На смену недоумению и гневу пришла полная растерянность. Казалось, женщина была готова разреветься от произведенного Максимом эффекта.
«Ну-ну, не плачь, щас выпьешь водки,
И будет точно «по любви» …
«Почему водки? Откуда взялась „водка“? У меня же виски… Ну да ладно, слово не воробей», – Максим протянул стакан с янтарной жидкостью незнакомке, и пока та, еле сдерживая тошноту, делала маленькие глоточки, угрожающе освободился от штанов и продолжил свой бенефис.
«Ну, а потом, трусы в котомку,
Такси не будет – денег нет!
Езжай ногами восвояси,
Тебя, наверное, мама ждёт!»
– За… Закажи мне такси! – уперевшись полными ужаса глазами в район топорщащегося с утра Студеникинского паха, осторожно, но настойчиво потребовала незнакомка.
– Я же ясно тебе сказал: «Такси не будет – денег нет!» Так что давай… Собирайся! А иначе «Вы всё ещё кипятите? Тогда мы идём к Вам!»
– Ты что, смерти моей хочешь? Что ты вообще себе позволяешь?! – женщина резко вскочила с кровати и, борясь с головокружением, попыталась прорваться к выходу из спальни.
– Ну иди… Иди ко мне, моя Мудикаба! Сейчас у нас с тобой будет маленький грязный секс по большой и чистой любви… – Макс растопырил руки, изображая попытку заключить незнакомку в свои крепкие мужские объятия.
«Какого всуе вы меня не чтёте?
Я здесь кобенюсь только ради Вас!
Я вялю шнек с похмелья, я в расчёте:
Жопачья соба – в фас или в анфас?..
Быть может, я приближу Вас под смазку,
По ляжкам так стекает – не унять!
А вы пока рассказывайте сказку,
Где вы принцесса. В мозг стучится: «Б…»
– Псих! – не дав Максиму завершить строфу, взвизгнула женщина и, юркнув в любезно оставленный ей просвет, ринулась прочь в сторону входной двери.
– Ну куда же ты, милая! Мы же с тобой ещё даже и не кончили! – крикнул ей вслед, не сбавляя поэтического тона, Макс. Раздался грохот с силой захлопнутой входной двери. – «…Хотя мы даже и не начинали… Ну да ладно, всё что не делается – не делается к лучшему».
– Псих ненормальный! Маньяк! – донеслось с лестничной площадки, и тотчас же железная дверь содрогнулась от прилетевшего в неё со стороны лестничной клетки мощного пинка.
– Псих не псих, а свои десять рублей имею, – процитировал Максим любимый с молодости анекдот. «Нет, всё-таки во мне, определённо, умер поэт, – думал он, направляясь в сторону ванной комнаты. – Как её сила моего слога смела, а?»
Раздевшись донага, он встал под обжигающие струи контрастного душа. Надо было привести себя в порядок после так никчемно скомканной ночи. На половину одиннадцатого была назначена встреча с новоявленными «деловыми партнёрами», и хочешь – не хочешь, а надо было хоть как-то соответствовать…
Деловая программа, как это и было запланировано, началась ровно в десять тридцать с презентации проекта архбюро Максима Студеники в офисе на заоблачном этаже одной из башен пафосного центра московской деловой жизни. Сначала собравшиеся долго пытались въехать, для чего они, собственно, говоря здесь собрались, а после цокали языками, восхищались, жали Максу руки и желали всяческих успехов в реализации проекта. Всемогущий Ковальчук собрание своим присутствием не почтил, ограничился пунктирным участием по видеоконференцсвязи.
После обеда долго ходили по кабинетам различных московских министерств и ведомств, где утреннее действо неизменно повторялось, только в сильно локализованном масштабе. Оббежав, казалось, все башни «Москва-сити» и сбившись со счету числу посещенных властных кабинетов, к концу дня партнёры в сухом остатке имели лишь согласованное со всеми решение назначить генеральным архитектором проекта Максима Студенику, а генеральным подрядчиком – «СДМ-Девелопмент» Вовки Митрошина. Пост генерального конструктора не самого возводимого комплекса, но всего комплексного проекта по его постройке вкупе с причитающимися бюджетами и всеми преференциями ожидаемо досталось всемогущему Ковальчуку. На его фирму, взявшую на себя роль «смотрящего» проектного офиса, отошли и все сопутствующие стройке бюджеты: реклама, маркетинг, продажи, тендеры, поставки, и, что самое важное, взаимодействие с государственными структурами. «Забавно!» – улыбнулся сам себе Максим. – «Ковальчук взаимодействует сам с собой, и ему за это ещё и платят! Мне бы так жить!» В общем, день был проведен насмарку. Куча пустой болтовни и на выходе пшик, который и так был всем известен заранее.
