Госпитальер и Робеспьер

Часть первая

Из темных миров

Когда зазвучал пронзительный и противный сигнал, Никита Сомов не мог предположить, что в его двери стучится смерть.

Всю жизнь он боролся со сном, и, несмотря на явные преимущества своего могучего противника, умудрялся постоянно его побеждать. С детства он ненавидел, когда его поднимают среди ночи. Ему всегда казалось невозможным, что его вообще можно поднять раньше десяти утра. И всю жизнь он послушно вставал в самую рань, когда этого требовали обстоятельства, что случалось достаточно часто. Всему виной доставшаяся ему одна из самых беспокойных работ – работа врача.

На сей раз схватка была короткая и ожесточенная. Сон крепко держал Сомова, но пронзительный и противный сигнал тревоги пульсировал на грани сна и яви, призывая – очнись. И Сомов очнулся. Тяжело вздохнул, встряхнул головой, с трудом разлепил веки. Осведомился недовольно:

– Ну и какого дьявола?

Ответ от человека он услышать не рассчитывал. Ведь он был единственным представителем человечества среди андроидов-медикологов на большой станции, парящей в «ничейном космосе» на расстоянии трех светолет от ближайшей звезды. Объект именовался ЭМЦ ГКОБ – экстренный медицинский центр Галактического комитета общей безопасности гуманоидных и негуманоидных миров. Автономный госпиталь предназначался для помощи представителям земных цивилизаций, оказать которую на планетах было затруднительно, для борьбы с особо опасными инфекциями и инфекциями неизвестного характера, с которыми предпочтительно иметь дело вдали от обитаемых планет. С другой стороны, госпиталь служил для лечения представителей нечеловеческих рас, одновременно являясь и исследовательским центром по биологии инопланетян.

Гигантское сооружение представляло собой технологическое чудо. Все, чего достигла медицина и компьютерная техника в Галактике, было представлено в ЭМЦ.

Госпиталь мог функционировать вообще без людей. Но давно известно: какая бы совершенная автоматика ни лечила пациента, доктора-человека ей не заменить. Притом такого человека, как Сомов.

Госпитальер поднялся с силового ложа, обозначенного световыми нитями, и шагнул в шар транспортера, предусмотрительно зависшего около кровати. Через две секунды стеклянный шар рассыпался, и Сомов очутился перед командным креслом комплекса – двухметровым коконом, опутанным сетью контакткабелей, висящим как бы в открытом космосе – на самом деле это СТ-экраны создавали такую иллюзию.

– Доклад, – потребовал госпитальер.

– В зону контроля вошел неизвестный звездолет, – хриплым басом комика Санкт-Петербургского театра классической комедии Аристофанова произнес компьютер. Сомов специально настроил комп на такую тональность – ему осточертели ласковые стандартные женские голоса компьютеров.

– Санитарный транспорт, наверное, – проговорил госпитальер. – Стоило из-за этого шум поднимать?

– На запросы экипаж неизвестного звездолета не отвечает, – сообщил компьютер. – Подает сигнал с контролькодом С-14.

– Может, заблудившийся странник? – задумчиво произнес Сомов.

Контрольный идентификационный код, предназначенный для опознавания медицинских транспортов, поменяли двадцать семь суток назад. Сегодня вместо С-14 действует С-15. Но это не беда – такое время транспорт вполне мог провести в пути с периферийных планет, тогда бы его просто не успели оповестить о замене. Но все же госпитальер ощутил укол беспокойства. Интуиция подавала сигнал тревоги – такой же настойчивый и противный, как тот, который поднял его с постели.

– Затребуй идентификацию самого транспорта, – велел Сомов.

Через две секунды комп проговорил:

– Приписка – планета Корея. Код – квадрат 384975. Медицинский транспорт «Цвета радуги». Соответствует… Транспорт просит швартовки. Одиннадцать больных. Эпидемия первой категории. Песочная оспа.

– Ничего себе, – покачал головой Сомов.

– Ну что, пропускаем? – развязно осведомился компьютер. – А то заждались.

– Песочная оспа… Сделай запрос в порт приписки – на Корею. Пусть ответят, где находится транспорт «Цвета радуги».

– Подтверждение получено, – через три минуты сообщил компьютер. – Данные порта приписки соответствуют.

