Урядник Сазонов. Хорошие и приятные стихи

В.М. Кузнецов

УРЯДНИК САЗОНОВ

Урядник Сазонов жил и работал в эпоху развитого социализма, поэтому прошу не искать в его жизнеописании признаков современных реалий.

УРЯДНИК САЗОНОВ. СТРАНИЦЫ ЖИЗНИ

Урядник Сазонов прошел свой квартал,Проверил малины, фарцу, наркоманов,Всех педиков, лохов, и очень устал.Пришел в кабинет и достал из кармановКлючи от «Тойоты», платок носовой,Полпачки махры, авторучку, гранату,Подшипник, том Ленина, СНиП мостовой,Два лезвия «Шик» и патрон к автомату.Урядник Сазонов мундир расстегнул,Сержанта Петрову позвал и разделся.На образ скосился, протяжно зевнулИ, сделав два-три приседанья, согрелся.Клопов притесняя, он лег на диван.Петрова вошла в кабинет без пилотки.Ремень расстегнула, сняла сарафан,Бюстгальтер, часы, сапоги и колготки.Урядник Сазонов, пошарив рукой,Нашел под диваном бутылку «Кавказа».Налил до краев, крикнул весело: «Пой!Пой песню, Петрова! Пой песню, зараза!»Сержант без рисовки взяла ноту «ля»И спела из оперы «Тоска» куплеты.Сазонов в ладоши прихлопнул: «Во, бля!Во, стерва, поет! Ну, иди сюда, где ты?»Наутро урядник Сазонов налилСебе и сержанту Петровой какао.Почистил мундир, «Честерфилд» закурилИ плюнул в портрет председателя Мао.Засунул в карманы патрон и ключи,Платок носовой, оба лезвия «Шика»,Еще положил два огарка свечи,А прочее бросил, ругнувшися дико.Петрова ушла, унося ароматФеерии ночи в тугом сарафане.Сазонов же, как настоящий солдат,Проверил патроны в надежном нагане.И вышел с проверкой по тем адресам,Где пьянство, разврат, антисанитария,А сам отдавался во власть голосам,Поющим, что звали сержанта Мария.

Урядник Сазонов не пил самогона,Не ел бутербродов с икрою зернистой.Не слышал никто в кошельке его звонаНеправедно нажитых денег. ЛучистойИ светлой улыбкой он всем улыбался,Не знал за собою греха он за взятки.От жен и внебрачных детей не скрывался,И все у него было в полном порядке.Но как-то однажды, копая канавуДля водоотвода на дачном участкеИ в памяти нежную девушку КлавуДержа, он лопату вонзил для острасткиДостаточно сильно и вырыл две банкиСовсем заржавевшие с надписью «Сахар»,А в них было золото царской чеканки,И вмиг на Сазонове взмокла рубаха.Он местность вокруг оглядел взглядом емкимИ бросился грудью на эти монеты,И молча лежал так, покуда потемкиНе скрыли в ночи лица и силуэты.Поднялся Сазонов, сухими устамиРосу собирая с травы и ромашек,И низко согнувшись, пополз за кустамиСреди светлячков и полночных букашек.Зажав обе ржавые банки до боли,Змеей проскользнул в свою темную дачуИ думал, что, ежели сдать против волиСей клад государству, какая отдачаЕму причитается? Жалко и тошноРодные монетки отдать все Минфину.Обманут же, сволочи. Все, как нарочно,У них там устроено. Лишь бы мужчинуТакого, как он, обобрать, облапошить.И понял Сазонов, что это не делоМонеты сдавать, он и так, словно лошадь,На благо Отечества пашет умело.И стало легко на душе моментально,И жить захотелось и лучше, и чище.А что удивляться тут, это нормально,Когда на руках огромадные тыщи.

