Книга Ночная кукушка - читать онлайн бесплатно, автор Светлана Рощина. Cтраница 3
bannerbanner
Вы не авторизовались
Войти
Зарегистрироваться
Ночная кукушка
Ночная кукушка
Добавить В библиотекуАвторизуйтесь, чтобы добавить
Оценить:

Рейтинг: 0

Добавить отзывДобавить цитату

Ночная кукушка

Когда я вернулась с работы домой, то обнаружила свою переписку разбросанной и сразу заподозрила неладное.

– Как ты могла отобрать у сестры мой подарок? – набросилась на меня мать.

– Мы поменялись! Я купила ей другую шкатулку, – спокойно ответила я.

– Вот и оставила бы её себе! – продолжала возмущаться мать.

– Но она была меньшего размера, чем нужно! В неё не помещались письма, которые я собиралась там хранить! А для Лины было неважно, какого размера шкатулка!

– Но это же был мой подарок! Как ты посмела отобрать его у Линулинки за моей спиной?

– Но я не отбирала! Мы поменялись! – продолжала оправдываться я.

– Больше не смей прикасаться к вещам сестры! То, что я покупаю для Линулинки, должно оставаться у Линулинки! И убери свои письма, пока я их не выкинула! – пригрозила мать.

Я жутко расстроилась и начала собирать разбросанные письма, чтобы уложить их в полиэтиленовый пакет, так как коробку из-под конфет я успела выкинуть.

Были и другие случаи, когда родители дарили мне несуразные и бесполезные подарки, которые потом ещё и отбирали обратно, в то время как Линулинку осыпали чуть ли не золотым дождём. Так, к примеру, в тринадцать лет у неё уже была шуба из натурального меха кролика. А я вплоть до замужества ходила в дешёвеньком полушубке из искусственного меха. Но всё это было потом, и не причиняло уже столько обиды и боли, как в далёком детстве, когда мать при каждом удобном случае старалась выставить меня неблагодарной дочерью, которая просто не заслуживает ничего хорошего.


В нашем небольшом городке было несколько стадионов, которые зимой превращались в катки. Именно поэтому все жители нашего города повально занимались фигурным катанием, за исключением тех мужчин, которые играли в хоккей.

В светлое время суток в выходные дни мы с друзьями шли к ближайшему стадиону, чтобы посмотреть на самый настоящий хоккей, в который с поразительной энергией и яростью играли взрослые мужчины, экипированные как настоящие спортсмены. А вечером, когда ночная темнота опускалась на землю, вокруг стадионов загорались огни, и начинала играть музыка. И все желающие, а их было ой как много, шли на ближайший каток, чтобы в прекрасном и удивительном танце скользить по льду.

Это было безумно красивое зрелище!

То было время чёрно-белых телевизоров, коричневой школьной формы и чёрно-белых фартуков. Яркие краски практически не присутствовали в нашей жизни. И потому искрящееся волшебство льда, подсвеченное в темноте софитами, и юные фигуристы, танцующие под музыку, всегда создавали радостное настроение, приближающее новогодний праздник.

И конечно же, в нашем городе была секция фигурного катания, но многие учились сами, и от этого их мастерство не становилось хуже.

И я тоже не могла не поддаться очарованию этого красивейшего вида зимнего спорта. Тем более что все мои друзья и подруги с малых лет катались на коньках. Я очень долго просила родителей купить мне коньки, но всегда получала один ответ:

– У нас нет денег.

Тогда я стала просить об этом Деда Мороза. Я делала это из года в год, но никогда не находила под ёлкой не то, что коньков, но и никаких других подарков.

Но однажды свершилось чудо! К этому времени у меня уже появилась сестра, и родители, естественно, никак не могли обойти её новогодним подарком, поэтому они, в кои-то веки, решили сделать подарок и мне. Это были двухполозные коньки, которые необходимо было верёвками привязывать к валенкам.

Увидев это безобразие, я расстроилась, так как у всех моих подруг были красивые белые ботиночки с фигурными лезвиями, на которых они великолепно скользили по льду. Выполнять же пируэты в валенках, к которым верёвками привязаны двойные лезвия, казалось не только не эстетичным, но и весьма сложным занятием.

