– Нет, у быков рога по-другому расположены. Это скорее козёл, только рога очень большие… Это всё?
– Вот ещё, ? майор перелистнул фото в телефоне. ? След тоже странный нашёл.
– Эка большой какой. Нет, так сразу и не понять, ? Олег Борисович пожал плечами. ? Знаешь, что-то смутно знакомое, но никак не соображу что. Вроде видел когда-то, а что не пойму.
– Вот мне тоже кажется, что знакомое… Слушай, моя стажёрка с машиной по ходу совсем исчезла. Может, кинула меня и уже в участке. У вас тут никто в Зелёномховск не собирается?
– Попутчиком хочешь быть?
– Уж очень не хочется ребят напрягать и просить забрать.
– Ну, может, Миха и поедет. Он через дорогу, где песцов разводят.
Вдоль обочины паслись козы, маленькие, белые, с крохотными серыми рожками. Майор не удержался и погладил одну по голове, та тихо проблеяла в ответ.
«Нет, эти продырявить не могли. Мелкие шибко. Обойти завтра что ли весь зверосовхоз? Или эту дурёху отправить? Эх, Безликова уже бы давно нашла рогатого».
У дорожки к низенькому продолговатому зданию, где в клетках содержались песцы и источали ужасный животный запах, стоял старый козёл. Шерсть вылезла клоками, глазки горели красными точками, а кора рогов чуть облупилась. Рожки длинные. И пахло от него чем-то прокисшим, точно подгнивал он.
Майор внимательно посмотрел на него.
«В принципе мог и этот. Хотя рога у него сильно назад загнуты, это же с какого ракурса он должен был мужика ударить? Сальто назад? Нет, копыта у него маленькие. Мой след раза в три больше».
Майор хотел пройти мимо, но козёл преградил путь и злобно что-то проблеял на козьем языке.
– Ух, какой ты, а ну-ка брысь, ? притопнул Николаев. Но козёл наклонил голову вперёд, выставил рога и стал медленно наступать. Майор попятился. Не хотел пятиться, но попятился, сам не понимая, почему перебирает ногами, и пополз липкий холодок по телу.
По счастью, владелец песцов как раз выходил из «парника» и отогнал козла, дважды зычно прикрикнув на него и погрозив кулаком. Козёл проблеял ругательство и отбежал прочь.
– Да Тёмыч вообще офигел, за скотиной перестал смотреть. И зачем эту старую гниду держать? Толку от него? Ладно, мужик, поехали. До дома культуры подброшу, а дальше сам.
Пока они тряслись в старом грузовичке, у которого на каждой кочке прицеп подпрыгивал так, что вот-вот оторвётся и улетит, майор спросил:
– Я раньше у Тёмыча не видел этого старого козла.
– А я эту гниду рогатую вижу каждый вечер. Знать пришёл откуда-то. У Тёмыча ошивается. Значит, его.
– А кто у вас ещё коз держит? Тёмыча знаю, Олега Борисовича, Филиппа Отчества-Не-Помню знаю.
– Да много кто. Один с косматой гривой приехал весной, занял старый участок. Документы проверили, оказывается, его земелька, только он пятнадцать лет не приезжал. Потом парочка чурков тоже этой весной приехали. Они участок купили, молоком торгуют и сыр делают. Потом старуха Агафья, у неё пять старых коз. Она, наверное, продавать осенью будет, старая уже, следующим летом, наверное, не приедет. Потом уже совсем на краю, ближе к кладбищу молодая пара поселилась. Тоже коз держат, какой-то у них там бизнес-проект, всякие схемы, графики, планы по производству… Ха! Я всю жизнь живность без всяких наворотов развожу, а у них, значит, бизнес-проект. Из старожилов ещё коз держит Николай Глушков и Сашка Кричков. Опрашивать их, что ли будешь?
Майор пожал плечами.
– Может, и познакомлюсь.
– А что стряслось-то? Я сегодня весь день клетки песцов прибирал.
– Человека убили.
– И думаете на коз? ? хохотнул Миха, но хохотнул коротко, будто устыдясь.
Майор не ответил.
В участок вернулся, когда смеркалось. Все коллеги уже разошлись по домам. Проверил электронную почту. Железнодорожное управление прислало письмо с фотографией от машиниста. Но ничего особенного на фото Николаев не увидел. Пустая зацепка. Тело просто лежало на рельсе.
На столе – отчёт от патологоанатома. Майор проглядел: похоже, необычного патологоанатом Варя не нашла. Мужчина умер от остановки сердца, часть ран была нанесена уже посмертно, на груди – татуировка с козьими рогами. А вот отметины под ключицами и найденные в ранах частицы заинтересовали. Варя написала, что все образцы отправила на экспертизу. Спасибо, Варя! Толковая девица. Хоть кто-то помогает, а не ставит палки в колёса. Обычно на каждый чих нужно разрешение шефа. А у шефа – лёгкая форма паранойи, он боится, что случись что из ряда вон, могут понаехать большие начальники с проверками и задавать ненужные вопросы. Но Варя умела обходить шефа.
Когда пропала Аня Безликова, майор часто думал: если бы кто-нибудь вовремя настучал в МВД о том, какая чертовщина на этих болотах творится, то, возможно, Аню нашли или она и вовсе не пропала бы. Но шеф велел молчать.
«А у самого кишка тонка. Слабак», ? обругал себя майор.
Заглянул к Варе, оставил взятые со шпал образцы.
Спустился на стоянку служебных машин, но его автомобиля не было. Значит, стажёрка так и не вернулась. Или припарковалась у своего дома.
«Чтоб тебя…»
Майор тоже пошёл домой. Пешком минут двадцать. Мимо закрытых на ночь магазинов, мимо яркой вывески «тату-салон». Фонарь перегорел, и в темноте Николаев чуть не споткнулся о припаркованный на тротуаре мотоцикл Жени-Пули, который работал в салоне. Майор хотел зайти поругаться, но раздумал. Как-нибудь в другой раз штраф выпишет.
Было свежо. И в этой свежести отчетливо выделялся запах брошенной недокуренной сигареты, вонь пронёсшегося вдалеке мопеда, сладость козьего молока. Майор посмотрел наверх. Наверное, кто-то выставил на балкон блюдце для кошки. А вон и кошка крадётся по старому дереву, которое почти врезается в дом. Зверь замирает у балкона, принюхивается, фыркает и, развернувшись, спускается, спрыгивает. В темноте майор видит, как светящиеся глаза приближаются к нему, и кошка трётся о ноги.
– Иди давай.
Подсветил телефоном: не кошка, а кот, рыжий, тощий.
– А сколько шерсти на брюках оставил. Сволочуга!
Почти дома.
Однушка под самой крышей. Осенью протекает потолок, летом – грязно-ржавые разводы. В туалете отвалилась последняя кафельная плитка и раскололась на две половинки, острую и тупую, но бетонные стены – красиво и уютно. Чайник кипит-свистит, того и гляди выскочит в окно; чай в кружке с черными краями, в холодильнике только горбушка хлеба, с одного боку уже покрывшаяся голубоватыми пятнами. Кровать стонет и скрипит. Может, даже перевернётся: кровать двуспальная, а майор спит с самого края, боясь занять чужое место, и весь его вес давит с одного края, да, однозначно, однажды кровать перевернётся или треснет.
Вы ознакомились с фрагментом книги.
Для бесплатного чтения открыта только часть текста.
Приобретайте полный текст книги у нашего партнера:
