Деревянная сабля. Роман ВОЗВРАЩЕНИЕ СОЛНЦА. Часть I
– Палочкой, тряпочкой – всё равно. У тебя есть, что съесть?
Я повёл приятеля на кухню, по пути рассказывая о злоключениях вечно кипящей кастрюльки. Вода в ней, конечно, остыла, и пришлось снова ставить посудину на огонь. Попутно я обнаружил, что еды нет абсолютно никакой. Выпечку, принесённую соседкой, я неосмотрительно оставил на столе, и теперь её меланхолично дожёвывал Чудилкин конь. Он так всегда поступал: просовывал морду в окно и съедал то, что считал съедобным.
– Н-да, – сказал я, прижав к себе последнюю булочку. – Хотел сбегать в лавку. Не вышло. Будем пить чай. И убери отсюда своё чудовище.
– Он не чудовище, а Сокровище, – оскорбился хозяин прожорливого коня.
– Сколько раз говорить: оставляй его за воротами…
– Нельзя обижать животных.
– Отводи его в конюшню, а не бросай, где попало. В прошлый раз он объел мне крыжовник!
– Это не он. Это гусеницы. Лошади не едят колючки.
– Этот ест. Вместе с гусеницами. Зато я теперь буду голодным.
– Так ты и не обедал? – пожалел меня товарищ. – Что бы ты делал без меня?
– Ты принёс мне поесть?
– И попить.
С этими словами Чудила выставил на стол бутылку вина. Оказывается, раньше, чем меня, он посетил кухню и спрятал в углу корзину с разными вкусными вещами.
– Отметим твой первый рабочий день. Кстати, как тебе девочка?
Я задумался.
– Девочка? Которая?
– Ты, друг мой, ошалел сегодня от обилия молоденьких клиенток? – со смехом спросил Чудила.
– Есть немного.
– Я о девочке, о Лале Паг.
– А! Ну да! – вспомнил я. – Так это ты её сюда прислал? Посоветовал потратить последние два цагрика на бессмысленное гадание? Паги пропали без вести.
Чудила сделал вид, что огорчён.
– Во-первых, не бессмысленное. Время от времени надо же посматривать, не будет ли уже какой-нибудь вести? Во-вторых, я не советовал. Лала на меня обижена. Не послушала бы меня. Я просто прилепил объявление на столб ограды в том месте, где она рыла подкоп. В-третьих, хотел, чтобы вы познакомились. В-четвёртых, не ожидал, что ты сдерёшь с ребёнка деньги.
– Да откуда ты её знаешь?
– Подружился года три назад. Как раз перед тем, как её мамочка с папочкой ринулись в очередную авантюру и пропали.
Я глотнул замечательного Чудилкиного вина (где он такое достаёт?) и шутливо погрозил ему пальцем:
– Чувствую, ты имеешь в этом деле свой интерес. Может, тебя привлекают выдуманные сокровища Пагов? Но, думаю, девочка не знает ни о чём таком, иначе Корки давно бы уже прибрали их к рукам. Набрали бы банду головорезов и устроили переворот. Кстати, ты не из Корков?
Это наша шутка такая, с детства ещё. Друг друга поддразниваем.
Чудила захихикал и замахал обеими руками.
– Лучше утопиться, чем быть сынком Корков. А ты забыл, как меня зовут?
Чудилу зовут Петрик. Петрик Тихо. Выслушав мои шутливые заверения, что я с ним знаком, он вдруг наклонился над столом и поманил меня пальцем. Я наклонился тоже.
– Страшная тайна, Анчутка, – зашептал он мне в ухо. – Я знаю, что это за сокровища. Только я и мои родители, а теперь и ты. Это не деньги и не камни, это записи об их открытиях. Возможность попасть в другой мир. Земля, Эзокка, Иллен…
Зная Чудилу и помня гадание, я сначала ему безоговорочно поверил, а потом сразу взял быка за рога:
– Я не хочу в эти миры!
Мой товарищ сделал удивлённые глаза и выдал:
– Но это ведь так интересно!
