Лес

Глава 6

Последняя неделя года почти не отпечаталась в памяти Эрики, словно была окутана туманом. Как-то незаметно на девушку навалилось все: неудавшийся поход в Лес, холодность ее спасителя, необходимость сменить место жительства и сидеть без дела. Уверенности в завтрашнем дне не было, несмотря на то, что именно сейчас она должна была появиться. У нее был покровитель, который обязан был ее содержать ближайшие три года, но что будет потом?

Эрика чувствовала себя как в плену, и каждый новый день казался ей чуть хуже предыдущего. Чуть ли не впервые в жизни она поняла, что не испытывает желания что-то менять. Точнее, она просто не ощущала в себе достаточно сил для того, чтобы что-то изменить.

От одной попытки представить себе будущее становилось невероятно грустно. Это чувство было пронизывающим, как зимний ветер, и задевало, казалось, каждую клеточку тела. Однажды оно уже появлялось в ее жизни. А за год до этого она впервые испытала то, описания чего от нее так добивался теперь Альберт.

В то время еще не были запрещены абсолютно все развлечения, и некоторые наименее подверженные д-болезни люди решались выйти на улицу, чтобы поразить прохожих своим талантом и заработать кусок хлеба или пару картофелин. Кто-то танцевал, кто-то показывал фокусы, а он – пел.

Эрика на всю жизнь запомнила этот голос, от которого внутри все сжималось и хотелось плакать – и от радости, и от печали одновременно. Он пел грустные песни, которые сочинял сам, но каждый из тех, кто его слушал, узнавал в этих песнях себя. В этом была какая-то магия – именно эти до боли грустные песни поддерживали в людях силы и желание жить.

Невысокого роста и очень худой, он казался неуверенным подростком, но подойдя ближе, можно было заметить в его глазах отпечаток не одного десятка лет. Он выбрал для своих выступлений одну из улиц, по которой Эрика каждый день ходила в школу. Каждый раз она останавливалась, чтобы послушать хотя бы одну песню. Иногда она настолько заслушивалась, что опаздывала на уроки. Несмотря на то, что достатка в семье никогда не было, она старалась каждый раз принести уличному певцу какой-нибудь еды.

Он скоро запомнил Эрику и даже посвятил ей одну песню. Когда он пел ее, у девушки по щекам текли ручьи слез. В этой песне отражалась вся жизнь в Д-Республике, страхи и опасения, боль от потери близких и слабый огонек надежды:

Воспоминания выбивают землю из-под ног.

Я был слеп или просто увидеть не мог?

Мог ли помочь, а не слепо винить?

Видно, не все нам дано сохранить.

Все, что мы есть, – только миг,

Мелькнул – и исчез.

Еще одна звезда гаснет,

падая в Лес.

Никто не заплачет,

глядя ей вслед.

Никто, нет.

Кроме меня…

Только спустя несколько лет Эрика поняла, в чем состоит главное отличие тех песен от газетных статей, на которых долгое время строилось ее мироздание. В Газете надежда всегда использовалась как маленькая неприметная точка, с помощью которой можно было отметить несуществующее место на карте страдания. В песнях уличного певца отчаяние и безысходность порой накрывали все, словно цунами, но потом волна отступала и на опустошенном берегу распускались цветы надежды.

Пожалуй, тогда она действительно испытала что-то вроде влюбленности. Но счастливого конца у этой истории не было и не могло быть. Однажды по дороге в школу Эрика не встретила его на привычном месте. Не было его и на следующий день, и через неделю, и через две. Только потом она узнала из короткого и сухого некролога в Газете, что ее любимый певец ушел в Лес. Конечно, таких, как он, каждый год было очень много. Но именно его уход стал таким неожиданным и страшным! Когда Эрика пыталась представить его в Лесу, висящим на одном из деревьев, ей казалось, что ее сердце медленно разрезают скальпелем. В ушах звучали его песни, вокруг все напоминало о нем. Жить стало невыносимо больно.

