Повесть о государевом слонопасе

***

Весна в этом году выдалась хорошая. С начала мая установилась тёплая погода. Два-три раза в неделю проливались короткие дожди, иногда с грозой, но без сильного ветра и града. Так что к концу июня московские рынки были завалены свежей зеленью, огурцами, молодой редиской и другими нехитрыми плодами, которые при правильном уходе и божьей помощи родит подмосковная земля.

После сытного обеда приятно посидеть одному в прохладе и сумраке приказной палаты. Срочных дел нет, начальства нет, сотрудники разбрелись кто-куда по двору: греются, прикрыв глаза, на солнышке или, собравшись небольшими группами, вполголоса обсуждают свежие городские сплетни. Никита примостился на сундуке в простенке между печью и шкафом с бумагами, задремал. Мягкая войлочная подстилка надёжно защищала снизу от кованых железных полос и заклёпок выпуклой крышки. Печь по причине летнего времени не топили, и узорчатые изразцы приятно холодили спину. Подошвы сапог упирались в дубовую стенку добротно сработанного канцелярского шкафа. Сидеть было хорошо и удобно.

Стукнула тяжёлая дверь. Кто-то вошёл. За печкой Никиту не видно, и пока не зовут, можно не показываться.

– Есть кто живой? – прокатился под сводчатым потолком зычный голос.

«Матерь божья, – подумал Никита, – это ж сам Богдан Матвеевич. Вот влип. Что делать-то? Отозваться или подождать? Авось пронесёт».

Но не пронесло.

Богдан Матвеевич Хитрово, боярин Земского приказа, постоял недолго в проходе между столами, обождал пока глаза привыкнут к полумраку и двинулся вперёд. Он медленно и тихо ступал кожаными подошвами мягких сапог по каменным плитам пола, деликатно обходил углы тяжёлых скамеек, обитых сукном тёмно-зелёного цвета, с древних времён почитаемого русскими чиновниками за солидность и строгость. Мимоходом заглядывал в недописанные бумаги, раскрытые деловые папки и учётные книги. Так школьный учитель прохаживается по классу между партами во время областной контрольной работы – следит, чтобы ученики не списывали и не подглядывали друг к другу в тетрадки, с той лишь разницей, что сейчас в пустом классе никого не было… Кроме, пожалуй, какой-то тёмной фигуры, притаившейся за печкой…

Никита понял, что его заметили, и поднялся.

– А вот и Мамонтов! Здравствуй, подьячий! Ты чего здесь делаешь?

– Служу, милостивый государь Богдан Матвеевич.

– Догадываюсь, что служишь. А за печкой что делал?

– Ничего… Бумага завалилась…

– Нашёл?

– Нет, государь, сундук тяжёлый, одному не сдвинуть. Подожду, когда товарищи с обеда придут.

– Важная грамота-то?

– Да нет. Чистый листок. Только писать приладился, а он выскочил и под сундук залетел.

– Выскочил, говоришь, – недоверчиво сказал начальник и наклонился, пытаясь заглянуть в щель под сундуком. – Ладно, выскочил так выскочил. Пускай пока там полежит, а у меня к тебе дело есть… – Он внимательно осмотрел Никиту с головы до ног, как будто проверял, всё ли у него в порядке с одеждой и, вероятно удовлетворившись, продолжил: – Сейчас к Алексею Михайловичу пойдём, нам с ним один указ обсудить надо. Другие бояре тоже подойдут, из других приказов. Ты чистой бумаги возьми побольше, чернил и перьев. Будешь протокол вести. Кто что говорить будет – записывай. Ясно?

– Чего уж тут неясного. Яснее не бывает. Когда выходим?

– Сейчас. Государь нас уже заждался, небось.

