Но… Дорогой читатель, вынуждена признаться… Ведь это дневник, а значит – почти исповедь. А исповедь – это правда, о которой никто не должен узнать.
Словом… Мне даже себе страшно признаться, но… Я часто допускаю мысль о близости с Питом! Дьявольская сила соблазна тянет меня к нему. Я очень люблю Карла, я искренна в чувствах к нему. Иначе я бы давно ему изменила. Но все это оправдания моих извращенных фантазий! Я сама в себе разочарована. Мне нравится Карл, мне нужен Карл, я хочу выйти за Карла, родить ему чудесных детишек, сделать его самым счастливым на свете. Ради его спокойствия я готова на все! Однако… Вот я думаю… А вдруг моя мать тоже смела допускать мысль о близости с другим мужчиной? А может, и нет… Наверняка нет. Это я. Я никчемное создание. Я грешница.
6 ноября 1774 года. Понедельник
Около часа дня я закончила занятия с учениками. В это же время проснулся Карл. Такой сонный, такой хороший. Он выглядел, как маленький мальчик, который прилежно учится. В ночь, когда я беседовала с Питером, Карл работал как проклятый на самой неблагодарной работе. Несправедливо.
День не предвещал ничего интересного. Но – неожиданный поворот событий…
Мы с Карлом вернулись с прогулки. Если это, конечно, можно назвать прогулкой. В Лондоне мерзкая погода в ноябре: дождь и холодно. Меня никогда не прельщало прыгать по лужам. И если бы Карл не любил Лондон, я бы этот город ненавидела. Раньше я к нему сносно относилась, но с годами все больше понимала, что не переношу дождь.
Зайдя в дом, мы переглянулись. Было тихо, что-то изменилось.
– Мам! – крикнул Карл, но никто не появился.
Он помог мне снять пальто. Мы прошли дальше и заметили, что дверь в комнату миссис Норрис закрыта, оттуда раздавались голоса. Я невольно вспомнила наглого сборщика. Карл, видимо, подумал о том же: он резко, готовый защищать маму, открыл дверь. Мы увидели накрытый стол и миссис Норрис. Она подавала вилку моему крестному.
– Вот это сюрприз! – улыбнулась я.
Уэйн встал из-за стола, приветствуя нас с Карлом. Отец Флетчер остался сидеть. Он понимал свое социальное положение, что, однако, не мешало ему по-человечески относиться к людям, даже грешникам.
– Здравствуйте, – сказал отец Флетчер.
А я немного забылась и кокетливо подмигнула Флетчеру-младшему. Это наверняка выглядело немного вульгарно. Сначала Уэйн смутился, но потом ответил милой улыбкой. Мы сели за стол и присоединились к трапезе.
– Миссис Норрис, – начал мой крестный. – Вы добрая хозяйка! Спасибо Вам большое. Понятно, в кого пошел Ваш сын.
– Ну что Вы! – скромничала миссис Норрис. – Таких гостей иначе нельзя встречать.
– Дамана, миссис Норрис рассказала нам, как ты жила здесь. Я понял, что ты была тут счастлива.
– Надеюсь, что и буду, – я нежно посмотрела на Карла.
– Конечно, – подтвердила миссис Норрис. – Этот дом хранит Господь. Бог бережет его от напастей. Только чудо могло спасти нас от выселения!
– О каком чуде Вы говорите? – спросил Уэйн.
– Нас хотели выселить, мы не могли выплатить аренду. Но теперь это не проблема! Наши долги утеряли, поэтому нам их простили, еще нам отдали землю, на которой стоит дом. Ну разве это не божественная благодать?!
Миссис Норрис рассказывала о «чуде» с таким восторгом, что только такой же набожный человек, как она, поверил бы хозяйке. После миссис Норрис что-то понесла на кухню и оставила нас.
Крестный отец и Уэйн посмотрели на меня. Служители Бога все прекрасно понимали и взглядом просили подтверждения своим догадкам.
– Бог наш – милосерден, – сказала я, не скрывая иронии. – Не так ли?
Отец Флетчер кивнул:
– Так написано в Библии. У нас нет причин сомневаться… И то, что ты сделала, только убеждает в этом.
– Что? – возмущенно и удивившись, спросила я.
– Бог прислал тебя в эту семью, и ты, Дамана, помогла ей. Бог – милосерден, а Иисус – наш спаситель.
Крестный хитро и довольно улыбался, что выглядело странным для священнослужителя. Я заразилась азартом спора:
– Однако это решение зависело от человека, а не от Бога.