Вчерашние ночерние возлияния давали о себе знать, и измотанный за день деловых встреч организм Максима настойчиво требовал огнетушителя. Расставшись в Сити с Володькой и по центральному желдоркольцу добравшись до Коптево, Макс позволил себе немного отдышаться.
Зайдя в первый попавшийся на пути к дому минимаркет, он сразу же направился в винный отдел. У стеллажа с шампанским его взгляд привлекла внимательно изучавшая небогатый ассортимент лавочки особа псевдомодельной внешности. По выражению лица было понятно, что вопрос выбора вина уже давно завёл её в тупик, и выхода из него самостоятельно найти она не в состоянии. «Если ноги растут от ушей, вполне логично, что на месте полушарий в конце концов неминуемо появляются полупопия», – подумал, глядя на эту «картину маслом» Студеника, и решил предложить свою посильную помощь обладательнице двух пока ещё далеких от перекрещения прямых.
– Знаете, – с места в карьер припустил Макс. – Ровно так же, как сумочка подбирается в цвет туфель, так и бутылка вина должна гармонировать с длиной ног её покупательницы, – он взял с полки полуторалитровую бутылку игристого и протянул девушке. – Вот! Мне кажется, вот эта будет в самый раз.
– Вы уверены, что это точно? Тогда отнесите её на кассу. Мне ещё нужно выбрать что-нибудь к вину. В отделе сыров такие же любезные консультанты? – похоже, девушка приняла его за сотрудника магазина.
– Хоть это и не моя работа, но для вас я сделаю исключение, и не только отнесу вино на кассу, но и с удовольствием оплачу его для Вас.
– Вот ещё! Больно надо! Я что, похожа на какую-то там нищебродку?! Отдайте сюда бутылку! Я всё сделаю сама! Будут ещё ко мне всякие мерчандайзеры клеиться!
«М-да, похоже с местом произрастания ног здесь я попал в самую «десяточку», – про себя решил Максим, всучил бутыль модельке, благо та уже начала тянуть к ней своих ухоженные ручки, взял со стеллажа напротив чекушку молодого коньяка и направился в сторону касс.
Войдя в отцовский двор, Макс поймал себя на мысли, что меньше всего он хотел бы сейчас возвращаться в стены когда-то отцовской, а теперь, по завещанию, собственной квартиры. Всё в ней тяготило и напоминало ему об отце. Немного постояв в раздумьях, Макс направился в сторону облюбованной им вчера лавочки, с удобством на ней расположился и, поцеживая коньяк поочерёдно с затяжками табачным дымом, принялся на телефоне изучать содержимое ящика электронной почты, трещавшего по швам от писем, накопившихся за время его отсутствия. Так он и сидел под сенью многолетнего каштана до тех пор, пока…
– Эй! Как там тебя…
Максим обернулся на голос.
– Мущщщина… Да, да! Ты! Можно тебя на минуточку?
У подъезда стояло такси, дверь авто была распахнута, возле неё, слегка приоблокотившись на крыло, стояла его, Максима, вчерашняя «мудикаба» из «Пипермента». Макс нехотя покинул насиженное место и подошел к ожидавшей его женщине.
– Я у тебя, кажется, телефон забыла. Могу забрать?
– Ты уверена, что оставила его именно у меня?
– Как пить дать! Кстати, у тебя выпить не найдётся, а то в горле что-то пересохло…
– Ладно пойдём, только быстро.
– Расплатись за таксо, у меня деньги закончились. Всё так внезапно… – дама была явно не очень трезва.
– Этого хватит? Сдачи не надо. – Макс сунул таксисту купюру и выразительно посмотрел на женщину.
– Ну что, болезная?
– Хм… – только и смогла, что со скепсисом выдавить из себя незнакомка, и они вошли в полумрак подъезда.
Поднявшись на лифте и открыв ключами, Макс услужливо распахнул дверь, пригласив «потеряшку» пройти вперёд.
– Тебе в спальню. Вперёд и прямо, если помнишь. Именно там ты так неудачно и провела всю прошедшую ночь…
Женщина прошла в комнату, недолго порылась в кровати и действительно извлекла из-под подушек достаточно навороченный смартфон не самой последней модели.