Мне было всего семь лет, но я мужественно надела на себя валенки, привязала к ним двухполозные коньки и медленно выползла на улицу.

Верите, на льду я не могла сделать ни шагу! Я сразу же падала. Промучившись весь вечер и отбив бока, я вернулась домой не солоно хлебавши и больше уже ни разу не ходила на каток и даже не просила купить новые коньки, потому что знала, каков будет ответ родителей. Но когда сестра стала подрастать, родители сразу же купили ей красивейшие коньки. Такие, какие я видела на своих подругах: белые ботиночки и фигурные лезвия. Затем родители записали Лину в секцию фигурного катания, которая, к слову, была платной, и это позволило ей присоединиться к тем ослепительным красавицам, которые каждый вечер под музыку танцевали на льду, восхищая собой зрителей на трибунах.

По мере того, как увеличивался размер ноги Лины, родители обновляли ей коньки, что позволило сестре заниматься фигурным катанием вплоть до окончания школы. А мне оставалось лишь с сожалением наблюдать, как моя сестра, совершенно не испытывавшая страсти к фигурному катанию, из-под палки ходит на нелюбимые занятия, тогда как я была лишена этого.

Та же история случилась и с музыкальной школой.

По иронии судьбы у меня прекрасный голос, позволяющий мне с лёгкостью брать самые высокие ноты, и абсолютный слух. И вследствие этого мне, естественно, хотелось заниматься музыкой. С шести лет я умоляла родителей записать меня в музыкальную школу, но всегда слышала традиционный ответ:

– У нас нет денег.

Я очень переживала из-за этого, чувствуя, как годы утекают сквозь пальцы. Все мои подруги, даже самые бесталанные, посещали музыкальную школу, а я лишь смотрела на то, как они с ненавистью играли гаммы и без души нажимали на клавиши пианино, вымучивая заданную мелодию, которую я могла с лёгкостью воспроизвести на слух, потому что не знала нотной грамоты.

Иногда моя подруга Алла пускала меня за своё пианино, и тогда я сразу же повторяла услышанную ранее мелодию исключительно для того, чтобы удивить подругу. Со временем она стала давать мне всё более сложные задания, но я и с ними легко справлялась. Да только разве это могло заменить полноценные занятия в музыкальной школе? К тому же, после пяти лет обучения Алла бросила музыкальную школу, и наши с ней нехитрые занятия прекратились.

Но при этом родители всячески старались дать Лине музыкальное образование. А когда она пошла в первый класс, родители купили для сестры игрушечное пианино. Причём вышло это так.

Моя классная руководительница Анна Мелентьевна была очень энергичной женщиной. Несмотря на то что она взяла наш класс, когда ей уже исполнилось пятьдесят лет, Анна Мелентьевна старалась разнообразить нашу размеренную школьную жизнь различными мероприятиями, которые мы поначалу воспринимали как наказание, но затем оценили по достоинству, поняв, какое благое дело учительница делала для нас, сделав нас самым дружным классом в школе и направив чрезмерную детскую энергию в нужное русло. И за это я буду вечно ей благодарна.

Каждый год мы ходили в походы, ездили в театры, музеи, даже на эстрадные концерты. У нас устраивались различные конкурсы, а к праздничным датам мы готовили показательные выступления. За каждым отстающим учеником был закреплён отличник, обязанный оказывать ему помощь в учёбе. В общем, у нас была очень бурная и насыщенная внеурочная жизнь.

И естественно, на каждое проводимое мероприятие приглашались родители. Но моим маме и папе, по-видимому, было слишком обременительно посещать каждое выступление нашего класса, хотя график их работы без лишних проблем позволял это делать, но им было проще придумать какую-нибудь отговорку, чем порадовать меня своим присутствием.

Но поскольку проводимых мероприятий было очень много, а Анна Мелентьевна была женщиной настойчивой и властной, моим родителям порой приходилось появляться среди присутствующих.

И вот однажды, когда я училась в пятом классе, у нас проводился КВН, приуроченный к празднованию Нового года. Мероприятие проводилось в местном Доме культуры, так что мест там было достаточно для всех, поэтому в зрительный зал мама пришла вместе с Линой. А после окончания проведённого конкурса никто не стал нас выгонять из зала. Все общались, обмениваясь впечатлениями. И в этом момент Лина подошла к роялю, стоящему на сцене, и несколько раз пальцем нажала на клавиши. После чего она потеряла интерес к инструменту и снова вернулась к маме.