– Только глупец ждет руки Господа в прямом смысле слова. Бог никогда не действует сам, он помогает через кого-то. И сейчас он выбрал тебя.
– Не понимаю, почему он помогает не всем? Милосердный Бог оставил ребенка на произвол судьбы…
Крестный отец уже не пугался моих слов:
– Когда я тебя крестил, что-то подсказывало мне, что ты все равно не уверуешь. И сейчас ты поступаешь, как ребенок, который способен только издали грозить взрослому. То есть религии.
– Зато я осталась в памяти.
Я, готовая праздновать победу, увидела улыбку отца Флетчера. Необычную улыбку. В ней столько хитрости и самоуверенности.
– Осталась. Но священный ритуал не изменила.
– Я верю в Бога! – перебила я его, почти возмутившись.
– Но не так, как следует. У тебя есть причины более не доверять Богу, разочаровываться в нем. Но ты ведь счастлива здесь, не так ли?
– Да! Но, возможно, мне дьявольски не повезло…
На этой фразе наша беседа прервалась: вернулась миссис Норрис. И хорошо, а то я сама начала чувствовать, что бьюсь, как карась на берегу. Хотя, конечно же, ни за что не призналась бы… Крестный отец не посмотрел на хозяйку, он смотрел на меня, словно пытаясь что-то разглядеть в моей душе.
Ближе к вечеру мы провожали крестного и Уэйна. У дома их ждала карета. Попрощавшись, миссис Норрис и Карл поднялись к входной двери, а я увидела, как отец Флетчер движением руки подзывает меня. Я быстро подошла. Крестный положил мне руку на затылок, потянул мою голову к себе, нежно коснулся губами лба и прошептал:
– Тебе больно, Дамана, я знаю… Но не пускай дьявола в свое сердце, гони его! Он борется с тобой, не позволяй ему победить – ты ведь сильная, по-другому не может быть! Я и Уэйн поможем тебе, это будет лучшим подтверждением того, что Бог не покинул тебя…
Вне времени
После этого вечера я стала часто заезжать к крестному. С каждой встречей он становился мне все более близким и родным человеком. Наверное, я словно искала себе родителей вне семьи, которой не осталось: ни близких родственников, ни дальних. Миссис Норрис стала для меня мамой, отец Флетчер – отцом, а Уэйн – братом. А в Карле я увидела прекрасного мужа.
Первого декабря отец Флетчер пригласил меня на встречу в церкви. Я приехала в строго назначенное время, в полпятого была у могилы мамы.
Святой отец уже стоял там, когда я подходила с цветами. Я положила букет в ноги статуе, перекрестилась и поздоровалась с мамой. Потом глянула на крестного. Он смотрел на церковь, что утопала в сумраке. С гордостью, словно на дочь, что вырастила умного внука.
Спорить я люблю, но никогда не пойду поперек очевидному. Церковь в это время завораживала: красивая и такая умиротворяющая. Она всегда – словно отражение жизни. Если грозят козни или грядет война, церковь, словно человек, сломится. Боль утраты близкого человека угнетает, а церковь скорбит обо всех погибших… Ни у одного заведения нет такой души, как та, что живет в церквях. Дома, трактиры, постоялые дворы перенимают облик владельца. А в церквях живут души всех живых и погибших людей. Здесь человек находит спокойствие. Значит, хороших людей на свете больше… Так должно быть.
Все, что я написала, – правда, я это чувствую. Но не могу принять церковь как нечто заветное. Мне, несмотря на ее красоту, легче отвернуться, чем переступить ее порог…
1 декабря 1774 года. Пятница
– Красиво, правда? – спросил меня крестный отец.
– И Вам здравствуйте, – пошутила я.
– Здравствуй, дочь…
Отец Флетчер улыбнулся, быстро посмотрел мне в глаза и перевел взгляд на статую моей матери.
– А то, что это красиво, ты не будешь отрицать?
Святой отец тоже шутил, и было приятно от ненавязчивой обстановки.
– Я и не спорила, что церковь красива. А моя мама вообще под сомнение не ставится!
– Никогда эта могила не была так украшена… Ты ее усыпала цветами…
– Мама заслужила это. И если любишь человека, его можно сделать счастливым, а если человек счастлив, то он сияет изнутри. Со статуей это сложно сделать, но я стараюсь…
– Милли это ценит, я знаю. Как и то, что она любила тебя и оберегала. Но сейчас она в лучшем мире с мужем.
– Осталось мне к ним присоединиться.
Неудачная шутка вышла. Отец Флетчер вскинул брови.
– Дамана… Ты выросла доброй и отзывчивой. Переняла это от родителей. Но ты такова только с некоторыми людьми… Мне страшно за тех, кто переходят, перейдут или переходили тебе дорогу. С ними ты беспощадна и мстительна. Из-за вспыльчивого характера ты можешь наделать глупостей и пострадать… Поэтому я часто задумываюсь, а стоит ли тебе помогать? Ведь если у тебя получится вернуть себе звание – ты обретешь власть, и твои силы возрастут.
Я внимательно слушала крестного и гадала, к чему он клонит. Отец Флетчер задумчиво замолчал, потом посмотрел на меня и продолжил:
– Но ты должна идти туда, куда ведет тебя Бог. Я в смятении, не знаю, что случится дальше, но ты достойна, ты обязана… Тебя готовил к этому отец. Очевидно, ты очень похожа на него, и внешне, и внутренне. Я обещал ему, крестив тебя, я обещал тебе…
– Что Вы задумали?
Крестный отец выдохнул, положил руки мне на плечи, еле касаясь их:
– Глаза у тебя умные, чистые, жаждущие знания. Но лукавые и порой злые…
– А стоит ли придавать такое значение глазам?
– Они все могут сказать. Иногда – больше и убедительнее, нежели самый талантливый оратор. Тебя крестил аббат храма Рождества Пресвятой Девы Марии, хороший друг твоих родителей, знающий о них все… В тебе меня что-то пугает и настораживает. Возможно, я возьму грех на душу, но не сдержать обещание – еще больший грех. Пятого декабря тебе исполнится двадцать лет. Ты совсем взрослая, Дамана. Пора.
– Я слушаю.
– Седьмого декабря будет дан бал в честь бракосочетания лорда Норта-младшего и его нынешней жены. Мой друг отец Батлер венчал их. Великолепное торжество. Туда приглашен и я. Я могу привести с собой двоих спутников. Это будешь ты и Карл…
– Зачем?
– Это даст тебе возможность встретиться с людьми, которых ты знаешь и которые знают тебя… Там будет король и его сын… Я дам тебе единственную попытку проявить себя. Ухватись за нее, как за последнюю. И если так предначертано судьбой, то у тебя все получится. Если нет – так тому и быть.
Я так долго ждала этого момента, думала, что новость меня не напугает. Но я ошибалась… Слова отца Флетчера бросили меня в дрожь. Мне стало страшно. Но спасовать? Нет, ни за что! Я боялась, но жаждала поставить все точки над «и». Ах, какое волшебное волнение, самое замечательное чувство, когда долгожданная мечта вот-вот исполнится! И главное – я уверена в себе и в своем намерении.
Я, преисполненная благодарности, смотрела на крестного. И действительно, как говорил Карл, я приму помощь от служителя Бога.
– Спасибо Вам, крестный! Я не упущу этой возможности и не подведу родителей! Но один вопрос… Где мне найти подходящую одежду?
– Я предполагал…
– У меня нет денег.
– Знаю, – улыбнулся святой отец. – Я найду тебе платье и костюм Карлу.
– Хотя нет… Простите, что перебила. Насчет одежды я могу кое-что придумать. У меня есть старые мамины платья, их можно немного подшить, украсить. Они сгодятся для бала. А вот Карл… Если у Вас есть возможность, найдите ему костюм…
– Это должно тебя беспокоить меньше всего. Лучше подумай, как и что ты будешь делать на этом балу. И не мало важно другое. Я прежде у тебя не спрашивал. Но знакомы ли ты с этикетом, с правилами обращения к титулованным особам? Про манеры ты знаешь? А как быть в Карлом?
– Иерархию и обращение к ним, я знаю. Карла научить будет не сложно. Но тонкостям этикета и правилам наследования меня никто не успел научить. К сожалению…
– Не страшно. У нас есть время научиться основным правилам.
Крестный поцеловал меня в лоб, немного приобнял и удалился в сторону храма. Я недолго стояла между церковью и статуей матери. Меня нагнали странные ощущения. Был страх перед будущим. Мне было стыдно за вранье перед аббатом. Я хотела, чтобы все сложилось иначе и мне не пришлось им пользоваться, но я скована своими целями.