Урядник Сазонов любил как умел,И женщины это в нем очень ценили.Он был безрассуден отчасти и смел,И в детстве его из-за этого били.Но время пришло – алый галстук с грудиСазонова сняли и дали в заменуЗначок комсомольский, сказав: «ПроходиПод наши знамена и знай ему цену».И понял Сазонов, отныне кранты,Нельзя пионерок таскать по подвалам,И в нем загорелись другие мечты,И было вокруг комсомолок навалом.С глухого подвала на светлый чердакПоднялся он и залюбил еще жгучей,Еще безрассудней отчасти, но так,Что шли комсомолки к Сазонову тучей.Он с гордостью нес комсомольский значок,Взрослея, мужая, растя постепенно,И к скрипке любой его дивный смычокВсегда подходил, и играл вдохновенноОн эти мелодии на чердаках,Где голуби гадят прохожим на шляпы,И многие перебывали в рукахСазонова от Воркуты до Анапы.И в должность урядника смело вступив,Остался Сазонов таким же открытым.Он так же играл свой любимый мотивИ так же, как в детстве, случалось был битым.Но женщины были с него без умаИ раны его омывали слезами.Он щедро распахивал им закромаДуши своей, и козырными тузамиСпособностей емких преграды и больСметал, оставаясь предельно доступным.Урядник Сазонов, чердачный король,Насилию чужд был и планам преступным.Четырнадцать лет пролетели как сон.Сказал Комсомол: «До свиданья, Сазонов!Ты был в своем деле всегда чемпион,Но нам надо знать и других чемпионов».

Урядник Сазонов «Полюстрово» пилИ думал о тех, кто, от жажды страдая,Идет из последних оставшихся силПо знойной пустыне, судьбу проклиная.Сазонов был с жаждою тоже знакомИ клял в тот момент день и место рожденья,Правительство, партию, горисполкомИ прочие все гос– и партучрежденья.Бутылку «Полюстрова» выпив до днаИ сдав ее тут же в «Прием стеклотары»,Взяв двадцать копеек (бутылка однаБыла у него), он зашел в промтоварыИ выбрал по вкусу пять пачек «Невы»,Чтоб утром, проснувшись в шесть тридцать, побриться.Небритых подонков он до глубиныДуши ненавидел. Заросшие лицаВ Сазонове сразу будили тоску,И боль головная все мысли глушила.Он, словно кабан, из засады к броскуГотовился тут же, и дрожь его била.И чтоб эту подлую дрожь истребитьВ себе, он на страшную грубость срывался.Небритых подонков часами мог битьСазонов, покуда весь не выдыхался.Он сам всегда выбрит был, как колобок,Не видел заросшим никто его сроду.Был бритвенный чист и опрятен станокСазоновский. Он, невзирая на моду,Усов не растил, не растил бородыИ каждое утро скоблил свои скулы.А после смывал, не жалея воды,Все мыло. И даже впадая в загулыС веденьем нетрезвого образа дней,Ночей, вечеров, по утрам, как из пушки,Он брился и словно из театра тенейЯвлялся, чтоб выпить оставшийся в кружкеПортвейн или херес, а может, коньяк,Ведь жажда страшнее, чем холод и голод.Знал это Сазонов, он был не дурак,Хотя по годам был достаточно молод.

Урядник Сазонов, любимец богов,В веселом подпитии шел по бульвару.Песок приглушал скрип его сапогов,И он незаметно наткнулся на пару,Которая, все позабыв на земле,Сидела, друг дружку обняв, на скамейке.Был поздний момент, солнце скрылось во мгле.К тому же Сазонов шагал в тюбетейке,Тем самым себя не давая узнатьПо гордому профилю в рамках фуражки.Сазонов сначала хотел закричать,Узнав на сидящем мужчине подтяжки.Его заместитель – Матвей Чередник –Сержанта Петрову позорнейше лапал.Хотя и надела Петрова парик,Сазонов узнал ее тоже. ЗакапалТут дождик грибной, и ручей зазвенел.Петрова вскочила, смеясь беззаботно.Матвей удержать ее было хотел,Но вынужден был уступить неохотно.Тут вышел урядник Сазонов в упор,И взглядом горящим прожег их до низа.К тому же он снял головной свой убор.Не ждали они, безусловно, сюрпризаТакого от грозного их головы.Матвей Чередник побледнел, как побелка.Вся тише воды и чуть ниже травыСтояла Петрова, трясясь словно белка.«Паскудники! Это вам так не пройдет!» –Сазонов вскипел, загорелся, как пламя,И, не удержавшись, ногою в животУдарил Матвея. Тот рухнул, как знамяВ бою, но никто не успел подхватитьТрепещущий стяг. И затоптанный в глинуЛежал он, Матвей то есть, пошевелитьНе в силах рукой. Мускулистую спинуХолодные струи грибного дождяСтегали вовсю. А урядник Сазонов,Презрительно взглядом все пробороздя,Ушел, не приемля болезненных стонов.

