Невидимый фронт войны на море. Морская радиоэлектронная разведка в первой половине ХХ века

Открытие недоступных ранее документов федеральных архивов в начале 1990-х годов вызвало всплеск исследовательской активности отечественных историков. Наиболее информативные работы по истории русской разведки вообще и ее деятельности в 1904–1905 годах были написаны И.В. Деревянко, М. Алексеевым, И.Н. Кравцевым, Е.Ю. Сергеевым[113]. Отдельным сторонам разведывательной деятельности накануне войны посвятила статьи и кандидатскую диссертацию Е.В. Добычина, исследовав донесения и аналитические записки офицеров Генерального штаба[114]. Весомый вклад в изучение развития разведки внесли авторы первого тома «Очерков истории российской внешней разведки» и первой книги «Очерков истории российской военной разведки»[115]. Однако во всех вышеприведенных трудах радио-разведка Военно-морского флота лишь упоминается, а в трудах по истории связи и радиоразведки отечественного Военно-морского флота[116], несмотря на приводимые исторические примеры радиоразведывательной деятельности в период Русско-японской войны, критический анализ состояния и боевого применения сил и средств радиоразведки не приводится.

Вместе с тем, первая попытка, позволившая перенести идеи перехвата сеанса связи радиостанций противника в плоскость разведывательного обеспечения военных действий, была сделана именно в Русско-японской войне 1904–1905 годов. Вице-адмирал Макаров, вступив 24 февраля 1904 года в командование флотом Тихого океана, 7 (20) марта издал исторический приказ № 27 (приложение № 1), который явился первым официальным документом в области радиоразведки и определил дату ее рождения. Значение данного приказа в части практической постановки радиоразведки в русском флоте оказалось огромно.

В результате в короткий срок почти на всех кораблях и судах Тихоокеанской эскадры, оснащенных радиостанциями, было организовано совмещенное в свободное от связи время несение вахт разведки – радионаблюдение. Кроме того, под Порт-Артуром, к решению этой задачи привлекалась береговая радиостанция, расположенная в районе Золотой горы. Однако усилия по спешному использованию кораблей, оснащенных средствами радиосвязи, в интересах разведки ожидаемого эффекта не дали. Обусловлено это было целым рядом факторов, в частности отсутствием подготовленных специалистов. Практически на всех кораблях, за редким исключением, радиоаппаратура обслуживалась нижними чинами, не имевшими подготовки и навыков в области беспроволочной телеграфии. В результате с 8 мая 1904 года вахты радионаблюдения были оставлены только на флагманском корабле эскадры броненосце «Цесаревич» и на береговой станции. Кроме того, поскольку передающая радиостанция броненосца «Цесаревич» находилась в немедленной готовности к постановке радиопомех, то в период их постановки задачи радионаблюдения возлагались только на береговую радиостанцию Золотой горы.

Координацию разведывательной деятельности на море в ходе военных действий на Дальнем Востоке осуществлял первоначально штаб Наместника, а с прибытием в Порт-Артур вице-адмирала Макарова – образованный им штаб. К сожалению, план первоочередных мероприятий, составленный флотоводцем после ознакомления с положением дел, не был выполнен полностью. Причиной явилась внезапная гибель Макарова на флагманском броненосце «Петропавловск», подорвавшемся на минах 31 марта (12 апреля) 1904 года. Служебные рапорты Макарова на имя адмирала Е.И. Алексеева свидетельствуют о том, что он предполагал постепенно расширять радиус действия эскадры по мере завершения ремонта судов, поврежденных в результате внезапной атаки противника в ночь на 27 января (9 февраля) 1904 года. Для разведки прибрежных вод и затруднения высадки японского десанта Макаровым намечалось организовать патрулирование крейсерами из Порт-Артура и Владивостока акваторий Желтого и Японского морей, а также Корейского пролива[117].

