Тем временем Алексей вышел из глубокого раздумья.
Он задал еще пару странных вопросов о семье Сергея. В хороших ли он отношениях со своими бабушками. О том, каких людей он видел на перекрестке.
– Всё. Свободен, – выдохнул Алексей Степанович. Потом кое-что вспомнил, – Вот, можешь забрать свои записки сумасшедшего, если они тебе нужны.
После ухода странного свидетеля Алексей еще с четверть часа сидел почти не подвижно, пристальнее, чем обычно рассматривая обстановку почти родного семнадцатого кабинета. За это время он с удивлением сделал для себя два-три новых наблюдения.
Остаток дня Алексей Степанович провел особо не задумываясь, приводя в порядок документы по двум другим недавно открытым делам.
После выхода из серого здания душа Сергея наполнилась радостью. Решетки с окон семнадцатого кабинета перестали оставлять на нем тень. Пополняемый с каждым шагом приливами радости, Сергей вдруг осознал собственную свободу.
Решив использовать немного этой, вдруг открывшейся для него субстанции, он отправился не на автовокзал, а прогуляться по всему центру.
Через пару часов вечер вступил в свои права. Сергей, не спеша, шел по одной из центральных улиц, мимо череды кафе и ресторанов. В уме же у него созревали новые образы от созерцания обыденных картин.
– Поздний вечер, – размышлял Сергей, – Иду мимо витрин кафе и ресторанов. Да, да – именно витрин. Обыкновенные окна в этих заведениях постепенно эволюционировали, превратившись в современные витрины от пола до потолка. Преподносят же на них особый товар – красивую жизнь. Её маленький ломтик.
Пришлось прерваться, чтобы перейти дорогу и обойти звенящий визгом клуб.
– Подходишь, прицениваешься, – продолжал Сергей, – Если хочешь купить себе такую же красивую жизнь на вечер: заходишь, садишься к столику за витринным стеклом, и это уже на тебя косятся сквозь него. Если ты думаешь, что окна до пола позволят тебе изнутри удобно наблюдать за происходящим на улице – это самообман. Яркий свет внутри и сумрак снаружи сделают эту задумку невыполнимой. Странно? Вовсе нет. Просто ты теперь за стеклом обыкновенной витрины, а значит, возможность смотреть изнутри наружу – не нужная возможность.
Блокнот, любовно уложенный в карман ветровки, готовился принять новые, мало разборчивые строчки, зарождающихся в голове Сергея мыслей.
Через десяток метров справа предстала очередная витрина кафе. Еще не дойдя до её начала, Сергей увидел в дальнем от себя углу искорки, бегающие по светло-зеленой блузке. Его взгляд задержался на нарядной девушке, как будто затормозив течение времени.
– Это я-то не интересуюсь людьми? Вот девушка сидит на мягком пуфике-кресле. Одна её нога закинута на другую. Проходя мимо витрины, у меня есть от силы секунды две-три, поэтому я даже не трачу время, чтобы посмотреть на её спутника. Зачем мне он, если она так привлекательна, что не возникает желания отвести от нее взгляд. На столе перед ней стоит как минимум два бокала, тарелки не увидеть. Может быть, это вино и сок, а может коктейль и мороженное. К сожалению, эта подробность навсегда останется загадкой.
Невзрачно одетый парнишка проходит мимо кафе, освещенный яркими лампами заведения. Засунув руки в карманы, он заворожено смотрит внутрь, отражая своими голубыми глазами изумрудные искорки светло-зеленой блузки одной из посетительниц.
– Похоже, что она внимательно слушает собеседника, с полуулыбкой. Право же, да она понравилась мне, раз я столько увидел! Кто она? Что она? Увы, не узнать. Но вот происходит маленькое чудо: как раз в эту секунду её черед говорить и она произносит, – продолжая эту мысль, Сергей смотрел вперед самым пристальным взглядом, на который только был способен, – Я читаю по её губам вслед за ней «бывает». Что это? Легкий отказ? Согласие? Флирт с последующим молчанием? Учтиво поддержанный разговор? Многовато информации для трех секунд жизни. Уф, вот так дела.
Однако несколько шагов, наконец, оказались пройдены – витрина осталась позади. Путь же Сергея в тот вечер пролег немногим дальше – на автовокзал и домой.