– Это не интересно, – остудил я его пыл. – Стоит открыть Проходы – и нашему миру конец. Стоит сунуть тебе на Землю свой любопытный нос, как инопланетяне явятся сюда со страшным оружием, со своими порядками и торговлей ужасными, неправильными продуктами. Мы же читали с тобой: земляне очень агрессивны и не терпят чужого мнения и образа жизни. На Эзокке, как ты знаешь, когда-то водились воинственные волшебники в огромных количествах, изобретатели Великой Запретной магии. Они сами себя погубили, но как знать, может, не все. Да ну их. Мы против таких младенцы. На Иллене, говорят, вообще, всем заправляют не люди, а лисы, на…
– Стоп-стоп. На Землю мы соваться не будем.
– Никуда не будем, ясно? Открытие Проходов грозит бедой. Никто не вправе…
– Так мы бы побывали где-нибудь и вернулись. Просто посмотрели бы. Нашли бы Лале её родителей.
– Думаешь, Проход есть в той пещере, куда ты загнал бедную девочку? Да, я понимаю, это сделал ты.
– Так ведь я же её и нашёл. Я следил за ней.
– Понятно, кто там шуршал и распугал всех привидений.
– Она знает, Миче, я убедился. Нет, не так. Не знает, а может найти это место. Что-то слышала, что-то читала.
– Так ведь записей нет.
– Значит есть. Только все думают, что Паги спрятали сундуки с золотом. А это тетради. Подумай, вдруг родители Лалы не могут вернуться с той стороны. Жалко их.
– Мы тоже не вернёмся. Пропали люди из экспедиции.
– Тем более. Мы их вернём.
– Отстань.
– Ты жесток.
– А ты – интриган. Пусть Паги остаются там, где они сейчас находятся. Дедушка не хотел иметь с ними дел, говорил, что ходят про них слухи недобрые.
– Мне просто интересно.
– Умерь любопытство. К тому же, есть Корки. Они спят и видят навредить нашему доброму государю. Они выследят девочку и приведут сюда несчастья. Приведут неблагонадёжных Пагов, где-то в каком-то Недосягаемом добившихся власти. Нет. Лала должна жить спокойно. Не внушай ей надежду.
Вы сейчас отчасти поймёте, почему Петрика зовут Чудилой.
Я думал, он прицепится, и будет развивать эту тему, и настаивать на своём, и говорить, как здорово побывать в других мирах, но он улыбнулся, кивнул, и поднял бокал.
– Ты прав, впрочем, как всегда, прекратим глупую болтовню, – сказал он, высовывая в окно руку с солёной корочкой: даже и не подумал отвести Сокровище в конюшню. – Ты должен знать, Миче, что девочка недавно сама пришла ко мне и просила содействия. Ей, видишь ли, тошно летом у дяди жить, лучше уж искать маму и папу на просторах Вселенной. Я ей ответил твоими словами. Ещё указывал на то, что в подземной стране можно покалечиться. Или даже шею свернуть. Только чувствовал, что она всё равно полезет в твои родовые норы, хоть я ей и запретил. Думал: как предотвратить? Когда Лала пришла, был вечер, я собирался в поездку, она меня случайно застала. Два дня меня потом не было в городе, ты знаешь, дела нельзя было отложить.
– Два? Ты отсутствовал дольше. Ты не явился на экзамен, и тебе пришлось его сдавать вместе с двоечниками прямо перед вручением диплома. Твоё начальство дало тебе бумагу о том, что обязанности задержали тебя там, куда ты ездил.