– Не насосала, а подарили… – прокомментировала она итог своих манипуляций Максу, демонстрируя результат раскопок.
– А ты мне нравишься, ты смешная…
– Это ты меня ещё голой не видел!
– Так за чем дело встало?
– Погоди, перед тем как даму танцевать, для начала её нужно хотя бы покормить!
– Еды в холодильнике нет, но есть литр коньяка.
– А ты мне тоже нравишься, ты смышлёный.
– Это ты меня ещё в деле не видела! – поддержал начатую не им игру Максим. – Ладно, проходи на кухню, я пока суши закажу.
– Не утруждай себя! Когда я захочу суши, я дам тебе знать. Ты «Секс в большом городе» смотрел? Наливай!
– Ну давай тогда напьемся под телевизор, а там решим, – утвердительно предложил Максим и нажал красную кнопку на пульте дистанционного управления.
Не бывает некрасивых людей – бывают люди, которые не нашли своё лицо. Не бывает глупых людей – бывают люди, которым поиск своего лица не оставил сил на поиск себя. Самое грустное, когда человек, исчерпав все силы, отведенные ему на поиски, не находит ни первого, ни второго. И тогда на авансцену выходит алкозависимость, которая даёт иллюзию наличия всего. А женщины? Знаете, женщины – они, как шаурма. Если пытаться подходить к ним только с нежностью и аккуратно, они к тому времени уже охладеют и вкус будет совсем не тот. Если же слишком резко и напористо, можно и язык обжечь, и начинка вся полетит в стороны, запачкаешься с ног до головы. Так что время… Время есть! И пить…
До пятой пили в тягостном молчании, друг перед другом делая вид, что увлечены действом какого-то беспонтового телесериала. Но, постепенно, коньяк расширял не только сосуды…
– Тебе могло показаться, что я – банальная шлюха, а я – не шлюха. Я – «лавочка», – первой нарушила молчание она.
– Лавочка? В смысле? Временное отдохновение для уставших путников?
– Можно сказать и так, хотя, признаюсь, не задумывалась. Лавочка – от английского «love» – лав… Любовь. Девочка-любовь, лав-девочка, лав-очка, лавочка…
– Лав очка? Звучит заманчиво… А в чём разница? И шлюхи, и ты, как бы поаккуратнее выразиться, личности «публичные».
– О, кстати о публичности… Никогда не замечал, что публичная личность и публичная женщина – это про разное? Так вот, я – личность.
– По секрету скажу тебе, именно потому я и избегаю публичности, что и для женщин, и для личностей она суть одна и та же. Только женщина публичествует телом, а личность – лицом.
– Ой, только давай без философии, и без того мозг взрывается. Давай я скажу тебе проще. У шлюх модель успеха какая? «Отсоси, потом проси»! Я – не шлюха, я – «лавочка», моя модель успеха – «девочка, не бойся секса, член во рту послаще кекса». Поэтому я, пусть и девушка б/у, но – не шлюха.
– Как я посмотрю, даже если ты и девушка б/у – то, в первую очередь – девушка «больно умная», а уже во вторую, «бывшая в употреблении». Хотя, при таких раскладах, и «больные умом» случаются…
– Потому и «больно умная», потому что «бывшая в употреблении». «Бывавшая в употреблении», я бы даже сказала… – собеседница на минуту замолчала и задумалась. – Не принесёшь мне из коридора сумочку? У меня там носовые платочки остались и сигареты…
– Член, завёрнутый в газету, заменяет сигарету. А сопливчики тебе на что? «Хнык-хнык» замучил?
– Это у вас в Казани, где грибы с глазами, как ты выражаешься, «хнык-хнык» «сопливчиком» лечат. А у нас в столицах, где хрен знает, что на лицах, «сопливчики» не прокатывают. То, что у нас в столицах на лицах, обычно влажными салфетками вытирают. Обязательный пунктик в дамских сумочках столичных охотниц за мужчинами, кстати.
На порядком сомлевшего к тому моменту Макса словно бы ушат холодной воды вылили.
– Во-первых, грибы с глазами – в Рязани. «Их едют, а они глядют». И, во-вторых, откуда ты знаешь, что я из Казани?
– Не напрягайся, – по-пьяному звонко рассмеялась «лавочка». – У тебя на чемодане в спальне наклейки досмотра из казанского аэропорта. Много наклеек. Это же логично, как дважды два четыре!
