Дорога на Ай-Петри

БИЛЕТ В ОДИН КОНЕЦ

1

Пролетали за окнами лесополосы, станционные посёлки и маленькие городки, пустынные поля поздней осени, огороды у железнодорожного полотна, на которых кое-где ещё копошились люди, приводящие в порядок свои участки перед зимой.

И утки-гуси на прудах и озёрах, и белые домики, и пятиэтажки, с вывешенным бельем на крошечных балкончиках – всё было так знакомо и так неизменно.

Домой-домой-домой, стучали колеса.

Домой.

Сколько раз, мысленно, проделывал Виктор этот путь!

Стоило прикрыть глаза, как перед внутренним взором вставал старый дом под красной черепицей. Отец всё собирался сменить эту черепицу на шифер – в дождь крыша местами протекала, каждое лето приходилось лазить наверх с ведёрком цемента и заливать подозрительные места. Если он всё ещё крышу не перекрыл, Виктор, по приезду, обязательно это сделает. Только не шифер надо класть, а металлочерепицу. На западе давно от шифера отказались, поскольку делают его, в основном, из асбестоцемента – материала вредного для здоровья.

Но, скорее всего, и крыши-то с дороги уже не увидишь. Если, конечно, ещё не спилили те два грецких ореха, которые сажал дед. Первое дерево – когда родился он, второе – когда его младшая сестра Ольга. Дед же построил и дом. По тем, послевоенным временам, просто роскошный. Строил его много лет, а построив, всё время что-то улучшал, добавлял, перестраивал. Такой натуры был человек. Хотя сам в доме после смерти бабушки уже не жил. Перебрался во времянку – белёную, саманную хатку в углу сада.

Там, в единственной комнатке с маленькой печкой, всей мебели было – железная кровать, застеленная колючим солдатским одеялом, грубо сработанный стол да широкая лавка. На стенах – самодельные рамки с выцветшими от времени фотографиями уже ушедшей и незнакомой Виктору родни. За ситцевой занавеской в углу висела кое-какая одежда. Виктор отчётливо помнил лоснившийся от старости древний кожушок с вытертыми, примятыми колечками шерсти изнутри, парадный пиджак с орденами и медалями на плечиках. Был там ещё один пиджак, повседневный, серый в мелкую полоску, к нёму изношенные штаны, а под ними пара сапог и грубые ботинки для непогоды; в теплое время года дед всегда ходил в тапочках, а если дождило или была грязь, то в калошах.

Телевизора он не признавал, в дом смотреть его не приходил, но во времянке у него имелась радиоточка. Вечерами он слушал новости, которые, случалось, комментировал, чаще всего – насмешливо. Днём же только громкий стук ходиков с нарисованными на циферблате зверюшками и гирькой на длинной цепи нарушал тишину. Летом дед во времянке лишь ночевал, предпочитая дневное время проводить на воздухе. Он любил землю и копошился на своём участке с утра до вечера. Сад у него был на редкость ухоженный, и на огороде чего только не было. Агроном в тебе пропал, шутили соседи, приходя за рассадой, черенками какими-нибудь или просто за советом. У него даже в самые неблагоприятные годы всё росло, цвело и давало урожай.

Деда нет, а сад остался. Живя студентом в многоэтажной общаге, снимая комнаты и квартиры в бетонках после окончания института, а позже, находясь уже здесь, Виктор часто вспоминал и дедов дом, и дедов сад, который сторожил беспородный, но верный Бимка. Старый уже стал, наверное, пёc. Если жив.

Родители, как и он сам, не любители письма писать. И перезванивались нечасто. Не принято это было в их семье. Да и о чём писать, о чём рассказывать? О том, что ему довелось пережить с того момента как его нога ступила на чужой континент, лучше было умолчать. Мало было хорошего, а о плохом писать не стоило. Жаловаться у них в семье не принято. В детстве на все жалобы у отца был один ответ: сам виноват. Дразнят? Значит, повод дал. Старшие бьют? Не путайся у них под ногами. Не получается c учёбой или работой? Меньше спать да гулять надо.

