ликвидатора, на авансцену вышел Рамон Меркадер.

В начале августа он показал свою статью Троцкому (составлена умельцами с Лубянки) о троцкистских организациях в США и попросил высказать свое мнение. Троцкий статью взял и предложил зайти для обсуждения 20 августа.

Рамон явился в обусловленное время, имея при себе пистолет и ледоруб. На случай, если охрана отберет пистолет и ледоруб, в подкладке пиджака он спрятал стилет. Обошлось: никто не останавливал и не обыскивал.

Рамон прошел в кабинет Троцкого. Тот присел к столу и, держа в руках статью, стал высказывать свое мнение. Меркадер стоял чуть позади и сбоку, делая вид, что внемлет замечаниям учителя.

Решив, что пора действовать, он выхватил из-под полы пиджака ледоруб и ударил Троцкого по голове. Тот живо обернулся, дико заорал и зубами впился в руку Рамона. Ворвавшаяся охрана скрутила его и избила до полусмерти.

Троцкого транспортировали в госпиталь, Меркадера – в тюрьму.

Троцкий скончался сутки спустя, Меркадер вышел из тюрьмы через 20 лет.

За выполнение «специального задания» Эйтингон и Каридад удостоились высшей награды СССР – ордена Ленина. Судоплатова наградили орденом Красного Знамени. Меркадеру присвоили звание Героя Советского Союза с вручением ордена Ленина и медали Золотая Звезда. Обрел он их в Москве 31 мая 1960 года.

…К слову, «Старик» чуть было не лишил Меркадера руки – на месте укуса возникло гнойное воспаление, которое грозило перейти в гангрену. Абсцесс удалось купировать пенициллиновой блокадой. Пенициллин, только-только появившийся на мировом медицинском рынке, Эйтингон за огромные деньги приобрел в Чикаго и через прикормленных тюремных надзирателей передал его лечащему врачу Меркадера.

Глава двенадцатая. Как важно выглядеть пьяным

В сентябре 1940 года Эйтингон от агентуры узнал, как был приведен в исполнение приговор Сталина по ликвидации Троцкого, и что Меркадеру для спасения руки, а то и жизни, срочно требуется пенициллин, который можно приобрести на американском лекарственном рынке.