Акации цветут

Часть первая

Сегодня Дима Жуков отмечал свое тридцатилетие. Не желая напрягаться, он заказал в небольшом ресторанчике уютный зал, и сейчас его гости в количестве пятидесяти человек уже были в меру сыты, пьяны и, слава Богу, веселы. Шустрый тамада работал качественно – и в середине вечера Дима позволил себе расслабиться и незамеченным выйти на улицу. Сейчас он сидел на крыльце и курил, наслаждаясь временным одиночеством. Город уже затихал. Вокруг вовсю звенел веселый апрель. Несколько последних дней выдались сухими и теплыми, и сейчас вкусный весенний воздух мягко ласкал Димины круглые щеки. На душе было легко и спокойно. Хорошо!

Впрочем, как всегда, бочку меда подпортила ложка дегтя. И шлепнула ее туда maman. Именно так Дима Жуков называл свою мать. Причем безо всякой издевки. А как еще можно назвать по-девичьи стройную женщину, которой ни за что не дашь «хорошо за пятьдесят», курящую тонкие дамские сигареты и говорящую по-французски лучше, чем некоторые по-русски? Язык она знала в совершенстве по двум причинам – пра-пра и еще раз «пра» бабка Елизаветы Константиновны была самой настоящей француженкой. Правда, были времена, когда об этом предпочитали помалкивать. Но память о своей родословной берегли свято. Когда же грозные времена миновали, и маленькая Лиза была посвящена в семейную тайну, девочка с удовольствием начала изучать французский. Он стал ее судьбой – и именно это было второй причиной, чтобы maman была именно maman – мать Димы многие годы преподавала язык, а последние лет пять была завкафедрой в местном университете.

Она возникла за спиной Димы почти неслышно. Или он сидел слишком погруженный в свои мысли, что не расслышал ее шагов.

– Ну что, тунеядец, доволен? – Прозвучал сзади красивый высокий голос.

От неожиданности Дима вздрогнул.

– Это почему же тунеядец? – совершенно не обижаясь, спросил сын.

– А кто же еще? – Невозмутимо пожала плечами maman. Встала к Диме спиной, закурила тонкую черную сигарету. – Совсем о матери не думаешь. Мне со дня на день, может, предложат место освободить, а что я дома буду делать? Так бы я хоть носки да варежки вязала внукам. Нам-то с тобой двоим много ли надо?

– Так ты же вязать не умеешь? – усмехнулся Дима. Мать заводила эту песню уже не раз, а в последнее время мотивчик стал звучать все чаще…

– Ну и что? Научусь.

Maman затянулась, красиво выпустила струю дыма, и, прищурясь, глянула на сына.

– Мое-то дело стариковское, мне спешить некуда. А вот тебе не худо бы поторопиться. До пенсии будешь в женихах ходить. Оно ведь, смотри, где тридцать, там и сорок. А в сорок лет надо уже внуками заниматься, а не пеленки стирать.

– Ну ты хватила! В сорок лет, по-моему, рановато в деды записываться, особенно по нынешним временам…

– А тебе это уже и не светит! – Фыркнула maman. – А времена – они, сынок, всегда одинаковые. Разница только в том, какие люди вокруг тебя, и как ты сам к жизни относишься. А так всегда все одно и то же. Это вы теперь, молодежь, нашли отговорку, лишь бы блудом в открытую заниматься, да ни за что не отвечать. Ни за что и ни за кого.

Дима не обиделся, тем более что в чем-то мать была права. Не раз и не два и в его голове уже начинали проскальзывать подобные мысли. То ли речи maman, наконец, начали застревать в его мозгу, то ли, действительно, старею, усмехался Дима в такие моменты. А вот сейчас, буквально перед появлением Елизаветы Константиновны, он и сам размышлял над чем-то в этом роде. В зале ресторана за его спиной веселились друзья, коллеги и родственники. С опозданием на час явился с женой Санька – человек, на все сто процентов заменивший Диме брата, которого тот никогда не имел. Опоздание Саньке было прощено – у того пару недель назад родилась дочка, и молодым родителям волей-неволей пришлось подстраиваться под режим маленького человечка.

У самого Димы были две попытки свить семейное гнездышко. Первый раз это случилось еще во время учебы в институте. Но, как часто случается в молодом возрасте, быт разрушил чувства. Когда закончился конфетно-букетный период и встали банальные вопросы – кто вынесет мусор и помоет посуду, легкие переругивания переросли в ссоры. Съехать со съемной квартиры было проще простого – вещами и мебелью Дима со своей девушкой обрасти не успели. Как, впрочем, и официально зарегистрировать свои отношения.

