Кибердемоны 2. Сонгоку
– И умер, – кивнул Мирон. – А наша с братом жизнь покатилась ко всем чертям. Пришлось переехать в вонючую халупу, мать начала пить, завела любовника… – Вы знаете, кто это сделал?
– Нет, к сожалению, не знаю, – покачал головой профессор. – Меня не пустили даже на похороны…
– Я хочу во всём разобраться, – сказал Мирон. – Слышите? Я найду того, кто его убил.
Профессор только печально кивнул.
Мирон смотрел, как падают бело-розовые лепестки, и вспоминал совсем другую метель, сквозь которую падала его любимая девушка…
– После его смерти вы продолжили исследования? – спросил он.
– Да как тебе сказать… – старик пожал плечами и остановился на веранде, перед входом в коттедж. Ветер тронул вереницу стеклянных шаров-колокольчиков, раздался нежный мелодичный звон. – Основным разработчиком той идеи был твой отец, я просто помогал ему с некоторыми вычислениями… Так что нет, ту идею я развивать не стал – отвлёкся на другие дела. Ну проходи, гостем будешь, – он распахнул дверь.
Коттедж профессора состоял из большой гостиной, нескольких комнат – во всяком случае, дверей Мирон насчитал штук пять, а так же большой кухни с низким деревянным столом, сделанным из круглого спила дерева, и множеством шкафчиков.
– Люблю, знаешь ли, готовить, – комментировал старик, включая газовую – неслыханная древность! – плиту и выставляя на конфорку металлический сосуд с узким горлом и длинной ручкой.
– Мелета, – позвал Мирон. Он только что спохватился: не слышал голоса в голове с тех пор, как оказался за стенами монастыря.
Программа не ответила.
Наверное, они экранируют сигналы… – подумал Мирон и успокоился. Даже приятно некоторое время побыть наедине с собственными мыслями.
Кофе был наконец-то хорошим. Слишком густым и крепким на вкус Мирона, но настоящим, а не той бурдой из жженой яичной скорлупы, что продавали на улицах Токио.
– У нас в Японии принято пить чай, – будто подслушал его мысли профессор. – Сенча, Банча, Ходзича… А вот кофе варить не умеют, – он поджал губы, словно считал неумение варить кофе самым большим недостатком цивилизации.
– У вас получилось очень вкусно, – похвалил Мирон, отпивая из низенькой глиняной чашечки. После нескольких глотков на языке образовался устойчивый привкус раскаленного ила, зато в животе разлилось благодатное тепло и наконец-то начала работать голова. – Вы сказали, что ожидали чего-то подобного, поэтому и встречали меня у кумирни.
Говорить не хотелось. Хотелось тихо сидеть здесь, за низеньким столиком, грея ноги в тёплой яме, на дне которой тлеет ароматными углями каменная жаровня, любоваться цветущими сакурами, прихлёбывать густой сладкий кофе и решительно ни о чём не думать.
К сожалению, конструкт с Платоном холодил живот, не давая забыть о самом главном.
– Сошлись точки и линии, – кивнул профессор, вновь произнеся загадочную фразу.
– Точки и линии? – переспросил Мирон.
– Узловые точки и направляющие линии, – охотно, но всё так же туманно пояснил старик. Увидев непонимающий взгляд Мирона, он улыбнулся. – Сейчас я тебе объясню…
Взяв лист толстой бумаги – Мирон еще подумал, что её кто-то сделал своими руками – старик согнул его о диагонали. Затем – еще несколько раз. Получился журавлик оригами. Развернув лист, профессор разгладил его крупными руками на столе.
– Видишь? – он ткнул пальцем в бумагу. – Я согнул лист определенным образом, и на нём остались линии и узловые точки, в которых эти линии сходятся. Если сделать из этого листа что-то другое, например, собаку – точки и линии будут совсем другими.
– И что вы увидели в точках и линиях нашей реальности? – спросил Мирон.
– Пока еще не знаю, – пожал плечами профессор. – Но явственно ощущаю: они встали определенным, отличным от других, образом. Каким – надеюсь, мы разузнаем вместе.
– А как вы их, эти точки, вычислили? – спросил Мирон.
– Это было несложно. Я же тебе говорил: я люблю статистику. Перепись населения, учёт имущества граждан, доходы и расходы, на что тратят и когда… Демография… Факторный и компонентный анализ больших групп, выявление закономерностей – в общем, я научился слушать биение пульса Вселенной. По крайней мере той, в которой существует человечество. И понял, что ему – человечеству – грозит опасность.
Сказал он это таким обыкновенным, спокойным голосом, что Мирон сначала даже не испугался.
– Человечеству всегда грозит какая-нибудь опасность, – осторожно ответил он, – Вирусы, инфоинтоксикация… глупость, наконец.
– Здесь опасность совершенно иного рода, – профессор долил в свою крошечную чашку из турки. Мирон отказался: после двух порций сердце и так трепыхалось где-то в горле. – Опасность закуклиться в самих себя, стагнировать не на уровне технологий или духовно, а чисто физически.
– Это как?
– Всё идёт к тому, что тела станут просто не нужны, – пояснил старик. – Уже сейчас миллионы людей проводят в Ваннах большую часть времени. Не выходят из дому ни на работу ни на прогулки, не дышат свежим воздухом, даже не едят – современные биогели снабжают тела всем необходимым. Осталось сделать последний шаг: навсегда избавиться от физических оболочек.
– И почему вы считаете, что это плохо? – конструкт давил на рёбра и кости таза, сидеть с ящиком, привязанным к пузу было чертовски неудобно, но Мирон не спешил доставать Платона из укрытия.
– Остановится прогресс, – развел руками старик. – Человечество развивалось благодаря тому, что некой обезьяне пришло в голову взять в руки палку. Создать оружие, затем – орудия труда… Если палку держать будет нечем, человек перестанет эволюционировать. То есть, совершенствоваться.
– Хотите сказать, палка – это всё, что отделяет нас от дикости?
– Именно, – кивнул профессор. – Сейчас я поясню… – он встал, направился к древнему холодильнику и стал вынимать из него продукты. – От сэндвича не откажешься? – спросил он, не поворачиваясь.
– Не откажусь, – Мирон с интересом наблюдал за действиями старика. Тот же делал всё неторопливо, со вкусом и расстановкой.
Сначала достал деревянную доску. Положил на неё кусок ветчины, взял острый нож и отрезал несколько розовых полупрозрачных пластов мяса. Затем, другим ножом, нарезал щедрыми ломтями хлеб, настрогал кружочками огурец и помидор, помыл под краном несколько нежно-зеленых листиков салата… Мирон смотрел, затаив дыхание на то, как из совершенно разрозненных продуктов старик собирает сэндвич: сначала – хлеб, намазанный толстым слоем горчицы, на него – ветчина, овощи, салат… Разрезает квадратную башню на два аккуратных треугольника, кладёт на тарелку и придвигает к гостю.
– Десять лет не видел, как кто-то готовит, – вырвалось у Мирона. – Привык получать еду запакованной в пластик… – и тут же кивнул, затем улыбнулся. – Я понял, – сказал он. – Это наглядный пример. Я давненько не видел, как готовят, но всё же помню, что приготовление пищи – определенный процесс. Новое поколение детей, выросших на линиях доставки, знать не знает, что бутерброд изначально был отдельными ингредиентами. Или горячая пицца. Или замороженный обед…
– Началось всё примерно тридцать лет назад, когда человечество разогнали по домам в страхе перед заражением вирусами, – кивнул профессор. – И сначала это казалось отличной идеей: все сидят в Интернете, там же работают и развлекаются… Контакты сведены к минимуму, а значит – не будет эпидемий. Экономика рухнула, затем переварила и выплюнула новую модель общества. Разобщенного, индивидуального, зацикленного на себе… За людей стали работать дроны. И вот результат: дети не знают, откуда берется бутерброд. Точнее, у них своё знание: бутерброд выпадает из раструба лилипайпа. Ведь так?
– Ну да… – Мирон снова пожал плечами. – А нафига париться-то?
– Предположим, – старик откусил огромный кусок своего сэндвича, Мирон последовал его примеру. И понял, что жуёт что-то необыкновенно свежее и вкусное. Такое, чего он ни разу не пробовал. – Только предположим, что Линии доставки перестанут работать. Кончится энергия и все дроны попадают на землю бесполезным хламом. Где люди возьмут еду?
– Ну… неверное в магазинах. Вылезут из квартир и пройдутся до ближайшего супермаркета.