Затем все разошлись по домам. А когда мама привела нас с сестрой домой, то сказала, что ей срочно нужно уйти, и оставила нас вдвоём. Через некоторое время она вернулась обратно, и в руках у неё была большая картонная коробка, в которой оказалось игрушечное пианино.

– Линулинка, это – тебе! – радостно вручила мама новую игрушку Лине.

Думаю, если бы в то время в нашей семье были деньги на настоящее пианино, то мама, не задумываясь, купила бы его для своей любимой дочери.

Но сестра даже не взглянула на новую игрушку, продолжив играть в своих кукол. И тогда я решила сама поиграть на пианино.

Я подошла к стоящему на полу инструменту и стала играть знакомые мелодии. Мама услышала это и, вбежав в комнату, отобрала у меня пианино и стала кричать:

– Как ты смеешь играть в игрушки сестры!

– Но она же не хочет, – испуганным голосом прошептала я.

– Значит, потом захочет! Я купила пианино для Линулинки, а не для тебя, так что не смей к нему прикасаться! – продолжала кричать мама, и я поняла, что мне опять указывают на моё место.

В своей родной семье я была бесправной сиротой, а Лина – золотым ребёнком, которому разрешалось всё и прощалось всё.

Мама очень хотела записать Лину в музыкальную школу, но сестра категорически отказывалась туда ходить, и со временем родители перестали настаивать. И лишь я украдкой, когда родителей не было дома, позволяла себе играть на игрушечном пианино сестры, подбирая на слух услышанные мелодии.

Однако когда мне было тринадцать лет, родители, вернувшись со своей традиционной прогулки, внесли в дом гитару и вручили её мне со словами:

– Вот! Теперь ты будешь учиться играть на гитаре!

И хотя в моих мыслях никогда не возникало желания выучиться играть на гитаре, так как я мечтала о возможности играть на пианино, я готова была это сделать, если иного способа приобщиться к музыке не было. Но родители, как всегда, сказав «А», совершенно не собирались говорить «Б».

Гитара была не настроена, но родителей сей факт совершенно не смущал, так как они заявили, что я должна сама это сделать. Но вот денег на обучение в музыкальной школе или же на оплату уроков частного педагога они, естественно, давать не собирались. Более того, они даже не желали давать мне деньги на покупку самоучителя, но при этом постоянно твердили мне о том, что я – неблагодарная дочь, которая не ценит внимания своих родителей и отказывается учиться играть на гитаре. А на мои доводы о том, что для этого нужны дополнительные денежные средства, отвечали лишь оскорблениями.

Поэтому я кое-как научилась играть одну единственную песню «Во саду ли, в огороде» и то с помощью подруги, которая брала частные уроки игры на гитаре. И конечно же, для родителей это стало ещё одним поводом для того, чтобы при каждом удобном случае поругать меня.

И впоследствии отсутствие музыкального образования перекрыло мне целый ряд возможностей, которыми я непременно бы воспользовалась, будь у меня хоть какие-нибудь музыкальные навыки.

Когда я выросла, то очень хотела принять участие в каком-нибудь музыкальном конкурсе, благо талантами Бог не обделил. Но едва отборочная комиссия узнавала о том, что у меня полностью отсутствует какое-либо музыкальное образование, как мне тут же указывали на дверь, не позволяя даже продемонстрировать свои вокальные данные.

У меня не было ни связей, ни денег, ни соответствующего образования, поэтому путь на музыкальный Олимп мне был закрыт.

Это сейчас у нашего народа появилась прекрасная возможность прорваться в ряды эстрадных звёзд, не имея за душой ничего, кроме таланта. Да только мой поезд уже давно ушёл. И хотя дочь постоянно твердит мне о том, чтобы я попробовала свои силы в «Голосе», я не собираюсь следовать её совету.

Посмотрев в Интернете несколько сезонов «Голоса», я сделала для себя определённые выводы. Конкурсанты, чей возраст перевалил за сорокалетний рубеж, имеют шансы достичь определённых успехов в данной программе лишь в том случае, если ранее они профессионально занимались музыкой. А у самоучек без образования есть возможность чего-то добиться лишь при условии, если они молоды и хороши собой, и впереди у них целая жизнь, чтобы всему научиться. Я же стала бы там аутсайдером, от которого бы избавились при первой возможности.

