Тем временем необходимость реформирования Варшавского пакта, но не на принципах подчинения его СССР, продолжала обсуждаться представителями партийно-государственного руководства ряда стран-участниц блока. Помимо Румынии активность проявила летом 1968 г. и чехословацкая сторона. 15 июля 1968 г. заведующий военным отделом ЦК КПЧ генерал В. Прхлик призвал к проведению внутренних изменений ОВД с целью обеспечить равенство участников и не допускать использования этого альянса в политических целях, т. е. вмешательства во внутренние дела государств-членов пакта[725]. Орган Министерства обороны ЧССР журнал «Lidova armada» («Народная армия») опубликовал 2 июля 1968 г. «Меморандум ВПА» (имелась в виду Военно-политическая академия им. К. Готвальда), авторами которого были В. Ржевчек, М. Ждимал, Б. Шварц. В нём отрицалась военная опасность со стороны НАТО, которая считалась мифом. Варшавский блок рассматривался как наследие сталинизма и креатура СССР. Документ был одобрен и поддержан начальником ВПА В. Менцлом и ещё 12 сотрудниками академии. Происходившее было резко осуждено 23 июля 1968 г. на страницах органа советского Министерства обороны газеты «Красная звезда», а само заявление Прхлика, вероятно, лишний раз убедило Кремль в существующей опасности, исходящей из Праги.
В частном разговоре министра иностранных дел СРР К. Мэнеску с послом США в ООН А. Гольдбергом, состоявшемся вечером 9 мая 1968 г. в Нью-Йорке, где глава румынской дипломатии находился как председатель XXVII сессии ГА ООН, со стороны главы румынского МИДа была выражена «обеспокоенность относительно отсутствия опровержений как из советских, так и чехословацких источников по поводу нынешних сообщений о передвижении советских войск»[726]. При этом Мэнеску считал, что в случае, если такие опровержения не последуют от обеих сторон в самое ближайшее время с формулировкой «“империалистические фальшивки”, то ситуация будет очень серьезной»[727]. Несмотря на это, Румыния, как заявил об этом министр своему американскому собеседнику, пожелав, чтобы его слова были переданы Госсекретарю США Д. Раску, была готова дать отпор любой иностранной попытке интервенции[728]. По линии румынской разведки Бухарест был достаточно хорошо осведомлен о начавшейся фактически в мае 1968 г. подготовке вероятного вооруженного вторжения СССР и его союзников в Чехословакию[729]. Разработка плана военной интервенции СССР под прикрытием коалиционных действий стран-членов Варшавского пакта, известной как операция «Дунай», действительно началась весной 1968 г.[730]Подготовительно-рекогносцировочной стадией его реализации стало проведение в мае-июне 1968 г. командно-штабных учений «Шумава». Следующими по значимости стали войсковые учения «Неман», проводившиеся с 23 июля по 10 августа 1968 г. на территории трёх государств – СССР, Польши и ГДР, а также учения ПВО «Небесный щит» и ряд других. Параллельно советское партийно-государственное руководство, а также главы режимов стран-союзниц по блоку делали предупреждения руководству Чехословакии о необходимости смены политического курса. Решающими в этом смысле были встреча 4 мая Л. Брежнева с А. Дубчеком в Москве и 29 июля в Чьерной-над-Тисой, а также встреча А. Дубчека с главой коммунистического режима Венгрии Я. Кадаром 17 августа в Комарно.
В начале мая 1968 г. советское руководство достаточно однозначно определяло для себя как ситуацию, складывавшуюся в Восточной Европе, так и желательный образ действий СССР по решению имеющихся, по мнению Кремля, проблем. 6 мая 1968 г. Брежнев уже открыто заявил на заседании Политбюро: «Нам нужно обезопасить себя и весь социалистический лагерь на западе, на границе с ФРГ и Австрией. Мы знаем, что введение войск и принятие других мер, которые мы намечаем, вызовет бунт в буржуазной печати. Очевидно, и в чешской. Ну что же, это не впервой. Зато мы сохраним социалистическую Чехословакию, зато каждый подумает после этого, что шутить с нами нельзя. Если будут стоять 10 дивизий наших на границе с ФРГ, разговор будет совершенно другой»[731].