Тогда у нее впервые появилась мысль уйти в Лес. Тогда она окончательно убедилась в том, что в жизни действуют те же законы, что и в газетных статьях.

Надежда, вера, любовь – это крылья, которые поднимают тебя вверх над землей только с одной целью: чтобы было больнее падать.

С тех пор ей казалось, что все чувства внутри умерли. Так было намного легче жить. Но, к счастью, с тех пор жизнь и не подкидывала ей подобных сюрпризов. Она шла ровно и размеренно, но лишь до тех пор, пока не пришла пора совершеннолетия. Вот тогда Эрика поняла – дороги назад в детство нет, а впереди – лишь полный мрак и ужас взрослой жизни. Это жизнь верблюда, на которого навьючили столько груза, что у него подкашиваются ноги, но упасть он боится, потому что внизу под ногами все усеяно острыми и длинными шипами.

Воспоминания нахлынули на Эрику разом, словно кто-то махнул перед ними стартовым флажком, и они наперегонки ринулись к своей цели. На сердце было тяжело. Альберт продолжал ее игнорировать и почти не выходил из своей комнаты. Семья осталась на другом конце города, добраться туда было нелегко. Впрочем, и смысла в этом не было. По закону теперь они были чужими людьми. Она не имела права больше появляться в своем старом доме, иначе и ее, и семью ждали огромные штрафы.

Погода была отвратительно серой и мокрой. Постоянно накрапывал мелкий дождик. Облака спустились так низко, что казалось, еще чуть-чуть – и они опустятся на лица людей.

Все в мире вдруг потеряло последние остатки смысла. Всю неделю Эрика провалялась в постели, не выходя из дома, Альберт лишь искоса поглядывал на нее, проходя мимо, чтобы закинуть дрова в печку или приготовить еды. Он не говорил ни слова, и Эрику это даже устраивало – больше всего ей хотелось прямо сейчас, не вставая со своей постели, тихо умереть во сне от какой-нибудь тяжелой болезни. Но дни продолжали тянуться, а жизнь не спешила покидать тело.

В один из таких одинаково серых дней Эрика лежала и смотрела в потолок, отметая от себя любые мысли. По стенам карабкались и падали вниз тени, рождаемые пламенем свечи. Эрика так увлеклась наблюдением за тенями, что даже не заметила, как мимо нее промелькнула мужская фигура и скрылась в дальнем кабинете. А у самой ее подушки появилась плитка шоколада – неслыханное лакомство!

Эрика слышала, что производство и ввоз шоколада в Д-Республике запретили еще до ее рождения. Официальной причиной была слишком высокая стоимость. Но среди простых людей ходили слухи, что правительство Д-Республики специально запретило шоколад, так как в нем содержится некое вещество, которое повышает настроение и помогает бороться с д-болезнью. Несмотря на то, что официально Д-Республика провозглашала своей главной задачей борьбу с д-болезнью, некоторые люди начинали догадываться, что полное излечение властям не так уж и нужно. Гораздо выгоднее было поддерживать в людях это состояние и заставлять принимать подавляющие волю препараты.

Несмотря на всеобщие запреты, в страну шоколад время от времени удавалось завезти контрабандой. И однажды в детстве Эрике посчастливилось его попробовать. Заветную плитку принес домой отец, который, рискуя своей свободой, купил ее у каких-то уличных торговцев, чтобы порадовать детей.

Но тогда Эрике достался очень маленький кусочек – как старшая сестра, она отдала большую часть младшим. А сейчас у ее подушки лежала целая шоколадная плитка, от которой исходил невероятно вкусный и манящий аромат. Она приподнялась на локте и нащупала стоящую на полу свечу. Подошла к печке и зажгла свечу специально приготовленным прутиком. С этим блеклым источником света она пошла в комнату, за которой скрылась тень. Открыв дверь, Эрика окончательно убедилась, что тенью был Альберт.

– Я не разрешал тебе заходить в мой кабинет, – не глядя на нее и продолжая разбирать бумаги на столе, сказал Альберт.