Белое, шестиэтажное здание с узкими, словно бойницы, окнами располагалось всего в одном квартале от института Сергея. Однако раньше, проходя мимо, он ни разу не задумывался: чем занимаются работающие здесь люди? Только сейчас, изучая перед зданием доски с информацией о разыскиваемых преступниках, он узнал ответ, так и не задавшись вопросом.
Сергей лишь мельком окинул взглядом табличку при входе, так как не очень-то хотел знать подробности о располагающихся в здании государственных структурах. Желание было лишь одно – поскорее закончить с бюрократическими процедурами, закрыв полученное от капитана направление. Протиснувшись между беспрестанно снующими внутрь и наружу людьми, он прочитал дежурному имя психолога со сложенного пополам листка.
– К профессору Николаеву – в четыреста восьмой кабинет, – отчеканил тот.
Лифт не работал, поэтому лестница тоже вся оказалась заполнена людьми. Чем бы они здесь ни занимались, но создавалось ощущение, что работа просто-таки кипела. Впрочем, ни у них одних: обилие строительных материалов, расставленных на лестничных пролетах, и характерные звуки, доносящиеся с каждого из этажей, возвещали и об интенсивных занятиях подсобных рабочих и строителей. Очевидно, что советская размашистая постройка здания позволяла делать ремонт сразу в целом крыле, переселяя часть персонала в обычно пустующие резервные кабинеты. Остальные служащие продолжали трудиться на своих насиженных местах, невзирая на хаос ремонтных работ.
Зайдя в длиннющий коридор четвертого этажа, Сергей остановился – табличек на большинстве дверей не было. Пришлось с уточняющим вопросом остановить женщину в сером костюме, с кипой желтоватых бумаг в руках.
– Лёня! Это к вам! – прокричала женщина куда-то через плечо.
– Иду, иду, – приглушенно послышалось почти сразу.
Хозяин бархатного голоса появился в коридоре только спустя пятнадцать секунд – мужчина среднего роста около пятидесяти лет. Сергею сразу бросился в глаза – словно нарочито – неряшливый вид психолога. Нет, на нем был пиджак, жилетка и брюки, однако сказать, что они выглядели опрятно и были приемлемо отглажены – значило соврать.
– Вы ко мне? По какому вопросу? – любезно начал диалог профессор.
– Здравствуйте. У меня направление из милиции, – переминаясь с ноги на ногу, ответствовал Сергей.
– О, тогда пройдемте! Только осторожнее – не запачкайтесь в краске, здесь слева.
Зайдя в предложенный ему кабинет, Сергей испытал некоторую разочарованность. Воспитанный на голливудских фильмах и преподаваемой ему в институте теории, он ожидал увидеть у каждой стены книги, перемежающиеся с картинками и иллюстрациями на темы психологии. Помещение же перед ним предстало абсолютно белой, пустой комнатой, неуютной до мурашек. Лишь массивный стол своим тёмным пятном предъявлял права на нахождение в этих просторах.
– Что-то не так? – обошел остановившегося сразу на входе гостя профессор и присел за стол, не сильно-то раскрасив своим тёмно-серым пиджаком и волосами тёмную ауру деревянного массива.
– Разве у вас нет дивана? Ой, я имею в виду эту, как её, кушетку, – произнес Сергей, вглядываясь в почти пустой кабинет.
– Она не обязательно должна быть. В любом случае сейчас всю мебель вынесли – ремонт идет, – развел руками психолог и медленно добавил, – Честно говоря, даже стульев нет. Вам придется постоять.
С лица Сергея можно было прочесть недовольство вперемешку с непониманием, но он предпочел промолчать.
– Давайте знакомиться. В бумаге у вас кажется не расшифровано – меня зовут Леонид Юрьевич, – как-то слишком широко улыбнулся психолог, подавшись всем корпусом вперед.
Сергей польстился на такой жест, успокаивающий его мандраж и тоже в ответ широко улыбнулся, назвав своё имя. Леонид Юрьевич, в свою очередь, сразу же сделал пометку в открытом перед ним журнале.
– Черт, кажется, я уже попался на какую-то уловку, – интерпретировал жест психолога Сергей.
– Поступим так: я задам ряд вопросов, а вы постарайтесь честно ответить, – объявил Леонид Юрьевич, и тут же сбавив тон, добавил, – Видите ли, молодой человек, обычно я пишу экспертизы заочно или же работаю прямо в суде. Ко мне сюда не так часто присылают, поэтому специально под ваш случай мне пришлось объединить вопросники.