– Сколько будет «дважды два», зависит от того, покупаешь ты или продаёшь, – пробурчал, потихоньку оттаивая, Максим. – Вот мы здесь сидим, выпиваем, разговоры скабрезные разговариваем, а ведь ты даже не знаешь, как меня зовут! И после этого ты подводишь мне философию про различие между «лавочками» и «шлюхами»?
– Знаешь, у кого-то в «Чикаграме» я читала, что когда человек умирает, у него уходят все чувства – обоняние, осязание, слух… А когда, одним из последних, уходит зрение, и окружающее выцветает, то последние минуты человек видит всё в фиолетовом цвете. Отсюда и поговорка – мне все фиолетово, что значит «мне уже все не важно», «мне уже все равно». Это тебе просто для информации. Так вот, как тебя зовут мне – фиолетово.
– Готичненько… Я слышал другую историю про «фиолетово». Типа, это выражение пошло, когда в бассейны для туристов стали добавлять реагент на мочу. Пописал человек, не вылезая из воды, и вокруг него расплывается фиолетовой пятно. Типа, мне фиолетово, мне поссать. Хотя, ты права, смысл от этого не меняется…
– Слушай, плейбой, а ты когда-нибудь сексом в авто занимался?
– Да, в молодости… Было дело с одной, – теперь пришло время замолчать Максиму.
В голове почему-то уже второй раз за несколько дней промелькнула транспортная развязка, со свистом проезжающая мимо машина, дурманящий шлейф цветочных духов… В окне затормозившего рядом авто мелькнуло и исчезло чьё-то лицо… Ни догнать, ни свернуть… Может и тогда это тоже была она?
– Неудобное это дело, писюн выскакивает, – с силой вытащил себя из плена наваждения Максим.
– Хороший писюн не выскочит. Ох… Ну всё, девушка созрела и очень хочет «суши»!
– Нет, Смешная, ты мне определённо нравишься! Что ты там говорила про то, что я тебя голой не видел? Раздевайся!
Незнакомка по-кошачьи потянулась, встала из-за стола, покачивая бёдрами вышла на центр кухни и без лишних слов, отрепетированными движениями, не отрывая взгляда от глаз Макса, медленно и томно сняла с себя всё, во что в тот вечер она была «раздета». Уже через минуту она приняла гламурную позу пантеры перед прыжком в сторону развалившегося на стуле Максима.
– Ну как я тебе? Скажи, что нравлюсь!
Попытавшись оценить представшую перед ним в неглиже незнакомку двоящимся от выпитого взглядом с ног до головы, Макс споткнулся на её бедрах и сначала тихонько, а потом уже и в полный голос начал давиться от смеха. Через минуту он ржал, аки сивый мерин…
– Ну… Ты… Даёшь…!!! Удивила… Так… Удивила…!!! Такого… Я… Ещё… Никогда… Ха-ха-ха!!!
Начиная от заниженной линии талии, все бёдра и ягодицы обольстительницы были сплошь усыпаны разноцветными вытатуированными бабочками. Махаоны, павлиноглазки, сатурнии, разнообразные парусники, нимфалиды, бархатницы, голубянки, агриппины, урании, парнасиусы и прочие разновидности чешуекрылых ровным слоем покрывали всё пространство от уключин таза до середины ляжек «лавочки»-незнакомки, образуя собой некое подобие кружевных панталончиков.
– Оденься… Христом Богом молю… Я сейчас умру… От смеха… Ты меня убиваешь! – корчился в судорогах гогота, утирая выступающие слезы, Максим.
– Хам! – возмущенно взвизгнула в ответ представшая перед ним во всей красе немолодая лепидоптерофилистка. – Хам и подонок!
Она спешно сгребла в кучу сброшенную на пол одежду и, пытаясь хоть как-то прикрыться сграбастанными тряпками, неловко посеменила из кухни.
– Дверь – там! Захлопни за собой посильнее! – хохот Макса шёл только по нарастающей.
– Хам! – донеслось из прихожей.
– Телефон не забудь, капустница! – давясь остатками смеха, прокричал в ответ Студеника.
– Мудофил! Мразь! – на прощание вместо «спокойной ночи» донеслось из прихожей, затем послышался звук отпираемых замков, дверь громко хлопнула и наступила долгожданная тишина.