– Я была уверена, что в дом вошел кто-то посторонний, – соврала Эрика. – Какая-то непонятная тень, которая оставила мне вот это, – и она положила на стол перед Альбертом плитку шоколада.

– Не волнуйся, посторонних в доме нет. А это убери – не хочу, чтобы на моих бумагах появились следы растаявшего шоколада.

Эрика послушно взяла в руки плитку и откусила маленький кусочек. Это оказалось настолько вкусно, что она чуть не застонала от удовольствия. В тот момент она абсолютно точно осознала, почему власти запретили производство и продажу шоколада – у них действительно были на то причины. Он действовал намного круче любых д-препаратов.

Альберт отвлекся от своих дел и с некоторым любопытством наблюдал за реакцией девушки на шоколад.

– Даже не думал, что шоколад может производить такой эффект.

– Да ты сам попробуй!

– Спасибо, но я сегодня уже съел половину такой плитки, мне хватит, – покачал головой Альберт.

– Где ты его достал? Это же незаконно!

– Хватит повторять это слово, – нахмурился Альберт. – Ты уже большая девочка и должна понимать существенную разницу между законом с маленькой буквы и Законом с большой буквы. Шоколад или, например, самогон – это так, ерунда. На это власти готовы закрывать глаза, особенно в обмен на эти самые продукты. А вот все, что в Законе связано с жизнью и ее материальной стороной, необходимо соблюдать досконально. Так что… Просто ешь и не думай ни о чем. В конце концов, такими темпами еще несколько минут – и эта плитка просто исчезнет.

Эрика тем временем действительно увлеклась и съела уже половину плитки.

– Ой! Вообще я хотела сказать тебе спасибо. Это самое приятное, что происходило со мной за… – она задумалась, – за всю мою жизнь.

Альберт хмыкнул:

– Можешь считать, что я – прожженный консерватор, приверженец старых традиций и таким образом поздравил тебя с Новым годом. Надеюсь, теперь ты вылезешь из своего одинокого кокона и начнешь рассказывать то, о чем мы договорились. И, кстати, послезавтра можешь приступать к работе.

– Правда? – Эрике на миг показалось, что мир вокруг окрасился яркими цветами, хотя еще секунду назад все было черно-белым и блеклым. – Я так… рада!

Последнее слово Эрика произнесла неожиданно для самой себя и шепотом, словно опасаясь, что кто-то услышит.

– А вот с такими словами действительно стоит быть осторожнее, – приложил палец ко рту Альберт. – Доедай свой шоколад и ложись спать, завтра с утра приступим к работе. Постарайся уже сейчас подумать, в кого ты была влюблена, в чем это выражалось и что влияло тогда на твое эмоциональное состояние.

– Ладно, – растерянно и чуть испуганно кивнула Эрика. Ей вдруг стало страшно, что она не сможет рассказать Альберту ничего интересного, и он вновь начнет ее игнорировать, а потом сделает так, чтобы ее не взяли на работу. Надо было срочно что-то придумать. Впрочем, впереди была еще целая ночь, а шоколад, по слухам, еще и помогал быстро соображать.

– Покойной ночи и спасибо еще раз, – сказала Эрика и быстро выскользнула из комнаты через полуоткрытую дверь.

– Давай-давай, – рассеянно сказал Альберт, снова склоняясь над своими бумагами.

Глава 7

На следующее утро, когда солнце только-только показалось из-за горизонта, Альберт и Эрика уже сидели за столом напротив друг друга. Альберт разложил перед собой несколько листов бумаги, на которых собирался записывать рассказанное Эрикой. Девушка нервничала – прошедшая бессонная ночь не принесла никаких гениальных идей. Она все еще не знала, о чем рассказывать Альберту. Но самое главное – она до сих пор не до конца понимала, для чего ему нужен ее рассказ. «Если бы знать, можно было хоть что-то правдоподобное придумать», – думала она.