Никогда не были они с родителями особенно близки; ни он, ни сестра Ольга. Мать полжизни провела в окружении чужих детей, отдала школе больше тридцати лет, а для собственных, видимо, не хватало уже ни сил, ни времени. Нет, готовила она отменно, и в те времена, когда хорошую одежду в магазинах было не так-то просто купить, одевала их очень прилично. Но с кем они дружат, чем занимаются – в это особо не вникала и никаких разговоров по душам с ними не вела. Отец, советский инженер не только по образованию, но и по образу мыслей, жил, главным образом, делами своего завода, с утра до вечера был занят работой. Дома ему, наверное, хотелось отдохнуть, а тут они со своими проблемами. Виктор не любил вспоминать, каким недовольным и ворчливым бывал отец, а иногда даже жестоким к собственным детям. Как-то он залез с мальчишками в сад к соседу, который выращивал на продажу крупную клубнику, и тот их застукал. Естественно, пришёл жаловаться. Отец без долгих размышлений снял ремень и тут же во дворе выпорол сына прямо при соседе.

Нет, отец никогда его не понимал.

Но даже если бы и понимал, он всё равно бы отцу ничего не рассказал. Есть в жизни моменты, когда решение надо принять самому. Чтобы в случае неудачи не искать крайних, не взваливать свою вину на других. Только сам ты можешь сделать (или не сделать) решительный шаг и начать (или не начать) новую жизнь. Так он тогда думал.

Конечно, поступил он с родителями не лучшим образом, уехал, не попрощавшись. Но, во-первых, был какой-то суеверный страх – а вдруг не получится? А во-вторых, как бы они отреагировали, скажи он им правду? Да категорически против были бы. Такая бы буча поднялась! Не хотелось распылять энергию, объяснять и убеждать. Узнают, решил он, просто позже. Узнали, конечно, пару месяцев спустя, от сестры. Домой звонить он не решился, позвонил Ольге на работу и скупо, поскольку хвастаться было нечем, – шелтер, полулегальное положение, мытьё посуды в китайском ресторане, – сообщил о том, где он сейчас находится.

Сестра была потрясена.

– Ну, ты даёшь! Как ты мог? Да ты зверь просто какой-то. Мама извелась вся – уехал в командировку и два месяца ни слуху, ни духу! Мы тут места себе не находим, а он – нате вам – в Канаде! Какой-то ты у нас… бездушный.

Хотя он и ожидал подобной реакции, – а какой ещё она могла быть? – эти слова сильно задели. Он в те дни был сплошной комок нервов. И потому, наверное, слишком болезненно воспринял Ольгины упреки. Накатила ответная волна раздражения. Можно подумать, они там только и делают, что пекутся о нём день и ночь!

– Раньше на полгода в Сибирь ездил, никто моего отсутствия не замечал, – язвительно произнёс. – С чего это вдруг сейчас так разволновались?

– То Сибирь, родная страна. А вообще-то, может быть и не узнали бы ничего, если бы я к тебе по делу не приехала. На свадьбу тебя хотели пригласить, – обиженно произнесла сестра. – Прихожу, а в твоей квартире какая-то мымра живёт. Знать, говорит, ничего не знаю, квартиру купила, могу документы показать! Я к Зине, она тоже ничего не знает. Что можно было подумать? Пропал без вести. Ей-то чего не сказал? Как-то ты не так к людям относишься…

– Нормально отношусь, проблем им не добавляю. Ладно, как вы там? И что за свадьба?

– А, тебе все-таки интересно? – колко спросила Ольга. – Это я тут, между прочим, замуж вышла.

– Ну, поздравляю! Поздравляю! И за кого, если не секрет? – Господи, что за вопрос он задал, конечно же, за Сережку!

– Ну, ты даёшь! Совсем у тебя там, в Канаде твоей, мозги набекрень съехали, – обиделась сестра. – За Сергея, за кого же ещё? У нас тут, кроме него, и парней-то нормальных не осталось. Все разбежались, прямо как ты.

– Ну, поздравляю! – повторил он и замолчал, не зная, что ещё можно сказать.

– Ага, теперь он поздравляет! Задним числом.

– Подарок за мной.

– Не надо нам твоих подарков, – Ольга никак не могла успокоиться. – Мне-то, мне-то хотя бы мог намекнуть, что уезжаешь.

– Скажи тебе, ты бы тут же всем растрезвонила.

Сестрица действительно секретов держать не умела, у неё всегда было, что в голове, то и на языке. А тут такая новость.

– Ну и что? Подумаешь, тайны мадридского двора! Ладно, – вздохнула и добавила уже примирительно, – не пропадай. Письма у нас никто не силён писать, так что звони, когда можешь. Нам звонить тебе не по карману. А то дядей станешь и не узнаешь, – хлюпнула неожиданно под занавес носом. – Теперь, наверное, не скоро увидимся.

Как в воду глядела.

Но он тогда так не думал. Самонадеянным был. Казалось, что за пару лет всё у него уладится, всё утрясётся и он обязательно приедет навестить родных.

– Да ладно, нечего меня хоронить раньше времени, – произнес бодро. – Тут всё нормально. Ещё позвоню. Привет родителям.

Через пару недель перезвонил, опять Ольге на работу.

– Обиделись, – сказала она, – и сильно. Отец говорит, знать тебя после этого не желает.

Ну, не желаешь, так и не желай. Тоже мне, родственнички! Ни слова поддержки в тот момент, когда он так остро в ней нуждался.

Он тоже может обидеться.

Не писал, не звонил им, наверное, пару лет.

Но со временем обиды улеглись. Он сильно скучал. Чем дальше, тем больше вспоминалось хорошего. В конце концов, все они по-своему любили его. Не было нежностей, но родители всегда о нём заботились, поддерживали, пока он заканчивал институт. Делились всем, чем могли поделиться в той скудной совковой жизни. Вспоминал, как мать и сама привозила, и при каждой возможности передавала через знакомых и проводников поездов тяжеленные сумки с продуктами, когда он был студентом. Ольга, несмотря на хороший аттестат, не поехала поступать в университет, как хотела, решила учиться заочно, поскольку понимала, что содержать двоих студентов родителям будет трудно. А вот он тогда воспринимал всё это, как само собой разумеющееся.

Ему захотелось как-то порадовать их всех, особенно мать и Ольгу. Послать денег им, что ли? Или какие-нибудь вещи? На сезонных распродажах, на всех этих повсеместных «сэйлах», можно много чего купить по сносной цене. Впрочем, это были только мысли – на первых порах с наличностью у него было туго, сам едва держался на плаву. Ну, ничего, рано или поздно, станет и он на ноги. И тогда…

В одну из жарких июльских ночей, маясь от жары – кондиционера в доме, где он снимал тогда комнату, не водилось, – и размышляя о том, о сём, вспомнил внезапно, что у отца вот-вот юбилей. Не забыть бы об этом в последний момент. Не принято было у них дома дни рождения отмечать, но тут шестьдесят лет – надо хотя бы поздравить. Работал Виктор в то время грузчиком в одном русском магазине, и вот, в этом же магазине купил часовую телефонную карточку. Купил, вышел, дошёл до остановки и вернулся – решил купить ещё одну. Заволновался почему-то – вдруг времени не хватит? Готовился к долгому разговору, хотелось порасспросить о жизни, о школьных друзьях-приятелях, о Зине. Узнать, как она, как соседи и одноклассники…

Казалось почему-то, что он будет говорить с матерью, но трубку поднял отец. И ни удивления не выразил, ни гнева, ни радости. Голос его звучал скорее равнодушно. Спасибо. Как празднуем? Да никак. Что праздновать – приближение старости? А так – так всё в порядке, все живы-здоровы. Нет-нет, ничего слать не нужно, у нас всё есть, хозяйство кормит. Какое хозяйство? – спросил он. Равнодушный тон отца неожиданно поменялся, в голосе появились тёплые нотки. А мы тут живность завели. Корову купили, две овечки, поросёнка. Мама? Мать, как всегда. Сейчас у Ольги – внука нянчит. Внука?! Вот так новость! Ну да, уже полгода ему. Сашкой назвали, Александром то есть. Всё своим чередом…

Он спросил о Ване, с которым учился в школе и который жил по соседству. Иван давно в Москве, сказал отец, уехал на заработки. А Зина? Тоже нормально. Слышал, замуж вышла прошлым летом, говорят, них с мужем теперь магазин – шубы, кожаные куртки, пальто… Шмотьё, одним словом. Машину какую-то импортную купили. Ну, а ты там как? – помолчав, проявил, наконец, скупой интерес. – Не женился? Не женился. Ну-ну, сказал отец. На том разговор и кончился. Уложились в пятнадцать минут – не о чем было больше говорить. С каким-то саднящим чувством Виктор положил трубку. Он о них помнил, а они, похоже, нет. Он словно умер для них. Похоже, уже и не ждали его. Отец даже не спросил, приедет ли он, и когда, домой.

Странно, что даже в мыслях у него было это «домой». Почему «домой»? Дом его теперь был по другую сторону Атлантики.

