Тайна Нестрашного переулка

© Степан Фролов, 2022

ISBN 978-5-0051-1294-1

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Неглавный герой

Максим Евгеньевич Лебедев, подполковник вооруженных сил Советского Союза, широко шагал по скудно освещенной Первомайской. На улице было пустынно. О существовании людей напоминал разве что свежеуложенный асфальт, по которому еще каких-то полчаса назад разъезжал каток. Рабочие явно трудились сверхурочно, почему-то решив во что бы то ни стало покончить с благоустройством Первомайской до наступления завтра. Не смогли. От цели их отделила какая-то жалкая пара метров. Рабочий класс, как водится, повздыхал над несбывшимся, поискал виноватых да и махнул рукой, так никого всерьез и не обвинив.

В еще не остывшем после жаркого дня воздухе стоял густой запах гудрона, который не разбавляло даже легкое дуновение ветерка.

Через несколько размашистых шагов штиль сменился влажным, неприятным сквозняком, будто кто-то открыл форточку окна, выходящего на помойку.

Вместе с порывом ветра до подполковника донеслось неуверенное:

– Лебедев?

– Он самый, – прищурился Максим Евгеньевич, вглядываясь в темноту Нестрашного переулка – С кем имею честь?

Вместо ответа его собеседник сделал шаг вперед и несмело улыбнулся.

– Кого я вижу! – рассмеялся Максим Евгеньевич, – Какими судьбами в нашем захолустье, дружище?

Услышав последнее слово, человек из Нестрашного скривился, как от зубной боли. Такое выражение на лицах людей появляется только в двух случаях: как, собственно, признак зубной боли или как отражение чистой ненависти, бушующей внутри. Оперативнику с двадцатилетним стажем это было хорошо известно.

Лицо собеседника за долю секунды вернулось в норму, и он поспешил ответить:

– Решил открыть небольшое дело. Для души, так сказать.

– А чем занимаешься, если не секрет? – поинтересовался Максим Евгеньевич, доставая из кармана портсигар и протягивая его человеку из Нестрашного, – Угощайся.

– Бросил, – с гордостью отчитался собеседник, – С появлением нового хобби я вообще много чего бросил. Престижную работу, трешку в Ленинграде… Жену. Можно сказать, стал новым человеком!

Собеседник хрипло рассмеялся, скривив губы в знакомом оскале. Максим Евгеньевич ограничился деликатной улыбкой. Извлекая из кармана портсигар, он будто невзначай выставил вперед правую ногу и теперь пружинисто на нее опирался, ожидая малейшего проявления реальной угрозы. Четких опасений у подполковника не было, но бегающие по спине мурашки не давали расслабиться.

– И все-таки? – подал голос Максим Евгеньевич.

– Работаю с детьми, – отозвался человек из Нестрашного, – Пока результаты скромные, но начало положено.

– Дело хорошее, – рассеянно улыбнулся подполковник, убирая так и не открытый портсигар обратно в карман, – Дети – наше все. У самого сын подрастает. Через несколько лет уже в армию…

– А сам чем занимаешься? – перебил собеседник, – Все тем же?

– То тем, то этим, – загадочно улыбнулся Максим Евгеньевич.

– Геройствуешь понемногу? – оскалился человек из Нестрашного, – От такого отвлекать грешно. Да и мне уже пора.

– Бывай… – Максим Евгеньевич осекся, так и не озвучив слово «друг», застрявшее в горле – Бывай, в общем.

– И тебе не хворать, – ответил собеседник, делая шаг назад – обратно в темноту.

Максим Евгеньевич облегченно вздохнул, подобрался, расправил плечи и вернулся на прежний курс. К дому, к семье. Он успел отойти от переулка всего на несколько шагов, когда его окликнули.

– Эй, герой! – донеслось из-за спины.

Голос принадлежал недавнему собеседнику, но в нем больше не было ни намека на радушие. Только издевка, пренебрежение и торжество.

Повинуясь въевшемуся в подкорку инстинкту, подполковник крутанулся на месте, пригнулся и… Первомайскую озарила яркая синяя вспышка, а на месте, где только что стоял подполковник Лебедев, оказался лишь ворох одежды. Скоро тряпки были в руках человека из Нестрашного, который поспешил вернуться обратно в свое сырое, замшелое логово.

