Анастас Иванович Микоян: человек и политик

Сегодня легко поставить это в вину Микояну, а можно постараться вникнуть в суть той противоречивой эпохи и попытаться понять мотивацию молодого человека и начинающего политика, субъективно желавшего участвовать в строительстве «самого справедливого» в мире общества. Конечно, в этой связи вспоминается крылатая фраза о «благих намерениях, которыми вымощена дорога в ад», но есть и другая: «движение – все, конечная цель – ничто».

С самой положительной стороны Микоян проявил себя во время работы в должности секретаря губкома партии в Нижнем Новгороде в 1920–1922 гг., а затем и в качестве руководителя партийной организации Северо-Кавказского края в Ростове-на-Дону[25]. Он показал себя как хороший организатор, а на Северном Кавказе еще и как политик, нашедший общий язык с казачеством и представителями многочисленных горских народов региона.

Умение решать межнациональные проблемы в тот момент очень высоко ценилось. Тем более, что и сам Сталин считался в среде большевиков большим «знатоком» национального вопроса.

Конечно, этих незаурядных способностей Микояна не могли не заметить в Москве, где Сталин уже начал формировать свою новую команду единомышленников и нуждался в молодых, энергичных кадрах. Они, по его амбициозным планам, были призваны постепенно заменить на ключевых постах в партии и государстве «старую гвардию» в лице Троцкого и других ближайших сподвижников покойного вождя большевиков Ленина, не желавших признавать Сталина в качестве его преемника.

В возрасте 30 лет Микоян оказался на советском политическом Олимпе, став вначале кандидатом в члены Политбюро ЦК ВКП(б), а затем, вместо оппозиционера сталинскому курсу Л. Б. Каменева, еще и наркомом внешней и внутренней торговли[26]. Будучи от природы разумным и рассудительным человеком, Микоян неоднократно высказывал Сталину опасения, что может не справиться с поставленными перед ним сложными задачами, прежде всего из-за отсутствия практического опыта и необходимого уровня теоретической подготовки. Но вскоре выяснилось, что эти сомнения оказались напрасными.

О таких политиках, к числу которых, несомненно, относился Микоян, часто говорят как о «самородках», сумевших путем самообразования стать компетентными в достаточно сложных и специфических сферах. Как в те годы высказывался главный советский вождь Иосиф Сталин[27], «нет таких крепостей, которые не могли бы взять большевики» и «кадры решают все».

Микояну, несмотря на молодость и небольшой практический опыт, по замыслу Сталина, предстояло успешно освоить такую непростую область деятельности, как внешнеторговые дела. Микоян и тогда, и позднее всегда выступал поборником разработанной известным большевистским деятелем Л. Б. Красиным концепции монополии государства в области внешней торговли[28]. От успехов в этой сфере во многом зависели положительные результаты индустриализации, объявленной в 1925 г. советским руководством в качестве первоочередной задачи. Большевикам наверняка очень хотелось доказать, как был не прав один из самых почитаемых российских социал-демократов, Г. В. Плеханов, когда накануне прихода большевиков к власти заявлял, что их практическая деятельность неминуемо приведет к «экономике куриной крестьянской избы»[29].

Микоян, войдя в суть важности проблемы индустриализации, со второй половины 1926 г. активно вел переговоры с иностранными коммерческими организациями[30]. В 1927 г. он отправил в Политбюро докладную записку о возможностях использования импортного оборудования на советских фабриках и заводах[31]. В тот период Микоян также имел постоянные контакты с советским внешнеполитическим ведомством по вопросам торговых отношений с внешним миром как одному из важнейших направлений для успешной индустриализации[32].