Основной проблемой, с которой столкнулись русские военные разведчики, как на суше, так и на море, помимо скудности и недостаточной точности сведений о противнике, стала нехватка времени. Требовалось в кратчайшие сроки развернуть штабы всех уровней, укомплектовать их компетентными лицами, распределить между ними обязанности и сферы внимания, наладить взаимодействие. При этом не стоит забывать, что обстановка на театре войны осложнялась.

Однако, несмотря на множество недостатков русской военной разведки, а также на преимущества, которыми обладали военные разведчики Японии, отечественным разведчикам, как свидетельствуют источники, все же удалось постепенно создать необходимые структуры и наладить взаимодействие на стратегическом, оперативном и тактическом уровнях. Причем эффективность работы российской военной разведки в ходе военных действий возрастала[118].

Первые успехи радионаблюдения за противником показали, что в условиях недостатка сил и средств для ведения корабельной разведки командование флота приобрело важный канал освещения обстановки на театре военных действий. При этом ведение радионаблюдения против японского флота представляло весьма непростую задачу, поскольку в Японии для составления радиограмм использовалась телеграфная азбука, отличная от принятой в большинстве стран мира азбуки Морзе. Ситуацию осложняло отсутствие подготовленных лингвистов, которых можно было бы привлечь к обработке материалов радиоперехвата. Однако командование Тихоокеанского флота сумело подобрать нескольких переводчиков из числа студентов Восточного института во Владивостоке. Так, в результате работы капитана 1 ранга Б.И. Доливо-Добровольского (офицера штаба Тихоокеанского флота, а в последующем старшего флаг-офицера в штабе Владивостокского отряда крейсеров) переводчиками перехватываемых радиограмм при штабе эскадры в Порт-Артуре состоял студент 4-го курса Восточного института Е. Лебедев, а на Владивостокском отряде крейсеров – студент 2-го курса А. Занковский. Конечно, их уровень подготовки был далек от совершенства, но свой посильный вклад в добывание и обработку радиоразведывательных материалов и заблаговременное представление разведывательных сведений командованию они внесли.

Практические дистанции уверенной связи судовыми радиостанциями в 1904–1905 годах, как правило, не превышали 70 миль при приеме «на ленту» и 100 миль при приеме «на телефон». Поэтому даже сам факт обнаружения в эфире японского телеграфирования представлял безусловную ценность для командования, указывая на появление кораблей противника в пределах указанного радиуса.

В большинстве военно-исторической литературы, к сожалению, отсутствуют примеры ведения радиоразведки в ходе Русско-японской войны, хотя ее роль в отдельных эпизодах оказалась весьма значительной. Например, в конце первой декады апреля 1904 года японское командование приняло решение о проведении под Порт-Артуром очередной заградительной операции. Однако корабельным радистам удалось перехватить и дешифровать радиограммы, из которых удалось предположить возможные планы японского флота, о чем уже 9 апреля морской походный штаб известил штаб крепости Порт-Артур. Предположения о плане японского командования были подтверждены в ночь на 15 апреля, когда радиотелеграфистами эскадренного броненосца «Полтава» была перехвачена очередная радиограмма японского командования. В результате принятых командованием Тихоокеанского флота мер по усилению обороны главной базы операция японцев, состоявшаяся в ночь на 20 апреля 1904 года, закончилась неудачей.

Весьма поучительным явилось третье крейсерство Владивостокского отряда крейсеров под командованием контр-адмирала К.П. Иессена (10–15 апреля 1904 года). Уже в самом начале похода, утром 11 апреля, крейсера в условиях низкой видимости, при густом тумане, по данным радиоперехвата телеграфистов крейсера «Громобой», обнаружили японскую эскадру вице-адмирала Камимуры, специально выделенную для действий против Владивостокского отряда. Тихоокеанцы вовремя изменили курс и, почти вплотную, разошлись с японской эскадрой, избежав столкновения с превосходящим противником.

