Эйфория

Рассчитанная провокация.

Бенедикт улыбнулся.

Он медленно развернулся и, сделав несколько шагов, снова устроился в кресле.

– Я хочу, чтобы ты назвала мне свою любимую эротическую фантазию.

– Связывание.

– Нет. Это то, чего хочет твое поверхностное Я, то, которое нужно держать в узде, – спокойно перебил он. – Я спрашиваю о том, что приходит тебе в голову, когда ты чувствуешь себя абсолютно защищенной.

«Какие у нее синие глаза», – невпопад подумал Бенедикт.

– Не торопись с ответом, – сказал он, поднимаясь и направляясь к ней, – сегодня у нас будет достаточно времени, чтобы выяснить это.

Подойдя к кровати, Бенедикт присел рядом с Элен и некоторое время просто смотрел на нее, ничего не предпринимая.

– Перевернись на живот, пожалуйста, – внезапно сказал он. Она выполнила его просьбу и устроилась в новой позе, положив голову на правую щеку, так чтобы иметь возможность видеть Бенедикта.

– Раздвинь ноги, – его голос был теплым и сладким, и в то же время – слегка отстраненным.

Элен снова повиновалась, внимательно следя за выражением его лица, по которому, впрочем, ничего нельзя было прочитать.

– Шире, – он улыбнулся. – Не бойся.

Она гневно взглянула на него, но, прежде чем она успела что-либо сказать, его руки оказались у нее под платьем и, найдя тонкую ткань трусиков, потянули вниз. Аккуратно сняв и отбросив их в сторону, Бенедикт одной рукой легко провел по ее бедру, а другую вновь запустил под платье, осторожно проникая пальцем в ложбинку между ягодиц.

– Я хочу, чтобы ты сказала мне, как ты понимаешь желание, – прошептал он, – но поскольку твоя голова мало что может поведать об этом, я немного поспрашиваю здесь, – и он одной рукой слегка надавил на ее тело, а другой проник двумя пальцами внутрь.

Элен сдавленно застонала.

– Изучение эрогенных зон бессмысленно, – беззаботно проговорил Бенедикт, двигая рукой в ее влажной глубине, – до тех пор, пока ты не понимаешь, зачем тебе это нужно. Точнее, пока ты не готов, – он мягко вынул один палец и провел им по клитору, – следовать до конца туда, куда они укажут.

– И куда же… – Элен чувствовала, что начинает дрожать, – куда же они указывают?

– Каждый раз в разном направлении, – задумчиво ответил он и, внезапно убрав руки, встал и направился к столу. Стоя спиной к ней, он нашел бутылку с водой без газа и, принявшись откручивать крышку, не оборачиваясь, произнес:

– Не меняй положения.

Элен зарылась лицом в шелковую прохладу покрывала, медленно приходя в себя.

– Как… как ты это делаешь? – тихо спросила она, когда снова обрела способность говорить.

– Что именно? – Бенедикт обернулся к ней, в его глазах был искренний интерес.

– Это, – он с удовольствием отметил, что напряженная складка меж ее бровей разгладилась, а губы сделались розовыми и влажными. – Я…

– Ты очень чувствительна, – спокойно сказал Бенедикт, – и я удивлен, что ты не знаешь об этом.

Элен растерянно молчала.

– Ты профессионально занимаешься удовлетворением чужих желаний, – он быстро пересек комнату и снова оказался рядом с ней, – но практически ничего не знаешь о своих.

Кровать прогнулась под его весом.

– Когда ты принимаешь очередного клиента, – Бенедикт провел рукой по внутренней стороне ее бедра, – ты замыкаешь свои чувства так далеко, чтобы их никто не мог найти, – он снова толкнулся пальцами к ней внутрь, но тут же выскользнул из нее и принялся нежно поглаживать дрожащие щиколотки, – но тем самым, – его руки властно легли на ее ноги в области колен, – ты и сама теряешь доступ к ним.

Она дрожала так сильно, что казалось, все ее тело сотрясают рыдания.