– Рассказываю. На второй день вернулся почти ночью. Утром на третий вышел из дома, чтобы ехать в «Прибежище», предупредить госпожу Лили. И тут по улице катит Кэти, её дочь. Остановила лошадь, и мы поболтали немного. Я говорю, надо следить за Лалой, потому что ей хочется полазить по пещерам, а Кэти так и ахнула. Оказывается, директриса как раз увезла подопечных на экскурсию в долину. Я оседлал Сокровище, наплевал на экзамен, и поскакал следом. Что я за болван, Анчутка?! Почему не написал директрисе письмо с дороги? Не отправил телеграмму? Почему не подумал, что раз ребёнок пришёл ко мне с такими идеями, значит, вот-вот что-то намечается, поездка в долину, например. Но знаешь, если бы не было экскурсии, Лала нашла бы другой способ добраться до пещер. Поразительной смелости девочка. И авантюристка, как все Паги. И чуть не случилась беда! Представь, не успей я вовремя, Лала свалилась бы в подземную реку. Я ухватил её на самом краю.
– Не терзай себя, – посоветовал я. – Ты вернулся раньше, чем дошло бы твоё письмо. Да и телеграмма вряд ли застала бы начальство в «Прибежище». Был большой переполох?
– Да! Когда я явился ко входу, внутри было столпотворение. Напомни-ка мне: впервые за сколько веков? Все искали одну Лалу. Ты бы слышал, как она ругалась, когда я оттащил её от обрыва! Лягнула меня! Пещеры – они ведь опасны, Анчутка. Мне они не понравились. Там рисунки такие… с глазами.
Чудила показал руками, какие именно глаза у рисунков. Выходило, что очень большие.
– Зачем же ты приклеил на ограду объявление? – спросил я.
– Ну… Чтобы Лала познакомилась с тобой. Нет, чтобы ты познакомился с ней и при случае сказал то же самое. Чтобы дошло до неё! Детей надо воспитывать.
– Всё равно ты интриган, – пробурчал я. – И ведь не сказал мне, что пропадал не по работе, а в пещерах.
– Хотел сначала познакомить тебя с Лалой, – виновато забормотал Чудилка. – Хотел, чтобы ты не лекцию ей прочитал по моей просьбе, а естественно отругал. От души. Даже шесть цагриков специально потерял у ограды, чтобы уж точно Лала к тебе помчалась. И, кстати, разве у нас с тобой было время поболтать в эти дни? Лёке я рассказал.
Вы видите, каков этот Петрик? Его волнуют воспитание и безопасность девочки, а вовсе не сокровища и не тайны Вселенной. Это мне очень нравится в нём.
Я не стал ему объяснять, что до разговора о путешествиях по мирам у нас с Лалой дело не дошло. Однако, решил про себя, что обязательно отругаю её при встрече, раз уж мы теперь знакомы.
Подкрепившись, Чудила предложил пойти в парк и почудить там.
– Идём, – обрадовался я. – Зайдём за Мальком. Кстати, почему он сам за нами не зашёл?
– Понятия не имею.
*
Чудилка всё-таки завёл Сокровище в конюшню, и, болтая ни о чём, мы побрели к дому Мале, что ниже по улице. В освещённой витрине по-прежнему красовалось красное платье и разные женские штучки. Сумочки, ремешки и шляпки. Справа от входа светилась вывеска: «Парикмахерская господина Мале. Добро пожаловать». Это я, поколдовав немного, сделал так, чтобы вывеска светилась.
Сам Иванко Мале и его жена мирно ужинали.
– О, мальчики, – хлопнула в ладоши мама Малька. – Вы голодные?
– Нет, – хором сообщили мы и спросили: – А где Лёка?
– Да вы садитесь, – наплевав на наше «нет» прогудел высоченный хозяин дома. – Лёка отправился с девушкой в парк.
– С девушкой? – удивились мы.
– Ах, такая девушка странная, – засмеялась тётушка Мале и заговорщицки мне подмигнула. – Сказала, её прислал ты, Миче, за тем платьем, что в витрине. И коробочку мне передала. Симпатичная девушка, но затюканная. Я даже думала, у неё местами паралич. Например, в руках, в ногах и во рту.
– Да, – поддакнул дядюшка Мале.
– А потом ничего, – говорила его жена. – И платье ей подошло, и юбка с блузкой, и жакет в мелкую клеточку, и ещё кое-что. Всё купила, как увидела себя в зеркале.
– Да, – вставил супруг.