Усиление внешнеполитической активности Бухареста весной 1968 г. имело цель укрепить его позиции на международной арене. Визит французского президента Ш. де Голля в Румынию 14-18 мая 1968 г. представлял особый интерес для главы коммунистического режима Н. Чаушеску, так как Париж подчеркнуто демонстрировал свою особую позицию в отношениях с США и НАТО, выйдя в 1966 г. из военной структуры альянса. Для Бухареста этот факт имел исключительное значение и создавал некоторую аналогию с румынской позицией в коммунистическом блоке и Варшавском пакте. Визит де Голля планировался ещё в 1967 г., но был отложен в связи с Семидневной войной на Ближнем Востоке, а в мае 1968 г. оказался под угрозой срыва из-за начавшихся студенческих волнений во Франции. Однако французский президент счёл поездку в Румынию значимой с точки зрения выражения уважения к Н. Чаушеску. Он демонстративно подчеркивал необходимость «придания особой важности визиту в Румынию»[732]. В свою очередь, члены делегации стали очевидцами проявлений поддержки румынами «особого курса», проводимого главой страны[733]. К аналогичному выводу приходили и другие зарубежные наблюдатели, которые отмечали летом 1968 г., что «аплодисменты “Марсельезе” в исполнении цыган могут быть расшифрованы просто: румыны не только одобрили внешнеполитическую линию партии и правительства, но они довольны ею»[734]. Серьезную морально политическую поддержку особой позиции Румынии в Варшавском пакте оказывало и руководство Югославии, пресса которой постоянно подчеркивала положительный характер самостоятельности Бухареста как внутри ОВД, так и на международной арене[735].
Одновременно Белград начинал высказывать серьезные опасения по поводу возможного «прямого вмешательства» в чехословацкие дела, что фактически означало военную интервенцию СССР и его ближайших союзников. Политический аспект проблемы (нарушение национального суверенитета) находился в прямой связи с вопросами обороны, так как затрагивал важную для Белграда тему – роль и место Варшавского пакта в Восточной Европе и её балканском секторе. Руководство СФРЮ стремилось добиться лидирующих позиций на Балканах во взаимоотношениях с соседними государствами и обеспечить себе сильные позиции, необходимые для укрепления роли Югославии в Движении неприсоединения, а также на международной арене во взаимоотношениях со странами НАТО и США. 17 июля 1968 г. югославский официоз газета «Борба» уже открыто предупредила Восточный блок против любых попыток вмешательства во внутриполитические дела Чехословакии[736]. Тем временем среди советских экспертов, занимавшихся проблемами международных отношений и связанных с партийными органами, в 1968 г. впервые стал рассматриваться как один из возможных вариантов развития ситуации на Балканах серьезный кризис Югославии. В специально составленном по запросу ЦК КПСС аналитическом документе его авторы из числа представителей сотрудников советской Академии Наук «выражали сомнения относительно возможности продолжения преемниками Тито его политики и даже самой возможности сохранения СФРЮ как единого государства»[737].
На встрече Госсекретаря Д. Раска и советского посла в США А. Ф. Добрынина 22 июля 1968 г. глава американского внешнеполитического ведомства дал недвусмысленно понять, что начинавшая обостряться «чехословацкая проблема» является исключительно делом Восточного блока и США не собираются участвовать в её решении. Череда совещаний представителей стран-участниц ОВД, прошедшая в мае – первой половине августа 1968 г., включая совещания глав коммунистических партий, была посвящена «чехословацкому вопросу». Помимо собственно Чехословакии на этих встречах отсутствовали представители фактически заморозившей свои отношения с Варшавским пактом и большинством его членов Албании и продолжавшей являться членом ОВД и не заявлявшей о своём выходе из неё Румынии.
Ситуация начала августа 1968 г., складывавшаяся во взаимоотношениях Бухареста и Москвы, свидетельствовала о том, что советское партийно-государственное руководство взяло курс на временную изоляцию руководства коммунистической Румынии. Оно также приступило к оказанию нажима на румынскую сторону, используя такие методы, как демонстрация военной силы. В «Бюллетенях информации Совета Государственной Безопасности» Румынии, печатавшихся в количестве 5 экземпляров только для высшего руководства, за период начала августа 1968 г., а также в особых записках СГБ, направлявшихся в адрес очень ограниченного числа лиц, прежде всего лично Н. Чаушеску[738], сообщалось о концентрации в конце июля 1968 г. советских войск на сопредельной с румынской территорией Молдавской ССР. Приводились также разведсводки румынской службы радиоперехвата, по данным которой возросла активность радиообмена между советскими воинскими частями, расквартированными в Молдавской ССР и Украинской ССР[739]. Одновременно сообщалось о деятельности советского военного атташе и его коллег из других восточно-европейских стран, направленной на сбор военной информации, и о попытках различных советских организаций направить под различными предлогами «туристов» в Румынию с очевидной целью получения ими информации о происходящем в стране. В специальной записке СГБ № 148 от 5 августа 1968 г. сообщалось о «некоторых враждебных действиях, предпринимаемых советскими властями против СР Румынии». Речь шла о введении ограничений на пересечение границы, посещений родственников и демонстративном грубом обращении с гражданами Румынии. Сообщалось также об обращении ряда советских граждан в посольство СРР в Москве с заявлениями, осуждавшими политический курс руководства Румынии[740].