3 декабря 1774 года. Воскресенье
Я не пошла в церковь. Это уже никого не удивляло, но сейчас у меня действительно были неотложные дела. Платье…
Несмотря на годы, оно не потеряло форму, а ткань осталось свежей, сочных цветов. Светло-сиреневая, с мягким серебристым отливом. В мамином гардеробе это платье занимало почетное место, наверное, поэтому хранилось так долго. Значимая вещь. Надеюсь, оно принесет мне удачу.
Я задумала перешить его сама. Смело. Конечно, умения Эммы мне сейчас очень бы пригодились, она очень талантливая швея, но, к сожалению… Я не смогла бы ей объяснить, откуда у меня такое платье. Красивое платье прекрасно подчеркнуло бы мой статус. А в искусных руках Эммы оно могло стать уникальным, современным, очень красивым! Я знаю, о чем говорю, ведь видела ее работы. Платье немного старомодное, это меня огорчало. Нужно сделать его более пышным. Добавить детали. Несколько слоев ткани под подол, бретельки, спадающие с плеч, к некоторым стрелкам пришить ажурную ткань. Вроде бы несложно. Но я оказалась безрукой аристократкой…
Началось все с того, что я купила нитки для вышивания, а не для шитья. Вернулась в салон и поменяла их на нужные. Потом я попыталась вдеть нитку в ушко иголки, но раз за разом попадала себе в палец. Удивительно, ведь у меня орлиное зрение и уверенные руки!
Ура! Наконец-то я попала нитью в ушко. Но тут же сделала неловкое движение – и вытащила нить обратно. Какой стыд.
Очередная попытка – нить в иголке. Соединив два куска ткани нитью, я подумала: победа за мной. Потянула иглу вверх. Странно, почему нить так долго тянется? Опять незадача: нитка выскочила из иголки… Что за черт! Но нет, я не сдамся.
Пока я шила, отчаяние и упадок перемежались с надеждой и воодушевлением. Но отчаяния было куда больше, чем уверенности, что я решу эту задачу. Вскоре я исколола себе руки, пальцы ныли от боли.
Около шести ко мне зашла миссис Норрис. Она вернулась со службы, приготовила ужин и поднялась, потому что я опаздывала и вообще не появлялась целый день. Хозяйка застала меня в самом неприглядном свете. Миссис Норрис смотрела на меня из коридора, я смотрела на нее чуть ли не со слезами на глазах. Хозяйка сдерживала улыбку: видимо, я казалась настолько жалкой посреди ниток, тканей, иголок, булавок…
– Я пришила домашнее платье к бальному… – проскулила я и чуть не расплакалась от унижения. – И теперь не знаю, как распутать…
Меня совсем не утешало, что немногие хозяйки могут сравниться с миссис Норрис. А я не имею никаких шансов в подобном споре.
– Возможно, шитье – не твоя сильная сторона, – сообщила миссис Норрис, подходя ко мне. – Но без самых простых знаний, – она говорила и разрезала ножницами шов между моим платьем и платьем мамы, – даже заплатку не пришьешь…
Домохозяйка освободила меня. В ее взгляде опять появилось что-то материнское. И нежность. Она не насмехалась, не показывала превосходство, а от чистого сердца предложила помощь. Но при условии, что платьем мы займемся после ужина.
А шитье оказалось не таким сложным, когда мне разжевали некоторые хитрости и пояснили, как и что делается. Я быстро учусь…
7 декабря 1774 года. Четверг
Неделя до бала. Неделя с первого до седьмого декабря тянулась, как столетие. Но наконец я дождалась. Бал – сегодня…
Когда отец Флетчер рассказал мне свой план, я передала его Карлу. На следующий день мы поделились и с миссис Норрис. Все были рады, нервничали, но жаждали вечера седьмого декабря.
В глазах Карла я увидела панику, когда сказала, что он будет меня сопровождать. Словно бы я сделала ему предложение. Но ответственности в этой ситуации больше. Карлу нужно быть рядом со мной. Когда он рядом, я чувствую себя уверенней… Так странно: ведь он нервничает не меньше меня. Но Карл неплохо притворялся, будто все в порядке. Только я видела правду.
С каждым днем, что я принадлежу Карлу, я все сильнее понимаю, что люблю этого человека. И прекрасно знаю, что, если бы он так сильно не любил и не боялся меня потерять, я не смогла бы его ценить и быть рядом. Его любовь и поступки подпитывают мое чувство. Карл просто прекрасен. Столько времени прошло, столько всего случилось… И если сейчас меня спросят: «Как выглядит идеальный мужчина?», я без доли раздумий и сомнений представлю Карла и с восторженным счастьем произнесу его имя.