Бенедикт медленно поднялся и, опершись одной рукой на кровать рядом с ней, опустился сверху, оставив между ними небольшое расстояние. Проникнув рукой под ее платье, он нежно прикоснулся к ее клитору и принялся неторопливо ласкать его, постепенно наращивая темп.

– Не сдерживай себя, – шепнул он, и она закричала – впервые в жизни – накрытая оглушительной волной острого наслаждения. Дождавшись, пока ее отпустят сладкие спазмы, Бенедикт отстранился и расстегнул молнию на ее спине. Его рука ласково прошлась по шее, вдоль позвоночника, спустилась до талии.

– Бенедикт, – ее голос был хриплым и жалобным. – Пожалуйста…

– Нет, еще нет, – прошептал он.

Она тихо застонала, все еще вздрагивая от недавнего удовольствия.

Отпустив ее и сев на постели, Бенедикт принялся медленно расстегивать рубашку, не сводя глаз с вздымающихся лопаток, трогательно выглядывающих из распахнутого платья. Элен глубоко вздохнула и, проведя рукой по волосам, перевернулась на спину.

Она молча следила за тем, как Бенедикт снимает рубашку, достает из кармана презерватив, небрежно бросает его на кровать и берется одной рукой за ремень брюк. Словно завороженная, она смотрела, как он убирает со лба упавшую на лицо волнистую прядь, рассеянно проводит рукой по собственной шее и, быстро сняв штаны и белье, возвращается к ней.

На мгновение Элен показалось, что ей не хватает воздуха.

– Все хорошо, – Бенедикт смотрел на нее ясными прозрачными глазами, проводя длинными пальцами по ключицам, захватывая верхние края платья, утаскивая их куда-то в бездну, сминая и комкая, весело борясь с путающимся у нее в ногах муаром, пока она не осталась совершенно обнаженной.

Элен закрыла глаза.

Казалось, его руки были повсюду, нахальные, уверенные, позволяющие себе неслыханные вещи, дразнящие, медлительные, настойчивые. Они настигали ее, не позволяя убежать, ласкали, захватывали, направляли, пока она не выгнулась всем телом и не заплакала от невыносимого наслаждения.

Подождав, пока она успокоится, Бенедикт положил руку на ее шею и заставил поднять на него глаза.

– То, что происходит, – он говорил уверенно и спокойно, – принадлежит тебе по праву, и если ты думаешь, что в этом есть что-то… опасное или непристойное, то я готов отказаться от своих принципов и взяться за плетку.

Она смущенно улыбнулась, но все еще не могла говорить.

Глаза Бенедикта сверкнули.

– Я рад, что мы понимаем друг друга, – прошептал он и, потянувшись за лежавшим недалеко от них квадратиком из фольги, одной рукой открыл его, наблюдая, как она предвкушающе выдохнула и развела в стороны ноги.

– Умница, – шепнул Бенедикт и вошел в нее.

Помедлив всего секунду, он начал двигаться, не сводя глаз с лица Элен, казавшегося новым и почти незнакомым. Она отвечала ему с жарким восторгом и, подойдя к самому краю, вновь вскинула на него глаза в невысказанной мольбе. Бенедикт нежно сжал ее бедра и в несколько коротких движений довел ее до завершения. Прижавшись губами к покрытой испариной коже на ее груди, он позволил себе отдаться на милость захватывающего его удовольствия. Элен с удивлением смотрела, как он кончает, прикрыв глаза, и неловко погрузила пальцы в его волосы.

– Хочу тебе признаться, – он поднял голову и с улыбкой посмотрел на нее. – Кажется, я порвал твое платье.

Элен усмехнулась и с наслаждением дернула влажные золотистые завитки.

– Это того стоило.

Глава 5

Гамелан

Гамела́н (от яв. gamel «стучать, ударять») – традиционный индонезийский оркестр и вид инструментального музицирования. Появившись на острове Ява, впоследствии распространился на Бали, Суматре и других островах Малайского архипелага.