Один сезон незаметно сменялся другим, год полетал за годом. Оглянуться не успел – десять лет прошло. Десять лет по эту сторону океана, и за это десятилетие он так ни разу и не смог побывать дома.

А началось всё с вечеринки, куда Зина, с которой он тогда встречался, чуть ли не силой его затащила. Пойдём да пойдём, чего дома сидеть. У одной из её многочисленных подруг было новоселье. Он вяло отбивался, была охота тащиться в такую даль! Стоял октябрь, дождило и ему действительно не хотелось ехать в слякотную погоду куда-то на окраину города, в отдаленный район новостроек – попробуй потом выбраться оттуда вечером. Но главная причина была даже не в этом, а в том, что подругу эту, Люську, он сильно недолюбливал, поскольку та всё компостировала Зине мозги насчет свадьбы-женитьбы. Советы давала, как его покрепче привязать и в ЗАГС поскорее затащить. А он тогда ещё не готов был к этому. В то время он и сам не знал, чего ему хочется в этой жизни. Но вот чего он определенно не желал, так это контроля над собой и уж, конечно, пелёнок и детского крика по ночам. В ту пору ему нравилось его холостяцкое существование. Только-только, как молодой специалист, получил квартиру и что-то начал зарабатывать. К тому же Зину вряд ли можно было назвать девушкой его мечты. Маленькая, кругленькая, она, конечно, отлично готовила, и конечно, была бы хорошей хозяйкой, но ему хотелось чего-то большего. Но пока ничего другого на горизонте не маячило, ему и с Зиной было неплохо. Оба родом были из одного маленького городка, а точнее, из большого рабочего поселка, переименованного в связи с ростом населения в город. И знакомы с детства, у них там все друг друга знали. Как со смехом объявляла каждому Зина, они ещё в одном детском саду на горшках рядом сидели. Вместе поехали в областной центр поступать в институт. Учились, правда, на разных факультетах, он на инженерном, она на экономическом, но жили в одной общаге и маленькая добрая Зина все студенческие годы подкармливала его пирожками-салатами, которые готовить умела и готовила в больших количествах. Ещё она никогда не забывала повести его на очередную вечеринку. Её часто приглашали – никто не мог лучше накрыть стол и высоким задорным голосом спеть студенческие частушки. Он и сам не понял, как к окончанию института их дружба вдруг переросла, как она однажды туманно выразилась «в нечто большее». Может быть, для неё это нечто и было «большим», но не для него. Не мог он увидеть это «большее» в маленькой Зине, с которой вырос на одной улице.

В двухкомнатной, светлой, пока ещё не обставленной квартирке собралось человек пятнадцать. Некоторых Виктор знал – работали вместе с Зиной. Оглядев стол, щедро уставленный закусками и бутылками, он оттаял и уже не чувствовал, что потащился в такую даль зря. А после нескольких тостов за новую квартиру и гостеприимную хозяйку, на душе совсем потеплело. Народ расслабился, пошли разговоры.

Налегая на селедку «под шубой», он вполуха слушал сидевшего рядом с ним седого дедугана. Как вскоре выяснилось, это был Люськин родственник, Николай Петрович, бывший штурман дальнего плавания. «Дедуган», похоже, много чего повидал и рассказывал довольно интересные вещи. Вначале о рейсе в Антарктиду на научном судне, – а это шесть месяцев в морях! – о пингвинах, морских львах, слонах и прочей, самой южной экзотике. Люська расспрашивала о Бермудском треугольнике. И там он бывал. В сверхъестественное не верил, но из-за огромного скопления водорослей в Саргассовом море это действительно трудный район для навигации, плюс там постоянно меняются течения. А вот курорты на Бермудах, замечательные. Довелось ему как-то побывать в Гамильтоне. Песчаные пляжи, дайвинг, ну и всё такое прочее.

Антарктида, Бермуды…

Виктор как-то внезапно осознал вдруг серость своего существования. Даже есть расхотелось. Этот старикан, по крайней мере, видел мир. Калейдоскоп его воспоминаний сиял яркими цветными стеклышками. Есть что вспомнить. А его, Виктора, мир был однотонным, серым. Нет, были, конечно же, и цветные вкрапления – сине-зеленое море у берегов Тарханкута, та же Борзовка с песнями, розовые яблоки в розовом свете, когда он ранним утром просыпался в саду – дома он часто летом ночевал в углу сада, на старом дедовом топчане. Были, были яркие мгновения, но серость преобладала. Во всяком случае, так ему тогда, за тем столом в Люськиной квартире, вдруг показалось.