– Итак, – начал Альберт, – я жду от тебя правдивых и максимально развернутых ответов на мои вопросы. Даже если в какой-то момент ты почувствуешь изменение своего эмоционального состояния, все равно не останавливайся, продолжай рассказывать. Я могу предположить, что наш разговор может вызвать у тебя как положительные, так и отрицательные эмоции, в зависимости от того, чем закончился твой опыт. Но ты должна понимать, что от сказанного тобой зависит во многом и твоя, и моя жизнь.

– В смысле? – Эрика удивленно посмотрела на Альберта. – Я не очень понимаю, как моя влюбленность связана с твоей жизнью.

– Это ключ. Тот, кто первым найдет ключ к восприятию печатного текста всеми категориями людей, получит гораздо больше, чем просто деньги и власть. Думаю, ты себе просто не представляешь, какие силы управляют этим миром. А я представляю в полной мере. И очень хочу быть к этим силам как можно ближе.

– Какие силы? Ты имеешь в виду власти? Верховное Правительство?

– Неважно. У нас сейчас другая задача, так что сосредоточься. Первый вопрос: когда в последний раз у тебя проявлялись симптомы влюбленности?

Эрика замерла. Мозг начал лихорадочно соображать и внезапно нашел решение. Впрочем, оно было настолько очевидным, что потом Эрика долго удивлялась, как не додумалась до него сразу. Видимо, сказывалась характерная для этого времени года в Д-Республике апатия и заторможенность, усиленная пережитым за последние дни.

– Они проявляются и сейчас, – с серьезным видом кивнула Эрика.

– Отлично, – оживился Альберт, – значит, впечатления будут наиболее свежими. Хотя погоди… Всего пару дней назад ты валялась в постели и ничего не хотела делать. Это никак не вяжется с общей теорией о том, что влюбленность дает иммунитет от д-болезни, – он нахмурился. – Первый вопрос, и ты уже врешь? Что за дела?

– Я не вру, – опустила глаза Эрика. – Просто симптомы появились только вчера.

– Вчера? Интересно… Вообще я не планировал узнавать личность объекта твоих эмоций, но вчера ты вроде не выходила из дома, – он пристально посмотрел на нее. – Да ладно?

Но Эрика только тряхнула головой:

– Давай, поехали дальше.

Альберт пару секунд смотрел на стол перед собой, словно осуществляя невероятно сложный вычислительный процесс. А потом вновь переключился на свой лист бумаги с вопросами.

– Дальше. Какие очевидные изменения эмоционального фона наблюдаются на первых этапах состояния?

– Чего? – округлила глаза Эрика.

– Какое настроение у тебя сейчас? И как оно меняется в зависимости от времени суток?

– Нормальное у меня настроение. То есть я хотела сказать, очень спокойное, стабильное даже. Хочется все время поднимать уголки губ и растягивать их в стороны, – и она неумело изобразила улыбку.

– Это называется «улыбаться», – кивнул Альберт. – Судя по всему, в школе вас этому слову не учили. Оно было убрано из школьной программы лет десять назад. И примерно тогда же его перестали употреблять в повседневной речи. Когда-то уже за произнесение этого или однокоренных слов можно было получить штраф и увеличить сумму своего личного долга в несколько раз. Я уже не говорю о том, что в Д-Республике мало кто умеет или хоть раз в жизни испытывал желание растянуть губы в улыбке. Я удивлен, что ты знаешь – как это.

– Я не знала. Просто захотелось так сделать, – соврала Эрика. Улыбаться ее научил уличный певец. Он улыбался ей, и от этой улыбки на сердце становилось удивительно тепло. Но в итоге его улыбка ничего не значила. Он все равно ушел в Лес.

– Любопытно, так и запишем, – пробормотал Альберт, быстро записывая сказанное девушкой. – Что насчет времени суток?

– Усиливается ближе к вечеру.

– Что с мыслями?

– Мысли все время привязаны к этому человеку. Ни о чем другом думать не хочется. Трудно концентрироваться на посторонних вещах.

– Смещение концентрации внимания на объект состояния, – пробормотал Альберт, быстро записывая слова девушки. – Какая эмоциональная окраска у этих мыслей?