– И подстриглась? – спросил я, узнав в странной девушке Аню.
– Да, – сказал господин Мале. – Стала гораздо, гораздо красивей. Если б вы знали, мальчики, как женщину меняет причёска! Порой мы с вами смотрим и не поймём в чём тут дело, отчего девушка так хороша, а ведь это красиво уложенные волосы…
И так далее, и так далее. Супруга парикмахера скучала, слушая это в миллионный раз, а мы успели съесть по пирожку. Наконец тётя Марина смогла вставить словечко:
– И знаешь, Миче, она, девушка эта, оказалась дочкой одной финтифлюшки, актрисульки одной, что моему благоверному по молодости глазки строила: парень-то видный, особенно, как форму надевал!
– А то! – кивнул дядя Иванко. – В ту пору родня хотела меня, как водится, навсегда на таможенную службу отдать. Да только ни служба, ни финтифлюшка меня не привлекали. Какие там актрисульки при моей-то Маринке! – и он, согнувшись почти пополам, поцеловал супругу в макушку. Я знаю, у них с ранней юности любовь.
– Так значит, Лёка сегодня не с нами, – подвёл итог Чудила. – Ну-ну. Пошёл он, значит, с девушкой в красненьком платье? Так-так.
– Ну и ладно, и пожалуйста, – добавил я, показывая, что пусть его как хочет, взрослый уже, и может гулять с кем угодно.
– Не обижайтесь, мальчики, – весело сказала тётушка Марина. – Вы ведь тоже гуляете с девушками.
Услышав такие слова, я задумался, с какими это девушками я гуляю, почему во множественном числе? А Петрик покраснел и опустил глаза, словно был в чём-то виноват. Чего ему стыдиться? Для того и молодость, чтобы знакомиться и влюбляться. Правда, мой дружок ещё ни разу никем не увлекался по-настоящему, несмотря на многочисленные знакомства. Среди девчат даже ходили слухи, будто он безнадёжно в кого-то влюблён. Это не так. Я бы знал. Чудилка совершенно не похож на человека, страдающего от неразделённой любви. Правда, о Мадине, дочери Корков, он отзывался так, как ни о какой другой девушке. Но это же бред – предположить, что такой хороший человек увлёкся родственницей известных негодяев.
– Да мы-то что? Мы ничего, – пятясь к двери, забормотали мы, имея в виду, что не сердимся на Лёку.
Я и Чудила вышли на улицу, пахнущую свежестью, морем и ночными цветами.
– Так значит, ты подослал Мальку девушку? – оскорблённым тоном уточнил приятель.
– Я не с этой целью.
Мы расхохотались. Малёк самый тихий из нас, а смотри-ка, как быстро сориентировался.
– Идём в парк, – сказал я, – а то и там всех разберут.
На самом деле меня волновало, чтобы не разобрали одну, самую лучшую девушку, и по мере того, как мы спускались, я всё ускорял и ускорял шаги. И улыбался в предвкушении встречи. Я не видел её с выпускного вечера, не понимаю, как так могло получиться.
ГЛАВА 4. В ПАРКЕ У МОРЯ
Посмотрите же, до чего он прекрасен, мой город. Он золотой и зелёный, он белый и голубой. Он террасами сбегает к морю, он карабкается по склонам, он шумит ветвями и площадями. Над его переменчивым морем кружат вольные птицы, провожающие и встречающие корабли. Ночью в парках туман и пар от целебных горячих источников, днём – свет, свет и свет на всём и везде, кроме тенистых уголков, где приятно укрыться влюблённым, где радостно посидеть в прохладе. Широкие ступени, крутые улицы, каменные дома со смешными деревянными пристройками, гомонящий порт, иноземная речь, запах рыбы, хвои, цветников и солёной воды…
А кто-то ведь скажет: чересчур много чужаков, вот-вот разведётся грязь, да того и гляди будут драки. Кому-то хватит ума с топором бросаться на дивную иву, приют желающих целоваться. Кто-то осуждает карусели и неумеренный смех. Кто-то пинает щенка разглагольствуя о всеобщем счастье. А тот вон плюёт на ограду дома, в котором внезапно завёлся доход и молодая хозяйка красивее, чем у плевателя. Кто-то скажет: тревожные признаки упадка культуры и традиций, мир катится в бездну… с такими-то жёнами.