Дела семейные

Артём Лебедев, ученик 7 гимназии с английским уклоном, наслаждался заслуженными летними каникулами. Год он закончил образцово, без единой четвёрки, чем немало порадовал маму.

Порадовал настолько, что она даже отказалась от командировки, которая сулила «острый репортаж и солидный гонорар». Всё для того, чтобы вместе отпраздновать окончание года, да и просто побыть с сыном.

К счастью, папу в начале лета никуда не вызвали, ведь он от командировок отказываться не мог. В его силах было только приложить ладонь к виску и ответить «Есть!». Пусть командировки отца и не обсуждались, они были не такими регулярными, как мамины, да и сообщалось о них всегда заранее.

Обычно весть приходила за неделю до отъезда, и этого папе как раз хватало, чтобы рассказать, куда он отправляется на этот раз. Конечно, никаких координат или географических названий не звучало. Секретность всё-таки. Вместо этого папа рассказывал о бескрайних заливных лугах и диких джунглях, о величественных барханах и безбрежных реках, о незаходящем солнце или, наоборот, зиме длиной в полгода… В общем, информации как раз хватало, чтобы прикинуть примерное местоположение.

В этот раз всё случилось иначе. Отец просто хитро подмигнул семье и сказал, что сходит на встречу с другом из полиции. И исчез. Уже второй день от него не было ни слуху ни духу. Телефон сначала отвечал длинными гудками, а потом и вовсе стал недоступен. Звонки в полицейский участок тоже не дали результата. Оператор как заведённый повторял, что никакие Максимы Евгеньевичи Лебедевы у них не числятся, и настойчиво предлагал объявить папу в розыск.

К большому удивлению Артёма, мама этого делать не стала. Изабелла Ильгизаровна объясняла это просто: «Твой папа бывал в таких местах, что этим, из участка, и не снились. Не пропадёт». Мама сказала это всего один раз, и таким тоном, что даже спокойный по своей натуре Артём удивился его глубокой безмятежности.

Сам Тёма тоже был далёк от паники, но мама, казалось, не придавала пропаже отца вообще никакого значения. Младший Лебедев предполагал, что она знает больше, чем говорит, но в этой истории всё равно что-то не срасталось.

На рассвете третьего дня легендарное фамильное спокойствие всё же покинуло Артёма. Он решил как минимум сходить в полицейский участок, найти таинственного «друга» и вытрясти из него хоть какую-то информацию об отце. Посвящать маму в эту историю Тёма, конечно же, не собирался.

Одну беспокойную ночь спустя день «Ч» настал. Чтобы не вызывать лишних подозрений, Артем проснулся по будильнику в 11:32 – не поздно, не рано и так, чтобы цифра на часах не была слишком уж круглой. Мама чем-то гремела на кухне и напевала себе под нос какую-то известную мелодию. Артём в очередной раз удивился тому, как легко она занимается повседневными делами, когда тут происходит такое. По разумению Тёмы, у Изабеллы Ильгизаровны всё должно было валиться из рук, а её полный печали и ожидания взгляд должен был постоянно падать на окно, за которым вот-вот должен был появиться любимый муж.

Оказалось, что никто никому и ничего не должен. Мама смотрела не в окно, а в телевизор, кухонные принадлежности не были разбросаны повсюду, и на дорожке за окном, конечно же, не наблюдалось отца. Тёма вздохнул и отправился в ванную, на ходу бросив «Доброе утро».

Включив свет, Артём сощурился, пытаясь разглядеть себя в зеркале.

Совсем недавно Тёме выписали очки, которые он сразу возненавидел всей душой и старался надевать только в случае крайней необходимости. Сейчас Артёму нужно было привести себя в порядок, а для этого неплохо бы увидеть своё отражение.

Людям, которые никогда не носили очков, не понять, каково это – видеть своё лицо только с оправой на носу и не знать, как оно выглядит без очков. С той стороны зеркала сквозь толстые линзы в чёрной пластиковой окантовке смотрело заспанное лицо школьника.

Артём критически осмотрел своё отражение: пронзительно синие глаза, узкое скуластое лицо с выдающимся подбородком, небольшой аккуратный нос и копна абсолютно белых кудрявых волос, спадающих на лоб.

За цвет шевелюры одноклассники попытались окрестить Тёму Альбиносом, но на выручку вовремя пришёл учитель биологии. Он возразил, что у альбиносов кроме белых волос ещё красные глаза и бледная кожа. Поэтому назвали Крысёнышем. Биология с тех пор стала нравиться Артёму куда меньше.