Урядник Сазонов стоял в оцепленьиФутбольного матча «Зенит» – «Барселона»В июле, в пятнадцать часов в воскресенье,И солнце нещадно пекло с небосклона.Урядник Сазонов потел, но держалсяРукою за щит из прозрачного плексаИ мысленно сильно в себе раздражался,Что не дали взять кобеля его Рекса.Народ напирал, оглушенный сивухой,Рвались безбилетники и наркоманы,И самых нахальных Сазонов бил в ухо,И штрафами быстро заполнил карманы.Он не допускал суеты и скопленья,И опыт свой службы на Северном флотеУдачно использовал здесь в оцепленьиИ бил напиравших под дых в полулете.Пот градом стекал по напруженной шее,Стекала и кровь по щиту ручейками,Но лезла толпа все наглей и наглее,И так же Сазонов их бил сапогами.Однако Сазонову было не просто,Устал он, и бить стал и реже, и тише.И тут наркоман огромадного ростаПопер на него. Все притихли, как мыши,И ждали, чем кончится эта стыковка.Сазонов напрягся, сощурился, сжался.Дубинку покрепче взял, вытянул ловкоВперед свою руку и зло рассмеялся.Движение замерло, оцепенело.Взирала толпа, как сошлись они разом.Сазонов ударил дубинкой умело,И тут же фингал засветился под глазомУ страшного роста и сил наркомана.Он тут же упал на асфальт раскаленный.Сазонов, проверив, что нет здесь обмана,Подпрыгнул, победой своей опьяненный,И крикнул нечленораздельное что-то.И чувства сдержать не умея, большоюДубинкой взмахнув что есть сил, с полулетаКому-то ближайшему врезал с душою.

Урядник Сазонов не тянется к Богу,И в Церковь Святую его не заманишь,Он сам для себя выбирает дорогу –Каким себя слепишь, таким ты и станешь.Для кислых девиц и прыщавых подростковЕсть кайф на судьбу положиться всецело.А если ты хочешь стать личностью броской,То куй свое счастье упорно и смело.Сазонов сковал свое счастье добротно,А к Церкви – рассаднику идеализма –Он шагу не сделал. Напротив, охотноНа храмы мочился он с долей цинизма.Попов долгогривых он резко и гордоЗа кудри мутузил по иконостасу,И наотмашь бил по раскормленным мордамСтальным кулаком своим с присвистом «Асса!»Боялись урядника протоиереи,Монашки при виде его замирали.Входил в монастырь он, и, панику сея,Бежали по кельям они и дрожали.А он заходил, не спросясь разрешенья,Фуражку снимал, галифе и портянки,Указывал молча перстом в направленьеКровати и молвил: «Живее, засранки».Монашки, как перед удавом зайчата,Сломить не могя гипнотической силы,Смирялись. А он торопил их: «Девчата,Скорее давай, не тяните мне жилы».Игуменья-матушка тихо молиласьЗа «стадо» своих златокудрых овечек,Но сзади Сазонов вошел, и свалиласьОна вместе с ним под мерцание свечек.Сазонов доволен был этим раскладом,Бычаря хабарики в лики святые,Вдыхая всей грудью курящийся ладанИ употребляя словечки крутые.И Бог не наказывал, не возмущался,Хоть беременели, как кошки, монашки.Сазонову грех его новый прощался.…………………………………………За что ему были такие поблажки?!

Урядник Сазонов из детства был родом.Отец крестьянин, мать крестьянка и дедыКрестьяне. Он спаян душою с народомВсегда был, нутром принимая все бедыИ радости редкие. Выбился в людиУпорный урядник Сазонов непросто.Был к образованию путь его труден,Но был он силен и высокого роста.И вот заслужил и почет, и признанье,Его уважают все урки и шлюхи.Он ловит воров и проводит дознаньеИ с гордостью носит серьгу в своем ухе.Свой жизненный путь он проходит серьезно,И чувство ответственности его гложет.Всегда на посту он: и ночью морозной,И полднем палящим. Иначе не может.Свое бытие отражает Сазонов.Его подкрепляет глубокая вера.Он доблестно ловит бомжей и шпионов,Прицельно стреляя в них из револьвера.В служении гуманистическим целямВсего человечества с полной отдачейСгорает в борьбе, равнодушный к потерям.А он и не может, не хочет иначе.Но он не машина с бездушной программой,Есть в сердце урядника место для чувства,С которым к сержанту Петровой, той самой,Горит он. А также он любит искусства:Игру на валторне, искусство балета,Искусство кино и творения зодчих.Он любит игру отраженного светаВ бокале. И это искусство средь прочихОн ценит особо. И надо признаться,Что в этом он мастер высокого класса.Урядник Сазонов готов расписатьсяПод всем, что тут сказано, без выкрутасов.Он родом из детства – урядник Сазонов.Он плоть от народа, он совесть и мука.Он вынесет все без претензий и стонов,Последнее снимет. Вы сможете? Ну-ка?