Вечер опустился на Лондон и привел в мою душу тревогу и страх, сковал ее тисками. Я двигалась, будто во сне, почти не понимая, что делаю. Соседи не знали о бале, а на их вопросы мы уклончиво отвечали:
– Может быть, когда-нибудь потом расскажем…
Миссис Норрис помогала мне надеть платье, украшения и сделать прическу. Я вышла из ее квартирки в бальном наряде, сшитом моими многострадальными руками. На первом этаже меня ждали миссис Норрис, отец Флетчер и Карл. Первым делом я обратила внимание на своего кавалера. Он, одетый в хороший костюм, был безумно красив и статен. Так величественно может выглядеть только дворянин… Кровь Карла не была благородной. Однако его осанка и манеры могли убедить любого в обратном.
Да! Это большая честь, что Карл будет сопровождать меня. У него нет родословной, но есть все, чтобы быть достойным меня, равным мне, а может, даже и выше по статусу. Но как убедить в этом самого Карла?..
Пока я оценивала своего спутника, остальные смотрели на меня. В глазах отца Флетчера читалось восхищение. Крестный в праздничном одеянии выглядел так же светло, как всегда.
– Я жду, когда ты предстанешь перед королем, – проговорил отец Флетчер. – Он будет неимоверно счастлив и горд за прекрасную дочь своего друга Джорджа Брустера… Тебе не хватает только одной детали.
Крестный протянул мне веер, прекрасно подходящий под цвет платья. Я была тронута подарком. Не зная, как отблагодарить отца Флетчера, я мило улыбнулась и склонилась в глубоком реверансе. Потом я посмотрела на Карла. Он встал справа от меня, и я аккуратно взяла его под руку.
– Что ж, – сказал крестный. – Пора отправляться.
– Да, – подтвердила миссис Норрис, – пока Вас никто не увидел. А то скоро все начнут возвращаться с работы…
Хозяйка оторвала меня от Карла, повернула к себе и проговорила:
– Дамана… Удачи! Я очень хочу, чтобы у тебя все получилось! Ты заслужила.
– Спасибо, миссис Норрис. – Я поцеловала ее в щеку.
– Идите, с богом.
В карете мы с Карлом сидели рядом, крестный – напротив. Сердце мое трепетало, не хватало воздуха. И дело было не только в тугом корсете… Но сила воли делало свое дело, и я не подавала виду, что нервничаю.
– Кажется, будто тебе совсем не страшно, Дамана, – сказал отец Флетчер после долгого молчания. – Любой уже давно показал бы беспокойство.
– Как говорится, если ты никого не боишься, значит, ты самый страшный. Я боюсь, крестный… Очень. Просто это не повод останавливаться.
– Тогда успокой меня и скажи: что ты будешь делать?
– К сожалению, никакого плана нет, – улыбаясь, сказала я. – Но я наверняка что-нибудь придумаю на месте.
– Дай бог…
Нет, крестный. Не Бог дает мне силы…
Отец Флетчер продолжил смотреть в окно, напряженно о чем-то думая. Я погладила Карла по руке, привлекая к себе внимание. Он наконец посмотрел на меня, оторвав окаменевший взгляд от стенки кареты. Я прошептала: «Спасибо». Карл серьезно и нежно ответил:
– Ты великолепна, Дамана… Дамана… Для меня будет сплошным удовольствием в скором времени изо дня в день называть тебя этим именем…
Карл поцеловал мне руку. Отец Флетчер смотрел на нас и улыбался. Наверное, ему было приятно видеть, как его крестница счастлива. И видеть, в кого она влюблена…
Дорогой читатель, я подвела тебя к самому волнующему моменту в жизни. Наша карета остановилась у центрального входа в замок лорда Норта. Мы специально опоздали на праздник и приехали одними из последних. Напряжение мое выросло до того, что я чуть ли не теряла сознание, лихорадочно обмахиваясь веером. Меня кидало в жар, в глазах темнело, я не чувствовала ног, рук…
Замок был великолепен. В каждом окне стояло по подсвечнику с тремя свечами. Отдых почетных гостей лорда Норта охраняли солдаты. У центрального входа два дворецких встречали и провожали аристократов.
– Столько людей, – сказал мой крестный. – Но именно мы с тобой, Карл, привели поистине почетного и самого желанного гостя. Разве это не чудесно?