В этой связи стоит специально остановиться еще на одном непростом вопросе, ставшим довольно в годы «перестройки» поводом для разного рода спекуляций. По распоряжению Сталина в конце 1920-х гг. была создана специальная комиссия, занимавшаяся распродажей из фондов советских музеев картин и других культурных ценностей. Главными инициаторами распродажи выступали известные большевики М. П. Томский и Г. Л. Пятаков[33]. Микоян не имел к этому прямого отношения, но и серьезных возражений не высказывал, видимо, руководствуясь известным принципом – «цель оправдывает средства». Аргументацию находил в духе большевистских представлений того времени. Так, в 1929 г., принимая американского бизнесмена А. Хаммера, он заявил, что реализованные картины будут находиться в США временно, поскольку уверен, что вскоре там и других странах Запада обязательно произойдет социалистическая революция. В результате проданные произведения возвратятся назад, в советские музеи[34].

Можно, конечно, с позиций сегодняшнего дня удивляться наивности Микояна и его единомышленников, но в тот момент все эти достаточно спорные действия представлялись в радужном свете, поскольку позволяли найти один из «реальных» способов решения финансирования советской индустриализации. И такой вариант был намного гуманнее, чем коллективизация крестьянства в том виде, которая была предложена в конце 1920-х гг. Сталиным и против жестких методов ее практической реализации безуспешно пытался возражать Микоян[35].

С 1930 г. Микоян возглавил союзный наркомат снабжения, и на этом посту ему также пришлось приложить много усилий, чтобы обеспечить предприятия и население Советского Союза необходимыми сырьем и товарами. По понятным причинам усилий одного наркома было недостаточно, но и обвинять Микояна во всех неудачах на этом направлении, как это зачастую делают его критики, опираясь мнение якобы «простого народа», выраженного в анекдотах и прибаутках[36], также не представляется объективным. Даже откровенные критики и сегодня вынуждены признавать: «Да, при всех разговорах Микоян свое дело знал – это его стараниями в СССР поступала передовая техника и технологии. Часто в обход эмбарго, под видом металлолома и тракторов завозили танки, новейшие двигатели»[37].

После установления в 1933 г. между СССР и США дипломатических отношений, у Микояна появилась реальная возможность оценить потенциал американской индустрии для Советского Союза. В том году большие экономические и проблемы испытывали как в США, только что начавших выходить из мирового экономического кризиса, так и в Советском Союзе, где ряд регионов охватил голод[38]. Поэтому стремление к налаживанию экономического сотрудничества, в том числе и в сфере снабжения, во многом было взаимным.

В 1934 г. Микоян получил новое назначение – стал наркомом пищевой промышленности СССР. По поручению Сталина, в те годы высоко ценившего личные и деловые качества Микояна, ему в течение нескольких месяцев 1936 г. пришлось находиться в США для изучения опыта, накопленного в различных сферах пищевой индустрии и в других областях[39].

По возвращении советского наркома в Москву началось внедрение передовых американских и западноевропейских достижений в практику советской пищевой промышленности и торговли. Так, во многом благодаря инициативам Микояна, в Советском Союзе, и не только в крупных городах, стали в массовом порядке производиться и продаваться мороженное, сосиски, шампанское, горячие мясные котлеты на булочках («советский фаст-фуд»), майонез и другие до того недоступные рядовым советским гражданам продовольственные товары. Для более длительного хранения пищевых продуктов в США специально закупалось холодильное оборудование[40].

Вряд ли всеми этими «мелочами» стал заниматься человек, безразличный к нуждам и потребностям простых людей. А таких политических персонажей, считавших, что не стоит «расслаблять революционный дух буржуазными нововведениями», в тот период в руководстве страны было немало. Собственные материальные и бытовые проблемы они в своем большинстве к тому времени решили, а в отношении всех остальных граждан применяли пресловутые «двойные стандарты». Микоян в этом плане был своеобразной «белой вороной» и сам Сталин однажды в то ли в шутку, то ли всерьез ему об этом высказал в весьма оригинальной (если не сказать зловещей) форме: «Для Анастаса новые сорта сыра важнее теории марксизма-ленинизма»[41]. Как мы сегодня понимаем, трактовать такого рода высказывание можно было совершенно по-разному.