Вторая попытка семейной жизни закончилась буквально полгода назад. Только теперь у Димы была своя небольшая фирма, приносящая стабильный доход, и двухкомнатная квартира, в которую он никак не решался привести хозяйку на вполне законных основаниях. Вернее, он привел, но узаконивать их отношения упорно не желал. Девушка ждала два года. Первый год молча. В начале второго стала издалека подбираться к этой щекотливой теме. А полгода назад спросила прямо – Жуков, ты вообще собираешь на мне жениться? Жуков не собирался. Сам не знал почему, но не собирался. Девушка не обиделась. Просто покидала свои вещи в чемодан, с которым они летом ездили отдыхать в Турцию, и, предложив остаться друзьями, ушла.

А сейчас Дима почему-то остро почувствовал свое одиночество. Полгода было все равно, а сейчас взгрустнулось. Вон, даже Санька, верный друг с первого класса, деливший с ним все радости и невзгоды, и тот позволил себя окольцевать. И, судя по всему, нисколько этим не тяготился. Дима усмехнулся своим мыслям. Точно, старею. Хотя, если быть честным, то до старости еще далековато. Буквально утром, бреясь в ванной, Дима видел свое отражение в зеркале. Округлившаяся в последнее время физиономия (от хорошей жизни! – как не без улыбки замечает maman) была вполне симпатична. Карие глаза, пожалуй, крупноваты, но в них порой плескался такой бесовский огонь, что женщины просто теряли голову. Свои красивые чувственные губы Дима не замечал, он предпочитал любоваться женскими устами, а не разглядывать свои собственные. Густые темные да к тому же вьющиеся волосы он давно уже стриг совсем коротко, чем вызывал у матери очередную порцию гнева – ей было жаль, что он каждый раз безжалостно уничтожает в парикмахерской такую красоту. Но Дима упорно заставлял парикмахера «чикать покороче», не обращая внимания, что от этого его лицо становится еще круглее. В общем, добавив ко всему этому подкаченное тело ростом метр девяносто, получался вполне неплохой экземпляр. Но Дима никогда об этом не думал. Даже в тот момент, глядя в зеркало на свое покрытое пеной лицо, он улыбнулся, вспомнив, как звонивший только что Санька поздравил его с юбилеем и, предупредив, что они с женой могут опоздать в ресторан (мы же еще маленькие, понимаешь, Диман!) вдруг поинтересовался каким-то загробным голосом:

– Ну что, чувствуешь?

– Чего? – не понял Дима.

– Возраст!!! – Санька выдал ответ таким тоном, будто провозгласил на весь мир Димино восхождение на престол.

Возраст Дима не чувствовал. Даже морщин на лице почти не было – так, парочка возле глаз, да и то они Диму не тяготили и появлялись только когда он щурился. А продольные на лбу – «Так это же от ума! – хохотал как-то раз Сашка. – Просто твоим извилинам в голове тесно, вот они и выпирают!». В общем, внешностью своей Дима был доволен, хотя никогда не обращал на нее внимания. Потому что женские взгляды и так весьма откровенно говорили ему, что у него есть шансы. А ему самому эти шансы были не нужны. Правда, последние полгода одиночества понемногу начинали тяготить Димино тело, но у него уже была на примете одна дамочка, с которой можно будет попробовать разрешить эту проблему. Но дальше – ни-ни!

Дима последний раз затянулся сигаретой, бросил окурок в урну, потянулся, глубоко вдохнув свежий воздух. Эх, хорошо все-таки! Он резко поднялся, шагнул к матери, сграбастал ее в объятья.

– Не меня бы тебе надо обнимать, сынок! – Maman потерлась щекой о его предплечье.

– А ты мне больше нравишься, мам. Одна – больше, чем целый легион всех этих невест!

– Ну и дурак. – Беззлобно ругнула матушка и добавила по-французски – Il est temps de penser le haut de la tête (Пора начинать думать верхней головой). Знавший французский не намного хуже матери Дима улыбнулся и прошептал, целуя ее в макушку:

– Пора, мам, конечно, пора.