– Пропуск, – кивнул Сомов.

Защитная система в зоне прохода начала нейтрализовываться. Через пять минут нейтрализация закончится и транспорт пойдет на швартовку.

– Визуальное увеличение, – потребовал Сомов.

Точка в секторе 155 стала расползаться, и госпитальер увидел разноцветную гамму шарообразного силового поля.

– Почему они не снимают защиткокон? – осведомился Сомов.

– Транспорт вышел из надпространства в аварийном режиме, – сообщил компьютер.

– Почему? Сделай запрос.

В воздухе возникло лицо желтокожего капитана в черно-зеленой форме Космофлота Корейских миров.

– Все тянется слишком долго, – раздраженно произнес капитан. – У нас больные люди. Их жизнь висит на волоске. Мы обязаны были выйти в аварийном режиме, теперь глушим защитполя. Какие проблемы?

– Никаких, – Сомов задумался. – Каждая секунда дорога, значит?

– Да. Мы потеряли уже столько времени! Вы будете ответственны за смерть пациентов.

– Отвечу, – усмехнулся Сомов. – Приостановить нейтрализацию защитсистем! – приказал он.

– Исполнено, – сообщил комп.

– Что происходит?! – завопил капитан.

– Отбой! – приказал Сомов. – Связь с комиссией по медикопроблемам ГКОБ.

– Напоминаю, что работа со стандартным нитевиком «Эдисон-979» требует значительных энергозатрат, а лимит на галактконтакты перекрыт еще четверо стандарт-суток назад, – назидательно занудил комп.

– Молчать. Исполнение.

– Исполняю… – Через восемь минут пришло сообщение: – Транспорт «Цвета радуги» находится в секторе Сердце Скорпиона по программе «Заслон» противоэпидемиологической службы ГКОБ, – сообщил комп.

– А кто же это? – сердце у Сомова упало.

Он терпеть не мог неприятностей. Не переваривал жизненные трудности. Он обожал размеренную жизнь, спокойствие и любил азарт лишь научного поиска. Но так получалось, что он всегда оказывался втянутым в события, мягко говоря, неординарные и опасные.

– Неизвестный звездолет, назовитесь! – потребовал Сомов и ударом по красной висящей в пространстве перед ним кнопке активизировал защиту комплекса на сто процентов.

– Неизвестный звездолет выключил свой защиткокон, – проинформировал комп.

– Увеличение.

Точка на экране начала расползаться.

– Вот черт, – прошептал Сомов, глядя, как точка приобретает очертания боевого космического корабля.

– Тяжелый штурмовик класса «Торнадо», – сообщил комп.

– Наша защита выдержит?

– Тяжелый штурмовик не в состоянии нейтрализовать силовое покрывало и защиткомплекс госпиталя.

– А это что?! – подался вперед Сомов.

В углу экрана вскипели три точки и запузырились.

– Переход из надпространства. Характеристики объектов схожи с тяжелыми штурмовиками «Торнадо».

– Четыре штуки, – Сомов хлопнул по подлокотнику. Ему захотелось сейчас очутиться подальше отсюда.

Сомнений не оставалось. На космический госпиталь обрушилась вражеская эскадра…

***

Пациентов клиники Форбса прозвали «морскими коньками», а саму клинику – «сортиром Нептуна». Почему в сортире бога моря должны лечиться лица, страдающие душевными заболеваниями, непонятно, но пути фольклора неисповедимы.

Аризонская специализированная психиатрическая клиника Форбса была хорошо известна на всех обитаемых мирах. Лечение в ней стоило целого состояния. Между тем многие записывались туда в очередь, растянувшуюся на полтора года. Все считали, что потомки известнейшего психиатра неоюнговской волны Дэвида Д. Форбса способны творить чудеса, закручивая разболтавшиеся винтики в человеческих мозгах. Недостатка в психопатах, наркоманах, сенсорных идиотах и компьютерных «провалыциках» в Аризоне не было. Так что клиентура не переводилась. И, судя по всему, не переведется никогда.

Помимо «морских коньков» в клинике были еще и те, кого допущенные к государственным секретам грифа «Лима-два» (а от него не так далеко до высшего грифа «Лима») называли «акулами-вонючками». «Акулы» являлись пациентами, а если точнее – пленниками спецотделения, работавшего по сверхсекретной федеральной программе. Про него знало весьма ограниченное число врачей-психиатров и высшее руководство аризонских спецслужб.