Стоит обратить внимание на еще одно обстоятельство, которое в какой-то степени поможет понять мотивацию поведения Микояна в условиях начавшейся жесткой внутренней политики. Будучи крупным организатором, он постоянно сталкивался с главным недостатком советской экономической системы: острым дефицитом квалифицированных кадров, способных успешно выполнять поставленные перед ними сложные задачи и воплотить в жизнь сталинскую формулу: «Нет таких крепостей, которые не могли бы взять большевики».

Можно было, например, спроектировать и построить новое предприятие, закупить для его работы современное оборудование, но найти персонал, способный его успешно освоить и производить качественную продукцию, было, порой, очень сложно или даже невозможно. Следствием этого становились многочисленные аварии, в некоторых случаях обуславливавшиеся развернувшимся в стране стахановским движением. Хорошая, в принципе, идея, натолкнулась на волюнтаризм советского партийно-государственного чиновничества, временами граничившего с безрассудством. Им легче было докладывать центральному руководству, что все дело во «вредительстве» и происках «недобитых врагов»[42].

«Вредительство» приводило большинство людей, в этом обвиненных, к заключению в специальные трудовые лагеря, где они становились бесплатной рабочей силой на «стройках коммунизма», входивших в систему специально созданного при созданном в 1934 г. НКВД СССР Главного управления лагерей (ГУЛАГ), постепенно превращавшегося на территории СССР в одного из главных хозяйствующих субъектов.

Можно утверждать, что каждый раз, когда Микоян в тот период в своих публичных выступлениях обрушивался на «вредителей» – он делал это искренне, поскольку таковы были суровые реалии той эпохи[43].

В голове Сталина созрел на этой основе совсем другой вывод: при продвижении по пути социализма «классовая борьба» усиливается. Враги СССР, которых остается очень много внутри страны, не в состоянии смириться с нашими успехами, они будут вредить сознательно, играя на стороне мирового империализма и германского фашизма. И помогать им будут «недобитые троцкисты», с 1935 г. объединившиеся в мировом масштабе в Четвертый Интернационал.

В своем печально известном докладе на февральско-мартовском 1937 г. Пленуме ЦК ВКП(б) Сталин изложил свои соображения официально и они почти на два десятилетия стали основополагающими в его интепретации идеологии марксизма-ленинизма. Микоян на первых порах, как и большинство советских людей, воспринимал все это как непререкаемую истину.

Сталин по достоинству оценил успехи Микояна на порученном ему участке работы. С лета 1937 г. он, без освобождения от должности наркома пищевой промышленности, стал одним из заместителей главы правительства и бессменно находился в этом статусе более четверти века. В 1938–1949 гг.

Микоян вновь возвратился к прежней деятельности, занимая пост наркома (с 1946 г. – министра) внешней торговли СССР.

Именно этот факт не дает покоя многим критикам Микояна, считающим, что он сделал политическую карьеру на трагедии «большого террора». Хотя отчетливо видно даже из приведенного нами материала, что данное утверждение явно не соответствует истине.

Чаще всего, помимо перечисленного выше, историки и публицисты «заочно» предъявляют Микояну следующие претензии:

1. Руководство комиссией на февральско-мартовском 1937 г. пленуме ЦК ВКП(б) по делу Бухарина и Рыкова, с вынесенным решением об их исключении из партии, суде и расстреле.

Общеизвестно, что Бухарин и Микоян длительный период находились в подчеркнуто дружеских отношениях. И этот факт не был секретом для Сталина, который также публично неоднократно позитивно отзывался о Бухарине (например, называл его «наш Бухарчик», обещал «не давать в обиду» и т. п.). Конечно, Сталин намеренно подставлял Микояна, когда предложил пленуму его кандидатуру в качестве председателя комиссии, а себя в роли всего лишь «рядового» ее члена. Микоян, не имея уважительных причин отказаться, все же попытался не брать на себя всю полноту ответственности за принятое по итогам ее работы решение. Он лишь его подписал вместе с другими 35 членами этой комиссии (вместе с такими «знаковыми» деятелями советской эпохи, как Н. К. Крупская, К. Е. Ворошилов, С. М. Буденный и др.). Спасти Бухарина от расправы, инициированной Сталиным, у него не было никакой возможности.