– Да, кто бы мог подумать, что со мной подобное произойдет…
Карл тревожно выдохнул. Кто-то из прислуги открыл дверь кареты. Отец Флетчер посмотрел на меня и первым вышел наружу. Он был в привычной стихии. Конечно же, удивительно такое слышать о священнике. Но порой приходится подстраиваться под общество, чтобы добиться внимания. К тому же отец Флетчер был более свободолюбивым, нежели другие священники, в том числе и Уэйн. Мой крестный однажды сделал выбор в пользу церкви. Его же названный сын не знал другой жизни. И могу с уверенностью сказать, что Уэйн ни о чем не жалеет, а наоборот, благодарен отцу Флетчеру.
Дворецкий почтительно приветствовал моего крестного и Карла. Карл обернулся и посмотрел на меня: я все еще сидела в карете.
Моя очередь. Я встала. Мне далось это с большим трудом: дрожь в коленях мне не получалось унять. Карл протянул мне руку, и я аккуратно спустилась на дорожку, вымощенную камнем, гордо выпрямилась и высоко подняла голову.
И тут пришло интересное ощущение… Словно ко мне что-то вернулось, в меня что-то вселилось. Выпрямившись, я почувствовала уверенность. Взглядом поблагодарила Карла и повернулась к дворецкому. Тот глазел на меня, как на картину Франсуа Буше.
– Добрый вечер, леди.
– Добрый вечер.
Мы поднимались по ступенькам к центральным дверям, когда Карл спросил у отца Флетчера:
– Выход удался?
– Весьма. У тебя отличные манеры.
– Отец научил. Меня всегда привлекали эти ритуалы.
У дверей нас встретил второй дворецкий:
– Аббат Флетчер, рады видеть. Лорд уже спрашивал о Вас.
– К сожалению, мы опоздали.
– Ничего страшного. Могу я узнать, кто Ваши спутники?
– Да, конечно. Это моя крестница и ее жених.
– Не знал, что у Вас есть крестница… Прошу, проходите.
Мы попали во дворец. Сколько тут гостей! Но в таком большом доме места всем хватало с лихвой. В большом бальном зале в танце кружили пары, стоял стол с закусками, слуги предлагали гостям напитки. Подошли и к нам. Я выбрала белое вино, Карл и отец Флетчер – красное. Оглядываясь по сторонам, мы с Карлом не могли налюбоваться красотой здания. Большой оранжевый зал был оформлен в классическом стиле: на потолке – фрески со святыми и ангелочками, большие хрустальные люстры. И повсюду – роскошь в деталях.
Ощущение у меня были смутные, я словно бы спала… Все это так знакомо – золото, роскошь, элита, великолепная музыка, – но в то же время позабыто. Карл держался строго и спокойно, но был впечатлен. Он давно мечтал увидеть бал своими глазами, а не представлять их по моим рассказам.
Гости пребывали в прекрасном настроении. Мне с каждой минутой становилось все более приятно здесь находиться. Я почувствовала себя на своем месте. Это и есть мое место: в шике, в изысканности, в окружении джентльменов и леди.
– Надеюсь, я не проигрываю здешним дамочкам? – спросила я у Карла и у крестного.
– Дамана, – ответил отец Флетчер, – довольствуйся тем, что есть.
– Что Вы! Я вовсе не жалуюсь!
– Хорошо… Ладно, ступайте, осматривайтесь. И действуй, дочь моя. Но без глупостей. Я за тебя беспокоюсь!
– Спасибо.
Крестный отошел от нас с Карлом.
– Ты не просто не проигрываешь… – прошептал Карл. – Ты ослепительна! Я смотрю на тебя и поэтому так счастлив… Согласитесь ли Вы, графиня Дамана Брустер, потанцевать со мной?
Карл отвесил поклон, протягивая мне руку.
– Для меня будет честью подарить Вам первый танец…
Я положила руку на его руку, и мы отправились в центр зала.
– Пусть я еще не окончательно признана графиней, но это неважно. Ведь сегодня все изменится!
Мы танцевали. Смотрели друг другу в глаза. Мы вместе уже четыре года, и мне так приятна мысль, что романтика, любовь и трепетное отношение друг к другу не ушло: оно сопровождало нас до сих пор.
Почему-то именно сейчас, когда мы танцевали в большом бальном зале в окружении богатых и знатных вельмож и их дам, я стала обдумывать и вспоминать наши с Карлом отношения. Мне так хорошо! Карл рядом, я танцую с ним, он так трепетно ко мне относится. А как приятно от мысли, что Карл счастлив быть со мной…
– Хорошо, что Кейт научила нас танцам, – сказала я.
– Да, но я все равно себя нелепо чувствую…