Клиника располагалась на глубине восьмидесяти метров на дне океана курортной планеты Монтана, входящей в ОПА – Объединенные планеты Аризоны. ОПА относилась к одной из двух сверхдержав Галактики Человека.

Ощущение смены дня и ночи постоянно поддерживали стереокартинки в окнах подводной станции, и поэтому немногочисленному медперсоналу и больным казалось, что клиника находится на поверхности океана.

Ведущий врач спецотделения доктор Сэмюэль Ричардсон, известный больше медикам всей обозримой галактики под псевдонимом Док Сэм, прославившийся среди широкой публики своими текстовыми кристаллами под названиями «Записки сумасшедшего психиатра» и «Размышления гения Дока Сэма», вошел в «наблюдательную» и хмуро поприветствовал дежурного специалиста:

– Привет, Утконос, – он обожал давать своим сотрудникам и пациентам разные клички и потому никогда не помнил их настоящих имен. – Как наши дела?

Для проверки состояния больных Доку Сэму не понадобилось делать обход, достаточно было пройти в штаб (почему-то в спецсекторе привилась военная терминология, что неудивительно, если учесть количество агентов спецслужб и офицеров Пентагона, которые постоянно сшивались здесь). В штабе всегда находился дежурный врач. Туда на комп поступала и обрабатывалась вся информация о жизнедеятельности всех органов и систем пациентов отделения.

Доктор Браун, прозванный Утконосом, сидел в кресле, напоминающем кресло капитана космолайнера. Перед ним зависли в воздухе сложные цветные объемные диаграммы. Нормальному человеку они не говорили ничего, но специалист просматривал их с такой же легкостью, как просматривают комиксы. Достаточно было беглого взгляда, чтобы понять, как живут пациенты, каково состояние их здоровья. А главное, не возникла ли где она – пугало и богиня спецотделения, причина его создания и головная боль персонала – госпожа Аномалия.

– Ночь прошла спокойно, – сообщил доктор Браун, нос которого действительно чем-то напоминал утиный клюв.

– Отлично, – хмуро пробурчал ведущий психиатр, теребя небольшую жесткую щеточку усов над верхней губой. – Изумительно. Прекрасно.

Док Сэм пробежался по помещению и плюхнулся в соседнее кресло. Он затребовал на экран перед собой изображения из боксов повышенной защиты.

Последние недели в отделение один за другим поступали весьма странные пациенты, четверых из которых пришлось поместить в блок повышенной защиты. За предыдущие сорок лет существования спецотделения блоки повышенной защиты использовались считанные разы. А тут в течение двух недель – четыре. Это было невиданно! У Дока Сэма было гнетущее предчувствие Больших Событий. А Большие События – это радость для историков, для других же людей, которые в них участвуют, это кара Господня. Поэтому ежедневно, перешагивая порог своего «штаба», Док Сэм содрогался от предчувствия наступления этих самых Больших Событий.

– Как в боксах повышенной защиты – активность у «фокусников» не проявлялась? – деловым тоном спросил Док Сэм.

– Тихи, как агнцы. При такой защите ни одна «акула-вонючка» пальцем пошевелить не сможет, – усмехнулся Утконос.

– Доктор, – пронзил его взглядом Док Сэм, – вы до сих пор не поняли, с чем мы имеем дело?

– Я понимаю, сэр, – Утконос поморщился, зная, что нарвался на очередной приступ немотивированной раздражительности шефа.

– Это Аномалия… А при Аномалии возможно все.

– Так точно, сэр, – Утконос готов был вскочить и щелкнуть каблуками.

Док Сэм посмотрел на него мягче.

– Расслабьтесь, – он нагнулся над Утконосом, щелкнул перед его носом пальцами и деланно захохотал.

«Псих чертов», – подумал Утконос, но с некоторым оттенком уважения, поскольку все знали способности Дока Сэм, одного из лучших психиатров Аризоны. Но то, что он слегка не в себе – этого не скрывал даже он сам, достаточно вспомнить его «Записки сумасшедшего психиатра».

– А как Его Преосвященство Обезьяна? – осведомился Док Сэм.