Тем временем Н. Чаушеску демонстративно посетил Прагу 15-17 августа 1968 г., т. е. фактически накануне интервенции ОВД (даты начала которой он точно не знал) и пытался оказать моральную поддержку А. Дубчеку и его сподвижникам. В своих высказываниях глава румынской делегации постоянно подчеркивал заинтересованность в укреплении самостоятельности и национального суверенитета коммунистических стран. Примечательно, что ещё накануне, выступая в Военной академии в Бухаресте по случаю очередного выпуска её слушателей, он заявил: «Решение внутренних проблем относится исключительно к компетенции партии и народа соответствующей страны, и вмешательство любого рода может только нанести вред делу социализма, дружбы и сотрудничества социалистических стран»[741]. В ходе визита в Прагу 16 августа был заключен Договор о дружбе, сотрудничестве и взаимной помощи, что вызвало серьезную обеспокоенность в Кремле.
Руководство коммунистической Албании довольно жёстко выступило как против действий Москвы, которая, по мнению Э. Ходжи, фактически занималась игрой, выбирая между Новотным и Дубчеком (последний, как полагал глава АПТ, в конечном счете, дистанцировался от Москвы), так и против чехословацкого движения реформ под руководством КПЧ. Тирана призвала к созданию «подлинной марксистско-ленинской партии»[742].
В конце августа – начале сентября 1968 г. в Вашингтоне уже тесно связывали гипотетический Центрально-Европейский ТВД с Юго-Восточным для НАТО или Юго-Западным для ОВД театром военных действий. Выводы американского Госдепа касались и ситуации, складывавшейся с Балканскими коммунистическими странами: «В то время как чешский кризис сконцентрировал внимание НАТО на Центральном фронте, беспокойство относительно советского давления на Румынию и Югославию ставит на повестку дня проблему безопасности в Средиземноморье. На июньской встрече в Рейкьявике министры стран-членов НАТО дали серьезные указания, направленные на улучшение подготовки командования, расположения сил ВМФ первой степени готовности и деятельности в области разведки.
Всё это было направлено, прежде всего, против усилившегося советского военно-морского присутствия в Средиземноморье. Недавние события могут потребовать пересмотра и/или интенсификации действий НАТО по обеспечению безопасности в Средиземноморье и на Юго-Восточном фланге НАТО»[743].
Помимо усиления советского военно-морского присутствия в регионе, что являлось видимой частью противостояния Западного и Восточного блоков, существовали и неизвестные для НАТО и США действия, предпринимавшиеся отдельными членами Варшавского пакта на чувствительных для Североатлантического альянса направлениях, к числу которых относилось балкано-средиземноморское. Внутриполитическая ситуация в Греции – одном из важных с точки зрения оборонных интересов НАТО членов – постоянно находилась в центре внимания соседней с ней коммунистической Болгарии – наиболее «верном» союзнике СССР на Балканах. К августу 1968 г. по линии КДС Болгарии были реализованы выходы на находившихся в запасе или уволенных из греческих вооруженных сил после переворота в апреле 1967 г. офицеров, включая одного из бывших руководителей КИП – разведывательной организации Греции. С момента установления военно-политического режима в Афинах СССР взял курс на проведение подрывной работы против него через местную компартию. Среди действий, планировавшихся с участием советского КГБ, предусматривалась подготовка к актам вооруженного саботажа[744]. В Болгарии в горных районах Пирина и Беласица были созданы специальные пункты перехода[745], а в Петриче расположился законспирированный пункт советского КГБ[746]. Поэтому последовавшее в 1968 г. обращение Софии к Москве с сообщением о том, что в случае необходимости есть возможность проведения государственного переворота с опорой на часть недовольных режимом офицеров и силы КПГ не были случайным. Однако советское партийно-государственное руководство отказалось от этой операции, имея в виду чехословацкий кризис, исключительную настороженность Запада в отношении действий ОВД в Восточной Европе и жёсткие заявления со стороны США и НАТО, носившие характер предупреждения Москве и её союзникам не переходить условную «линию» между блоками.