– В смысле?

– Девочка, да ты элементарных вещей не знаешь! Мысли больше грустные, тяжелые или легкие и радостные?

– Э… радостные?

– Это ты меня спрашиваешь?

– Я просто не очень понимаю это слово. Но не грустные, это точно.

– Ладно, запишем, что радостные. Ты испытываешь при этих мыслях прилив сил, желание что-то делать, к чему-то стремиться?

– Да-да, именно так, – кивнула Эрика.

– Значит, точно радостные. Если в этот момент ты представишь себе что-то грустное – чью-то смерть, собственное будущее в этой стране, газетные новости – что ты испытаешь?

– Я… – Эрика замерла, судорожно пытаясь понять, что нужно ответить. Фантазия и обрывки рассказов школьных подруг помогли подыскать похожие на правду ответы на первые вопросы, но вот что касалось самого главного для Альберта – здесь начинались проблемы.

Перед мысленным взором проносились картинки ее жизни. Где, когда было хоть что-то похожее? В детстве? В школьные годы? В те счастливые месяцы, когда по дороге в школу она слушала песни уличного певца? А может быть, сейчас? Эрика посмотрела на Альберта и изо всех сил постаралась вызвать в себе теплые чувства к нему. У нее внутри тут же словно начали диалог две противоположные сущности. Одна искала, за что можно полюбить этого мужчину, другая – за что можно его возненавидеть.

Он ее спас. Он ее подставил и испортил все планы.

Он дает ей пищу и теплый дом. Но делает это далеко не добровольно – его принуждает Закон.

Он нашел ей работу. Но только после того, как она шантажом и уговорами заставила его это сделать.

Он использует ее для своих целей, которые ей не совсем понятны.

Он принес ей шоколад.

Последний фактор стал решающим, и Эрика выпалила:

– Я не испытываю абсолютно ничего по отношению ко всему этому. Оно словно перестает для меня существовать. Я могу думать только об одном, – и она явственно представила себе темный, большой и толстый кусок шоколада, который она отправляет в рот, предвкушая близкое наслаждение.

– Отлично! Теперь поговорим о частоте. Как часто могут возникать подобные состояния?

Эрика мысленно застонала – только выпуталась из одной проблемы, и тут же вторая. Ну откуда ей знать, как часто возникают такие состояния? «Ай, ткну пальцем в небо!» – решила она:

– Примерно раз в год.

– Продолжительность?

– Соответственно, год.

– Могут ли подобные состояния перекрываться? Говоря более простым языком, можешь ли ты быть одновременно влюблена сразу в несколько объектов?

Эрику как-то оскорбило, что этот высокомерный старикашка называет других людей, в которых она могла бы быть влюблена, объектами. Словно они не люди, а табуретки какие-то. «Сам ты объект!» – хотела было сказать она, но вовремя поняла, что это будет звучать очень двусмысленно.

– Я – могу! – провокационным тоном заявила Эрика. – Я вообще многое могу.

– Вообще-то это несколько расходится с другими моими данными, но практика всегда превыше теории, так что поверю тебе. Тем более что сейчас самое время перейти к этой самой практике. Я дам тебе почитать одну статью из Газеты, и ты расскажешь мне, какие эмоции она у тебя вызовет.

С этими словами Альберт положил перед Эрикой заранее подготовленную Газету, где была напечатана статья под названием «Где живется хуже, чем в Д-Республике?». Статья была вполне стандартной – она состояла из множества утверждений, которые сложно было проверить, что компенсировалось сильной эмоциональной составляющей:

«Все мы иногда задумываемся о том, как живут люди в других странах. Когда-то власти запрещали людям даже знать о том, что где-то там, за границами нашего государства, есть другие люди и страны. Но старики еще застали те времена, когда перемещаться можно было не пешком и не на велосипедах, а на более быстрых видах транспорта: автомобилях, поездах и даже самолетах. Сейчас это звучит фантастично, но факт остается фактом – сегодня мы отброшены во времени на много веков назад, и прошлые возможности передвижения нам больше не доступны.