Совещание в Кремле закончилось довольно быстро. Бояре, переговариваясь между собой, неспешно покидали царские палаты. Никита складывал исписанные листы аккуратной стопкой и собирал в кожаный футлярчик письменные принадлежности, когда открылась невысокая дверца в стене сбоку от царского трона, и вошёл дежурный стрелец. Он доложил государю о срочном послании, его только что доставил гонец из Посольского приказа. Алексей Михайлович велел допустить посыльного. В грамоте, которую тот, поклонившись большим обычаем, протянул царю, говорилось, что подарочный персидский слон находится уже на подходе к столице и завтра днём прибудет в Кремль. Персидское посольство просит русское правительство подготовить встречу и назначить со своей стороны ответственного человека для приёма и обеспечения всем необходимым слона и сопровождающего его укротителя.

– Богдан Матвеевич, – обратился царь к Хитрово, – принимай подарок в своё хозяйство и человечка подходящего выдели.

– Слушаюсь, – ответил тот покорно. – Но не лучше ли, Государь, будет его по Посольскому приказу определить? Всё-таки подарок иноземный.

– У посольских места нет. Да и людишки там все какие-то яйцеголовые: по-аглицки или там по-персидски всё разумеют, а с русским мужиком об деле договориться не могут. Здесь нужен крепкий человечек, надёжный, чтобы и подходящие условия зверю обеспечил, и в корме перебоев не было. Говорят, персидскому слону много еды нужно. Да и убирать за ним не мало придётся, а то он, не приведи господи, всю столицу мне засерет.

Хитрово угодливо засмеялся, показывая, что оценил по достоинству августейшую шутку. Никита тоже улыбнулся и смущённо опустил голову.

– Ты, боярин, мне предложение подготовь на бумаге, а я подпишу. Чтобы ни у кого отказа не было.

– Когда прикажешь бумагу подать, Государь?

– Да хоть сейчас. Писарь у тебя с собой. Сейчас и пиши.

Никите не понадобилось дополнительных указаний. Он вытащил из стопки чистый лист бумаги, приготовил перо и чернильницу.

– Я, Государь, Царь и Великий князь Всея Руси, Алексей Михайлович, – начал диктовать боярин, – назначаю подателя сей грамоты… Какого чина, Государь, прикажешь назначить человечка? – спросил он.

– Полагаю, для такой должности особо родовитый не нужен, что-то попроще, но и не из мужиков, конечно… Подбери кого-нибудь из дворянских детей хорошего рода, чтобы и ему почётно было и послу персидскому не в обиду. На вид, чтобы статный был, не урод или калека. Да и по возрасту подходящий для дела: не отрок совсем, да и не старик. Вот типа этого, как писарь твой…

Царь ткнул в сторону Никиты указательным пальцем с длинным жёлтым ногтем. Кровавый рубин в массивном золотом перстне зловеще блеснул.

Никита вздрогнул.

– А что… Дельное предложение, – согласился Хитрово. – Пиши… Назначаю подателя сей грамоты, подьячего Земского приказа Мамонтова Никиту Петрова сына, государевым слонопасом…

– Кого? – переспросил писарь поперхнувшись.

– Тебя, сударь мой, тебя. Оглох что ли?

– Кем назначаю? – У Никиты неожиданно пересохло в горле, и последнее «чаю» он не произнёс, а с тихим шипением выдохнул.

– Слонопасом, – повторил Богдан Матвеевич и посмотрел на царя, ожидая поддержки, но тот молчал, уставившись в окно, всем своим видом показывая, что не царское это дело слова всякие сочинять, царское дело – их визировать. Не дождавшись одобрения, боярин пояснил: – Ну это значит смотрящий за слоном, навроде пастуха… Ты ж этого зверя, наверное, пасти будешь или выгуливать… как лошадь… Ну я не знаю, как такую должность по-другому назвать. Не нравится – сам придумай.

– За что? – выдавил с стоном Никита и бросился на колени. – Не губите, государи мои. Чем я провинился перед вами? Помилуйте! Избавьте от позора незаслуженного.

Он широко перекрестился гусиным пером, чуть не выколов себе глаз. Толстая чернильная капля мягко шлёпнулась возле его колена о каменную плитку пола.