* * *

Дима опаздывал на встречу. На очень важную встречу. А тут как назло пробка. Впрочем, чего еще ожидать от центра города в час «пик»? Прикинув свои шансы, Дима покрутил головой и вырулил на правую полосу, намереваясь припарковаться. Отсюда дворами было гораздо короче, это Дима знал точно. Тогда у него еще будет возможность успеть.

Прихватив папку с документами, Дима Жуков почти бегом припустил по тротуару. Резко завернув за угол, он чуть не налетел на какого-то мальчишку. Маленький, чем-то похожий на воробышка, паренек стоял напротив витрины, где были выставлены манекены, облаченные в мужскую одежду.

«Экий модник!» – мелькнуло в Диминой голове, но тут он заметил расставленные внизу витрины игрушечные машины. Именно они-то и привлекли внимание пацана. Дальше додумывать было некогда – Дима уже почти бежал вперед.

На следующий день Диме снова довелось оказаться в центре почти в это же время. Затормозив на светофоре, он повернул голову и увидел вчерашнего мальчика. Тот стоял возле витрины с таким видом, словно и не уходил оттуда. «Дались ему эти машинки!» – мелькнула мысль и исчезла, светофор моргнул, и нужно было продолжать движение.

Когда спустя еще пару дней Дима снова проезжал мимо этого магазина, то уже невольно начал вглядываться в людей.

Мальчик был там. Только теперь на его спине красовался огромный ранец. Значит, он школьник… Дима усмехнулся. Ну да, на дворе же середина мая – каникулы еще не начались.

Минуло еще несколько дней. Дима забегался-замотался по делам. И однажды вечером судьба снова занесла его в ту же самую точку. К магазину.

Увидеть там ребенка в это время было бы удивительно – на часах было без скольки-то минут десять вечера. Дима остановился напротив витрины.

Интересно – какая из этих машинок привлекла внимание мальчугана? Вот этот маленький джип или, может, сверкающий лимузин? Дима усмехнулся своим мыслям. Надо ведь, никогда бы не подумал, что он сам вообще когда-либо их заметит, эти игрушечные автомобильчики. А тут – какой-то мальчишка, маячивший на одном и том же месте с завидным постоянством – и вот уже давно повзрослевший мальчик Дима тоже стоит у витрины и рассматривает машинки. А они ведь и в самом деле красивые. Пусть хоть и китайские, но такие яркие, блестящие… Во времена Диминого детства даже за одну из них пацаны передрались бы в кровь, заведись хоть у кого что-то подобное…

Дима вздохнул. Да, когда он был ровесником этого мальчика, о таких игрушках могли только мечтать. Они уже были, только у родителей денег на них не было. Зарплату тогда платили частями, да и те части умудрялись задерживать иногда на полгода. Дима еще помнил, как maman с тяжким вздохом доставала из кастрюли сваренную «ножку Буша» и умудрялась, сильно размолотив мясо вилкой, сварить из бульона и кости суп, а с мякотью приготовить второе. О крабах, кальмарах и прочей заморской дребедени народ даже и не помышлял. А все равно жилось проще и веселее. Взрослым, конечно, было туговато, а вот ребятишкам… Да на то они и дети, чтобы не замечать мелочей, именно они умеют просто жить и радоваться жизни. Это теперь их ничем не удивишь – ни игрушками, ни вкусностями. А про одежду, так тут вообще просто неловко говорить! Буквально нынче на Восьмое марта Дима выбирал в одном магазине подарок десятилетней дочери своей двоюродной сестры Галки. Олеся – этакая соплюшка ростом метр с кепкой – умудрилась за час вымотать нервы и своей матери и Диме. Мало того, что она пожелала платье именно из этого магазина, так она еще и выбирала это самое платье… Вспомнив сей щекотливой момент, Дима покрылся мурашками. Чур, меня, чур, Господи, от такого действа в другой раз! Лучше уж просидеть целый день над бумагами, или проторчать на стройке, где все ухает, бухает и пылит. Там хоть дело делается, и результат виден, толк рано или поздно будет. А Олесечка… Дима не выдержал и намекнул потом, при следующей встрече, сестрице, что ребенок явно «рамсы попутал». Но родительская любовь уже окончательно ослепила Галку. Сама-то она выросла в такой же подворотне, что и Дима, правда была на три года его постарше. В дальнейшем у нее, как и двоюродного братца, дела пошли в гору. Она удачно вышла замуж, была теперь не бедна, имела крепкую семью. Но то ли ей вдруг приспичило дать своему единственному чаду все то, чего сама не имела в детстве, то ли просто не на кого было плескать волны своей родительской любви… Одним словом, Олеся была с ног до головы завалена игрушками, гаджетами (Дима болезненно поморщился от этого слова, он до сих пор его терпеть не мог), тряпками и прочей дрянью, без которой вполне может вырасти нормальный ребенок…

«Лично я бы выбрал вот этот джип», – подумал Дима, глянул еще раз на машинки и пошел дальше.