– А как еда попадает в супермаркет? Её тоже доставляют дроны! И гидропонные фермы, где выращивают злаки и заводы клонирования белка тоже обслуживают дроны. Новые поколения не знают, что это значит: подоить корову, чтобы получить молоко.
Мирон невольно передернулся. Для него образ молока, получаемого из вымени живого существа тоже выглядел не слишком аппетитно.
– Говорят, количество продукции ферм в пять раз превышает потребности населения всей планеты на данный момент.
– Да, но если фермы остановятся, еда довольно быстро закончится.
– Хорошо, я понял вашу мысль… – Мирон пальцем подобрал последние крошки хлеба с тарелки и отправил в рот. – Но если останется чистый разум, еда будет попросту не нужна! Человечество наконец-то станет независимым от… всего, – он оглядел кухню с акварельками золотых рыбок на стенах, с белыми занавесками и трогательными полосатыми ковриками на дощатом полу. – От еды, от домов, одежды, предметов роскоши… Оно сможет сосредоточиться на других задачах!
– До первого хищника, проникшего в Плюс, – профессор выдержал паузу и драматически добавил: – Что, кстати сказать, уже произошло.
Мирон так увлёкся спором, что и забыл, с чего всё началось. Настроение резко упало.
– Значит, вы уже знаете о Призраках, – сказал он угрюмо.
Иногда Мирону снился такой сон: Ванна сломалась и не выпускает его наружу. Он барахтается, ворочается в быстро застывающем биогеле, в темноте, совершенно один, и не может открыть крышку. Гель становится всё гуще, всё холоднее, и наконец он тонет в нём с головой и – задыхается. Вот и сейчас казалось, что он барахтается в скользкой и холодной субстанции и никак не может выбраться…
– Мы зовём их Сонгоку, – сказал профессор. – Но сути это не меняет. Если человечество переселится в Плюс, не научившись защищаться и выживать в чисто энергетическом пространстве, его ждет гибель. Полное поглощение чуждыми существами, а значит – разрушение цивилизации на базовом уровне. Не просто возвращение в одичалое состояние, а фактическая смерть. С другой стороны: если оно прямо сейчас побежит из виртуального пространства в реальный мир – его ждет крах экономики. Голод, эпидемии и гражданская война. Понимаешь, о чем я?
– Нужно сперва научиться жить в реальности, а потом уже отказываться от Нирваны.
– У нас по всему миру раскиданы такие вот монастыри, – старик указал за окно. – Там люди учатся возделывать огороды, пасти скот, ткать примитивные ткани… Варить мыло, в конце концов. И даже гнать самогон.
Мирон вспомнил длинные ряды спальников на полу Московской подземки. Полумёртвые зомби, ушедшие в Нирвану навсегда…
– Проблема в том, что людей слишком много, – сказал он. – И они не знают, чем себя занять. Экзистенциальный кризис: осознание собственной полнейшей и окончательной ненужности.
– Если они освоят нормальный людской труд – создавать пищу, одежду, предметы быта – всем дело найдётся, – сказал старик, вновь кивая на окно. Туда, где под накрапывающим дождиком трудились монахи.
– А почему вы решили, что эти… существа в Плюсе – непременно хищники? – спросил Мирон. – Возможно они – порождение системы и не несут никакого вреда.
– Законное допущение, – согласился профессор. – Но мой личный опыт говорит, что любое чужеродное существо – изначально хищник. Пока оно не изучено, его надо опасаться. А лучше всего – научиться защищаться от него, а уж потом начинать изучать. Тем более, что в данном случае мой опыт подтверждается историческим опытом цивилизации. Призраки опасны.
– В первую очередь потому, что мы не знаем, что это такое, – вставил Мирон.
– Да, и это тоже… Но самое главное – потому, что они вредят людям, спящим в Нирване.
– Эту байку я уже слышал, – кивнул Мирон. – Собственно, Платон об этом все уши прожужжал. И по этой причине я здесь, у вас. Он обещал, что вы поможете разобраться.
– Конечно помогу, – кивнул профессор и поднялся, чтобы отнести тарелки в раковину. – Только есть одна проблема: я не знаю, как к ним подобраться, к этим Призракам. Они всячески избегают контакта.
Мирон подумал, что с ним-то Призраки контактируют во всю, но решил пока об этом не говорить.
Старик открыл кран и принялся не спеша мыть посуду.