Звучание гамелана, которое при первом знакомстве может показаться европейцу диким и хаотическим, отличается большой гибкостью динамики и выразительностью, чему способствует искусное сочетание тембровых красок. Большую роль играет импровизация. Разучивание партий производится главным образом на слух. Каждый музыкант при исполнении темы стремится выявить характер своего инструмента, как можно полнее продемонстрировать его выразительные возможности. В основе репертуара гамелана – импровизационное исполнение классических тем и народных мелодий.

Бенедикт появился в аудитории за пять минут до начала занятия и, бросив на стул пиджак и присев на край стола, принялся лениво просматривать свои записи. Лекция обещала быть интересной. Внезапно его внимание привлекла странная… он бы даже сказал, неестественная тишина, повисшая в помещении спустя пару минут после его появления. Несмотря на то, что его студенты прекрасно понимали, что такое дисциплина, и никогда не создавали проблем на занятиях, даже если бы он хотел (а он не хотел), добиться такой тишины от своих пираний ему бы не удалось.

Бенедикт поднял голову от бумаг и оглядел аудиторию. Студенты сидели притихшие и настороженные и внимательно смотрели на него. Юноши с удивлением, девушки… с восхищением?

Это было что-то новое. Бенедикт привык к тому, что большинство студентов испытывают к нему уважение или даже восторг – в конце концов, это было частью работы с людьми, и без доли взаимного интереса, пусть и несколько преувеличенного, тут было не обойтись. Но чтобы весь курс одновременно?..

Что-то произошло.

Отложив в сторону бумаги и медленно обведя взглядом помещение, Бенедикт поднялся и, направившись к доске, взял в руку кусок мела.

– Приветствую всех собравшихся, – начал он, обернувшись к группе, – и хотел бы начать нашу сегодняшнюю встречу с того… Что, черт возьми, происходит? – неожиданно резко спросил он, внимательно глядя на слушателей.

Тишину можно было резать кусками.

Бенедикт помолчал. Очевидно, потрясшее их событие или новость были настолько шокирующими, что… И тут до него дошло. Ну, конечно.

Странно, что они не озаботились этим раньше.

– Что ж, если вы не намерены отвечать на поставленный вопрос, предлагаю перейти к заранее запланированной теме лекции, – беззаботно сказал он, – мистер Брокстон, прошу напомнить мне, на чем мы остановились в прошлый раз.

Тони Брокстон, худощавый студент гиковатого вида в очках с толстыми линзами, смущенно поднялся, готовый принять на себя удары судьбы, но его попытки заговорить не увенчались успехом.

– Мистер Брокстон, вы хорошо себя чувствуете?

Тони медленно перевел дух, посмотрел на Бенедикта, потом на аудиторию, открыл рот, словно желая что-то сказать, но не решился и уселся на место.

– Хорошо, – невозмутимо произнес Бенедикт, – может ли кто-нибудь другой ответить на мой вопрос?

Группа молчала.

– Сэр… – похоже, единственным, кто оказался способен как-то разрядить обстановку и хотя бы попробовать выяснить, что происходит, оказалась Лесли Пауэр, юная отличница, застенчивая, но удивительно въедливая и хищная до истины.

– Да, мисс Пауэр?..

Бенедикт улыбнулся. Сейчас начнется веселье.

– Мистер Тэррингтон, сэр… – видно было, что слова даются Лесли с трудом, и она готова провалиться сквозь землю, но также не намерена отступать. – Это правда… – ее голос сорвался и затих.

– Лесли?

Девушка смущенно молчала.

– Не помню, говорил ли я вашему курсу, что не умею читать мысли? Обычно я считаю необходимым упомянуть об этом при первом знакомстве, но, признаюсь, мог забыть.

Лесли, растерянная и напуганная, смотрела на него с несчастным видом, кажется, окончательно утратив всю свою решимость.

Бенедикт внимательно смотрел на нее.

– Правда ли, что вы занимаетесь сексом с женщинами за деньги? – выпалила Лесли и, кажется, зажмурилась.

Бенедикт улыбнулся.

– Мисс Пауэр, помнится, я говорил вам, что чрезвычайно ценю вас за точность формулировок и способность откровенно говорить о самых непростых вещах, – с теплотой в голосе проговорил он. Лесли зарделась. – Вам удалось… – Бенедикт сделал неопределенный жест рукой и, пройдя пару шагов, вновь присел на край стола – в довольно непринужденной манере затронуть тему, которая, похоже, – он обвел взглядом аудиторию, – сильно взволновала ваших коллег.

Группа молчала.

– Но почему? – голос Бенедикта бархатными переливами разносился по аудитории, достигая ее отдаленных уголков, и в нем было только спокойствие и искреннее любопытство.

– Но… сэр, – вновь очнулась неугомонная Лесли, – ведь это…

– Это что? – энергично спросил Бенедикт и поднялся со своего места.

– Это скандал, – восторженно прошептала Аманда Стоун, сидящая в первом ряду.

Бенедикт усмехнулся.

– Что же… Раз это такая важная тема, не вижу причин, по которым мы не можем рассмотреть ее в рамках академического курса, – проговорил он. – Поэтому в центре нашего сегодняшнего занятия будет оказание эскорт-услуг и значение этого бизнеса для психологического и социального здоровья сообщества. На материале Бенедикта Тэррингтона. Поскольку основная информация известна, приступим к обсуждению и анализу.

Поднявшись, он подошел к доске и кусочком мела, который он все еще держал в руке, размашисто написал на ней «тему».

– Делимся на две группы, – Бенедикт обернулся и привычным жестом поделил аудиторию пополам. – Первая размышляет о том, почему это является новостью. Вторая – пытается понять, почему аудитория восприняла это известие…

В группе все еще стояла потрясенная тишина.

– …настороженно? – пискнула наконец пришедшая в себя Лесли.

– Можно сказать и так, – задумчиво кивнул Бенедикт. – На работу десять минут.

Аудитория нервно и возбужденно зашелестела.

Бенедикт сел за стол, открыл книгу и углубился в «Записки Пиквикского клуба». Тонкая прядь золотых волос, спадающая ему на лоб, делала его по-хулигански юным и магическим образом контрастировала с общей неприступностью его облика. Группа погрузилась в работу.

– Итак, – спустя объявленные десять минут взглянув на часы, Бенедикт закрыл книгу. – Что каждая из команд может сказать по поводу предложенного задания?

Две возбужденные и изрядно раззадоренные компании азартно смотрели на Бенедикта и, похоже, рвались в бой. Он удовлетворенно кивнул и обратился к подгруппе, которой было поручено разобрать информационную составляющую события. Ну, конечно, Лесли Пауэр. Бенедикт сделал приглашающий жест рукой.

Лесли вышла вперед, спустилась по ступенькам вниз с амфитеатра и подошла к кафедре.

– Рассмотрев все факты и внимательно изучив имеющиеся данные, наша группа… – монотонно начала она.

– Лесли, вы стажируетесь в программе расследований или намерены узнать, как быстро и легко заставить заснуть большую аудиторию? – насмешливо сказал Бенедикт. – Энергичнее, пожалуйста!

Лесли покраснела.

– Простите, сэр. В общем, мы посовещались и пришли к выводу, что, поскольку новость – это событие, которое отличается от привычного или уже известного, вызывая нестандартную реакцию, то известие о том, что вы… вы… – она перевела дыхание.

– Я? – весело спросил Бенедикт.

Лесли сердито покосилась на него.

– О том, что вы – хастлер, – с нажимом продолжила девушка, – заставляет нас пересмотреть ваш ставший привычным и понятным образ, узнать о вас нечто новое и… понять, что мы ничего о вас не знаем, – растерянно закончила она.

– Отлично, Лесли, – отозвался Бенедикт. – А как насчет чувства вины в связи с тем, что вы активно интересуетесь, а теперь и публично обсуждаете подробности моей личной жизни? Ведь несмотря на то, что эскорт-услуги – это разновидность профессиональной деятельности, они также связаны с сексуальной жизнью, а следовательно, затрагивают приватность.