2. Организация репрессий в отношении А. Аматуни[44] и других руководителей Компартии(болъшевиков) Армении осенью 1937 г.

Безусловно, и в этом случае никакой «личной инициативы» Микояна не было. Для Сталина важно было, при уже принятом им заранее решении, показать, что оно все же официально высказывалось их земляком-армянином, занявшим в Москве один из ключевых постов в правительстве. Сталин направил в Армению Микояна вместе с заведующим отделом ЦК ВКП(б) Г. М. Маленковым и представителем НКВД СССР М. И. Литвиным, которые, в основном, и занимались всеми организационными вопросами[45]. Списки репрессированных были заранее составлены в НКВД Армении, отправлены в Москву и там были утверждены на самом высоком уровне[46].

В той ситуации выглядело бы довольно странным, если стоявший ниже по рангу работник (Маленков или Литвин) формально не «согласовывал» бы с членом Политбюро такие вопросы. Только вот мог ли Микоян в этой ситуации что-то сделать для спасения тех людей, которые заранее были включены в «расстрельные» списки. Известно, что он вычеркнул оттуда человека, в свое время дававшего ему рекомендацию на вступление в партию, но позднее тот все равно был расстрелян уже по другому делу[47].

Несомненной заслугой Микояна можно считать выдвижение им на должность главы армянской партийной организации Г. А. Арутинова, впоследствии сумевшего там стабилизировать ситуацию. Арутинов находился на этой должности вплоть до смерти Сталина и в своей деятельности всегда пользовался поддержкой Микояна[48], избиравшемся в 1937 и 1950 гг. от Армении депутатом Верховного Совета СССР[49].

3. Подготовка летом 1937 г. «расстрельных» списков ответственных работников ряда наркоматов в структуре СНКСССР.

Увидеть такие списки, написанные рукой Микояна или с его правками в сторону усиления наказания за «вражескую» деятельность из числа его подчиненных, пока не представляется возможным. Скорее всего, их просто не существует. Сам Микоян (равно как и другие члены высшего советского руководства) никаких «расстрельных» списков лично никогда не составлял. Этим занимались специально назначенные люди в центральных и местных структурах НКВД СССР, которые от имени Ежова отправляли их на утверждение в различные инстанции, вплоть до Политбюро ЦК ВКП(б).

Хорошо известно, что Микоян использовал любые возможности, чтобы вывести из них хорошо ему знакомых по работе людей[50], но, по понятным причинам, он в этом плане был сильно ограничен.

На наш взгляд, весьма объективно высказался по этому поводу академик Г. А. Куманев: «Еще в первой половине 60-х годов мне довелось работать в Кремлевском архиве ЦК КПСС… Здесь я получил возможность ознакомиться с большим количеством очень важных документов, испещренных различными резолюциями, начиная с резолюций Сталина. Их было много, в том числе весьма жестоких и суровых. Но ни одной подобной резолюции, написанной рукой Анастаса Ивановича, встретить не удалось. Когда я спросил последнего помощника Микояна – Бориса Ивановича Шагурина, – есть ли такие резолюции, он ответил: «Вы их не найдете, потому что таким недостойным «творчеством» Анастас Иванович никогда не занимался»[51].

4. Подпись «за» под решением Политбюро ЦК ВКП(б) в марте 1940 г. о расстреле польских граждан в Катыни.

Сразу же оговоримся. Мы в этом случае не принимаем во внимание попытки некоторых историков и публицистов поставить под сомнение саму подлинность этого решения (или хотя бы бланка, на котором оно напечатано и сегодня воспроизводится в сети Интернет). Вероятнее всего, Сталин дал этот документ на визирование членам Политбюро, находившихся 5 марта 1940 г. в его рабочем кабинете. От подписи Микояна (стоящей последней на бланке) уже ничего не зависело, поскольку дальнейшая судьба пленных поляков была определена лично Сталиным. А вот откажись он это сделать, трудно сказать, чем такой демарш мог закончиться. Статус «польского шпиона», думается, в НКВД, по приказу вождя, ему моментально приписали со всеми вытекавшими отсюда последствиями, в том числе для членов семьи, а также, как было заведено в те времена, и для большинства его ближайших сотрудников.