– Конечно, было бы неплохо сыграть с ними на одном поле, – продолжил он рассуждения. – Проникнуть в Плюс не как пользователь Ванны, а… как бы это сказать… Стать полноправным обитателем электронного пространства. Понюхать своим собственным носом, чем живут эти Призраки.
Вытирая руки вафельным полотенцем, он вернулся к столу.
Мирон вздохнул и расстегнул куртку. Задрал майку, морщась, отодрал скотч и вытащил из-за пазухи модуль. Положил на стол, между собой и профессором. Он сильно рисковал, показывая старику конструкт.
Многие, как он понял, охотятся за ним, и если узнают, что Мирон принёс Платона сюда – не побоятся разобрать монастырь до последнего брёвнышка, разрушив идиллический мир трудолюбивых монахов до основания. Для Карамазова их железная стена – что заборчик из пуха. Сдует, и не заметит.
Но выхода не было. Не рассказав, что они уже сделали, невозможно будет двигаться дальше.
– А вот тут, – сказал он, присоединяя провод коннектора к розетке на стене – я вам смогу помочь.
– Привет, аллигатор, – сказал он вслух. Но ответа не получил. Конструкт был мёртв.
2.5
Полный Ноль.
Мирон в панике посмотрел на старика.
– Здесь был Платон! – вскричал он, хлопнув по металлической поверхности модуля. – Он был здесь вчера, и я… я разговаривал с ним сегодня утром, а теперь его там нет.
Профессор всё еще не понимал. Тогда Мирон набрал полную грудь воздуха, выдохнул и постарался говорить медленно и связно.
Рассказал о брате. О его работе на Технозон. О том, как Платон запустил Акиру, а потом переместил своё сознание в квантовый модуль, слившись, по сути, с Иск-Ином.
Как он сам похитил этот модуль из-под носа службы безопасности компании, как Мелета, вместе с Хидео, выбросилась из окна, а ему пришлось предпринять путешествие в Японию с конструктом, примотанным скотчем к животу.
Профессор Китано слушал молча. Катал по столу хлебный мякиш, затем, извинившись, сходил к кухонным шкафчикам, принёс набор ножей и оселок и принялся править лезвия.
– Ты продолжай, – ободрил он Мирона. – Просто мне так лучше думается.
И он рассказал старику всё. Даже то, как стрелял из пулемета в Чёрных Ходоков в метро и как один из призраков помог ему сбежать от МОСБЕЗ.
На рассказ у старика ушло три ножа и одни небольшие ножницы.
– Ну что-ж, – сказал профессор, поглаживая кончиками пальцев бок конструкта. – Значит, вот на какой путь мы свернули…
– Что вы имеете в виду? – спросил Мирон. Профессор поставил перед ним высокий стакан клюквенного морса, и он пил его мелкими глотками. Морс был пронзительно кислым и ледяным, прямо из холодильника.
– Всегда есть варианты, – пояснил старик, убирая ножи. – Проще говоря, какой дорогой пойдёт человечество, определяют случайности. И – отдельные люди. Такие, как ты и твой брат… Отто Ган, Фриц Штрассман и Лиза Мейтнер открыли расщепление ядра урана – и началась разработка ядерного оружия. Марк Цукерберг изобретает Фейсбук, и это даёт предпосылки к тотальному контролю населения планеты. Вирус разгоняет людей по домам – и вот перед нами Плюсы, а как следствие – Ванна… Теперь – братья Орловские. Которые впервые переместили сознание человека на электронный носитель.
– Я тут ни при чём, – открестился Мирон. – Пусть вся слава достаётся Платону…
– Кстати… – было видно, что старик не знает, как спросить и подбирает слова. – Ты уверен, что это, – он постучал костяшками пальцев по конструкту. – Действительно твой брат? А не просто искусная имитация, Иск-Ин, к которому Платон привил свой профиль?
Мирон честно задумался. Может это быть программа? Искусно созданная, с встроенным умением учиться и развиваться? Практически неотличимая от человека? Может. Если её писал такой гений, как Платон…
– Вероятность есть, – кивнул он. – Но даже если это и так, сейчас его – он тоже постучал по корпусу конструкта – здесь нет. И это меня пугает до чертиков.
– Я, кажется, знаю, в чём дело, – вздохнул старик. – Видишь ли, монастырь окружен непроницаемым экраном, который не пропускает любые излучения. Это сделано для того, чтобы к нам не проникали Сонгоку. Призраки очень сильно влияют на чистоту экспериментов, вот мы и оградились от них высокочастотным барьером. Идём.