Сергей пожал плечами и переступил с ноги на ногу.
– Хорошо. Объясните своими словами смысл поговорки: мал золотник, да дорог, – сразу рубанул с плеча опытный психолог.
Второй раз за неделю, после «сугубо отрицательного отношения», Сергею пришлось поставить под сомнение свои умственные способности. Оказалось, что не так-то просто объяснить всем известную поговорку своими словами.
– Это когда нечто важное с виду не выглядит таковым, – заскрипел мозгами Сергей, – Нет, это когда свойство субъективно преувеличено. Наверное, не так. Когда испытываешь положительные эмоции к золотнику, чем бы он там ни являлся. Или же…
Неожиданно, цепочка мыслей на языке и в голове всё продолжалась и продолжалась.
– Всё ценное обычно мало. Дорог золотник, потому и мал. Например, настоящих друзей всегда по пальцам одной руки можно пересчитать, – зарождались в глубине разума Сергея вопросы и ответы, – Интересно, а что собой представляет этот самый золотник?
– Достаточно, – улыбаясь в бороду, остановил говорящего Леонид Юрьевич и продолжил делать записи на правой странице журнала.
Оказывается, какая идейная глубина существует у такой неказистой поговорки!
– Как у нас с курением? – задал следующий вопрос профессор.
– У меня никогда не возникало желания вдыхать вонючий, дурманящий дым, – гордо, словно выдохнув стих, ответил Сергей.
Тут Леонид Юрьевич прервался, с улыбкой пригладив седоватую взъерошенную бороду. Сергей вдруг заметил, что концы пальцев у психолога совсем желтые, прямо пропитанные никотином. Он подумал, что погорячился со столь негативно окрашенной фразой и непроизвольно повел плечом. Тем временем профессор, похоже, удовлетворился реакцией подопытного и вновь записал что-то в правой части журнала.
Примерно через полчаса, устав стоять на одном месте, отвечать на бесконечную череду странных вопросов, да еще и наблюдать как психолог, нарочито не стесняясь, записывает все невпопад даваемые ответы, Сергей едва сдерживался, чтобы не нагрубить.
– Что написано на дне комода? – задал очередной вопрос психолог.
– Какого еще комода? Что это за вопрос такой? – вконец не выдержал Сергей, – Вы разве не спросите меня по существу о происшествии, из-за которого я здесь?
Леонид Юрьевич сразу отложил ручку и откинулся на спинку стула.
– Ты хочешь об этом поговорить? – спокойно произнес профессор Николаев, – О дорожно-транспортном происшествии?
– Не знаю. Наверное, хочу, раз вы не хотите.
– Я слушаю.
– Хорошо, – попытался сосредоточиться Сергей, – Я записываю в блокнот странности в духе неприкасаемой помехи с перекрестка. И знаете что? У меня уже десяток подобных заметок. Как будто эта мистика и не исключение вовсе, а особый закон. Наверное, думаете, что я не в себе?
– Думаю, да.
Сергей оторопел. Ожидая услышать поддержку, не предполагаешь натолкнуться на неприятие. Если бы он держал сейчас в руках карандаш или что-то еще – непременно уронил бы. Одновременно Сергей почувствовал и облегчение: высказав сначала капитану, а теперь психологу терзавшие его ум соображения, он выговорился.
– Большинству людей можно приписать то или иное психическое расстройство. Отличие только в степени отклонения: летающие, розовые слоны – одно дело; изложение фактов в эмоциональной интерпретации – совсем другое, – закончил Леонид Юрьевич, указав на край стола, где лежали материалы дела.
Сергей удивился: его, неразговорчивого и рассудительного, чуть ли не впервые назвали эмоциональным. Как ловко психологу удалось вывести его из равновесия!
– Понимаете, профессор…
– Пожалуйста, не называйте меня так, – неожиданно остановил Леонид Юрьевич, – По учёному званию я только доцент. Просто раньше много лет состоял на должности профессора. Люди по старинке меня так называют.
– Вот оно что, – протянул Сергей и сразу сбился с мысли, – Вы читали материалы дела? Труба не показалась вам странной?