Я смеюсь втихаря. Я говорю: глядите на то, что вам приятней. Кто хочет – видит Зло и Тьму, кто хочет – Доброту и Свет. Каждый знает свою красоту в придуманном для себя мире. Каждый находится там, где приятней ему. Мне приятней в смешном доме с пристройками, в саду, где цветёт сирень, где соседи собираются вместе на праздники. Из окна видно море, и я улыбаюсь, вспоминая о вчерашней болтовне ни о чём и о тех, кто улыбался мне. Думаю, это красивый мир. Радуюсь, что живу в нём, вижу его и слышу его звуки.
Это говорю вам я, Миче Аги, один из последних потомков пещерного народа анчу. Моему народу всегда приходилось нелегко, и мне положено бы говорить другое, но, знаете ли, не хочется.
*
В парке играла музыка, и чем ближе к оркестрам, тем громче был смех, чем дальше от них – тем слышнее шорох ног и листвы, шуршание моря, лижущего гальку, и лай собак с ближайших улиц. Где-то всё залито светом фонарей и цветных фонариков, где-то темнота и густые тени, и видно множество звёзд и огней на горах и в море. Мы с Чудилкой, само собой, придерживались людных мест.
Я всё крутил головой, вглядываясь в женские лица и прислушиваясь к женским голосам. Не прошло и пятнадцати минут, как нам встретилась стайка наших бывших сокурсниц, и мы примкнули к весёлым, разрумянившимся девушкам. Чудилка усмехнулся, когда я ринулся к ним с заранее протянутой в сторону Наты рукой. От счастливой улыбки у меня даже шевельнулись уши. И так, улыбаясь во всю возможную ширь, я начал было жаловаться на хлопоты с переездом и ремонтом, которые целых два дня не позволяли мне навестить её. А у Наты такие глаза, и так светло она на меня смотрела, что я подумал: а стоит ли сейчас толковать о ремонте? И увлёк её поближе к музыкантам. И мы как раз танцевали с этой замечательной девушкой, когда я на кого-то наступил, и этот кто-то взвыл и ткнулся носом мне в спину. Как вежливый человек, я сдержал ругательство и обернулся, чтобы извиниться.
– Простите, – пискнул раздавленный чересчур знакомым голосом.
– Ты! Ах ты!.. Где родители? – рявкнул я, поймав за шиворот собственного очень младшего братца. – Понятно, ты опять здесь один, хоть отец запретил…
Вполне справедливо, надо сказать. Это я, маг и взрослый человек, могу за себя постоять. А если на десятилетнего потомка анчу нападёт шайка подвыпивших сторонников Корков?
– Миче, он не один, – обняв меня за плечи, шепнула Ната. Её дыхание приятно пощекотало мне шею, а русые волосы – щёку, от чего мурашки забегали по спине.
Из-за плеча моего сорванца выглядывало глазастое существо с двумя бантиками. Я сразу сбавил тон. Позорить Рики я не буду. В конце концов, я при таком раскладе как-то дожил до своих лет.
– …запретил тебе соваться сюда без карманных денег. Есть? – закончил я нравоучение.
– Нет, – не растерялся хитрый братец.
– На, – сунул я ему в руку несколько монет. И шепнул: – Будешь держаться на виду – никому ничего не скажу. И угости девочку чем-нибудь вкусным.
– Есть, командир, – весело вякнуло хулиганистое существо и, представьте только, взяв свою девочку за ручку, повёл её к лотку с мороженым.
– Ната, – выдохнул я, – гляди, он уже скоро целоваться начнёт!
Моя спутница нежно засмеялась и мы вернулись в круг.
– Что такого страшного, Миче? Вспомни, во сколько лет мы поцеловались в твоём саду, – проворковала она.