* * *

Спустя несколько дней Жукову довелось оказаться на одной из улиц чуть в стороне от центра. Он ехал в машине, когда зазвонил телефон. Поставщик. Пришлось остановиться – разговор был серьезный и требовал внимания. А знак на обочине предупреждал, что поблизости школа. Зачем рисковать – ведь эта ребятня может выскочить откуда угодно…

Поговорив по телефону, Дима поехал дальше. Проезжая мимо школы он вдруг вспомнил мальчишку. «Наверняка он в этой школе учится, а то как бы он мог постоянно возле той витрины оказываться? Не специально же он приходит туда каждый раз, да еще и с портфелем…

На ловца, как говорится, и зверь бежит – за кустами сирени стояли мальчишки, и в одном из них Дима узнал «воробышка». Мальчики, окружившие его, были крупнее и явно старше. «Все ли ладно?» – ворохнулась вдруг мысль. Дима и сам вырос не в пансионате (хоть и в них наверняка всякое бывает). На всякий случай глянул назад. Так и есть – один из пацанов уже вцепился в ранец мальчишки, явно намереваясь его стянуть у того со спины.

Дима вдруг затормозил. Сам не зная почему. Обернулся. Так и есть – у меньшего явно собираются либо прошарить ранец, либо чего-то требуют от него. Жуков направил машину к обочине.

– Слышь, пацаны! – Окликнул мальчишек Дима, выйдя из машины. – Чего вам от него надо?

– Атас! – Крикнул кто-то, и школьники рванули прочь.

Дима постоял, глядя как «воробышек» поднимает с земли свой ранец, как, путаясь в лямках, пытается вернуть его себе на спину. Подошел, поправил ему перекрученный ремень. Мальчик, не глядя на спасителя, тихонько поблагодарил:

– Спасибо.

Дима догадывался, что у того слезы совсем близко, но не удержался и спросил:

– Чего им надо?

– Ничего.

– Так уж и ничего? А пристают в первый раз?

Ответом было молчание. И поднимать глаза на него «воробышек» так и не собирался. Дима посмотрел на его коротко стриженный затылок. Понятно…

Вообще-то это было совсем не его дело. Мало ли мальчишек обижают на белом свете! Но, сам не зная почему, Дима влез в это «не свое» дело.

– В общем, будут в следующий раз приставать – давай сдачи. Драться-то умеешь?

Молчание.

– Смотри!

Дима показал на собственных руках нехитрый прием с захватом большого пальца. Вышло корявенько, но мальчишка глянул, наконец, исподлобья.

– Я так не умею.

– Учись. В секцию какую-нибудь запишись, а то так и будут тебя шпынять. А главное – никогда не позволяй себя обидеть.

– Но их много…

Дима осекся. Похоже, у парня серьезные проблемы, и наверняка это уже не первый случай.

– Отцу скажи. Он что-нибудь посоветует.

Пацан сразу нахохлился и, не глядя на Диму, буркнул:

– Ладно, я пойду.

И действительно пошагал прочь. Дима остался стоять, и, глядя мальчишке в спину, запоздало сообразил, что его рекомендации тому не понравились. Точнее – его упоминание об отце. Вот, блин, дурак! Надо же было такое брякнуть! Может у мальчика какие-то проблемы с отцом, а, может и вовсе того нет. А что, мало ли, всякое ведь в жизни бывает…

Дима обругал себя за необдуманную речь, повернулся и пошел к машине.

Когда неделю спустя Жуков снова увидел возле витрины паренька, то вздохнул почти с облегчением. Начал уже как-то привыкать к нему что ли…

Торопиться было некуда и Дима, припарковав машину неподалеку, подошел к мальчику.

– А ты какой бы из них выбрал? – спросил он, глядя в витрину.

Мальчик повернул голову, посмотрел снизу вверх на Диму. Сейчас он, по случаю жаркой погоды и каникул был в футболке и без ранца, и еще больше походил на воробышка.