Конечно, есть и другой вариант. Можно было бы нанять преподавателя, который смог бы обучить меня азам нотной грамоты и помог бы поставить конкурсный номер, с которым я могла бы там выступить. Но, к сожалению, у меня уже пропал интерес к музыке. Это в детстве и в юности я была полна энтузиазма всё испробовать, демонстрируя всему миру свои незаурядные способности, а сейчас мне уже всё равно. Дух покорителя мира, ранее бушевавший во мне, был затоптан теми людьми, с которыми мне не посчастливилось жить, общаться и работать. Я плыву по волнам жизни не как акула, а как планктон, который может быть в любой момент съеден. Очень жаль, но по этой стезе мне не удалось пройти, потому что моим драгоценным родителям была всегда ненавистна мысль, что я могу быть умнее и талантливее их и их обожаемой Линулинки. И потому они старательно зарывали в землю все проблески моих талантов.


Я всё время ходила голодная. И не только потому, что мой организм рос, и ему требовалась еда в качестве строительного материала, а потому что дома меня практически не кормили.

В те дни, когда я посещала детский сад, я питалась только там. А если вечером голод слишком сильно одолевал меня, то мать давала мне головку репчатого лука, как в каком-нибудь средневековье. Другими блюдами меня не баловали.

В отличие от остальных детей я не пробовала ни шоколада, ни конфет, ни иных сластей. А в те дни, когда я не ходила в детский сад, мой рацион был крайне скуден. Утром чашка чая или кофе и один бутерброд с сыром или колбасой без масла. На обед – тарелка супа без мяса, а на ужин – только картошка или капуста. Мне давали еды ровно столько, чтобы я не умерла с голоду. Причём такой рацион в отношении меня сохранялся ровно до того времени, пока я не вышла замуж и не уехала от родителей. Мать объясняла подобную скупость следующим образом.

– Мясо полагается только папе, потому что он – мужчина. Сладкое – Линулинке, потому что она маленькая.

Маме, по-видимому, полагалось и то, и другое, а мне – ничего. Всю жизнь меня держали на голодной пайке, и я всегда была настолько худой, что мои рёбра можно было легко пересчитать без рентгена.

Да, ещё следует добавить, что чай и кофе наливались мне настолько слабыми, что до двадцати лет я была уверена, что кофе – напиток жёлтого цвета, а не коричневого.

К тому же у мамы была некая причуда в отношении еды. В хлебе она всегда ела только горбушки. Обычные ломти хлеба она ела только после того, как съедала все корочки. Причём никто не спрашивал ни меня, ни Лину, хотим ли мы съесть горбушку. Это был императивный запрет, за нарушение которого наказывали. Естественно, только меня.

Даже если из хлеба оставалась только горбушка, то это означало, что все должны есть суп без хлеба, так как горбушка полагалась маме.

Хотя, признаться, меня задевала подобная дискриминация, так как когда я ходила в детский сад, там горбушки полагались лишь дежурным, что было неким поощрением их труда. К тому же корочку хлеба было гораздо удобней натирать чесноком, чтобы придать хоть какой-то аромат нашей скромной трапезе. Поэтому для меня получение горбушки означало определённое признание заслуг. Но только дома у нас никакой системы поощрений не существовало. Лишь наказания.

Ещё исключительным блюдом мамы был творог и все молочные продукты. Никому из нас не разрешалось их есть. Мама объясняла это следующим образом:

– Когда я вас рожала, то потеряла много зубов. И теперь мне нужно восстанавливать кальций, который я потратила на вас.

И хотя произносимая фраза и не была адресована персонально мне, но произносилась она всегда в отсутствие Лины. Вероятно, чтобы подчеркнуть мою вину. И поскольку это твердилось мне постоянно, я действительно чувствовала себя виноватой, словно самолично вырвала у родной матери часть зубов.

И хотя мне ужасно хотелось хоть раз попробовать творог, я старалась пресекать эти желания и постоянно твердила себе, что это – моё наказание за то, что из-за меня теперь у мамы во рту стоят коронки.