– Глухо. Чего мы с ним возимся? – пожал плечами Утконос. – Он давно превратился в бурдюк, в котором прокисло все вино. Он ни на что не способен. Ни на что не годен. Его место на свалке.

– Аномалия, Утконос, черт возьми! – в бешенстве заорал Док Сэм. – Госпожа Аномалия! Она не прощает идиотской успокоенности!

Утконос поежился. Ему показалось, что шеф сейчас пнет его ногой. Но психованный психиатр опять успокоился.

– Покажи Его Преосвященство Обезьяну! – потребовал он.

Утконос коснулся призрачной клавиши на СТ-пульте – самого пульта не было, была его голограмма, но касания иллюзорных клавиш приводили к такому же эффекту, как если бы они были настоящими.

На экране контрольного СТ-монитора, занимавшего чуть ли не всю стену «штаба», возникло изображение небольшого прямоугольного помещения, чьи стены, пол и потолок были обиты мягким пористым «силоэластиком» – уникальным веществом, в котором вязли любые усилия пациентов. Об него можно было биться головой, руками, на него можно было падать с высоты и при этом не получать ни малейших повреждений – он служил мягкой подушкой и надежной защитой. Так же в помещении было полно аппаратуры. Вздымались кольца тонкоэнергетических диагностов, крутились спирали эфирных сканеров. Пациент при всем желании не смог бы дотронуться до них, компьютер при приближении пациента изменял положение аппаратуры, вещи двигались, как живые зверушки, боящиеся чужого прикосновения. Бокс был совершенно безопасен. В нем невозможно было причинить себе телесные повреждения. При признаках буйства пациента надежно спеленали бы силовые поля.

В боксе находился до безобразия толстый чернокожий человек, не подававший признаков жизни. Его обнаженное тело казалось огромным бурдюком с жидкостью, которая волнами перекатывалась под кожей. Он парил в воздухе в линиях силовых полей.

– Черный шаман! – с чувством произнес Док Сэм, внимательно вглядываясь в пациента.

В недавнем прошлом истинный владыка планеты Ботсвана, глава культа Буду, Черный шаман был вывезен со своей родины, которую пытался утопить в крови, и попал в руки исследователей. Пентагоновские ученые пытались исследовать магию великого колдуна и научиться использовать ее, создавать технические системы, воссоздающие схожие эффекты. Но получилось все по-другому. Черный шаман взял под психотронный контроль несколько человек и едва не развязал галактическую войну между двумя супердержавами – ОПАи Московитянской Федерацией, после чего и был отправлен в блок высшей защиты в подводную клинику. Но идея исследовать его суперспособности еще жила.

После всех своих неудач Черный шаман впал в депрессию. Его биополевая суперэнергетика стала угасать. И теперь он не представлял собой ничего интересного, разве только как образец человеческого уродства.

Три дня назад он привычно заорал:

– Крови мне! Крови, крови, крови… Или придет час мщения! Придет черный погонщик!

К этим его выкрутасам персонал привык. Все знали, что для его ритуалов необходима кровь, притом человека, лично убитого Черным шаманом. Пару раз проводили эксперименты – военные использовали приговоренных к казни преступников, чью кровь колдун жадно высасывал, но без видимого эффекта. Во время обострения отношений между Пентагоном и ФБР последние направили информацию о нечеловечных экспериментах в сенатскую комиссию. Возник скандал, его замяли, но больше никому неохота было так экспериментировать.

Не получив крови, Черный шаман уселся на пол, смотря перед собой. Потом неожиданно на две минуты все сенсоры в его боксе, а также в прилегающих были выведены из строя. Персонал метался минут пять, пытаясь восстановить контрольсистемы. Причина аварии осталась неизвестной. Но когда на экране появился вновь Черный шаман, он был в состоянии ступора, лежал кверху пузом с открытыми глазами, в которых не отражалось ничего, и лишь слабое дыхание говорило о том, что он не умер.

– Ночью он на миг пришел в себя, – сказал Утконос.

– И что?

– Опять прохрипел: «Крови мне!» И затих…

Два года Черный шаман находился в спецотделении. Док Сэм продолжал держать его в боксе высокой защиты. Знал, что может прийти час, когда спящая сила проснется и тогда всем будет несладко.