Позднее контр-адмирал Иессен в рапорте на имя Наместника е.и.в., касаясь этого эпизода, докладывал:

«В 10 часов в счислимой широте 41 град. 24 мин и долготе 131 град. 10 мин по мегафону с “Громобоя” передали, что на приемном аппарате беспроволочного телеграфа получен был ряд знаков, схожих с японской азбукой, объявленной в секретном приказе покойного командующего флотом Тихого океана, и согласно перевода их, сделанного плавающим на отряде в качестве переводчика японского языка студента Восточного института Занковского, они означают приблизительно следующее: “Густой туман препятствует передвижению, и передача сигналов затруднительна”. Принимая во внимание, что радиус действия аппаратов, находящихся на судах вверенного мне отряда ограничивается maximum 25 милями, я предполагаю, что в это время проходила эскадра адмирала Камимуры в каком-нибудь месте площади круга, обозначенного на приложенной карте. Поэтому приказал развести пары во всех котлах и судам держаться вплотную».

В отличие от японской эскадры, отряд Иессена, соблюдая радиомолчание, сумел сохранить скрытность и успешно вышел на коммуникации противника, где потопил три японских судна. Одно из них – войсковой транспорт «Кинсю Мару», который перевозил 9-ю роту 37-го японского пехотного полка. Кроме того, в ходе боевых действий Владивостокского отряда крейсеров на японских коммуникациях среди захваченных русскими моряками судовых документов оказался морской телеграфный код. Данный документ позволил понять порядок составления радиограмм японскими телеграфистами, упростив в дальнейшем обработку добываемых радиоразведывательных материалов.

Еще больший успех мог ожидать наше командование в деле разведки после того, как на японском транспорте «Хагинура Мару» была обнаружена шифрованная телеграмма с полным исходным текстом. Ее анализ мог позволить определить принцип шифрования японских радиограмм и в дальнейшем, некоторое время, дешифровать перехватываемые радиограммы. Однако из-за отсутствия в отряде специалистов-криптоаналитиков телеграмма была переправлена в Г[орт-Артур, а затем в Санкт-Г[етербург, где ее следы теряются.

Учитывая текущие результаты и опыт боевого применения радиосредств в целях разведки, по инициативе заведующего беспроволочным телеграфированием капитана 2 ранга Реммерта в октябре 1904 года минный отдел МТК вышел с предложением о введении во флоте специальности «телеграфист» и об организации в минной школе Балтийского флота особого класса «для обучения теории и практике беспроволочного телеграфа». Обучаться в нем должны были матросы, служившие ранее на береговом телеграфе. При этом одновременно с докладом управляющему Морским министерством был представлен пакет документов-проектов, в том числе: «Положение о телеграфистах Морского ведомства», «Положение о классе для телеграфистов», «Программа класса телеграфистов по беспроволочному телеграфированию». В докладе указывалось, что «обучение телеграфированию во флоте в том виде, как оно теперь поставлено, дает неудовлетворительные результаты»[119].

Все эти проекты были взяты за основу, несколько доработаны и в мае 1905 года «Положение о телеграфистах Морского ведомства» и «Правила о подготовлении нижних чинов к званию телеграфистов» были одобрены Адмиралтейств-советом. 13 июня последовало их высочайшее утверждение. Началась подготовка рядового и младшего командного состава по техническому обслуживанию и практическому использованию станций беспроволочного телеграфа для связи и радионаблюдения. Однако на данном этапе существенного влияния на повышение эффективности боевого использования радиосредств это не оказало. В августе 1905 года все броненосцы и крейсеры 2-й Тихоокеанской эскадры для работы на радиостанциях по-прежнему доукомплектовывались не телеграфистами, а одним минным квартирмейстером и двумя минерами сверх установленного штата, полагавшегося для установки радиоаппаратуры. С этой же целью на миноносцы добавили по два минера[120]. Учитывая этот недостаток, во время стоянки в Либаве на эскадре из нижних чинов были организованы две группы для изучения беспроволочного телеграфирования. Но с выходом кораблей в море для межтеатрового перехода занятия в группах были прерваны. Теоретически длительный переход эскадры позволял организовать подготовку радиоспециалистов, но для этого нужны были подготовленные и имеющие опыт работы с радиоаппаратурой офицеры, а таковых не оказалось. Возможно, сказалось и негативное отношение к радиосвязи З.П. Рожественского, назначенного командующим эскадрой, его пренебрежение всем тем, чем занимались Макаров и Попов.