– А! О! – мудро сказал я и тоже засмеялся. Это очень забавные воспоминания о легкомысленном детстве.
Я танцевал с Натой, но краем глаза следил за Рики, который, как обещал, держался поблизости. Он понимает, что я волнуюсь за него. А Ната – она такая девушка, что многие хотели бы с ней потанцевать. Я не против, нет, но, когда кто-нибудь подходил спросить у меня разрешения, я думал, что он, конечно, перебьется.
Через какое-то время мы, все вместе, вся наша компания, стояли у карусели, хрустели сладкими палочками и махали руками моему Рики и его девочке. А сзади них – вот умора-то! – сидели Малёк и Аня в красном платье. Колени Малька находились, по-моему, выше ушей, потому что он чрезвычайно высокий парень. Девушка засмущалась, узнав меня, а наш дружок весело улыбался и время от времени тоже помахивал рукой. Девчонки восторженно повизгивали, и за нашими с Чудилой спинами обсуждали незнакомку. Скромная лапочка – таково было их мнение. Да, надо признать, что красный цвет прямо-таки изменил Аню. Прямо-таки в лучшую сторону. Я был уверен, что под кружевом у неё приколота на счастье обычная швейная булавка – та самая, которая оказалась в её кулаке, когда она поймала блестящую пылинку.
– Интересно, кто из нас раньше женится? – задался вопросом Чудила. – Думаешь, тихоня преподнесёт нам сюрприз?
– Сюрприз нам преподнесёт вон кто, – пробурчал я, указывая на очень младшего братца. Он как раз галантно помогал своей девочке сойти с карусели. Вот паршивец, весь в меня!
На выходе поднялась суматоха, и Ане вместе с Мальком удалось улизнуть, хоть девчонки и караулили их, желая рассмотреть Аню и всё про неё разузнать.
– Идёмте, найдём их, – подначивали одни.
– Имейте совесть, дайте людям спокойно погулять, – спорили другие.
А Чудила вдруг больно толкнул меня в бок.
– Глянь, кто там?
А я, видите ли, в то время… Именно так: в то время я плоховато видел, но очки носил не всегда. В тот вечер, например, я их забыл. Плохое зрение – наследство предков, обитавших в полутьме подземных городов. От них же – белого цвета волосы и не поддающаяся нормальному загару, очень, очень светлая кожа. Оттого такие, как Корки, не любят анчу. Им кажется, что мир хорош только тогда, когда все вокруг смуглолицы. Да и то найдут к чему придраться.
– Где? Кто? – я похлопывал себя по карманам в поисках очков.
– Да вон же, там, за скамейкой.
– Там?
– Да нет, за фонтаном. Вон тот, гляди.
– И кто это?
– Ловкач. Да, наверное, он.
– И что?
– Так с кем он?
– Не знаю. С девушкой? Вроде, кто-то в шляпе.
– Ой, дурной! – это Петрик обо мне.
– Не дурной, а слепой, – поправил я.
– Прости, забыл.
Чудила поволок меня сквозь толпу к скамейке, стоящей в тени куста. Я, натыкаясь на гуляющих, торопился за ним, потому что хватка у приятеля железная. Наши девушки остались у карусели. Петрик говорил на ходу:
– С Ловкачом вор, что сидел у тебя. Я его хорошо рассмотрел.
Для меня осталось загадкой, как вообще можно рассмотреть что-либо через всю площадь, но теперь и я видел, как ещё один наш приятель глянул в нашу сторону, а некто в шляпе, смутно похожий на знакомого друга контрабандистов, сразу же растворился в темноте.
Широко улыбаясь, Воки Ловкач шагнул к нам.
– О! – налетел на него Чудила и потряс за плечи. – Он ничего тебе не сделал? Ничего не украл? Чего он хотел, этот, в шляпе?
– Этот? – Ловкач озадаченно оглянулся. – Дорогу просто спросил. Ему к Старой площади надо.
Чудила прямо руками всплеснул:
– Он вор! Ха! Не знает, как пройти! Ха! Проверь кошелёк, ты, растяпа!