– Пойми и освободись от навязчивой идеи: в трубе нет ничего примечательного. Напротив, избирательная работа мозга – удивительна. Мы замечаем только то, что необходимо нам для жизни. Более того, люди изо всех сил стараются замечать как можно меньше. Стараются не вглядываться в тёмные углы квартиры по ночам, чтобы не дай Бог не увидеть домового. Проходя на улице мимо бездомного ребенка, большинство людей делает всё, чтобы не увидеть его слез. Краем глаз мы можем видеть многое, но намеренно не хотим, чтобы не рушить свой мировоззренческий мирок. Итак, про трубу правильнее будет сказать: её наконец-то заметили.
– Ладно, а три странных аварии? – не сдавался Сергей, – Девушки же не в одной машине ехали!
– Да, они ехали в разных автомобилях, и попали в аварию на одном и том же месте. Дело в том, что близнецы иногда могут, не сговариваясь, совершать схожие действия, – авторитетно заключил доцент, – Например, оступиться на одном и том же месте.
– Или наехать на одну и ту же дорожную помеху, – вдруг осенило Сергея.
– Это не исключено, – загадочно сузил глаза Леонид Юрьевич.
– А как же Меркулова Марина? Она ведь оказалась вовсе не третьей сестрой. Как вы объясните её участие в аварии?
– Меркулова, ехавшая на третьей машине? Она не попала в аварию, лишь выбрала тот же, самый очевидный маршрут, где её и встретила толпа. Учись рассуждать здраво – отличать факты от домыслов.
Произнесенные устами учёного, аргументы представлялись обыденными и «железными».
– Смотри, Сергей, есть две основных составляющих события, – продолжил Леонид Юрьевич, – Во-первых, шумиха случилась, потому что в аварию попали близнецы – это объективный факт. Во-вторых, любопытна причина – незамеченный ранее предмет на дороге. Но есть и третий аспект – психологическое событие, объединившее всех участников, оказалось шире самой аварии, позволило некоторым увидеть больше.
– Получается, – закусил от волнения губу Сергей, – Что дорожную помеху не замечали, пока на перекрестке происходили обычные, одиночные аварии. Лишь такой – необычной, с тремя действующими лицами – аварии было суждено привлечь к себе хоть какое-то внимание.
– Правильно. Слушай внимательно: некий предмет на территории дороги обнаружил своё существование в процессе указанного происшествия. В процессе события, понимаешь? – загадочным голосом, формализовал факты Леонид Юрьевич.
– Хорошо, пусть в событии, но ведь труба появилась как из небытия – это ли не мистика, – стоял на антинаучной точке зрения Сергей, – Вот вам приходилось слышать о подобном?
– О предметах, проявляющихся в событиях? Как ни странно, да, приходилось.
– Правда, приходилось? – заинтересовано отозвался Сергей.
– Ох, молодежь! Вечно вам кажется, что вы лично первыми открыли этот мир, – поглаживая бороду, разулыбался Леонид Юрьевич.
– Расскажете?
– Давайте-ка еще раз встретимся, и я вам расскажу, если хотите, – важно произнес Леонид Юрьевич и добавил, – Сейчас я при исполнении.
– Как скажете, – робко согласился Сергей.
– Вот, возьми, – протянул цветной листок для заметок психолог, – Лови меня через недельку по одному из этих телефонов.
После того, как дверь медленно закрылась, Леонид Юрьевич аккуратно сложил все бумаги со стола в свой пухлый, коричневатый портфель. Усмехнувшись себе в бороду, он вырвал правый лист из журнала, на котором красовались лишь каракули, создающие эффект текста, и скомкав выбросил в урну под столом. Экспертиза была проведена успешно и её формулировки уже буквально материализовывались в сознании Леонида, спеша сложиться из фрагментов классических штампов психоанализа. Однако он отогнал чересчур исполнительные, назойливые мысли. Самую интересную часть работы он провел, а браться за формальную часть ему сегодня уже не хотелось.
Затем Леонид проверил в кармане пиджака мундштук и сигареты, с желанием еще раз перед уходом подымить на чёрной лестнице, попутно узнав от коллег последние новости. Наконец, открыв небольшую коморку, он вытащил оттуда два стула и поставил их на свои обычные места – слева и справа от стола.
Глава 4. Пробуждение
Кто захочет, тому ничто не мешает взломать дверь и выйти.
СенекаПока Сергей раздумывал, когда лучше позвонить психологу и звонить ли вообще, потребность в решении отпала. Уже на следующей неделе они столкнулись на кафедре.