Кроме того, стоит иметь в виду, что для таких людей как Микоян, прошедших Гражданскую войну, а затем являвшимися участниками или очевидцами войны 1920–1921 гг., многие поляки, независимо от их социального происхождения, выглядели как враги. Сразу вспоминались гибель в польском плену нескольких десятков тысяч красноармейцев, на своих штыках принесших в Польшу идеи «мировой революции», но оказавшейся невостребованной не только местной элитой, но и простыми людьми. И вот теперь наступил благоприятный момент рассчитаться с поляками-«врагами».

Даже сегодня подобная логика присутствует в действиях некоторых политиков в разных странах, а что говорить о том историческом периоде с устоявшимися после Первой мировой войны представлениями о ценности человеческой жизни.

По мнению автора, основанному на изучении большого круга разнохарактерных информационных источников, имеющаяся на сегодняшний день доступная для исследователей достоверная документальная база не позволяет говорить о Микояне не только как о вдохновителе или организаторе репрессий второй половины 1930-х гг., но и даже как о политике, активно участвовавшем в сталинских беззакониях[52].

Микояна, конечно, можно обвинять в политическом конформизме, и даже упрекать в том (есть и такое мнение), что он не покончил в знак протеста жизнь самоубийством, как это сделал в феврале 1937 г. его друг и соратник Серго Оржоникидзе[53] или же, в конечном итоге, «демонстративно» не ушел в отставку. Да и сам Микоян заявлял после смерти Сталина, что как представитель тогдашнего высшего советского руководства (в отличие, например, от Молотова) ощущает свою личную ответственность за происходившее[54].

Более того, не выживи политически, а не только физически, в годы репрессий такие политики, как Микоян, вряд ли стало возможным восстановление справедливости в отношении многих невинных людей после смерти Сталина.

Чтобы хоть в какой-то мере загладить неоднозначное впечатление о своем тогдашнем поведении, он проявил инициативу и лично курировал вопросы реабилитации невинных жертв сталинских репрессий. Микоян сделал очень многое, чтобы оставшиеся в живых возвратились из мест заключения[55]. Это касается не только отдельных лиц, но и целых народов, огульно обвиненных в предательстве родины в годы Великой Отечественной войны и вскоре после ее окончания. Вряд ли бы это стал делать, тем более, по собственной инициативе, «организатор и вдохновитель» сталинских репрессий.

Конечно, сказанное выше отнюдь не оправдывает действия Микояна в тот для него очень сложный период, но позволяет в определенной степени понять его мотивацию и появление той, вначале скрытой от посторонних глаз, личной ненависти к Сталину, которую он потом пронесет через всю оставшуюся жизнь.

Как нам представляется, Микоян уже в те годы понимал, что «Коба ведет нас куда-то не туда», но сказать об этом публично ни он, ни кто-то другой (может быть, за исключением бежавшего из СССР революционера и дипломата Ф. Ф. Раскольникова с его «Открытым письмом» к Сталину 1939 г.), так и не решился. Тем более, что страна нуждалась в единстве перед лицом наступавшей опасности в лице фашистской Германии, грозившей потерей всего, за что Микоян боролся на протяжении всей своей политической карьеры.

Обеспечить такое «единство» возможно было вокруг «раскрученной» официальной пропагандой фигуры Сталина. Любой другой вариант грозил непредсказуемыми последствиями не только для советской элиты, но и простого народа, обрекавшегося фашистскими идеологами на уничтожение как «неполноценного». Именно этим обстоятельством в какой-то степени можно объяснить появление 21 декабря 1939 г. статьи за подписью Микояна в «Правде», в день 60-летия Сталина, под весьма характерным названием «Сталин – это Ленин сегодня».

Составителями этого текста желаемое явно выдавалось за действительное, как и в случае с упоминавшейся нами выше речью на праздновании 20-летия органов госбезопасности[56].