Некоторые уроки в организации радиоразведки, в том числе подготовке для нее кадров, позволяет извлечь деятельность 2-й Тихоокеанской эскадры. Например, при подходе к Цусимскому проливу телеграфисты кораблей эскадры стали обнаруживать оживленные переговоры японского флота. Однако они не умели переписывать телеграфные сочетания точек и тире, фиксировавшиеся на ленте аппарата Морзе, знаками японской азбуки, которыми передавался текст. Не готовы были они принимать эти знаки и на слух. Таким образом, незнание языка объекта разведки не позволило установить эффективное наблюдение за его радиопередачами и извлечь из них сведения о силах, местонахождении и намерениях противника, необходимые для оценки обстановки при выработке замысла на бой.

Не менее поучительный урок русские моряки 2-й Тихоокеанской эскадры получили 13 мая 1905 года, когда японский крейсер «Идзуми» обнаружил перед входом в Цусимский пролив русскую эскадру и в течение часа передавал телеграфом своему командованию сведения о численности русской эскадры, ее местонахождении, курсе и строе. Командир крейсера «Урал», на котором имелся мощный искровой передатчик, по обнаружению переговоров японских кораблей обратился к командующему эскадрой адмиралу Рожественскому за разрешением создать помехи радиообмену японцев. Однако последний не сумел понять значения инициативы командира крейсера и той пользы, которую можно было бы извлечь из мощного передатчика «Урала», и не дал разрешения на создание помех японцам. «Не мешайте японцам телеграфировать», – ответил адмирал[121].

В качестве примера мер японцев по противодействию русской радио-разведке необходимо отметить деятельность японского Главного штаба, который сознавал, что недостаточно организовать разведку, но еще необходимо затруднить таковую противнику. Как свидетельствуют источники, в дополнение к мерам по защите информации в прессе у японцев на протяжении всей кампании было запрещено кому бы то ни было посылать телеграммы личного характера телеграфом. Закрытость японских источников разведывательной информации (прессы, радиограмм и т. д.) осложнялась незнанием восточных языков подавляющим большинством русских офицеров-разведчиков. Ситуация изменилась к лучшему только после привлечения гражданских лиц в качестве переводчиков. Ими были как русские студенты Восточного института, так и иностранные подданные[122].

В целом первый опыт боевого применения сил и средств радиоразведки (радионаблюдения[123]) в Русско-японской войне 1904–1905 гг. показал высокую значимость зарождавшегося нового вида морской разведки. Однако, как часто бывает в истории нашего государства, этот опыт долгое время оставался недостаточно востребованным, а соответственно, не получавшим должного развития. Между тем, опыт Русско-японской войны позволил выявить следующие недостатки зарождавшейся отечественной морской РЭР:

– отсутствие специализированных технических средств разведки;

– отсутствие специально подготовленного и назначенного только для ведения радиоразведки личного состава;

– отсутствие необходимого количества специалистов, владеющих иностранными языками разведываемого противника;

– отсутствие специалистов-криптоаналитиков при подразделениях радио-разведки;

– отсутствие специально выделенных и приспособленных кораблей для ведения радиоразведки в боевых условиях;

– ведение разведки простейшими способами РЭР (поиска и дальнометрии) носило пассивный характер, направленный лишь на своевременное вскрытие наличия в определенном радиусе кораблей противника, не позволяя получать информацию об интересующих объектах разведки, их местонахождении, деятельности и намерениях.