Закончив с утренними процедурами, Тёма ещё раз скептически взглянул на своё отражение и пошёл собираться. Перед этим он снял очки, нахмурился, прищурился и снова их надел, решив, что в участке нормальное зрение будет не лишним.

Разговаривать с полицией ему откровенно не хотелось. Как и с любыми другими людьми. Артёму тяжело давались новые знакомства, а публичные выступления и вовсе вызывали панику. Ему всегда было проще написать сообщение, или, на крайний случай, позвонить. Но и перед этим приходилось долго собираться с духом. Артём тряхнул головой и направился на выход.

Надевая кроссовки, Тёма случайно брякнул металлической лопаткой для обуви по коридорной тумбе.

– Ты что там делаешь? – долетело с кухни.

Уже открывая дверь, Артём ответил:

– Гулять пойду!

– А с кем? – поинтересовалась мама.

– Кого найду, с тем и погуляю, – нетерпеливо бросил Тёма.

Но тут же одумался. Ведь мама не должна знать о вылазке в участок, а значит, нужно вести себя как обычно. Чтобы не возникло подозрений.

– С Ульяной или Тимуром, наверное, – прикрылся Артём именами друзей. Все трое жили в одном доме, поэтому ложь получилась довольно убедительной, хоть и легко раскрываемой.

– Далеко не уходите и будьте осторожнее, – взволнованно сказала мама.

– Хорошо, мам! – бодро откликнулся Тёма и вылетел на лестничную клетку, хлопнув дверью.

– Эй, а завтрак?! – крикнула Изабелла Ильгизаровна.

Ответом ей было молчание.

Ульяна

Спускаясь по лестнице, Артём пытался прикинуть, что скажет в полицейском участке. В голову лезла настойчивая мысль о том, что нужно вернуться обратно домой, всё взвесить, расписать план на бумаге и отрепетировать реплики перед зеркалом. А в участок можно сходить и завтра – один день ничего не изменит, и вообще…

Артём мысленно одёрнул себя и с немалым удивлением осознал, что уже стоит на крыльце подъезда, к которому лёгкой трусцой бежит Ульяна – спортивного вида девочка на голову ниже Артёма, с огненно-рыжими вьющимися волосами, изумрудно-зелёными большими глазами, высоким лбом и пухленькими губами. Ульяна была, пожалуй, единственной знакомой Тёме девочкой, с которой он мог разговаривать свободно, без смущения и паники. Кроме мамы, разумеется. Может, дело было в её непосредственной манере поведения, может, в том, что они были знакомы с самого детства или в её бесхитростной откровенности и прямоте. Артём не мог сказать точно. Рыжую многие считали грубиянкой, но Тёма знал, что она просто предпочитает говорить правду. Независимо от того, понравится она кому-то или нет. Именно поэтому от Ульяны никто не ждал ножа в спину – уж если дело дойдёт до холодного оружия, рыжая скорее выберет честный поединок, а не подлое нападение со спины.

– Физкульт-привет, – поздоровался Тёма, махнув подруге рукой, – Что украла? От кого бежишь?

Ульяна подкинула коробочку в воздух и та, пару раз крутанувшись, упала на подставленную ладонь. Рыжая подбоченилась и хитро улыбнулась.

– Почту ограбила.

И действительно, картонный кубик в руках Ульяны был щедро обмотан почтовым скотчем и усыпан штампами разных цветов.

– Возьми в долю, и я никому ничего не скажу, – заговорщицким тоном предложил Артём.

– А ты пользуешься косметикой? – с притворным удивлением спросила Ульяна.

Не дожидаясь ответа, она шагнула вперед, беспардонно вторгаясь во все мыслимые и немыслимые зоны комфорта. Едва не касаясь носа Темы своим носом, рыжая пристально изучала от природы длинные ресницы друга и соседа на предмет нанесенной туши.

– Могу сказать то же самое и про тебя, – совершенно искренне удивился Артём, сделав широкий шаг назад в надежде разорвать почти несуществующую дистанцию. Горящие щеки прятать было решительно некуда, поэтому Тема просто опустил голову и принялся изучать мыски своих кроссовок.

– Я и так красивая, – хихикнула рыжая, явно довольная произведенным эффектом, – Мама заказала, а меня отправила забирать.

– Ясненько… – промычал Артем, – Ну, я пойду, пожалуй.