В глазах Бенедикта сияли веселые искры.

Лесли выглядела беспомощной и готовой расплакаться.

– Хорошо, давайте с начала, – распорядился Бенедикт. – Что вы до этого знали обо мне?

Подгруппа Лесли загомонила.

Выступил Тони Брокстон.

– Мы знали вас только с хорошей стороны, – рассудительно начал он. – Вы талантливый преподаватель, умный и эрудированный, вы честны и справедливы, не завышаете и не занижаете оценок и всегда безупречно вежливы.

– И на ваших лекциях никогда не бывает скучно! – добавила Аманда откуда-то из-за его спины.

– И вдруг вы узнаете страшное, – Бенедикт чувствовал, что ему стоит больших усилий не расхохотаться.

– Нет, мы… то есть мы… – Лесли смущенно теребила в руках бумажку, на которой набросала тезисы своего доклада, пытаясь вернуться в русло собственных рассуждений, но ее мысли, казалось, разбегались в стороны, и ей стоило больших усилий собрать их в кучу.

– Господа, предлагаю вернуться к началу дискуссии, – улыбнулся Бенедикт. – Что нового в том, что я оказываю женщинам эскорт-услуги?

– Это аморально, – восхищенно прошептала Аманда.

– Прекрасно, мисс Стоун, – отозвался Бенедикт, – это уже кое-что.

Он подошел к доске, разделил ее длинной вертикальной чертой и, быстро написав мелом слово «Новое», написал под ним «аморальность».

– Следующий вопрос, – его светлые глаза внимательно оглядели аудиторию, – что мы – вы – подразумеваете под словом «аморальность», и почему в отношении меня оно кажется вам новостью?

Аудитория замерла.

– Сэр, до сих пор вы относились к нам исключительно благородно… – пролепетала Лесли.

– А сегодня я поступил с вами бесчестно? В какой момент, мисс Пауэр? – Бенедикт откровенно забавлялся.

– Нет, я не… я не это имела в виду. – Лесли постаралась овладеть собой. – Я хотела сказать, – упрямо продолжила она, начиная раздражаться, – что никто из нас не думал, – она бросила короткий взгляд на обе подгруппы слева от нее, – что вы можете торговать своим телом и спать с женщинами за деньги.

– Прекрасно, мисс Пауэр, вы делаете успехи. – Бенедикт отошел от доски и присел на край стола, скрестив руки на груди.

На некоторое время в аудитории воцарилось молчание.

– Спать с женщинами за деньги аморально? – громко спросил Бенедикт спустя пару секунд.

– А разве нет? – Лесли раздражалась все больше.

– Это был вопрос к вам, – улыбнулся Бенедикт.

– Тогда да, – с вызовом ответила Лесли.

– Аудитория тоже так считает? – уточнил Бенедикт.

Обе подгруппы молчали.

– Следовательно, – Бенедикт поднялся и, убрав прядь волос со лба, пристально посмотрел на студентов, затем перевел взгляд на Лесли и как ни в чем не бывало продолжил – благодаря новому знанию о том, что я сплю с женщинами за деньги, вы узнали, что я аморален.

Аудитория зашипела, как разбуженная змея.

– Что-то не так? – Бенедикт с улыбкой кивнул в сторону Эмили Паддингтон, любознательной пышки с белыми косичками и великой спорщицы.

– Конечно, не так, – раздосадованно отозвалась она. – Мы совсем не это имели в виду.

– А что же вы имели в виду, мисс Паддингтон? – все еще улыбаясь, мягко спросил Бенедикт.

Эмили сосредоточенно нахмурилась.

– Сэр, – спустя мгновение заговорила она, – разве не вы говорили нам, что сексуальность является одной из самых сложных интимных сфер человека и что вмешательство в нее всегда преступно и опасно?

– Совершенно верно, мисс Паддингтон, – серьезно ответил Бенедикт. – И я продолжаю на этом настаивать. Но кто говорил о вмешательстве?