Мы не можем точно узнать, что там, в других государствах. Мы можем лишь смутно догадываться, смаковать рассказы наших родственников, помнящих старые времена, передавать их слова из поколения в поколение. И вместе с тем – оплакивать свое бессилие перед обстоятельствами. Нет, нам никогда больше не узнать, что там, за далекими границами! Мысли об этом посещают всех нас, наполняя сердца грустью и скорбью.

Мало того – самые умные и образованные люди нашего государства, к сожалению, уверены в том, что ситуация будет становиться лишь хуже до тех пор, пока мы не расплатимся со всеми долгами. А потому для каждого из нас нет ничего важнее работы, которая помогает не только уменьшить сумму долга, но и ускорить течение времени.

Бесконечная жизнь нам не дана, но это только к лучшему. Страшно даже представить себе вечное страдание, которое люди заменяют словом «жизнь». Мы все прекрасно знаем, как обстоят дела на самом деле.

Чем короче жизнь, тем короче страдание.

Внимание! Прерывать жизнь искусственно в непредусмотренных для этого местах запрещено Законом».

– Что ты сейчас чувствуешь? О чем думаешь? – быстро спросил Альберт, увидев, что девушка дочитала текст до конца.

Оторвавшись от текста, Эрика вдруг с удивлением отметила, что у нее в голове словно щелкнул переключатель. Что-то внутри среагировало на ключевые слова «оплакивать», «бессилие», «грусть», «скорбь», «страдание» и тому подобные, запустив режим плохого и подавленного настроения. Но привычные для таких случаев безнадежность и отчаяние не успели завладеть ее сознанием. Возникший в нем образ темного сладкого шоколада был настолько великолепен, что все отрицательные эмоции словно раскидало в стороны взрывом внезапного откровения: Эрика была по уши влюблена в шоколад!

– Я думаю только о своем «объекте», – улыбаясь уже более уверенно, Эрика посмотрела прямо в глаза Альберту.

– И… что ты о нем думаешь? – Альберт впервые выглядел несколько смущенным.

– Я думаю, что он прекрасен! Я думаю, что отдала бы все на свете, чтобы каждый день иметь возможность просыпаться и видеть его рядом с собой. Жизнь без него для меня теперь кажется скучной и горькой. Он – само совершенство, и на свете нет никого лучше! – выпалила девушка, улыбаясь все шире.

– Мы закончили, – быстро пробормотал Альберт, собирая свои листы в одну стопку. – Спасибо за помощь, она мне очень пригодится, – с этими словами он вышел из комнаты, оставив Эрику наедине с мыслями о шоколаде.

А еще о том, как приятно оказалось поставить на место этого высокомерного экспериментатора.

Зайдя в свою комнату, Альберт плотно прикрыл дверь и тяжело вздохнул. Общение с особями женского пола слишком выматывает. Нужно как можно быстрее найти эффективный способ воздействия на их мозг, и тогда у него появится шанс избавиться от этой так некстати появившейся содержанки.

Ветер в голове, минимум знаний и максимальная склонность к выборочной концентрации внимания на объекте, благоприятном для спаривания – неужели все они такие?

«Нет, конечно, – подумал Альберт, случайно коснувшись взглядом белого конверта, на котором ровным почерком было написано его имя и адрес».

Конечно, нет.

Глава 8

На следующий день, когда Альберт пошел отдавать написанные статьи в Типографию, Эрика решила заняться уборкой дома. Несмотря на то, что в условиях холода, нехватки воды и общей разрухи было невероятно сложно поддерживать даже элементарную чистоту, жить в совсем запущенном доме не хотелось. Подметая полы и убирая из углов старую паутину, Эрика даже задумалась о том, не взять ли у Альберта несколько листов, чтобы украсить дом. Можно было на них что-нибудь нарисовать или вырезать снежинки. Сначала Эрику невероятно воодушевила эта идея, но она быстро поняла – хозяин этого дома ни за что не позволит ей изводить дорогую бумагу на такую ерунду.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».