Урядник Сазонов сажал виноградНа дачном участке в начале июня.К нему подошла группа пьяных ребят,Средь коих блистала изящная Дуня –Соседка Сазонова. «Дай закурить», –Сказали ребята и хмыкнули хором.Сазонов взял жердь и давай их лупить,И всех подавил неуемным напором.Ребята, как кегли, попадали враз,Лишь Дуня, зажмуривши очи, стояла.Урядник Сазонов достал свой матрас,Подушку пуховую и одеяло.Он Дуню взял за руку возле плечаИ за ногу и хохотнул неприлично.Тут Дуня как крикнет: «Сазонов, ты ча?!»А тот бормотал лишь: «Отлично, отлично».И резким движением через бедроОн бросил ее на матрас и подушку,И сам повалился, заехав в ведроС известкой башкой, перепачкав макушку.«Дуняха, терпи», – ей Сазонов сказал,Снимая с нее через голову юбку.И что-то еще расстегнул, развязал,Порвал, перепутал – и скомкал голубкуВ лапищах своих, заурчав словно кот.И Дуня урядника с болью терпела.А он ее перевернул на животИ с новым усердием взялся за дело.Часа через два или три, или пятьУрядник Сазонов и Дуня-соседкаЗакончили дело свое, так сказать.Тут видит Сазонов, что сломана веткаЛозы виноградной. Он встал, подвязал.И стала лоза виноградная краше.Взял за руку Дуню и тихо сказал:«Что было, забудь. И ни слова мамаше.Вот, на три рубля, это самое то.Захочешь, еще приходи, если мало».Урядник Сазонов накинул пальтоВ связи с тем, что к вечеру холодно стало.

Урядник Сазонов решил испытатьНа собственной жизнью задубленной шкуре,Что будет, когда интенсивно вдыхать«Момент» – клей чудесный. Своей шевелюреСазонов придал обтекаемый вид,Намазав усердно хорошим тавотом,Чтоб легче в мешок заходила. БолитУ тех голова, кто обижен полетомПытливого разума, кто недалек,И чей интеллект ниже среднего балла.Сазонов по этой статье молоток,Какая б проблема пред ним не стояла.В хозмаге за деньги был куплен «Момент»И выдавлен полностью так, как и надо.Прошло полчаса, и счастливый клиентШагал по аллеям чудесного сада,Вдыхал ароматы лекарственных трав,Выписывал чеки на круглые суммы,В кафе заходил и, красиво пожрав,Из них выходил, и тяжелые думыЕго не тревожили, как наяву.И женщины самые лучшие в миреК нему подходили, коровы травуЩипали, а он улыбался все шире.И вот на цветущий ромашковый лугВыходит Сазонов и мочится, к слову.Светло. Тишина. Никого. Только вдругОн явственно видит сержанта Петрову.Она приближается вся неглиже.Сазонов бежит к ней, стремится навстречу,Руками к ней тянется, грудью. УжеПочти что берет ее нежно за плечи.И в этот момент происходит сюрприз –Петрова в плечах раздается и в росте,И сверху глядит на Сазонова внизИ топчет его, и крошит его кости.Сазонов очнулся от страшной тоски,И стало намного противней и гаже.Сорвал с себя китель, штаны и носкиИ рявкнул: «Дежурный! Петрову сейчас же!»