§13. «Балканская Прага’68»: Бухарест, Белград и Тирана в ожидании действий ОВД
Действия членов Варшавского пакта в отношении Чехословакии серьезно повлияли на оборонные планы коммунистических режимов стран Балканского региона, из которых лишь Болгария не только поддержала интервенцию 21 августа, но и способствовала её планированию, а также реализации при участии болгарского воинского контингента. Болгарское участие в акции Варшавского пакта против Чехословакии подготавливалось в период с 30 июля по 20 августа «по указанию соответствующих советских военных инстанций»[747], но было несопоставимо малым по сравнению с силами СССР, Польши, Венгрии и ГДР, задействованными в интервенции. Из введённого в Чехословакию 300 000 личного состава войск ОВД, 6 000 танков, 3 000 орудий и 1 000 боевых самолётов, количество болгарских военнослужащих составляло 2 164 человека при вводе в Чехословакию и 2 177 при выводе; количество танков (все Т-34) составляло 26 единиц, а военная авиация вообще не привлекалась. В процентном соотношении болгарское участие составляло по личному составу 0,6%, а по танкам и самолётам соответственно 0,43% и 0%[748]. Болгарские подразделения, действовавшие в составе советского воинского контингента, составляли 12-й мотострелковый полк, дислоцировавшийся в Елхово 2-й мотострелковой дивизии (Стара Загора), и 22-й мотострелковый полк с дислокацией в Харманли 7-й мотострелковой дивизии (Ямбол). Их вступление на территорию Чехословакии было осуществлено через СССР на основании приказа Министерства народной обороны НРБ от 19 августа о переподчинении двух болгарских полков Главнокомандующему ОС ОВД и секретного постановления Совета министров НРБ от 20 августа 1968 г.[749] Совместная интервенция СССР, ВНР, ГДР (её воинские подразделения в последний момент не были задействованы и находились в готовности на границе), НРБ и ПНР в ночь с 20 на 21 августа 1968 г. против Чехословакии продемонстрировала важность для ОВД так называемого южного стратегического направления: помимо Центрального фронта были созданы Прикарпатский (на базе Прикарпатского военного округа) и Южный (на базе южной группировки в Венгрии)[750].
20 августа 1968 г. в 20 часов 15 минут по местному времени советский посол в Вашингтоне А. Ф. Добрынин зачитал на экстренной встрече с американским президентом Л. Джонсоном сообщение об операции стран ОВД против Чехословакии. Ровно через два часа Джонсон срочно собрал заседание Совета Национальной безопасности, где было принято решение об аннулировании планировавшегося президентского визита в СССР. На следующий день, 21 августа, Джонсон выступил с осуждением действий СССР и его сателлитов.
Коллективная агрессия под руководством СССР против Чехословакии, примечательной и характерной особенностью которой было информирование в последний момент союзника СССР по Варшавскому пакту – Румынии, дала серьезный повод для предположений в политических и военных кругах ряда стран Запада относительно возможных действий Москвы в отношении тех из коммунистических государств Центральной и Восточной Европы, которые демонстрировали свою независимость. Одной из первых в этом ряду считалась именно Румыния. Складывавшаяся ситуация вызывала серьезную обеспокоенность в США и НАТО.
23 августа 1968 г. на встрече политического и военного руководства США была озвучена информация о том, что «румыны испытывают значительные опасения, потому что они боятся того, что коль скоро Россия двинулась на Чехословакию, она может выступить в то же время и против Румынии. Это объясняет мобилизацию румынских сил». Особое внимание было уделено тому, что «Румыния из всех правительств в мире заняла одну из наиболее жёстких публично озвученных позиций по Чехословакии». Также отмечалось, что это «не является лишь вопросом двусторонних отношений между Советским Союзом и Соединенными Штатами, а вопросом, когда Советский Союз – против всех остальных». Попытка выяснить не только реальную ситуацию с передвижением советских войск около границ Румынии, но и отношение официального Бухареста к происходящему, была предпринята заместителем Государственного секретаря Ч. Боленом и ответственным за восточноевропейское направление Госдепа Г. Капланом во время их встречи с румынским послом в США К. Богданом в тот же день 23 августа 1968 г. Однако ответ посла был уклончив и сводился к тому, что дипломат сообщил об отсутствии у него подобной информации[751]. Данная позиция была вызвана нежеланием румынской стороны слишком глубоко посвящать Вашингтон в характер своих отношений с Москвой и допустить, чтобы подобная информация могла быть воспринята как жалоба на Кремль в условиях, когда Белый Дом был не в состоянии оказать реальную помощь, хотя его представители в лице высших чиновников Госдепа и сообщили румынской стороне о непризнании раздела мира на сферы влияния[752]. Для Бухареста было важно подчеркнуть свою самостоятельность в Восточном блоке и использовать своё членство в нём как инструмент давления одновременно и на Вашингтон, и на Москву. Именно поэтому К. Богдан заявил о том, что Румыния не собирается покидать ОВД[753].