– Джип.

«Знаешь, я тоже» – подумал про себя Дима, но мальчишке ничего не сказал. «Подумает еще, что подлизываюсь».

Они снова молча уставились на машинки. Стоять на припеке было очень жарко.

– Хочешь мороженого?

Мальчик покосился на Диму. Теперь уже с явной опаской.

– Нет.

Заметив его испуг, Жуков сообразил, что он прав. Подошел какой-то чужой мужик, пристает с вопросами. Да еще и мороженым соблазняет. Мало что ли детей пропадает… Наверняка мальчик уже миллион раз предупрежден родными, да и в школе ребятишкам напоминают про осторожность.

– Я… это… Ты не подумай, что я к тебе пристаю. А мороженое вон там продают, в ларьке. Даже ходить никуда не надо. В общем, если хочешь, мы его прямо там и съедим. Ты какое больше любишь?

Мальчик попятился было от Димы, но потом глянул на стоявший метрах в тридцати ларек. Господи, да в любой другой раз Дима и сам бы отругал за такую доверчивость маленького ребенка, но только не сейчас. Сейчас ему хотелось, чтобы паренек согласился на его предложение. Он и сам не понял почему, но этот «воробышек» чем-то его «зацепил»… Что это было – Дима не знал, да и знать не хотел. Просто так. Бывает ведь что-то в нашей жизни просто так? Когда ты не думаешь, не заморачиваешься, а просто принимаешь что-то таким, как оно есть.

Бывает ведь?

Или не бывает?

Минут через пять они уже стояли в тени ларька и старательно работали языками, слизывая мороженое. Жуков – огромный пломбир, а мальчуган – цветную массу в вафельном рожке. Лакомство явно подействовало расслабляющее, они разговорились. Просто так, ни о чем. Обсудили внезапно наставшую жару, второй и такой классный день каникул.

Буквально в пяти шагах от ларька проходила красивая кованая ограда, за которой цвели акации. Огромные кусты были почти сплошь покрыты душистыми желтыми соцветиями. Легкий сладковатый аромат пробивался даже сквозь тяжелые городские запахи.

Дима почему-то с детства любил акацию. Во дворе, где он вырос, ее всегда росло очень много. В конце мая – начале июня кусты покрывались желтым цветом и долго радовали глаз. А потом ребятня с превеликим удовольствием обдирала с акации тоненькие стручки и всегда находила им какое-нибудь применение: крепкими малюсенькими горошинами можно было недурно плеваться в трубочку, девчонки, играя в «дочки-матери», «варили» какое-нибудь «блюдо».

Дима буквально на несколько секунд словно провалился в прошлое. Бог ты мой, как же хорошо-то было! А ведь если бы не мальчик, то так и пробегал бы да проезжал он мимо и вряд ли нашел время полюбоваться на золотые душистые россыпи…

Тут в Димином кармане очнулся телефон и запел голосом Мирей Матье «Подмосковные вечера». Маman.

– Привет, мам.

– Привет, сын. Заедешь сегодня?

– Очень нужно? – поинтересовался Дима, втайне лелея мечту на отрицательный ответ. У матери он был буквально позавчера, соскучиться им друг по другу было еще рано.

– Хороший вопрос, – похвалила maman, но не обиделась. – Можешь, конечно, и не приезжать. Только придется мне творожную запеканку соседской собаке отдать.

Ничего себе! И это говорит maman, его maman, которая знает, как любит сие блюдо ее великовозрастный сын! Даже нет, Дима материну запеканку не просто любил, он ее обожал! Потому что именно его maman умела ее готовить так, что не любить ее, то бишь, запеканку, было просто невозможно. Это одно из немногих блюд, которые его матушка творила так, что можно было язык проглотить. Это была не просто запеканка, это был кулинарный шедевр. Он не знал, что она в нее клала еще кроме творога, но это было нечто! «Когда-нибудь ты, наконец, познакомишь меня со своей девушкой, и я открою ей некоторые свои маленькие секреты».

– Мам, это провокация! – Возмутился Дима и шумно лизнул подтекающее мороженое.

– Что это? – тут же навострила уши maman. – Что ты там делаешь? Я тебе не помешала?

– Нет, не помешала. – Дима покосился на мальчугана, и перешел на французский. – Я ем мороженое в компании одного симпатичного паренька.