В 1939–1940 гг. Микояну, уже снискавшему авторитет в качестве опытного переговорщика, по поручению Сталина пришлось вести консультации по экономическим вопросам со специальными германскими делегациями и дипломатами посольства Германии в СССР[57]. Такого рода переговоры он вел и с другими иностранными представителями, посещавшими в тот период СССР[58].

Советское руководство делало все возможное, чтобы оттянуть неизбежное – начало войны и обвинять его сегодня в «беспринципном альянсе с Гитлером», как делали в рамках 80-летия с момента начала Второй мировой войны некоторые российские и зарубежные политики и обществоведы, представляется в значительной степени необъективным.

Таковы были тогдашние суровые реалии, не лучше себя вели и представители «демократий» Запада, но сегодня там об этих непростых страницах своей истории (например, о Мюнхенском сговоре» или планах Польши в середины 1930-х гг. совместно с Германией напасть на СССР), предпочитают молчать или давать лишь выгодную им трактовку.

Во время Великой Отечественной войны Микоян активно участвовал в международных переговорах по торговым и военным поставкам. В результате уже 12 июля 1941 г. было подписано соглашение с Великобританией о взаимной помощи и поддержке, а 16 августа был заключен договор с США о взаимных поставках товаров, кредите и клиринге.

Как сегодня не стараются некоторые политики и историки в России в угоду конъюнктурным моментам и антизападным настроениям преуменьшить значение для Советского Союза масштабов поддержки со стороны США и Великобритании, в тот критический для СССР период она была очень важна. Роль Микояна и сотрудников руководимого им наркомата в эффективной организации такого рода поставок представляется позитивной[59].

Микоян с самой положительной стороны проявил себя и на других поручаемых ему участках работы (снабжение армии, эвакуация промышленных предприятий и населения вглубь страны, восстановление районов СССР, разрушенных в период фашистской оккупации и др.). Материалы личного и рабочего архивов Микояна содержат большое количество информации по данным вопросам [60].

Особо стоит выделить его участие в организации доставки продовольствия и других необходимых товаров в блокадный Ленинград в октябре 1941 г.[61]

В этой связи выглядит вполне заслуженным присвоение Микояну в сентябре 1943 г. звания Герой Социалистического труда. Эта награда, в отличие от звезд многих других советских деятелей более позднего периода, полученных, в основном, к тому или иному юбилею, была действительно заслуженной, и он с гордостью носил ее до конца жизни [62].

Стоит также отметить, что Микоян, имея все возможности, мог не допустить участия в боевых действиях под Сталинградом своего сына, которому исполнилось лишь 18 лет. Владимир, военный летчик, погиб в воздушном бою 18 сентября 1942 г., что стало для Микояна тяжелейшим ударом, от которого он долго не мог оправиться.

Не менее болезненным для него оказался спектакль, устроенный по приказу Сталина советскими спецслужбами, раздувавшими уголовное дело против двух несовершеннолетних сыновей Микояна – Серго и Вано. Невинная детская игра во «врагов» была представлена чуть ли не как подготовка государственного переворота. В действиях Сталина явно прослеживалось желание хоть чем то поддеть строптивого соратника, но очень эффективного в качестве управленца[63].

На наш взгляд, в такой специфической форме у Сталина стали проявляться первые признаки недоверия к своему ближайшему окружению, стремление таким «необычным» образом проверить их на лояльность.

Вскоре после окончания войны у Сталина случился первый инсульт, и основная тяжесть руководства страной легла на плечи т. н. «четверки» в лице Молотова, Микояна, Булганина и Маленкова. Им приходилось много заниматься как внутренними делами, так и международными вопросами. И далеко не всегда принимаемые ими решения автоматически одобрялись Сталиным.

Микояну в марте-мае 1945 г. пришлось специально выезжать в Германию для решения важных вопросов, связанных с организацией там работы советской оккупационной администрации, обеспечением населения необходимыми продовольственными товарами, обследования состояния промышленных предприятий Берлина и Дрездена и др.[64]