С этими словами Петрик лично и ловко похлопал Воки по бокам, словно бывалый полицейский.
– Кошелёк пропал, – огорчённо поведал Ловкач и вывернул карманы. – Нет кошелька.
– Ну всё, теперь не поймать, – Петрик совсем расстроился.
– Да ладно, денег там было мало. Сам кошелёк жальче. Дядин подарок. – Ловкач повздыхал, а потом обратился ко мне: – Привет, Миче, как поработал?
– Превосходно! – сообщил я, обрадовавшись, что ещё кому-то можно рассказать о своём первом настоящем рабочем дне. Подбежали наши девчата, подбежал мой очень младший брат. Без девочки. Она ушла с родителями, а мой мальчишка остался бы один в темноте, если б не я.
– Мне надо домой, – осчастливил он меня сообщением. – Я, конечно, уже мог бы пойти, но если тебе не сказать, ты переволнуешься и умрёшь прямо тут под кустом.
Ну, вообще-то, да. Прямо в точку. Однако, в мои планы не входило покидать Нату, парк, и идти провожать сорванца.
– Зачем тебе домой? – хором удивились мы все. – Гуляй с нами, раз уж ты здесь.
Но нет. Сознательный Рики взвалил на себя важную работу и рвался её доделать. На юбилей школы родители собрались преподнести директору, очень достойный женщине, ценный подарок. Они собрали деньги и решили заказать у папы красивые серьги. Узнав об этом, Рики вызвался лично выполнить заказ. Это была бы его первая серьёзная работа. И первый солидный заработок, между прочим. И наш папа, и родители учеников оказали ему такое большое доверие. Всё равно до осени было всё лето, и, если бы вдруг что-то пошло не так, папа или я успели бы вмешаться и исправить.
Рики сам себе установил сроки и уже нарисовал эскиз. Задумка ему самому очень понравилась, но он не успел показать рисунок ни мне, ни родителям. В гости к Рики сегодня днём забежал приятель Тиле и мальчишки увлеклись поделками из бумаги. Затем они прибрались в комнате, бросив в кухонную печь ненужные бумажки, тут же, на кухне, стащили несколько котлет и, завернув их в другие листки из Рикиной комнаты, отнесли ужин бродячим собакам. После этого эскиза никто не видел. То ли он уплыл в виде кораблика по ручью – притоку Иканки, то ли сгорел в печи, то ли был облизан и погрызен голодными псами. А утром Рики обещал представить рисунок на папин суд. Папа должен был некоторое время провести в Лечебнице – я же говорил, что он неудачно упал. Рики хотел, чтобы отец оценил его старания до отъезда. На вечер у братца было назначено свидание с девочкой, но теперь необходимо было заняться восстановлением эскиза. Пришлось признать, что это уважительная причина, чтобы покинуть нашу компанию. Я вздохнул. Ничего не поделаешь, придётся провожать растеряху до дома.
– Не надо меня провожать! – возмутился Рики.
– Терпи, дружок, ничего не поделаешь, – с трагическим видом Чудилка похлопал Рики по плечу. – Раскрой глаза и посмотри: это же Миче. Он всё равно тебя проводит.
– А! Ну да! – опомнился мой ребёнок и широко улыбнулся. – Это же Миче!
Раньше надо мной посмеивались за стремление всегда опекать младшего брата, теперь даже никто не хихикнул, все давным-давно привыкли. Рики весело распрощался со всеми, и мы с Натой откололись от компании, чтобы отвести его домой. Наняли извозчика, потому что Рики торопился рисовать эскиз.
– Миче, ты лучше всех! Завтра с утра я у тебя, – сказал он на прощание, крепко обняв меня и расцеловавшись с Натой.
Из окна детской можно спуститься на крышу веранды, а оттуда, по яблоне, на землю. И в обратном порядке. Такое проделывал я, а теперь – Рики, пока родители в гостях, например, а прислуга мирно пьёт чай и думает, что ребёнок спит или читает.