– Стоп! Не переключай! – Док Сэм подался вперед, заметив, что туша Черного Шамана шевельнулась, по ней прошла дрожь, складки жира затряслись.

– Ох! – вскрикнул Утконос.

Диаграммы контрольприборов перед ним вдруг взорвались. Посыпались красные кубики, прорезаемые синими молниями. Аппаратура будто взбесилась.

Но она была в порядке. Эти символы означали одно – в боксе восемь, где был Черный шаман, происходит невероятный выброс биоэнергии…

***

– Энергослияние четырех штурмовиков типа «Торнадо», – сообщил комп, в его голосе появились нотки тревоги и озабоченности. Ничего удивительного – он запрограммирован на выражение эмоций.

На экранах четыре штурмовика зависли квадратом, между ними протянулись световые линии, и вскоре вырос гигантский мерцающий «пузырь». Это означало, что поля штурмовиков слились воедино, и теперь будет происходить пробой защитпокрывала космического госпиталя.

– Напряженность единого поля противника? – потребовал Сомов.

– Семьдесят пять тысяч радеров, – доложил компьютер.

Сомов похолодел. Штурмовики класса «Торнадо» как раз приспособлены для взламывания защитных покрывал оборонительных комплексов.

– Как долго мы продержимся? – спросил госпитальер.

– Расчетное время прорыва – сто двадцать минут.

– Вот черт… Три восьмерки!

Три восьмерки – галактический код, означающий пиратское нападение. Любой военный или полицейский корабль, принявший его, обязан поспешить на помощь. Но двух часов, которые оставались у них, не хватит на то, чтобы помощь пришла.

– Передано, – заявил комп. – Карта новой навигационной информации. Ближайший от нас корабль – пассажирский лайнер «Парус» – находится в сорока четырех часах пути.

– Непостижимо! – Сомов хлопнул ладонью по подлокотнику кресла, и ему захотелось взвыть.

– Осмелюсь заметить, что вам следует проверить свое самочувствие и адекватность ситуативных реакций на «Диагност-комплексе», – участливо заявил комп.

– Что?! – воскликнул Сомов. – Заткнись!

– Исполнено.

Сомов активизировал перед собой СТ-пульт и принялся за работу.

Он не был военным, но не обязательно оканчивать военную академию, чтобы пользоваться полностью компьютеризированным оборонным комплексом.

Два часа он мог быть спокоен. Это время штурмовики будут дырявить силовое покрывало госпиталя, в то время как оборонные системы лишены возможности нанести по ним удар, поскольку отделены от противника своим же полем.

Время позабавиться просчитыванием возможных вариантов у госпитальера имелось. Уже через полчаса работы с компом он понял, что шансов у него нет. При самом благоприятном раскладе противник теряет три штурмовика, разносит лучевыми и ракетными ударами сооружения защиткомплекса. И берет госпиталь на абордаж. А потом?

Что потом? Кому мог понадобиться самый мирный объект Галактики? Кто мог кинуть на него звено штурмовиков «Торнадо»? После того, как была разгромлена последняя обитель черных ученых и пиратов Харлей-два, вряд ли какая-нибудь пиратская планета, если она еще есть, способна выставить звено «Торнадо». Это под силу только высокоразвитому миру первой линии. И такое нападение равнозначно объявлению войны.

Штурмовики продолжали свое дело. Они вклинивались все дальше в оборону госпиталя. А напряжение силового покрывала оборонительной системы все падало и падало.

Сомов прикрыл глаза. Стояла тишина. Казалось, не происходит ничего. Он представить себе не мог, что вскоре на территорию госпиталя ступят убийцы. И ничего нельзя изменить.

Минуты бездействия были самыми жуткими. Ожидание парализовывало.

А штурмовики вгрызались все глубже и глубже в защитпокрывало, как оголодавшие крысы. А таймер, заведенный компьютером и висящий перед носом Сомова, показывал, сколько осталось. Сотни больных людей, судьба уникального оборудования, сам госпиталь – возможно, часы отсчитывали, может быть, сколько осталось им существовать. И самому Сомову погибать тоже никак не хотелось. Но…

Таймер кончил отражать минуты. Пошли секунды.

– Защитный комплекс прорван, – буднично сообщил комп и добавил: – Черт побери.

Скрестились гибельные, наполненные огромной энергией лучи штурмовиков и двух охранных башен.