Вашингтон и Лондон, буквально накануне советского вторжения в Чехословакию, серьезно рассматривали меры по противодействию СССР и его союзникам в случае, если они не остановились бы в Чехословакии, а продолжили движение в направлении Германии, Австрии, Албании и Югославии[754]. 24 августа 1968 г. помощник Госсекретаря США по европейским делам Дж. Лиди направил Госсекретарю Д. Раску предложения относительно возможных действий США и их союзников в случае нападения СССР на Румынию. Среди предлагавшихся мер были демонстративное усиление сил НАТО в Европе и военно-морского присутствия в Средиземноморье, оказание помощи Югославии и усиление гарнизона в Западном Берлине, а также сокращение культурного обмена между Западом и СССР, включая его союзников – вероятных участников агрессии против Румынии[755].
Одновременно Западный блок вёл работу, нацеленную на предотвращение роста влияния противостоящей стороны в Балканском регионе. Вьетнамская война, не пользовавшаяся популярностью в самих США и за рубежом, была одним из уязвимых мест внешнеполитического имиджа Соединенных Штатов и наносила серьезный урон их престижу на международном уровне. Поэтому чехословацкий кризис и его последствия для мирового коммунизма оказались в центре внимания американских аналитиков и пропагандистов. Советская разведка, сумевшая добыть агентурным путем соответствующую информацию, сообщала в ЦК КПСС: «В подготовленной спецслужбами США ориентировке – инструкции для радиостанции “Свобода” на декабрь 1968 г. даются следующие указания относительно передач, посвященных международному положению СССР. В передачах по внешнеполитическим вопросам следует постоянно подчеркивать, что на развитие современной международной обстановки серьезное влияние оказал ввод в Чехословакию войск пяти стран Варшавского Договора, в результате чего было сведено на нет смягчение в отношениях между Востоком и Западом… необходимо также проводить мысль о том, что события в Чехословакии крайне неблагоприятно сказались на положении коммунистических партий многих стран…»[756]
Румыния, Албания, Югославия и КНР выступили с резкой критикой действий СССР и его союзников. При этом каждая из сторон имела собственные причины и мотивы для занятия подобной позиции. Для Пекина и Тираны[757] интервенция являлась ещё одним аргументом в пользу теории социал-империалистического характера СССР. Албанское руководство одновременно проявило опасения относительно возможных действий СССР, обладавшего военно-морской группировкой в Средиземноморье, против Албании[758]. 21 сентября 1968 г. Председатель Президиума Народного собрания ΗΡΑ X. Леши направил телеграмму президенту Египта Г. Насеру, в которой приравнял политику СССР к американской в регионе Средиземного моря. Более того, в послании содержалась ссылка на существование советских военно-морских баз в Египте и заявлялось о готовности Албании защищать свою независимость, а также недвусмысленно выражалась надежда на недопущение египетскими властями использования баз ВМФ для подготовки нападения на НРА[759]. Во время состоявшейся между послами Египта и Албании беседе в ноябре 1968 г. египетский дипломат заявил об отсутствии военных баз СССР в его стране и недопущении каких-либо действий против НРА с территории его страны[760]. Тем не менее албанская сторона обратилась к китайской с просьбой о предоставлении тяжёлого вооружения, но руководство КНР не согласилось с этим и рекомендовало, используя складывавшуюся обстановку, усилить взаимодействие с Югославией и Румынией, обеспечив, таким образом, совместную оборону части Балкан[761]. В то же время вопрос о военной и экономической помощи Тиране не был снят с повестки дня в Пекине. Поездка албанской военной делегации под руководством министра обороны Б. Балуку в КНР в октябре 1968 г. и ответный визит китайской военно-партийно-государственной делегации во главе с начальником штаба китайской армии Хуа Янгшеном, являвшимся также членом ЦК КПК, были посвящены именно военно-техническому сотрудничеству[762].