Урядник Сазонов прославился многим.Однажды он мать молодую с ребенкомИз пламени вынес. Пьянчужкой убогимБыл дом подожжен. В сарафанчике тонкомМамаша – семнадцатилетняя Тома –Металась в огне и кричала от страха.Сазонов как раз проходил мимо дома,На нем была только простая рубаха.Но бросился он, ни на что невзирая,По лестнице вверх, вынес двери плечами,Окинул квартиру от края до краяИ встретился с полными страха очами,Которыми Тома в него поглядела,Сжимая в руках годовалого Юру.Сазонов схватил ее за руку смело,Попутно отметив и грудь и фигуру,И вывел на лестницу. Тихо пылалаКвартира, искрились все электросети.«Куда ж мы теперь?» – тихо Тома сказала.«Со мной поживете», – Сазонов ответил.И так они жили полгода совместно –Сазонов и Тома, и маленький Юра,Покуда однажды с утра неуместноВ проеме двери не возникла фигураМужчины в морском офицерском прикиде,С обветренным лбом и прокуренным усом,А Тома лежала в растрепанном виде,Раздетая напрочь красиво, со вкусом.А рядом Сазонов, понятное дело,В не менее пагубной позе разлегся.Морской офицер вперся в комнату смело,Схватился за кортик, да, благо, осекся.«Георгий! – воскликнула Тома, поднявшись, –Вернулся из плаванья! В бронзе загара!»И села к нему на колени, обнявшись,И все рассказала с момента пожара.Все волк морской выслушал молча и гордо,А после поднялся и без закидоновВстал смирно и руку уряднику твердоПожал сам: «Спасибо, товарищ Сазонов!»

Урядник Сазонов пошел за грибамиВ прекрасное утро восьмого июля,Сел в поезд с тремя молодыми жлобами,С которыми ехала девочка Юля.Об этом Сазонов узнал в разговоре,Когда познакомился с ними поближе.Жлобы побывали недавно на мореИ были по этой причине в престиже.А девочку Юлю на местном вокзалеОни подцепили уже на платформе.Все это они без опаски сказалиСазонову враз, так как он был не в форме.А он по привычке запомнил все точно,Отметив, что Юля довольно прекрасна,И стал выражаться красиво и сочно,Пытаясь понравиться ей, но напрасно.На станции Дно он сошел с электричкиИ долго бродил, занимаясь грибами.В семь тридцать поел (были взяты яичкиИз дома вареные) и под дубамиПрилег на полчасика, сжавши подмышкойСвой верный наган, и заснул безмятежно.И снилось уряднику, будто мальчишкойОн сызнова стал, и папаня небрежноСажает его за баранку машины.И мама – такая счастливая – рядом.И поздний звонок среди ночи. МужчиныВсе в штатском, и батя, прощавшийся взглядом,По страшной статье уходящий из дома.И высылка их в Казахстан с пораженьемВ правах. Страшный голод, на полдник солома.Клеймо «сын врага» пополам с униженьем.Проснулся Сазонов весь мокрый от жути,С наганом в руке и с грибами в корзине.Рванул через чащу и на перепутьеУвидел знакомую Юлю в низинеУбитую просто по-зверски жлобами.Заплакал Сазонов, могилку рыть взялсяИ думал: «Зачем я пошел за грибами?Зачем с тобой, Юлия, я повстречался?»

Урядник Сазонов был докой в футболе,И это не раз мастера отмечали,Всегда, когда он появлялся на поле,Все женщины лифчики в воздух кидали.Гроза вратарей, бомбардир виртуозный,Хорош и в отборе, в защите надежен.Одно слово, форвард стремительный, грозный.Атлет – удивительно правильно сложен.Урядник Сазонов играл вдохновенно,Не каждый на поле сойтись мог с ним близко.Он с левой и с правой бил попеременно,И многие падали с травмой мениска.Его самого провиденье хранилоОт травм злонамеренных и растяжений.Защиту противника дрожь колотилаОт ловких финтов и от телодвижений,Которыми он их сбивал с панталыку,И словно на крыльях в штрафную врывалсяИ падал, как тополь, защитникам в пику.И тут же пенальти судьей назначался.И спорить с Сазоновым судьи боялись,Им трепет его деловитость внушала.Напротив, исправиться часто старались,Но было Сазонову этого мало.И бил он арбитров рукой в переносье,И кровь заливала штрафные площадки.Но слыша поддержкою многоголосьеТрибун, он смеялся – все в полном порядке.Он восемь сезонов за сборную ЖЭКа,Бессменно ее капитаном являясь,Провел без замен. Не найти человека,Кто б вспомнил Сазонова, не восхищаясь.И было за что. Как он бил головоюБесстрашно лоб в лоб и коленом в колено,И вел всю команду вперед за собою,А после игры шел под душ непременно.И там же под душем цветы и улыбкиОт женщин приемлил. А струйки по кожеБежали, струились по мускулам гибким –И это всего, безусловно, дороже.