Старик поднялся и взял обеими руками, как огромную коробку конфет, квантовый модуль. Уважительно задрал белые лохматые брови – конструкт весил немало – и направился к дальней, самой узкой двери. Мирон думал, что за нею – туалет, и как раз собирался спросить разрешения туда наведаться.
Дверь вела не в туалет, а в небольшую кладовку, заваленную разным хламом. Стопки старинных журналов "Мадо" и альбомов для акварелей, перевязанных крест-накрест бечевкой, громоздились на полу, на полках, из пустых жестянок торчали пучки кистей, стояли открытые коробки с тюбиками краски…
– Моё хобби, – пояснил профессор. – Люблю, знаешь ли, поводить кистью по влажному листу бумаги. Техника сумиё-э, слышал?
Мирон неопределенно пожал плечами. Платон был одержим импрессионистами начала прошлого века: Шагал, Модильяни, Матисс… Но для него это были всего лишь слова.
– Мастер я не бог весть какой, – продолжил старик, без всякого пиетета, пинками, разбрасывая альбомы и тюбики по углам. – Но расслабить ум помогает. Я вообще люблю думать, занимаясь каким-нибудь делом: руки работают, и мозги без дела не остаются.
В полу оказался люк. Старик нажал на какой-то рычаг, спрятанный за полками, и люк сам собой опустился вниз, образовав металлические, как на эскалаторе, ступени. Они уходили в глубину, из которой веяло неживым кондиционированным воздухом и нагретым металлом. А так же слышался негромкий гул работающих приборов и гомон множества голосов.
Старик начал спускаться первым.
– Давай, не стесняйся, – позвал он Мирона. – Ты открыл мне свою тайну, а я взамен открываю тебе свою, – он подмигнул и повернулся спиной.
Мирон помедлил пару секунд, но делать нечего: пришлось спускаться. Он не любил подземелий, ужас, как не любил. Даже таких освещенных и многолюдных, как это. Одна мысль о том, что его могут запереть в замкнутом пространстве, под землей, в обществе нескольких десятков незнакомцев… Впрочем, об этом лучше не думать.
Платон сказал, что старик поможет. Брат сказал, ему можно доверять…
– Да у вас здесь целый дата-центр, – восхитился Мирон, шествуя по проходу между высоких штанг, заполненных серверами. В них, как в узких переулках между небоскрёбами, гулял пронзительный ветер.
– А ты думал? – самодовольно поднял брови старик. – Это моё царство статистики, моё логово. Здесь я слежу за всем, что происходит в мире.
Все люди, которые встречались им на пути, были заняты делом. Одни общались с невидимыми собеседниками, спрятав головы в объёмные шлемы, другие лежали в Ваннах, оборудованных по последнему слову техники, третьи, надев виртуальные перчатки и Плюсы, быстро передвигали что-то невидимое в воздухе. Оперируют облачными базами данных, – понял Мирон.
Выкрашенная в чёрное церковь, – вдруг вспомнил он. – Там тоже было множество людей под землей, целый парк неплохих Ванн и…
– В Москве тоже есть такие места, – сказал он вслух. – А в Подмосковье живут фермеры, которые умеют всё делать своими руками, – самопальная куртка Мелеты и бутерброды с варёной говядиной, которыми она угощала его в катакомбах, наконец-то обрели смысл.
– Конечно есть, – кивнул профессор. – Думаешь, я один такой умный? Есть один умелец в Пуэрто-Рико, так вот он построил настоящую плавильную печь и учиться делать металлические инструменты: плуги, косы, лопаты… Конечно, это капля в море. Можно сказать, хобби – для таких безумцев, как мы. Но, возможно когда-нибудь оно спасёт человечество от полного вымирания.
– И тем не менее, вы вкладываетесь и в новые технологии, – Мирон кивнул на колонны серверов, в полумраке зала похожие на ночные небоскрёбы с высоты полёта дрона.
– Нужно идти в ногу со временем, а как же? – удивился старик. – Я же всё-таки учёный…
Так они шли минут двадцать. Залы, в которых работали люди, давно закончились и теперь их окружали только стойки с железом. Как далеко тянулись эти подземные чертоги, Мирон не брался судить. Наверняка они охватывают всю площадь под парком Уэно – по меньшей мере.