Потом кто-то вспомнил о друге, который уехал в Нью-Йорк, устроился программистом и теперь вовсю косит зелёные. Да, кивнул Николай Петрович, сейчас это можно – и уехать, и работу найти хорошую, если знаешь язык. Не то, что раньше. И рассказал случай из далёких времён своей молодости, как один из его приятелей-сослуживцев сошел на берег в американском порту, да на борт и не вернулся. Ответный удар пришёлся по семье – младшего брата выгнали из мореходки, родителей таскали в КГБ за «предательство» сына. Это само по себе травматично, но самым страшным было то, что они несколько лет вообще не знали, жив он или мёртв. Через Красный Крест разыскивали. «Нашли?» – с надеждой в голосе спросила Зина. Николай Петрович кивнул, да, со временем связь восстановили. Он через третьих лиц письмо прислал, это родителей немного успокоило. Но всё равно, знать, что жив, и знать, что они могут его больше никогда не увидеть… Николай Петрович покачал головой и пригубил налитую рюмку. Финал истории, к облегчению Зины, оказался позитивным. Через много лет сын смог-таки побывать в родных краях. За время своего отсутствия стал довольно состоятельным человеком. Начинал в Америке простым строителем, потом организовал свою фирму. Не сразу, но дело пошло. В результате смог всех забрать под своё крыло, и родителей и брата… «Это сейчас есть реальные возможности вполне легально перебраться за кордон на ПМЖ – плати денежки и езжай, а в те времена всё было очень и очень непросто», – закончил «дедуган» свою историю.

Виктор тогда впервые услышал слово «ПМЖ» и наклонился к Зине, спросить, что это такое. Николай Петрович, повернувшись к нему, объяснил: постоянное место жительства. Сейчас многие фирмы оказывают иммиграционные услуги, открывают путь в заморские страны. Но если уж перебираться, то лучше всего в Канаду. Почему именно в Канаду? Ну, пояснил бывший штурман, это одна из немногих стран, на законных основаниях принимающая желающих поменять родину. Разумеется, добавил шутливо, при наличии, у этих самых желающих, некоторых средств к существованию. Канадцы делают на них деньги и не скрывают этого. И поскольку поток желающих достаточно велик, – особенно много едут из Китая, – то и поступления в канадскую казну весьма значительны.

– Знаем мы эти «надёжные» фирмы, – раздраженно произнес кто-то на другом конце стола. – Недавно читал, как делают деньги на ловле лохов такие вот, «надёжные» конторы.

Николай Петрович поднял брови и развёл руками – всякое случается.

Разговор продолжился, но Виктора словно отключили. Он вдруг физически ощутил тесноту за столом, тесноту комнаты. Вот так, в одной и той же норе – неужели всю оставшуюся жизнь? Захотелось простора, захотелось увидеть далёкий горизонт. Зависть остро кольнула – вот, другие бороздят океаны, перед ними открываются новые миры… Почему не перед ним? Чем он хуже?

Разговор переключился на что-то другое. Потом женщины стали убирать грязную посуду, готовить стол к чаю, а мужчины вышли на балкон перекурить. Там Виктор и попросил у Николая Петровича номер телефона.

– Ну и что ты думаешь?» – спросил он Зину на обратном пути.

– О чём? – не поняла она.

– О Канаде.

Зина удивилась. Похоже, она уже забыла разговор за столом.

– А чего мне о ней думать?

– Ну, какие-то новые возможности… Тут-то что сейчас делать? Полный бедлам. И вообще, живём… как цирковые звери в клетке.

Но Зина совсем не ощущала себя запертой в тесной клетке. Она чувствовала себя в этой жизни вполне комфортно. Покачала головой.

– Ехать куда-то, не зная языка? Полы там, что ли, мыть? Здесь у меня профессия, работа, друзья, а там кто нас ждёт? – Зина была практичным человеком. – А язык мне ни за что не выучить! Да и зачем голову ломать, учить, и вообще куда-то ехать, начинать всё с нуля, когда сейчас и здесь можно заработать? Мне вот Люська предлагает поехать на одну турецкую фабрику за кожей. В Турцию виза не нужна. Слушай, – глаза её заблестели от внезапно явившейся удачной мысли, – может, и ты поедешь с нами? Поможешь нашим бабам с багажом, погрузка-разгрузка всякая, они заплатят. Вот тебе и первоначальный капитал! Тоже что-нибудь купишь, а здесь продадим…

В Турцию ему не хотелось.