Оценка Э. Ходжей действий Москвы была следующей: «Советские ревизионисты, под ширмой Варшавского Договора, совершили военную агрессию против Чехословацкой Социалистической республики и её народа… После братиславской встречи чехи торжественно приняли Тито, который распетушился спасителем Чехословакии и отбыл из Праги с высоко поднятой головой, с выпятившейся грудью, и за оказанные услуги заполучил чек в 13 миллионов долларов у чехословацкого правительства и ещё другой чек в 16 миллионов долларов у американцев. Несколько дней спустя чехи приняли у себя Чаушеску, который прикидывался буйной головушкой»[763]. Государственное радио НСРА в передаче от 21 августа 1968 г. официально охарактеризовало советские действия как фашистские[764]. 23 августа была обнародована совместная декларация ЦК АПТ и Правительства НРА, в которой действия СССР и его союзников были подвергнуты осуждению[765]. Московское радио на албанском языке в ответ на обвинения Тираны выдвигало претензии к албанскому партийному руководству как союзнику «ревизионистского» руководства
КПК. В конце августа 1968 г. официальная Тирана уже перешла к жёсткой критике руководителей тех стран-членов ОВД, которые участвовали в интервенции: В. Гомулки, Т. Живкова, Я. Кадара и В. Ульбрихта. Таким образом, отношения коммунистической Албании и Болгарии, которые и до этого не были особенно дружелюбными, становились ещё более прохладными. Имея в виду, что обе страны принадлежали к коммунистическому блоку и являлись членами регионального Балканского сообщества, такое развитие событий могло серьезно повлиять на политические и военные аспекты ситуации. Это нашло своё выражение в действиях Тираны, решившей узаконить разрыв с Варшавским блоком. На пленуме ЦК АПТ 5 сентября 1968 г. фактически было принято данное решение. Однако с целью соблюдения законности и демонстрации государственного, а не исключительно партийного подхода к проблеме, предстояло провести соответствующий законопроект через парламент. Сам Э. Ходжа так объяснял происходившее: «Сегодня [13 сентября] депутаты обсуждали в Народном Собрании представленный вчера доклад “О позиции НРА в отношении Варшавского Договора” и поддержали предложение о его денонсировании…Чаша переполнилась! Де-факто мы были вне Варшавского Договора, но после агрессии против Чехословакии надо было сделать этот шаг также де-юре. Денонсирование этого Договора и выход нашей страны из него являются мерой огромного значения и связаны, прежде всего, с защитой независимости нашей Родины»[766]. Это решение, несмотря на то, что лишь закрепляло формально отказ от участия коммунистической Албании в ОВД, достаточно серьезно влияло на взаимоотношения Тираны с бывшими союзниками по пакту из числа Балканских государств – его членов, в частности Болгарией и Румынией. Оборонная политика Албании строилась не только на военно-технической обеспеченности вооруженных сил и их мобилизационной готовности. Помимо них в расчёт бралось отношение мирового сообщества, включая крупные международные организации, в частности ООН, к действиям, подобным тем, которые предпринял Варшавский пакт против Чехословакии. Для Э. Ходжи было важно понять, мог ли он рассчитывать на международную поддержку в случае иностранной интервенции. Происходившее на Балканах в контексте чехословацкого кризиса становилось важным аргументом в пользу занятой ранее Албанией позиции. Ходжа делал неутешительный вывод: «Никто не может верить легенде о том, будто Советский Союз был вынужден совершить вооруженное нападение на Чехословацкую Социалистическую Республику ввиду угрозы вооруженного нападения на неё империалистов, если известно, что советские ревизионисты заранее уже договорились со своими союзниками – Соединенными Штатами Америки – и получили их полное согласие на эту агрессию, против которой не только американцы не потрудились даже мизинцем шевелить, но даже и боннская Германия не проявила раздражения, несмотря на то, что у её южных границ сосредоточились крупные советские войска. Советская фашистская военщина, сосредоточившая войска в Народной Республике Болгарии, и клика Тодора Живкова, позволившая превратить болгарскую территорию в агрессивную базу против народов Балкан, в частности, против Албании, никого не могут ввести в заблуждение, утверждая, будто наши заявления о присутствии этих войск на болгарской территории являются выдумкой…»[767]