Максим долил себе в рюмку остатки коньяка, маленькими глотками, не отрываясь, выпил и крякнул:
– Как же ты, всё-таки, велик и могуч, о, русский язык! Тысячу раз был прав Иван Сергеевич. Ну? Посидели – пора и честь знать. Всем спасибо, все свободны! Завтра за день нужно успеть завершить все дела по наследству и в аэропорт. А посему, спокойной вам ночи, уважаемый Максим Валерьевич. Тропического рая во снах, извините, желать не буду – с Вас и так уже стало!
Он довольно улыбнулся своей, как ему показалось, удачной шутке и последовал в сторону спальни.
– Ну, хотя бы не в кресле, – сам себе заметил Макс и, не раздеваясь, завалился на кровать, так и не приведённую с прошлой ночи в порядок. – Завтра, всё завтра…
Максим хронически не переносил куда-то вечно спешащего ритма столицы, стараясь выпасть из него при первой подходящей возможности. И уже на завтра им было запланировано экстренное катапультирование из никогда не спящего города, которое сейчас, пока ещё только на уровне ощущений, но уже начинало казаться ему очень и очень кстати.
В полусне Макс поудобнее взбил подушку под головой, и уже через пару минут квартиру огласил размеренный тихий храп, со стороны чем-то напоминающий урчание благодарного сытого и немелкого мейн-куна.
Часть третья. Шлейф
Шлейф (нем. Schleife – «петля», «бант» нем. Schleifen – «тащить», «волочить»)
Утром Максим проснулся как ни в чём не бывало. Будто не было ни вчерашней загнанности от бешеного столичного ритма, ни усталости от беготни по чиновничьим кабинетам, не было литра грузинского коньяка с любительницей коллекционировать татуированных бабочек в самых неожиданных местах… Как будто вообще ничего не было. «Говорят, секс и смех продлевают жизнь… До секса дело так и не дошло, так что остаётся уповать только на силу смеха. Одна минута смеха полезней, чем кило кокоса…», – Максим переиначил на свой лад сточку из куплета старой забытой песенки, улыбнулся своему изображению в зеркале и, пройдя на кухню, не раздумывая, включил телевизор.
«Пускай судьба штормит семь баллов,
Уходишь ты, как в страшном сне.
Не надо слёз, я улыбаюсь,
Продляю жизнь тебе и мне…»
С экрана звучал полузабытый хит конца восьмидесятых прошлого века. «О, прямо сонг в руку… Да, давненько я так не смеялся… В принципе, можно было бы и повторить, но боюсь, теперь я видел всё…», – деланно, с ленцой пояснил Макс «ящику», наливая себе очередную порцию чёрного кофе в старую отцовскую чашку. На сегодня в планах стояло завершить все дела с оформлением имущества, отошедшего ему по завещанию отца.
С последним глотком Максим набрал нотариуса и договорился о встрече через полтора часа у дверей районной нотконторы. До вечернего отлёта в Казань предстояло посетить очередную туеву хучу государевых кабинетов и, как «делу венец», получить на руки свидетельство о регистрации его – Максимова – права на причитающиеся ему по воле отца столичные квадратные метры.
Стараниями душеприказчика Валерия Игоревича – нотариуса Бориса Иосифовича всё прошло быстро, «без сучка без задоринки», и уже около четырёх пополудни они на двоих отмечали успешное завершение наследственной эпопеи в уютном ресторанчике пафосного торгового центра недалеко от здания регистрационной палаты. До отлёта традиционного «триста двадцать пятого» у Макса оставалось ещё четыре часа. За два часа открывалась регистрация на рейс, час был необходим на то, чтобы добраться до аэропорта на такси, итого у Максима в распоряжении было примерно полчаса на то, чтобы заехать забрать вещи из только что ставшей на все сто процентов его квартиры и выдвинуться, наконец, в Казань. Домой…
Споро распрощавшись с тоже засобиравшимся к тому моменту юристом, Максим с помощью мобильного приложения вызвал машину и уже через пятнадцать минут, попросив водителя подождать, вошёл в дверь квартиры на Михалковской.
Методично пройдясь по всем комнатам, он собрал в пакет для грязного белья ношенные за время пребывания в столице вещи и, убрав пакет в чемодан, логично рассудил, что приводить в порядок квартиру после всех ночных посиделок у него нет ни времени, ни, что главное, желания. Макс выкатил багаж на лестничную клетку, ещё раз проверил, что в квартире отключено всё, что можно, закрыл дверь на все замки, спустился вниз, сел в авто и, по-запланированному, ровно через час вошёл в здание терминала «А» московского аэропорта «Внуково».