Урядник Сазонов гонял неформаловИ интердвижения левого толка.Им был арестован Рустам Цеденбалов,Когда была взята в кольцо барахолка,Где он, Цеденбалов, межнациональныйВел митинг среди обрусевших черкесов,Подход демонстрируя принципиальныйВ вопросе учета людских интересов.Сазонов стоял в оцеплении хмуро,Поскольку оторван был от преферанса.Но были вопросы важней, чем культураОбщения между людьми и балансаИх чувств и симпатий друг к дружке отдельно,А также и в целом в границах района.Все чувствовал это Сазонов предельноОтчетливо, ярко, целеустремленно.Он слушал оратора, и клокоталаВ нем ярость свирепая. Рушит устоиПроклятый Рустам, ему в морду дать мало.Союз нерушим наш и многого стоит.Сазонов дубинку сжимал, поминутноГотовый сорваться по первой ракете,Уже позабыв, как сиделось уютноВ кругу преферанса с друзьями в буфете.И вот он – сигнал – прозвучал в мегафоны.И собранное из различных кварталов,Топча самовары, ковры, патефоны,Пошло оцепление на неформалов.Сазонов дубинкой крушил, как Добрыня,Как Наполеон пер при Аустерлице.И все неформалы, хлебала разиня,Стояли, а он ненавистные лицаБил наотмашь дланью, дубинкой, ногами,«Черемухой» брызгал, зубами вгрызался.И только Рустам Цеденбалов, рогамиУпершись, стоял, и один не сдавался.Сазонов к нему подошел. Для порядкаОтдал ему честь, саданув в поддыхало,И в трех выражениях выразил кратко,Что, мол, арестованы Вы, Цеденбалов.

Урядник Сазонов был вызван в жюриНа конкурс «Мисс микрорайон» консультантом,Поскольку при всем, что там ни говори,В душе был поэтом он и музыкантом.И кто, как не он, разобраться бы смогВ пропорциях тела без лишнего звона.К тому же он знал всех. Не раз под замокСажал он их за нарушенье закона,За промысел вольный: торговлю спиртным.А кое-кто взят был с поличным на краже,Торговля наркотиком или инымТоваром, ну и проституция даже.Все это Сазонов знал, как дважды два.Он в список участниц «Мисс микрорайона»Взглянул мимоходом и хмыкнул едва.Он понял мгновенно, чьей будет корона.Тут грянула музыка в клубе «Вулкан»,Участницы сбросили блузки и юбки.Урядник Сазонов наполнил стаканОранжевой «Фантой» и в трубочку губкиСложил, приготовившись честно судитьИ баллы победные лишь по заслугамПрисваивать. Иначе попросту житьУрядник не мог. Все, кто был ему другом,А были подругами все для него,Конечно же, знали такую привычкуСазонова – истина прежде всего –Ни разу он с совестью личной на смычкуНе шел. И пойти, безусловно, не мог.И вот он на мисс проходящих глазеет.Сазонов в восторге от талий и ног,Он с бюстов и задниц участниц балдеет.А вот и сюрприз, гвоздь программы, атас –Участие в шоу сержанта Петровой.Походка, фигура, сияние глаз,Японский купальник расцветки тигровой.Конечно, Петрова взяла первый приз,Ведь это Сазонов достал ей купальникИ сам же одел его ей. Так что «Мисс»Сказать оставалось: «Спасибо, начальник!»