– Ты начал увлекаться мальчиками?! – Ахнула трубка.

– Елизавета Константиновна! – С укором произнес сын, чуть не подавившись мороженым.

– А что? Ты же сам сказал.

– Я не то имел в виду.

– Не знаю, что ты имел в виду, но надеюсь, что запеканка тебя дождется. Все, извини, ко мне пришли.

Maman отключилась. Дима только покачал головой и убрал телефон в карман.

– Вы, что, не русский? – Паренек поднял глаза на Диму.

– Почему не русский? – Не сразу понял тот. – А-а… Это я по-французски говорил. У меня мама преподает этот язык. Вот и я научился.

– А-а… – Понимающе произнес мальчик и глянул на Жукова с явным уважением.

В кармане Димы снова ожил телефон. Звонили по работе. Дима отозвался, послушал трубку, потом прикрыл ее рукой.

– Ты извини, парень, мне надо идти. А мороженое доедай, не спеши.

И Дима пошагал к машине.

* * *

В гостях у maman была девушка. И сидела здесь уже явно давно, потому как Дима явился к матери только через пару часов после звонка. Впрочем, это если предположить, что именно она пришла к Елизавете Константиновне во время ее разговора с сыном.

Дима на эту тему заморачиваться не стал. Поздоровался, глянул мельком. «Симпатичная» – отметил без особого энтузиазма. Неужели maman опустилась до того, чтобы начать сватать сына прямо на дому?

Девица сидела в комнате на диване. На коленях – раскрытая книга. Рядом (тоже раскрытая) общая тетрадь. В руке – (совершенно безо всякого намека на маникюр!) ручка. На вид девице лет двадцать, может чуть больше. Все-таки, наверное, это студентка. Дима перевел дух. Сватовство отменяется. Мaman, по-крайней мере, не должна додуматься до того, чтобы выбрать себе в снохи почти ребенка. Хотя… Студенты, причем не важно какого пола, в ее квартире появлялись крайне редко. Его мудрая мать умела зарабатывать деньги, но старалась не смешивать быт и работу. Неужели все-таки невеста?

Дима протопал на кухню, схватил кусок запеканки и тут же получил по рукам.

– Когда ты научишься мыть руки? Что ты как маленький?

Сунув вожделенный кусок в рот, сын развернулся к раковине.

– Кстати, какой мальчик был там с тобой? Я что-то не поняла…

Дима и сам не понял, что именно толкнуло его сегодня к мальчишке, и потому не стал объяснять матери подробностей, отделался какими-то общими словами.

Мысли maman были заняты чем-то другим, она не стала дальше развивать тему. Сыну был вручен только что вскипевший чайник и отдан приказ о сервировке стола в комнате. Дима насторожился. Чай можно было попить и на кухне, но у матери имелся маленький бзик – если в доме были чужие люди, тогда даже простое чаепитие происходило в передней комнате. Это не очень понравилось Диме. Во-первых, сие означало, что девица не уберется от них еще некоторое время. А, во-вторых, это грозило вырасти в нечто большее, чем просто занятия на дому. По-крайней мере, maman не просто так расщедрилась на прием.

Дима отстрадал положенное время, пока студентка третьего курса («кстати, отличница почти по всем дисциплинам!») наговорятся с maman. Сам он предпочел отмалчиваться. Девица была очень даже ничего, судя по тому, что произносили ее красивые губы, еще и не глупая к тому же. Да что там говорить – maman ни в коем случае не стала бы знакомить их, если бы что-то было не так. Судя по всему, данная кандидатура в качестве претендентки на Димину вторую половинку ее вполне устраивала.

Но не устраивала самого Диму. И он просто мечтал, чтобы момент расставания произошел как можно быстрее. И очень надеялся, что этими двумя дамами не будет применен запрещенный прием под названием «надо приводить девушку». Предчувствие не обмануло Диму. Под конец встречи maman сделала такое лицо и так глянула на сына, что тот и без слов понял, что от него требуется. «Попал!» – пронеслось в его голове, но Диму спас телефонный звонок. Господи, Галка! Никогда еще Дима Жуков не был так рад сестре!

– Привет, радость моя! – Дима сделал извиняющуюся мину для присутствующих дам и вышел из комнаты, продолжая лить нектар в трубку. – Наконец-то ты позвонила! Я так ждал…

– Чего это ты вдруг? – Двоюродная сестра сразу почуяла подвох. – Перепил что ли?