– Нирвана, – говорил на ходу старик. – Это промежуточное звено между переходом человека в чисто энергетическое состояние и старым Интернетом, базировавшимся на отдельных серверах, связанных в сеть. Для обслуживания Нирваны, как ни крути, всё равно нужен кремний, – он похлопал ладонью по одной из стоек. – Но представь, сколько места будут занимать компьютеры, если человечество избавится от физических оболочек?
– Думаю, понадобятся принципиально новые технологии, – заметил Мирон. Какие-нибудь жидкие кристаллы, воздушно-капельные конгломераты… Или наниты, которые окружат всю планету сплошным экраном.
– Возможно, – кивнул старик. – Вполне возможно. Но скорее всего, мы придумаем что-то принципиально новенькое. Как говориться: то, чего все ожидают, но совершенно не тем способом.
Он остановился и стал возиться с одной из стоек. Что-то из неё вынимал, сдвигал и раскручивал. Квантовый модуль всё это время лежал на полу.
– Вы собираетесь встроить его в свою систему? – спросил Мирон. – Думаете, это поможет?
Несколько дней назад он вытащил конструкт из похожей стойки в кабинете Платона.
– Когда ты внёс конструкт в экранированное от любых сигналов пространство, скорее всего, сознание Платона попало в своего рода депривационную камеру. Уснуло.
– Но я и раньше держал его не подсоединённым к источнику питания, – возразил Мирон.
– У него ведь есть своя батарея, так? Значит, он мог хотя бы временно подключаться к внешним вай-фай и таким образом не терять связи с действительностью. А попав к нам, он не смог подключиться ни к одному каналу.
– Боже мой, – до Мирона только сейчас дошла вся кошмарность ситуации. – Для Платона остаться без информации – всё равно, что рыбе остаться без воды. Испытывая постоянный сенсорный голод, и оставшись без внешних каналов связи, он, должно быть, испытал сильнейший шок – как испытывал всякий раз, когда происходило что-то, лично для него неприемлемое.
– Не беспокойся, – утешил профессор. – Думаю, широкополосный коннект быстренько приведет его в чувство.
– Но почему бы сразу не выпустить его в Плюс? – спросил Мирон. – Думаю, именно этого Платон и добивался… Я забрал конструкт у Технозон, чтобы они не могли его уничтожить, а следующим шагом – я так понимаю – было подключение его к Плюсу напрямую. Если он уйдёт в Сеть и распространиться, то станет бессмертным, верно? Ему уже никто не сможет причинить вреда!
– Видишь ли… – профессор поднял конструкт и аккуратно поднёс его к подготовленному гнезду. Ворсинки на торце модуля тут же встопорщились, зашевелились и потянулись к новому ложу. – С выходом в Плюс могут возникнуть проблемы.
– И какие?
– У нас нет нужной технологии, только и всего.
Мирон на пару секунд онемел.
– Но… я думал, мы просто выпустим его в Сеть, а Платон сам подыщет, где ему жить. Плюс-то большой.
– Ты рассуждаешь не как технарь.
– Дак я и не он, – Мирон пожал плечами. – Из нас двоих как раз братец – по этой части. А я так: побегать, пострелять… Ведь это он придумал, как засунуть мозг в этот железный ящик, а вовсе не я.
– Он? – переспросил профессор. – А разве… это был не ваш отец?
– Отец умер, будучи на пороге открытия, – вдруг из динамиков над головой раздался голос брата. Мирон с профессором синхронно подпрыгнули. – Ему не дали закончить проект. Поэтому я работал в строжайшей тайне. И тем не менее, чуть не опоздал. Рад с вами наконец-то познакомиться, профессор Китано. Для меня это большая честь.
– И я рад тебя слышать, Платон.
Было видно, что старик несколько не в своей тарелке, разговаривая с бесплотным голосом.
– Я изучил все ваши работы, профессор Китано, – продолжил разливаться соловьём Платон. – Особенно мне понравилось "Введение в основы интегрального Сатори". Великолепно. Я обнаружил в ней несколько спорных аспектов и хотел бы…
– Но я не публиковал эту работу! – воскликнул старик. – Она есть только на моём личном сервере, и…
– Я тоже нахожусь на вашем личном сервере, – заметил Платон с лёгкой, снисходительной укоризной. – А значит, на меня распространяются привилегии особого гостя и я вправе изучать всё, что считаю нужным.