Урядник Сазонов был взят на живца,Когда ему взятку давала старуха.Лишь деньги он принял, как два молодцаВрываются разом, и он, словно муха,Меж стекол оконных забился, завыл.Но вот они деньги – в конверте уликой.Урядник Сазонов слегка поостыл,Старуху ожгя всею яростью дикой.«Ну, старая ведьма, держися теперь.Попомнишь еще, чтоб тя черти забрали», –Сказал ей Сазонов, пока его дверьТе два молодца молча пломбировали.Урядника вывели руки назад,И два конвоира шли, как по линейке.Сазонов орал: «Я же не виноват!Подсунули деньги! Не брал ни копейки!»Был с ним прокурор по-отечески строг,Но дал папиросу и разулыбался:«Ну что Вы, Сазонов, какой же Вам прокУпорствовать? Все! Отвечай, раз попался».Урядник, волнуясь, курил и потел:«Не брал я, не брал, все подстроено гнусно.Старуха подослана. Кто-то хотелУбрать меня». А прокурор ему грустноОтветил на это: «Все чин-чинарем.Не надо, Сазонов, мы все про Вас знаем.Вам было бы лучше сознаться во всем,Иначе Вы сядете, мы обещаем».Урядник Сазонов от ярости взвылИ взвился. Пришлось вызывать санитаров.А он, отбиваясь из всех своих сил,Вдруг выкрикнул: «Я – Александр Заваров!»Он спятил и был от суда отстранен,В лечебницу был помещен и лечился.А после оправдан и вновь возвращенНа должность, в которой так много добился.Урядник Сазонов опять на посту.Старуху нашел он здоровой и в силе.Он встретил однажды ее на мосту…И только круги по воде заскользили.

Урядник Сазонов в собачьей упряжкеПо тундре советской летел вдохновенноК божественно стройной радистке Наташке,Он умственно к ней проносился мгновенно.С Наташкой он встретился в августе в Хосте,Где свой проводил календарный, законныйЗаслуженный отпуск. И начал к ней в гостиХодить, понимая, что стал он влюбленный.И тут же решенье мгновенно созрело,Ничтоже сумняшеся на увольненьеСазонов подал, и, как принято, смелоОн в тундру отправился на поселенье.Устроился егерем, благо привычнаРука к карабину, и опыт огромен.Хвалило начальство: «Сазонов, отлично!»А он улыбался, он прост был и скромен.А ночью полярною после работы,В стволе карабина оставив усталость,Садился он в нарты, смеясь до икотыОт радости и от того, что мечталосьНа севере страшном, почти как на юге,Что ждет его в трех километрах Наташка.А если ей некогда, можно к подругеЕе постучаться, и рыжая Машка,Уж будьте уверены, не промахнешься.И это сполна подтвердит вся зимовка.Но лишь при Наташке усиленно бьетсяИ сердце, и кружится малость головка.И вот он летит на собачьей упряжке,Большая Медведица в небе сияет,А сам представляет, как к милой НаташкеВорвется, как снова ее повстречает.Въезжает Сазонов во двор, стопорится,Бежит, спотыкаясь, к знакомой квартиреИ слышит за дверью, как там веселитсяНаташка и штурман с АН-24.В Сазонове сердце от горя заныло,Он в темную ночь бросил горькую фразу:«Любимая, стало быть, ты не любилаМеня никогда». И уволился сразу.

Урядник Сазонов поехал на КубуС большой делегацией с целью обмена.Послали еще переводчицу Любу,Хотя поначалу готовилась Лена.Фидель Кастро Рус делегацию встретил,А также Рауль – его брат и соратник.«А климат здесь жаркий, – Сазонов отметил, –Напрасно я взял сюда стеганый ватник.Ну, ватник, пожалуй, пущу на продажу,А валенки вряд ли толкнуть здесь удастся.А баб-то тут сколько шныряет по пляжу.И кто ж мне из них согласится отдаться?»Так думал урядник Сазонов, шагаяПо солнечной улице в центре Гаваны,Все видя, все слыша и все замечая,Косясь на кокосы, тростник и бананы.След в след за ним шла переводчица Люба,Страдая безмерно от зноя и жажды,Поскольку ее, чуть не давшую дуба,Сазонов ситром угостил лишь однажды.Без устали шел он, привычный к походам,К ночевкам в степи, на снегу и в пустыне.Он слиться стремился с кубинским народом,И весь в него вышел по этой причине.А Любе – его переводчице – тошноОт этого выхода было ужасно.По самому пеклу ходил как нарочноУрядник Сазонов, и Люба напрасноМанила на пляж его, в библиотеку,В свой номер гостиничный – не возымело.Тянулся к трудящемуся человекуСазонов, презрев ее юное тело.Но все-таки есть в жизни счастье людское.Однажды Сазонов, проснувшись в отелеИ к завтраку выйдя, промолвил такое,Что все перестали жевать – те, кто ели.Сазонов, на блюдечко с кофеем дуя,Промолвил: «Я ватник и валенки сплавил,Поэтому нынче в народ не пойду я.С тобой буду, Люба». И галстук поправил.

1 2 Следующая

Авторизация