– Куда собрался? – Ульяна прищурилась и пронзила Тёму испытующим взглядом.

Говорить о реальной цели своего путешествия Артёму не хотелось, но куда меньше хотелось врать, ведь обмануть Ульяну было просто невозможно. Она будто чувствовала ложь. Рыжего комиссара не могли одурачить ни равнодушный тон, ни бесстрастное выражение лица, ни идеально проработанная история.

Артём с Тимуром давно с этим смирились, предварительно отработав сотню разных техник и достигнув уровня магистров лжи, но так ни разу и не обманули Ульяну.

– В полицию схожу, – вздохнул Артём.

– Это по поводу отца, да?

– Да.

– До сих пор нет вестей?

– Нет.

Ульяна неожиданно взяла Тёму за руку и заглянула ему в глаза. В её взгляде уже не было привычной колкости и насмешки прокурора – только сочувствие и нежность.

– Он обязательно найдётся, – прошептала она и добавила чуть громче: – Вернёшься – расскажешь, как всё прошло.

– Договорились, – ответил Тёма, отпустил Ульяну и зашагал к полицейскому участку.

Нестрашный переулок

Под ногами Артёма стелился, упираясь в поворот на Первомайскую, асфальт Зелёной улицы. Зелёная нравилась Тёме больше Первомайской, на которую вот-вот предстояло выйти. На то было немало причин.

Во-первых, Зелёная была действительно зелёной из-за высаженных по обе стороны улицы клёнов, в отличие от Первомайской, которая представляла собой два нестройных ряда пятиэтажек, разделённых полоской свежеуложенного дорожного покрытия.

Во-вторых, между деревьев Зелёной высились фонари с круглыми лампочками, и здесь было светло даже ночью, а на Первомайскую после заката лучше было не соваться, если нет желания провалиться в открытый люк или нарваться на компанию гопников.

В-третьих, на Зелёной не было Нестрашного переулка. На самом деле этот тупичок носил имя некого Н. Страшненко, заслуги которого были либо очень невелики, либо преступно недооценены. Иначе почему в его честь назвали не тихий сквер, купающийся в тени исполинских лип, и не оживлённую аллею с деревянными скамеечками, на которых ютятся воркующие парочки, а захудалый переулок, заваленный мусором? Да ещё и расположенный на самой серой улице города.

Кроме того, Нестрашный притягивал к себе самых разнообразных личностей со всей округи, начиная от уличных художников, вооружённых кастетами и баллончиками с краской, и заканчивая в общем-то безобидными, но оттого не менее противными забулдыгами и бродягами. Такое разношёрстное соседство не могло обойтись без конфликтов, поэтому ругань и крики были неотъемлемой частью Нестрашного. Голосом уродливого тупика на Первомайской.

Нестрашный начинал говорить, как только солнце скрывалось за горизонтом. Даже когда в нём никто не выяснял отношения, переулок ухал и вздыхал, копошился в своей влажной, мшистой утробе, будто что-то в ней искал, шурша картоном коробок и звякая металлом мусорных баков. Искал уже много лет, но так до сих пор и не нашел.

Иногда вечер заставал Тёму и его друзей далеко от дома, и им приходилось возвращаться домой по Первомайской. Проходя мимо Нестрашного, все как по команде прибавляли шагу, стараясь не вглядываться в царящую там темень, и повышая голос, чтобы не слышать жуткого шёпота. Разумеется, это никогда не обсуждалось.

Погружённый в собственные мысли, Тёма размашисто шагал по Первомайской, не замечая идущих мимо прохожих и одетых в жизнерадостно-рыжие спецовки работников дорожных служб. Те тоже не обращали на Тему никакого внимания. Согласно плану, объявленному городской управой, им еще предстояло залатать ямы на Астрономической и починить прорванную трубу городского коллектора. В общем, последствия весеннего паводка заботили рабочих куда больше, чем праздно шатающиеся школьники. До Артема изредка долетали переговоры дорожников, звуки проезжающих машин и трели светофоров, показывающих зелёный свет, но их легко заглушали нахлынувшие на Тёму воспоминания. Хоть Артём и недолюбливал Первомайскую, она была частью истории. Тёме было что вспомнить.