И только когда я сама забеременела, то поняла, какую чушь внушала мне родная мать. Родив двоих детей, я не потеряла ни одного зуба, потому что правильное питание и витамины могут предотвратить появление многих проблем. И кто, спрашивается, мешал моей матери в период беременности есть творог и пить витамины? Думаю, только собственная безалаберность, за которую расплачиваться отчего-то приходилось мне.


Однажды, когда я училась в восьмом классе, на уроке труда мы проходили тему, посвящённую еде и калориям. Учительница продемонстрировала нам таблицу калорий и велела посчитать свой дневной рацион. Нужно было записать в тетрадке всё, что мы съели за день и, соответственно, учесть все калории. А выполненную работу следовало сдать ей на проверку. И, признаться, это задание поставило меня в тупик.

Сначала я честно перечислила в тетради всё то, что съела накануне, и сложила килокалории. Получилось около девятисот. Однако перед выполнением задания учительница предупредила нас, что правильный ответ должен находиться в промежутке между двумя и тремя тысячами килокалорий.

Тогда я стала интересоваться у других девчонок, что вышло у них. И, как назло, абсолютно все укладывались в указанные учительницей рамки. Такого нищенского рациона, как у меня, не было ни у кого.

И тогда я решила пойти на хитрость. Я пополнила свой вчерашний обед якобы съеденной котлетой, а на ужин добавила сосиску. И тогда количество потреблённых килокалорий выросло почти до полутора тысяч.

И хотя эта цифра тоже была меньше требуемой, но врать сильнее мне не позволила совесть. Поэтому я сдала работу в таком виде. И когда на следующем уроке учительница возвращала проверенные работы, то абсолютно все получили за них пятёрки, и только я – четвёрку. И чтобы выяснить причину этого, я подошла после урока к учительнице.

– Света, я просила честно перечислить все продукты, которые были съедены за день, – сказала учительница, глядя через очки на мою работу. – Но твой рацион выглядел чересчур скудно. Девочка твоего возраста не должна есть так мало! Думаю, ты просто забыла указать некоторые продукты. Поэтому я и поставила тебе «четыре».

Да, я действительно солгала в своей работе. Но только не в меньшую сторону, как подумала учительница, а в большую. Интересно, что бы она сказала, если бы узнала об истинном положении дел? Наверное, не поверила бы, как и все остальные. Люди вообще не хотят иметь никакого отношения к чужим бедам, стараясь любым способом абстрагироваться от них, даже если для этого приходится прибегать к самообману.

Я же не стала спорить с учительницей, а лишь убрала свою тетрадь в сумку и пошла на другой урок, так как на душе у меня и без того было мерзко.

Я была такой тощей, что вся одежда висела на мне как на вешалке. Девчонки постоянно твердили мне об этом, но мне не хотелось этого видеть. И лишь сейчас, глядя на свои детские фотоснимки, я вижу то, что видели они. Я реально была тощей: торчащие ключицы, руки и ноги как палки. А когда в школе измеряли наш вес, меньше меня весила лишь одна девочка, у которой был официальный диагноз «дистрофия 2 степени». Пожалуй, только родители не замечали моей нездоровой худобы.

Подобное отношение ко мне родителей невольно вызывало мысли, что я им не родная дочь, и именно поэтому они относятся ко мне как к нелюбимой падчерице. И если бы это было действительно так, то, безусловно, всё бы легко объяснялось. Но, к огромному сожалению, эти мысли не имели под собой никаких фактических оснований. В том, что я – кровь от крови их, плоть от плоти их, не приходилось сомневаться ни секунду просто потому, что внешне я очень сильно похожа на мать. В то же время вьющиеся волосы у меня от отца. К тому же по темпераменту я – копия отца. Например, он и пяти минут не может спокойно посидеть на месте. Ему нужно постоянно что-то делать руками. Поэтому он всегда что-то мастерит. И я тоже не могу сидеть без дела даже перед телевизором. Всё время что-то делаю. Готовлю, шью, глажу, – всё что угодно, лишь бы руки были заняты. Как и отец, я общительная и легко завожу новые знакомства. Ну и главное, что объединяет нас, это – бесстрашие. И если отец реализовал себя в профессиональном смысле, став пожарным, то я предпочла заниматься экстремальными видами спорта, в отличие от матери и сестры, для которых любимым времяпрепровождением является просмотр «Дома-2».