– Встань, дурак! – гневно приказал Алексей Михайлович. – Какой ещё тебе позор?! Тебе царь милость оказывает. Самую ценную вещь свою доверяет. А ты, дурак, счастья своего не понимаешь. Может ты на слово неловкое обиделся? Так ты ж не просто слонопас, ты – государев слонопас! Чувствуешь разницу? А ваших болванов приказских не бойся. Они по любому поводу зубы скалить привыкли. Даже про меня крамольные шуточки рассказывают… Ничего… Посмеются и перестанут. Они ещё мечтать о такой должности будут и тебе завидовать.

Подписывая бумагу, царь с усмешкой посмотрел на Никиту, и сказал:

– Не горюй, служивый, и запомни: любое царское поручение во благо. Ты мне только слона подольше живым сбереги, а то подохнет ещё, не ровен час. Неудобно будет перед шахом, да и перед другими королями европейскими. Опять в своих газетах напишут, что русские делать ничего не умеют. Обидно… Кстати, у тебя для этой должности фамилия подходящая – Мамонтов. Откуда такое прозвание?

– Не знаю, государь, мы всегда Мамонтовы были. Батюшка сказывал, что это ещё со времён Ивана Васильевича Грозного повелось. Был у него в опричниках какой-то Ефим Мамонт, говорят, высокого роста и необычайной силы человек.

– Возможно, – согласился Алексей Михайлович. – Но я думаю, что тебе надо обратить свой взор к святому мученику Маманту Кесарийскому. Хорошо умел с животными обходиться. Говорят, даже разговаривал по-ихнему. Его язычники убили… Видать, Мамонтов, судьба у тебя такая – слона пасти.

Когда боярин с Никитой вышли из царского дворца, начальник принялся ругать бестолкового подчинённого:

– Правильно государь дураком тебя обозвал. Дурак, ты и есть дурак. Я тебе такую должность смастерил на пустом месте, а ты: помилуй, царь-батюшка… не губи… Тьфу. Противно слушать.

– Да я подумал, что вы посмеяться надо мной решили.

– Кто ж над царскими поручениями смеётся, дубина. К тому же, слухи ходят в Кремле, что у него в этом вопросе особый стратегический интерес имеется…

– Какой?

– Войско хочет реформировать… Война с Польшей затянулась – заканчивать пора. Надо бы решающий удар нанести, но вооружений маловато… Ты вот про Ганнибала слыхал?

– Нет.

– Был такой древний полководец. Воевал с римлянами. Так вот у него в войске был целый отряд боевых слонов. Смекаешь?

– Нет.

– А уж пора бы научиться своим умом думать. Ты что – вечно собрался в подьячих сидеть на мизерном жаловании, да от пера кормиться?

– Я думал, государь, что мне должно повышение за долгую службу сделаться.

– Думал… Петух, знаешь, тоже думал – да в щи попал. Повышение само собой не делается, его пробивать надо. А я тебе сейчас такой шанс дал. Любо-дорого.

– В чём же шанс-то, Богдан Матвеевич, не пойму я этого.

– Как в чём? Бестолочь. Всё-то тебе разъяснять надо. Вот смотри: ты через некоторое время со слоном научишься обращаться, будешь знать чем его кормить, как им управлять. Персиянина, который сейчас при слоне состоит, – домой отправим. Зачем он нам, если у нас свой слонопас будет? Персидский шах в нашем войске шибко заинтересован: он с османами воевать намерялся, и ему сильный союзник на севере нужен. Если будет с нами и дальше дружить, то нашему государю ещё слонов пришлёт. У них в Персии да в Индии их полным-полно, как зайцев в Лосином острове. Вот мы и ударим тогда всей этой мощью по русским недругам… А кто тогда штурмовым слоновьим отрядом командовать будет?

– Кто?

– Ты что действительно дурак или претворяешься?! Ты, конечно, кто же ещё! Один слон – это так – игрушка. А десять слонов – уже ударный батальон. Тридцать слонов – полк. И ты – его полковник! Чем плохо, скажи? Да с такой силой нам никто не страшен, хоть поляки, хоть литовцы, хоть османы басурманские. А доведётся и шведов разобьём. У слона шкура толстая, как броня, его не то что пика или пуля, его пушечным ядром не пробьёшь… Если только не из нашей Царь-пушки шарахнуть… А такой пушки кроме нас ни у кого нет!