Мимо проплывал магазин «Продукты», куда Тёма частенько заходил, игнорируя универмаг, недавно открывшийся рядом с домом. В этом зелёно-белом кубе из бетона и стекла, носившем броское зарубежное название, было всё. И в то же время не было ничего. В отличие от «Продуктов», там не жил дух свежей выпечки, не звенел, встречая гостей, колокольчик над дверью, не скрипели мозолистые половицы, зато точно так же работала всего одна касса. А ещё в универмаге не было тети Любы, добрейшей в мире женщины, что каждый раз угощала Тёму и его друзей разными сладостями. Разумеется, за счет заведения.

Ноги несли Тёму дальше, мимо Подгорной, уходящей вдаль крутым спуском, с которого всего несколько лет назад они с Тимуром и Ульяной так любили съезжать на велосипедах.

Тёма вспомнил, как однажды посреди спуска у Тимура порвалась цепь, оставив того совсем без тормозов. Тимур вёз по асфальту ногами до тех пор, пока не протёр обе подошвы, а остановился только после встречи с деревянным забором в конце улицы. Забор не пострадал, в отличие от второго участника столкновения. На руке горе-велосипедиста до сих пор красовалась отметина, напоминающая о том дне. Тимур тогда зарёкся кататься с Подгорной. На следующий день все трое снова были там, наслаждаясь скоростью и свистом ветра в ушах…

От воспоминаний Тёму отвлёк вполне себе реальный порыв ветра, не по-летнему холодного и пахнущего сыростью. Артём остановился напротив Нестрашного и заглянул в его мшистую раззявленную пасть, поглотившую, казалось, все картонные коробки и мусорные баки города.

Тема стоял на другой стороне дороги, но дыхание переулка ощущалось даже здесь. Это было невозможно хотя бы потому, что сквозняк не может возникнуть в глухом тупике. Но Нестрашный жил по своим правилам и плевать хотел на чужие.

Тема вдруг представил, что его отец пару дней назад точно так же смотрел вглубь замшелого аппендикса Первомайской, возвращаясь из полицейского участка. Прямо перед тем, как бесследно исчезнуть. А может, и не смотрел. Может, не дошёл до злосчастного переулка или… По спине Артёма пробежал холодок. Воображение нарисовало другую, куда более мрачную картину. Отец идёт по Первомайской, опустив голову, обдумывает детали разговора со своим «другом». Он не замечает, как по правую руку вдруг исчезает стена, а на её месте возникает клубящаяся тьма Нестрашного. Не замечает и лезвие стилета, вылетающее из-за угла и нацеленное в горло…

Не до конца понимая, что делает, Артём метнулся через дорогу, краем уха слыша визг тормозов и симфонию автомобильных клаксонов. Кто-то из водителей даже крепко выругался, прежде чем со свистом взять с места, но Артёму было всё равно.

Глубоко вдохнув, он шагнул в Нестрашный. Тёма твёрдо решил проверить свою догадку – найти хоть что-то, что прольёт свет на дело отца. О других возможных исходах он старался не думать. С каждым шагом Артем ощущал, что вокруг становится темнее. Нестрашный обволакивал его своим сырым дыханием, лез под футболку холодными, склизкими щупальцами, реагируя на чуждое ему тепло.

– Папа? – осторожно позвал Тёма, обращаясь к темноте перед собой.

Темнота хранила молчание. Нестрашный будто издевался над заблудившимся путником, не отвечая ему даже лёгким эхом. Тёма осторожно пробирался сквозь мусорные завалы, внимательно глядя под ноги. Больше всего он боялся не упасть или порвать обувь, а пропустить подтверждение того, что отец был здесь.

С щербатых, влажных стен на Тёму смотрели художества местных мастеров – оскаленные морды чудовищ, рождённых человеческим сознанием, и россыпи невиданных доселе иероглифов, похожих на магические арканы, не дающие этим чудовищам сбежать из замшелой тюрьмы.

Самым «свежим» заключённым переулка казался вписанный в металлическую дверь волк. Подойдя поближе, Артём разглядел, что волчьей была только половина его морды. Вторая оказалась человеческой и куда более жуткой: огромный красный глаз, оскаленный в безмолвном крике рот, свисающая из уголка губ ниточка слюны… Человеческая половина была воплощением безумия, тогда как волчья сохраняла абсолютное спокойствие.