– Ой, э, – начал вспоминать Сергей имя неопрятного психолога, – Леонид Юрьевич, здравствуйте!
– Ах, это вы, Сергей, здравствуйте-здравствуйте, – приветливо ответил психолог, – Мы ведь планировали побеседовать на недельке? Вы еще не звонили мне?
– Я как раз собирался…
– Вот и хорошо. У вас сегодня еще есть занятия?
– Нет, мне только осталось расписание на завтра переписать и всё.
– Отлично. Тогда подожди меня, пожалуйста, на улице у главного входа. Минут через десять я спущусь. Разумеется, если ты всё еще желаешь пообщаться.
Через двадцать минут, когда Сергей уже успел совершить прощальное рукопожатие почти со всеми знакомыми однокурсниками и стоял у цветочных клумб среди курящих ребят с других курсов, вышел Леонид Юрьевич.
– Сергей, предлагаю найти на аллее свободную скамейку.
Когда удалось пройти достаточно далеко от учебных корпусов университета, чтобы стали попадаться свободные от студентов скамьи, они, наконец, смогли удобно расположиться.
– Видишь ли, в молодости я заканчивал аспирантуру в северной столице, – повел рассказ психолог. – Ты о Питере что-нибудь знаешь?
– Не особо. Город на Неве, – проведя рукой по небритому подбородку, ответил Сергей.
– Да уж, исчерпывающее описание, – улыбнулся Леонид Юрьевич, но сделав скидку на возраст Сергея, продолжил вновь серьезным, дружественным тоном. – В Санкт-Петербурге мне довелось около года заниматься в Институте прикладной психологии. Скорее для саморазвития, чем для академической учебы. Времена были интересные: что мы там только не творили, чтобы всколыхнуть чувства и эмоции друг друга! А после все вместе анализировали реакции.
Леонид Юрьевич на полминуты погрузился в воспоминания. Пока он, молча, смотрел куда-то вдоль аллеи, его седоватая борода улыбалась. Сергей подумал: интересно, он понимает, что я чувствую себя глупо, пока он вот так молчит?
– К сожалению, времени на всё не хватало – продолжил Леонид Юрьевич, – Я бросил посещать тот институт прежде, чем успел добраться до высоких ступеней просвещения. Однако от обучающихся там людей я несколько раз слышал об одном из преподносимых на старших курсах учениях, которое может тебя заинтересовать.
Сергей сосредоточено слушал, не заметив, что из-за этого немного склонил голову вправо.
– Учение о событиях, происходящих с участием нескольких человек, об особом их толковании. Основной тезис учения таков: каждому событию, связанному с принятием решений людьми, предшествует некое едва уловимое состояние. Дело в том, что когда в событии участвует более одного человека, то эти участники невольно создают взаимодействием сознаний единое психическое поле. Между собой ученики называли это состояние «тям». С научной точки зрения, «тям» можно интерпретировать как квази событие, потому что в большинстве случаев они остаются никем незамеченным, а значит и полноценным событием называться оно не может. Моё мнение заключается в том, что феномен дежавю – это одно из проявлений ощущения «тям», ведь в этот момент внимание человека обостряется. Аргументом против такого мнения могут служить факты ощущения чувства дежавю, так же как и любви, во сне. Отсюда исходит вопрос без ответа: дежавю и любовь существуют объективно или это абстрактные игры нашего разума? Примерно понимаешь, о чем я говорю?
– Да, но не совсем – заворожено отозвался Сергей.
– Хорошо, теперь суть. Правильно действуя внутри единого психологического поля, ты своим воздействием легонько подталкиваешь под локоток одного или нескольких участников и тем самым корректируешь исход ситуации. Однако подобные действия возможны, если ты видишь и чувствуешь больше, тоньше, острее, чем другие. Психологическое поле на перекрестке в тот день оказалось напряжено: собравшийся народ увидел схожесть аварий, ты увидел неприкасаемую помеху.
– Как интересно! – с воодушевлением отреагировал Сергей, – По сути, звучит как мистика, но из ваших уст весьма по-научному! Я ведь так и знал, что вокруг нас есть что-то такое, невидимое! Я знал! За внешним видом вещей кроется что-то еще!