– Но разве… – Эмили развела руками – разве вы, ложась в постель с женщиной за деньги, не вмешиваетесь в ее жизнь и сексуальность, не превращаете… – она поискала нужное слово – контакт в нечто грубое, пошлое и механическое?

Бенедикт тепло улыбнулся.

– Вы задаете верные вопросы, Эмили, но начинать следует не с этого.

– А с чего же? – Эмили растерялась.

Бенедикт некоторое время молча смотрел на нее, а затем поднял голову, обращаясь ко всей аудитории.

– Послушаем выводы второй подгруппы. Что в моей второй профессии делает реакцию нашего курса столь яркой и необычной? Студенты из названной команды зашевелились, зашушукались, и вперед вышел Ричард Фальк – уверенный середнячок, неукоснительно посещавший все лекции и с терпеливостью крупного вола вытягивавший из своего флегматичного разума все, на что тот был способен. Он редко принимал участие в дискуссиях, и Бенедикт остерегался ставить его в «спарринги», не желая давить на парня и заставлять его сталкиваться с более юрким интеллектом своих коллег. Но сегодня Ричард выглядел смелым и полным решимости.

– Сэр, – внушительным баритоном начал он, – я думаю, что группа шокирована.

– Правда? И почему же, мистер Фальк? – с интересом спросил Бенедикт.

– Все дело в том, – размеренным тоном продолжал Ричард, – что ваше занятие совершенно не вяжется с тем, чем вы занимаетесь здесь.

Бенедикт, наконец, не выдержал, и расхохотался.

– В самом деле, – проговорил он, закончив смеяться, – трудно представить себе более неподходящее занятие для сексуально распущенного человека, чем преподавание.

– Однако за все время работы в университете вы ни разу не были замечены в романтических отношениях со студентками, – веско произнес Фальк. – И в этом вся проблема.

– В точку! – улыбаясь, воскликнул Бенедикт. – Как вы можете доверять мне, если оказалось, что я так легко могу переступить общепринятые нормы и готов заключить с женщиной сделку, в которой ставкой будет секс, а инструментом – мое собственное тело? – его глаза горели.

– Совершенно верно, – Ричард был по-прежнему серьезен, а его голос звучал почти торжественно. – Поэтому следует сказать, что группа не только шокирована, но и испугана.

Бенедикт поднялся со стола и изучающе оглядел аудиторию, подмечая, как под его взглядом студентки заливаются краской, а юноши неуловимо, но сильно напрягаются.

– Мистер Фальк… – задумчиво начал он – одновременно решил одну нашу задачу и поставил перед нами новую. Он показал нам, что присутствие в аудитории преподавателя – секс-работника заставляет вас тревожиться и беспокоиться о своей безопасности, – Бенедикт иронически хмыкнул, переведя взгляд на Аманду, затаившую дыхание, и Эмили, закусившую губу. – Но он же заставляет нас спросить себя, – голос Бенедикта стал низким, тихим и ласковым, – что такое доверие? На чем оно основывается, и почему овладеть вашим разумом – нормально и правильно, а овладеть женщиной – позорно и аморально?

Тишина стеклянными бусами запрыгала от задних рядов к передним.

Бенедикт смотрел на студентов. Эмили замерла на вдохе, дергая себя за косичку, Тони Брокстон нахмурился, смущенно поправляя очки, а Лесли в ужасе вскинула на него глаза, не донеся ручки до бумаги, – она пыталась записывать.

Первым пришел в себя Ричард Фальк.

– При всем уважении, сэр… – начал он.

– Ричард, избавьте меня и нас всех от формальностей, пожалуйста, – перебил его Бенедикт. – Что вы хотели сказать?

– Я хотел сказать, – упрямо набычившись, отозвался Ричард, – что ваше сравнение… некорректно.

– Почему же?

– Это очевидно! – возмутился Фальк. – Степень близости между нами и вами далеко не столь… не столь…

– …глубока, – подсказала Эмили.

– …глубока, – кивнул Ричард, – чтобы ее можно было сравнивать со степенью близости и интимности вашей и женщин, с которыми вы имеете сексуальный контакт.