И как бы мне не хотелось это признавать, я – дочь своих родителей, которые совершенно не хотят видеть во мне родную кровь. Но когда кто-то из знакомых или незнакомых, увидев меня вместе с матерью, замечал: «Как вы похожи», она всегда отнекивалась и обижалась.

– Да мы совсем не похожи!

Даже не представляете себе, как задевали меня эти слова! Я полагала, что для любого родителя подобное замечание должно восприниматься как комплимент, но, по-видимому, моя мать придерживалась другого мнения по этому поводу.

И с годами наше сходство действительно стало уменьшаться. И однажды, наверное, вовсе сойдёт на нет. По крайней мере, я надеюсь на это, потому что сейчас уже и я не хочу быть хоть в чём-то на неё похожей. И не только в том, как она относится к своим детям, но и внешне.

В отличие от матери, я с ранних лет старалась вести активный образ жизни и заботиться о своём здоровье, насколько, конечно, это было возможно. Я всегда занималась несколькими видами спорта и даже после сорока сохранила стройную фигуру. В то время как для моей матери было достаточно лишь самого факта замужества, чтобы чувствовать себя состоявшейся женщиной. Её тело всегда было рыхлым, а кожа и волосы – неухоженными. Сколько я себя помню, на голове у матери всегда была одна и та же причёска – химическая завивка. Она делала её до тех пор, пока её волосы не стали выпадать, и уже нечего стало накручивать. Она не прокалывала уши и никогда не пользовалась косметикой, как бы я её не уговаривала.

Став старше и начав зарабатывать, я сама стала покупать ей средства для макияжа, но только все мои подарки, видимо, были не ко двору и продолжали пылиться без дела.

Впрочем, я давно заметила, что те женщины, у которых заботливые и любящие мужья, всегда выглядят хуже, чем их подруги, которые неудачно вышли замуж. А всё потому, что нам, горемычным, не за кого прятаться и не на кого опереться, и потому приходится все проблемы решать самой: и деньги зарабатывать, и квартиры выбивать, и путёвки в санатории доставать, и детей в институты устраивать. И для всей этой бурной деятельности нужна подходящая внешность, потому что если ты выглядишь, как кошёлка, то и отношение к тебе будет соответствующее. Вот и приходится каждый божий день стараться выглядеть как супермодель на подиуме. И лишь им, женщинам, счастливым в своём замужестве, можно расслабиться и питаться по вечерам плюшками и булочками, радуя свои желудки, и валяться на диване перед телевизором, просматривая очередную мыльную оперу, а не проводить время в тренажёрном зале.


В детстве меня постоянно били. Редкий день обходился без наказания. Причём меня не просто слегка ударяли по попе или щёлкали по лбу. Это было настоящее ритуальное наказание, которое проводилось по всем правилам. Отец вынимал из брюк ремень, с меня снималась вся одежда ниже пояса, включая трусы, после чего начиналось избиение, пока у отца не уставала рука.

А били меня практически за всё. Стоило сестре захныкать, как отец тут же доставал ремень и бил меня, не разбираясь, в чём дело. Но у нас в семье подразумевалось, что если Лина чем-то недовольна или обижена, то исключительно по моей вине, так как это я обидела сестру. Даже если та просто споткнулась на ровном месте и упала. В этом случае моя вина состояла в том, что я не уследила за сестрой, даже если в этот момент я выполняла какое-то другое родительское поручение.

Так продолжалось до тех пор, пока у меня не установились месячные. И так как они были у меня очень долгими и обильными, и я могла бы залить кровью всю квартиру, если бы отец продолжил в эти дни избивать меня, то родители стали использовать другой способ наказания и унижения, обзывая и оскорбляя меня. Но, скажу честно, это было ещё хуже, чем быть избитой.

Меня били за всё. Приведу пример.

У нас в семье было принято так: когда родители возвращались из магазина домой, я должна была бежать в коридор и забирать у них сумки, что я всегда и делала.

К слову, когда я заканчивала первый класс, мы переехали из коммунальной квартиры в двухкомнатную. В большой комнате размещались родители, а в маленькой – мы с сестрой.