– Вновь ты о вещах, – укоризненно воскликнул Леонид Юрьевич и тут же вновь заговорил прежним размеренным тоном, – Забываю, что тебе еще не приходилось всерьез применять психологическую теорию «в полях» – в жизни с реальными людьми. Пойми, никакая, даже самая загадочная, вещь не может раскрыть такого количества сокрытого в себе, как человек, к которому правильно применено психологическое знание. Моя наставница по диссертации приводила следующий пример. Если закрыть в комнате вооруженного пистолетом человека и сильного психоаналитика, то через некоторое время пистолет окажется у последнего, а первый будет рыдать у него на плече. Подумай об этом.
– Нам в университете примерно так и говорят. Мол, с психологией не пропадете, – поддержал слова преподавателя студент.
Сергей замолчал, ожидая, что Леонид Юрьевич продолжит наставления, но он тоже молчал. В таком располагающем молчании естественным образом Сергею захотелось продолжить излагать свои мысли.
– Знаете, во время последнего разговора с капитаном я вдруг начал понимать, о чем он мне твердит, – начал говорить Сергей. Слова не были обдуманы заранее, поэтому их смысл звучал ново даже для говорящего, – Люди, еще раз люди. Не нравятся мне они, но событий-то без них не бывает! Может быть, какие-то люди и правда интересны, но как это понять? Если честно, я для этого и пошел учиться на психолога, чтобы понять людей и научиться общаться с ними.
– Ты на правильном пути, – поддержал разговор Леонид Юрьевич, – Как и в любой профессии, в психологической работе важно достичь уровня, когда вырабатывается интуиция, чувствование момента. К слову сказать, мне знакомы люди, которые так внимательны к окружающему миру, что им становится многое доступно, даже без специальных знаний. Если сможешь таким стать, то почувствуешь и «тямы», хоть это и нелегко. Представь, что ты в сумерках идешь по лесу. Тропинка еле заметна под ногами и виляет из стороны в сторону – это твой жизненный путь. Ты и его-то не всегда четко прослеживаешь, а «тямы» – это тончайшие ответвления, возможные прообразы новой тропинки. Большинство путников просто не знают об их существовании.
– Скажите, – голос Сергея вдруг обрел критический тон, – Если есть примерный жизненный путь, то зачем знать про «тямы», видеть незаметное? Человек стремится к своим целям по жизни и всё. Может быть, он не так быстро их достигнет, но это ведь утопия – требовать от всех максимально быстрого, эффективного достижения своих целей. Я сомневаюсь: может быть мне и не стоит придавать такое значение жизненным мелочам.
– В ответе на твой вопрос начать придется издалека, – как на лекции, неспешно начал Леонид Юрьевич, – Какие на твой взгляд важнейшие составляющие жизни человека?
– В смысле? – буркнул и сразу глубоко задумался Сергей, – Ну, дом, счастье, язык, уверенность, любовь.
– Правильно. Две важнейшие вещи ты назвал: любовь и счастье. Только еще одну забыл – свободу. Знаешь, что с точки зрения структуры их всех объединяет?
– Так сразу не смогу сказать.
– Не вполне очевидно, но все три этих важнейших чувства – процессы! Не все специалисты с этим согласны, но я придерживаюсь именно такой точки зрения. Положение дел меня не смущает: разве есть вопрос, по сути которого все единогласны во мнении?
– Что вы имеете в виду, говоря о процессе?
– Смотри, у любви не может быть конечной конкретной цели. Именно поэтому влюбленных часто смущает отсутствие у них полного понимания испытываемого ими чувства. Не знаешь цели – не понимаешь процесс. В сознании происходит замещение описания цели любви, описанием процесса любви. Люди говорят, что любовь – это когда приносишь завтрак в постель, когда даришь цветы, когда долго смотришь в глаза. Сплошные уловки и подмены понятий! Да, они также говорят: заботиться, быть вместе, растить детей. Однако это тоже процессы, к тому же, рассмотренные по отдельности, они относятся не только к любви.
– Хм, – не зная, что добавить, отозвался Сергей, пытаясь мысленно вникнуть в суть новой услышанной концепции.
– Отсюда мы можем плавно перейти к свободе, через термин «свобода любви».
– Кстати, этим вопросом я задавался, – наконец, нашелся, что ответить Сергей, – Всё никак не могу понять: полностью отдаваясь любви, человек ведь лишается свободы, становится рабом любви. Значит ли это, что столь сильные привязанности делают нас несвободными? Можно ли считать свободу и любовь – противоположностями?