Хотелось другого. Мысль о возможности круто поменять судьбу прочно засела в голове.

Через пару недель он позвонил Николаю Петровичу и пригласил в ресторан. Виктора интересовала Канада.

– Отличная страна для тех, кто работать умеет, – кивнул штурман. – Сможешь правильно использовать свои мозги или, там, руки – тут уж у кого, что имеется, – всё получится.

– А сами почему не хотите попробовать?

Николай Петрович рассмеялся.

– Поздно в шестьдесят пять менять свой курс. Будь я моложе, может быть и рискнул бы. Может быть. Язык есть, знания есть и профессия подходящая, но моё время ушло. Ладно, давай, за молодость! – Николай Петрович поднял рюмку.

– Я, честно говоря, о Канаде почти ничего не знаю, – признался Виктор. – Как-то о ней мало пишут и по телевизору не говорят. Вообще, как там люди живут?

– Люди везде живут по-разному. Вопрос в том, какой уровень жизни тебя интересует, – философски произнес Николай Петрович. – И вообще, что ты в ней, в этой жизни ищешь. Если ты чётко представляешь, чего хочешь, то найдутся и пути достижения цели. Что ищешь, то и иметь будешь, ну, при правильной расстановке сил. Канада – страна возможностей. Но повторяю, – старый штурман выразительно поднял указательный палец, – пахать там придётся по-настоящему. Кто не может поймать ритм, тот выпадает в осадок. Бедных и там полно, стоят в очереди за бесплатным супом Армии Спасения. А потому надо сначала правильно ответить на вопрос: зачем туда ехать? Если в надежде хорошо жить, ничего не делая, то бесплатный суп дорого обойдётся, – скаламбурил он и поднял рюмку. – За успех в этой жизни!

Ещё за здоровье выпили.

– Ну, и с чего мне начать? – осторожно поинтересовался Виктор.

Николай Петрович бросил на него испытывающий взгляд. Вероятно, не ожидал, что Виктор вот так сразу, без раздумий, ринется в бой.

– Могу дать адрес одной киевской фирмы. Там скажут, какие нужны документы и проконсультируют по полной программе. Им только плати.

– Дорого услуги стоят?

– Вот этого сказать не могу, не знаю. Но если серьёзно надумаешь ехать, и с документами у тебя всё получится, позвони, дам пару адресов. Есть у меня знакомые ребята в Торонто, – добавил, поглядывая на опустевший графинчик. – Объяснят, что к чему, может быть даже помогут найти какую-нибудь работу. Но в целом – больше рассчитывай на свои силы. Там не принято плечо подставлять, каждый сам за себя. И, главное, всегда помни, что это только шанс. Наши люди часто думают, что там их ждут какие-то… голубые города. А надо реально смотреть на жизнь.

Виктор и смотрел, насколько мог, реально.

Что – реально – он имел в своей стране такого, за что стоило бы цепляться? Неустроенный быт бессемейного человека (Зина не в счёт). Хроническое отсутствие денег, зарплата маленькая, да и ту в последнее время стали задерживать, поскольку завод-гигант, чью продукцию ещё недавно закупали по всему Союзу и отправляли за рубеж, после развала державы вдруг почему-то оказался нерентабельным. Хорошо, что он успел до начала всего этого кавардака жильё получить.

Вот это и было его единственной, реальной ценностью – однокомнатная квартира в центре. Если продать будут деньги для старта в новую жизнь.

Конечно, и сомнения терзали. И страх, что надуют – при продаже квартиры, при оформлении документов или в этом самом «турагенстве». Тем не менее, он решил рискнуть. И позвонил по номеру, который дал ему старый штурман.

– Как я понимаю, вы не бизнес-иммигрант, – выслушав его, произнесла женщина на другом конце провода. – Родственники в Канаде имеются? Нет? Значит, программа по воссоединению семьи тоже отпадает. Остается независимая иммиграция. Какая у вас специальность? Стаж работы есть? Подождите минутку, я посмотрю список профессий по независимой иммиграции… – после чего наступило долгое молчание, прерываемое время от времени вздохами и бумажным шелестом. – Нет, вашей специальности, к сожалению, в списке нет.