Дверь разрисовали недавно, но уже успели найтись те, кому такое творчество пришлось не по вкусу. Посередине полуволчьего лба виднелся затёртый растворителем прямоугольник, внутри которого было напечатано «Зоомагазин „Экзотика“. Вход с ул. Астрономическая». Некоторые буквы пришлось угадывать, поскольку поверх отчищенной таблички красовалось выведенное свежей краской непечатное слово из четырёх букв, под которым кривым, размашистым почерком было написано: «Так лучше?». Видимо, уличный художник обращался к вандалу, испортившему картину.

До дальней стены осталась всего пара шагов, но ни отца, ни даже намёка на его присутствие видно не было.

– Папа?! – выкрикнул Артём, уже ни на что не надеясь.

Однако кое-что всё же случилось. В Нестрашном вдруг стало ещё темнее. Полумрак, к которому глаза Артёма уже успели привыкнуть, сгустился, размытая человеческая тень исчезла с дальней стены, окончательно утонув в темноте. Артём резко развернулся в надежде увидеть свет Первомайской, но заметил нечто совсем иное. Нечеловечески высокий чёрный силуэт, перегородивший выход из Нестрашного переулка. Будто среагировав на разворот Артёма, Чёрный человек пошёл на него размашистым шагом. Его правая рука была вытянута вперед и пульсировала зелёным светом. Вспыхивая и угасая, подобно вспышке фотоаппарата, он выхватывал из темноты отдельные движения чёрного великана.

Артём как завороженный наблюдал за приближением силуэта, не в силах закричать или сдвинуться с места. Все надуманные страхи, связанные с Нестрашным, разом померкли перед настоящим, живым ужасом, одетым в развевающееся пальто и старомодную шляпу, закрывающую лицо. Чёрный человек двигался ужасающе быстро, легко расшвыривая мусор длинными ногами, одетыми в тяжёлые сапоги. Ему оставалось сделать всего пару шагов, когда Артём закричал.

– ПА-ПА-А-А! – разнеслось по Нестрашному переулку.

Дальше всё произошло почти одновременно. Чёрный человек на мгновение остановился и снова устремился вперёд, вытягивая руки; Тёма попытался шагнуть назад, но споткнулся и упал на спину, а прямо над его ухом раздался надсадный вопль. Тёма увидел стены Нестрашного, уходящие в аквамариновое июльское небо, на фоне которого пролетела мохнатая чёрная клякса. Пролетела и вцепилась в Чёрного человека, не переставая орать дурным голосом. Кляксой оказался огромных размеров кот, который надрывно пел песню войны, прыгая с тона на тон и методично колотя когтистыми лапами по голове Чёрного человека. Если бы не шляпа и вовремя натянутый на лицо воротник, нападающему пришлось бы худо, но сейчас атаки кота скорее отвлекали Ужас Нестрашного, нежели вредили ему. Свободной рукой Чёрный человек без особого успеха пытался ухватить бешеное животное за холку, а кот изворачивался и шипел, отбиваясь от назойливой пятерни.

Борьба оттеснила фигуру в пальто к стене, во тьме переулка появился просвет. Артём решил действовать. Он шустро на четвереньках пополз к выходу. Пробираясь мимо Чёрного человека, он заметил на земле странного вида устройство с зелёным дисплеем, которое и служило источником инфернально-зелёного света. Рассматривать находку было некогда, поэтому Артём просто схватил её и кое-как запихнул в боковой карман джинсов. Вскочив на ноги, он побежал к выходу из Нестрашного, спотыкаясь о мусорные завалы и постоянно оглядываясь.

Драка в переулке продолжалась, но Артёму уже было плевать. Ему хотелось только одного – выбежать на свет, пусть даже и на серую Первомайскую, лишь бы увидеть солнце и оказаться под его защитой.

Выбежав из Нестрашного, Артём нисколько не сбавил темп, а даже наоборот – ускорился – и со всех ног рванул в сторону дома. По горячей светлой улице, обгоняя людей и машины, через дорогу на красный сигнал светофора, мимо уходящей вдаль Подгорной…

Папа?

Сумасшедший темп очень скоро вымотал Тёму, и он оглянулся в поисках безопасного места. Выбор пал на магазин «Продукты». Там можно было забаррикадироваться, имелся телефон, и за прилавком стояла монументальная фигура тёти Любы, на конфликт с которой не отважился бы ни один здравомыслящий человек. Тёма не был уверен в том, что чёрный великан из Нестрашного мыслит здраво, да и в том, что он человек, откровенно сомневался, но в Любовь Виленовну верил непогрешимо.