Полыхнули плазменные разрывы. Сомов зажмурил глаза, а когда открыл их, увидел, что одного штурмовика и двух башен нет.

Корабли прорвали первый рубеж обороны и неторопливо двинулись вперед. Им предстояло уничтожить еще четыре башни.

От штурмовиков отделились светлые точки пробойных ракет. Опять полыхнуло пламя. Еще одна башня уничтожена.

– Спаси нас господи! – Сомов истово перекрестился и стал ждать конца.

Командный пункт тряхнуло так, что у госпитальера лязгнули зубы. Ракета взорвалась в районе блока интенсивной терапии.

– О, Боже мой! – застонал Сомов.

От штурмовика оторвалась еще одна ракета и рванулась к административному блоку. Госпитальер зажмурился. Он понял, что пришла его смерть. Она имела вид неумолимо надвигающейся ракеты-пробойника…

***

– Триста единиц! – как ужаленный заорал Утконос, теряя свое знаменитое самообладание.

– Триста, – неожиданно спокойно кивнул Док Сэм.

В боксе, где был помещен Черный шаман, взорвался сгусток биоэнергии величиной с солнце.

А потом…

Помещение бокса будто пошло рябью. Плавные линии сместились и приобрели угловатые очертания, тогда как углы стали округлыми и мягкими. Предметы стали другими, не менее реальными, но в них что-то сдвинулось. Возникло фиолетовое свечение.

– Дьявола ему в глотку! – вдруг прокричал Утконос непонятно из каких глубин подсознания всплывшее ругательство. На глазах корежились и мялись диски и сетка диагностического оборудования. Будто кто-то невидимый, но невероятно мощный, закручивал крепкие металлические предметы и хрустел, как леденцами, ал-мазокерамикой.

– Комп! Нейтрализаторы! – спокойно приказал Док Сэм. – На тридцать процентов.

На бокс высшей зашиты в тот же миг накинули силовой защитный колпак по типу тех, которые имеются в боевых космолетах и предохраняют их от ударов противника. Но полной уверенности, что силовой колпак сдержит загадочную силу, не было.

Однако смерч не вышел за пределы бокса.

Осколками разлетелся диагност. Потом рванул гранатой биопотенциометр.

Шторм все рос.

– Сорок процентов нейтрализации! – приказал Док Сэм, когда с треском лопнула СТ-камера в коридоре рядом с боксом Черного шамана, и по потолку в пластике, выдерживающем бронебойный удар, поползли трещины.

Поле нейтрализации включилось на сорок процентов. Рвущаяся наружу таинственная сила была снова заперта в боксе.

Через минуту рванул СТ-визор в соседнем с боксом помещении.

– Шестьдесят процентов нейтрализации! – все так же спокойно приказал Док Сэм, тогда как Утконос готов был забиться в истерике.

И опять силу удержали в боксе. Она дожевывала аппаратуру, кусками сдирала силоэластик, который свисал лохмотьями со стен и потолков. А в центре этого буйства стихии спокойно лежал на полу Черный шаман, и на его лице было написано мировое спокойствие.

Хрясь – через комнату от бокса свилось в узел пластиковое кресло. Сила опять пробилась.

– Семьдесят процентов мощности! – приказал Док Сэм, прищурившись.

Теоретически поле нейтрализации можно догнать до ста. Но что тогда? Тогда поле может вырваться из-под контроля само, и уж оно-то сметет весь корпус. Кроме того, оно потребляет огромное количество энергии. Уже выключены системы жизнеобеспечения в остальных секциях. Если главная и резервная энергоустановки полетят, люди просто задохнутся в умершей подводной станции, которой и являлся спецсектор.

Бац – на восемь частей развалился диагност, расположенный в соседнем помещении.

– Док, что это?! – взвизгнул Утконос, скосив глаза. По стене «штаба» ползла трещина. Таинственная сила добралась и сюда.

– Семьдесят пять процентов мощности нейтрализатора! – приказал Док Сэм.

Он поклялся не надбавлять больше ни одного процента. Будь что будет.

Хрясь – разлетелся на две части кожух компьютера, вырвался из его недр, вспыхнул и погас лазерный луч.

– Повреждения компьютерной сети – одиннадцать процентов. Подключаю резервные ячейки, – уведомил компьютер.