В Русско-японской войне получили развитие следующие формы применения сил и средств радиоразведки: на 1-й Тихоокеанской эскадре – ведение радионаблюдения в целях обеспечения безопасности сил флота, находящихся в базе, путем установления постоянной вахты радионаблюдения на одном из назначенных кораблей и береговой радиостанции; на 2-й Тихоокеанской эскадре – ведение радионаблюдения на переходе морем, а также в условиях морского боя на боевых кораблях; при штабе Тихоокеанского флота и на кораблях Владивостокского отряда – радиоперехват и обработка разведывательных материалов с привлечением гражданских специалистов, владеющих иностранным языком, с целью не только установления факта наличия вблизи кораблей противника, но и выявления его дальнейших намерений. Кроме того, примеры вышеприведенных случаев с захватом документов по организации радиосвязи и шифрованию на судах противника, получили широкое распространение в последующих войнах, когда разведки флотов различных государств использовали такой прием при нахождении в тупиковых ситуациях с дешифрованием радиограмм противника.

Вышеприведенные результаты боевого применения сил и средств морской РЭР должны были способствовать скорейшему их развитию – образованию новой структуры, предназначенной для решения только задач радиоразведки с учетом положительного опыта и недостатков боевого применения в Русско-японской войне. Такими подразделениями должны были стать береговые части радиоразведки флота и корабли радиоэлектронной разведки. Однако первая береговая часть радиоразведки флота была организована только спустя 10 лет после войны, и лишь спустя 45 лет приступили к ведению РЭР разведывательные корабли. Кроме того, опыт войны должен был повлиять на скорейшее развитие системы подготовки кадров морской РЭР, разработку и серийное производство технических средств РЭР.

Таким образом, именно в Русско-японской войне 1904–1905 гг. впервые нашли применение простейшие этапы (функции) радиоразведки: поиск радиопередач противника и определение его нахождения на определенной дистанции по мощности передаваемых радиосигналов (осуществляя радионаблюдение), а также эпизодический перехват и дешифрование радиограмм. Радиоразведывательная деятельность флота сыграла положительную роль в ходе военных действий на море, однако могла оказаться еще более значимой. Этому препятствовали как указанные выше недостатки, так и не всегда полное и грамотное использование в штабах и на кораблях добытых радиоразведывательных сведений.

В части касающейся организации взаимодействия оборонявших Порт-Артур сухопутных и морских сил необходимо отметить, что проведение разведывательных мероприятий оборонявшимися затруднялось конфликтами и трениями, которые возникли, с одной стороны, между генералами – начальниками сухопутных войск и фортификационной зоны, а с другой – между ними и адмиралами Тихоокеанского флота. В результате каждый из командиров самостоятельно собирал и анализировал сведения о противнике. Дополнительные трудности с получением объективной информации высшим командованием объяснялись постоянной конкуренцией и разобщенностью штабов различного уровня, каждый из которых стремился «щегольнуть друг перед другом богатством добываемых сведений»[124] в ущерб их достоверности.

Говоря о практической значимости опыта боевого применения сил и средств радиоразведки (радионаблюдения) в Русско-японской войне заслуживает внимания следующее. Во-первых, война и первые случаи боевого применения сил и средств радиоразведки явились важной вехой на пути зарождения отечественной морской РЭР, формирования нового вида разведки. Во-вторых, значительную роль в обеспечении деятельности флота новым видом разведывательных сведений и организации информационного противоборства сыграл личностный фактор: пример максимального использования новых достижений науки и техники в военном деле продемонстрировал адмирал С.О. Макаров; напротив, пренебрежение использованием имеющихся средств, упущения в подготовке специалистов-операторов показал З.П. Рожественский, не позволив проявиться радиоразведке в полной мере и окончательно зарекомендовать себя надежным видом разведки. В-третьих, в очередной раз подтвердилась тенденция ускоренного развития новых средств вооруженной борьбы в ходе военных действий. В-четвертых, опыт войны продемонстрировал необходимость координации разведывательной деятельности на приморских направлениях, общее руководство которой должно осуществляться органами управления, территориально приближенными к действующим силам и их штабам.