Пройдя регистрацию на рейс и все необходимые контроли-досмотры, он удобно расположился в зале «зоны вылета» и, найдя в «контактах» телефона имя «Владимир Коростелёв», набрал своего зама по безопасности. Сообщив, что вылетает, Максим отказался от предложенной Вовкой встречи «у трапа», попросив лишь пригнать на парковку аэропорта имени Габдуллы Тукая его – Студеники – личный автомобиль.
Отвечать на бесконечные Володькины вопросы по поводу деталей подошедшей к концу поездки у Макса никакого желания не было, а в том, что таких вопросов у его бессменного безопасника возникнет через край, уверенность, наоборот, была. Тем более что у Максима и у самого никакой определённости по поводу результатов его визита в столицу сформироваться ещё не успело. Пролетевшие дни должны были как следует повариться и отлежаться в памяти, чтобы Макс мог сказать себе хоть что-то определённое. А пока в голове Студентки Максима Валерьевича царил сумбур от шлейфа событий, произошедших с ним за эту пару дней. Вроде всё сложилось удачно, контракт подписан, но… Как говорил его отец – царапает что-то…
Через пару часов, выйдя из здания казанского аэропорта, Максим нашел своё заранее подогнанное Володькиными подчиненными авто в оговоренном месте, по пути заскочил в один из любимых ресторанчиков. Попытался было за едой разложить по полочкам произошедшее с ним в Москве, но то ли усталость брала своё, то ли ещё что, но мысль ни в какую не шла. Максим попросил счёт и без каких-либо происшествий добрался до дома.
«Завтра, всё завтра…», – думал он, шествуя из душа по направлению к кровати. «К чему сейчас ломать голову? За ночь мысли сами отлежатся, и всё окажется предельно просто и ясно. Как белый день. К тому же, Володька должен предоставить результаты своего расследования по Марго и её сыну. Надеюсь, он успел? Ведь истина всегда лежит на поверхности. Необходимо только суметь увидеть её и взять. А с этим у меня проблем, вроде бы, раньше не наблюдалось… Никогда».
Максим опустил голову на подушку, и, уже спустя пару минут, дом погрузился в состояние глубокого сна.
Едва появившись в офисе, Максим первым делом набрал Коростелёву по вопросу досье на Марго. Володька обещался быть через час, а пока порекомендовал ему почитать те три отчёта, которые он ещё вчера вечером положил ему на стол.
«Михтялёва Маргарита Павловна, рождена тринадцатого мая, уроженка города Казани. Постоянно проживает в городе Москве по адресу…», – начал читать первый из докладов Максим. «Ох, уж эти женщины! Как день рождения, так он у них есть, а вот, как год рождения, так тут уже, как с семейным положением – «всё очень сложно» …
Пролистав все три досье, Максим, к своему неудовольствию, констатировал, что в целом они содержали примерно одно и то же. Владеет и живёт в четырехкомнатной квартире в центре Москвы. Была замужем за… Кто-кто? После развода она вышла замуж за этого очкастого суслика из параллельного потока? Бедный… Так, дальше… Владеет строительной компанией такой-то, годовой оборот составляет столько-то… Не хило, конечно, но даже по казанским меркам – мелковато… Так… Сын, Игорь Станиславович, десятого августа одна тысяча девятьсот девяносто третьего года рождения… Образование среднее. Родился в Москве. Стоп! А почему он «Станиславович»? И с чего это Марго считает, что он – мой? Хотя… По дате рождения… Ну, плюс-минус два месяца… Да, при таком раскладе я вполне мог бы быть и его отцом. Но чего она прятала его аж целых двадцать шесть лет, а сейчас вот – здрасьте, прошу любить и жаловать, твоё чадо?
Ещё одним очевидным минусом работы всех трёх Володькиных источников было также и отсутствие каких-либо внятных фотографий сегодняшней Маргариты Павловны. Таких, по которым можно было понять, как предмет расследования выглядит на сегодняшний день. К тому же и фотографий Игоря в докладах не было, от слова «вообще». Всё вскользь, в общем, крупными мазками. Обо всём и ни о чём. В общем, вопросов у Максима по прочтении только прибавилось.
Макс нажал кнопку «прямой связи» с секретаршей:
– Коростелёв ещё не появлялся?
– Пять минут, как приехал, Максим Валерьевич! Сказать ему, чтобы зашёл?