– Наверное. Если у меня будет время.
– Спасибо, – улыбнулась ей Слава и вновь принялась расчесывать волосы.
Мадам Ядвига, сделав каменное выражение на лице, окликнула Ульяну:
– Ульяна, помоги госпоже фон Ремберг причесаться! – с этими словами экономка исчезла за дверью.
Когда девушки остались одни, Слава улыбнулась Ульяне и приветливо попросила:
– Ульяна, ты можешь показать мне, где у вас здесь баня?
– Конечно, барыня.
Усадьба фон Ремберга была небольшой, но довольно просторной. Двухэтажный помпезный особняк в барочном стиле являл собой главное строение вотчины Кристиана. Большая часть слуг, служивших в усадьбе фон Ремберга, были вольными. В основном это были приезжие немцы, привезенные Кристианом из Пруссии, которым фон Ремберг выплачивал жалование. Третью часть слуг составляли крепостные, привезенные из соседних деревень. Около трех дюжин человек служили в доме и еще столько же обслуживали небольшую усадьбу, яблоневый сад, конюшню с лошадьми и кожевенную мастерскую, которая приносила небольшой, но постоянный доход.
День Славы прошел незаметно, так как девушка посвятила все свое время знакомству со слугами, изучению особняка и прогулке по усадьбе фон Ремберга. Еще утром, разговорившись с приятной кухаркой Матильдой, Слава узнала, что владения мужа не ограничиваются одной усадьбой. И его вотчина довольно обширна и включает в себя деревни, земельные угодья, леса и поля, простираясь на несколько верст на юго-запад от усадьбы. Как ранее уже рассказывал ей фон Ремберг, он со всеми слугами жил в России уже более двух лет. И только год назад закончил строительство особняка и жилых построек на этой окраине новой столицы России и переехал сюда со своими приближенными слугами. Санкт-Петербург был провозглашен столицей пару лет назад, указом царствующего Петра Алексеевича, и в настоящее время город активно застраивался служебными зданиями, промышленными предприятиями, церквями и частными особняками вельмож.
Матильда поведала девушке, что в прошлом году фон Ремберг также приобрел во владение четыре близлежащие деревни с крепостными, всего около тысячи душ. Крестьяне снабжали усадьбу продуктами, кожами, лошадьми и другими натуральными изделиями, а также на полях выращивали зерно, гречу и рожь на продажу. В поместье имелся управляющий, который редко показывался в усадьбе и в основном занимался некими торговыми делами, обустройством деревень и надзором за выращиванием урожая. Тридцатилетняя полная немка Матильда была вполне довольна своим существованием в северной стране и поведала Славе, что наконец-то у нее появился жених – один из русских мужиков, вдовец, работающий в кожевенной мастерской.
Несмотря на весь скептицизм Ядвиги, Кристиан фон Ремберг вернулся в усадьбу под вечер. И Слава смогла немного поговорить с мужем за вечерней трапезой. Он был, как и обычно, приятен, немногословен и методично расспрашивал девушку, чем она занималась весь день. Она приветливо отвечала ему, немного смущаясь, и с интересом разглядывала его, пытаясь привыкнуть к своей новой роли жены, ибо молодой человек невероятно нравился ей. В эти интимные моменты, когда они трапезничали одни в мрачноватой столовой, Слава в глубине души мечтала о том, что уже вскоре они с Кристианом заживут как настоящие супруги и будут спать в одной комнате.
Около девяти вечера, когда молодые люди сидели напротив друг друга в гостиной, фон Ремберг начал вести себя весьма странно. В тот миг он рассказывал девушке о своей новой задумке, о переустройстве правого крыла дома, как вдруг лицо Кристиана напряглось, а по его телу прошла судорожная дрожь. Он тут же вскочил на ноги и, извинившись перед женой, стремительно покинул гостиную, заявив, что вспомнил о некоторых неотложных делах, которые надо было немедленно разрешить. Слава удивленно проводила мужа взглядом, не понимая, отчего он так неожиданно покинул гостиную.
В тот вечер она, как и накануне, в десять вечера поднялась в свою спальню. Раздевшись и проворно вымывшись в подогретой воде, услужливо приготовленной Ульяной, девушка отпустила горничную и, присев на кровать, принялась ждать мужа. Но, как и в предыдущие две ночи, Кристиан так и не появился у нее. Около полуночи Слава уснула одна, напряженно размышляя о том, что с ней не так и отчего муж не желает интимного общения. Тем не менее она прекрасно видела, что ее общество не тяготит его, а наоборот, весьма занимает. Ведь облик супруга – таинственный, интересный, сдержанный и эффектный – будоражил сознание девушки. Слава неистово хотела, чтобы они с Кристианом стали близки телесно и мечтала об его объятиях и поцелуях.
Следующий ее день прошел как и предыдущий, с той лишь разницей, что девушка помогала кухарке Матильде с обедом на кухне, а затем долгое время гуляла по саду. Поговорив с садовником Демьяном, Слава узнала о том, что управляющий никак не хотел закупить новые саженцы. Об этом она решила рассказать Кристиану вечером. Фон Ремберг, как и накануне, позавтракав с женой, будучи доверенным лицом прусского посланника, еще поутру уехал на службу. Возвратился он в усадьбу только вечером к ужину. За вечерней трапезой на вопрос жены, может ли она попросить его об одном одолжении, Кристиан, удивленно подняв брови, кивнул:
– Разумеется, майн херц. Что вы хотели?
– Ваш садовник Демьян хочет высадить небольшие цветники из роз, но управляющий, господин Дерюгин, никак не дает денег на покупку саженцев.
На это заявление фон Ремберг удивленно поинтересовался:
– Светослава, вы беседовали со слугами по душам?
– Да, и не только с садовником. Ваша кухарка Матильда очень приятная женщина. Она рассказывала мне о поместье, пока мы вместе готовили это жаркое.
– Что за манеры, майн херц? – возмутился вмиг он. – Зачем вы проводите время на кухне со слугами? У вас что, нет других дел?
– Но чем же мне себя занять? Вы весь день на службе, одна я скучаю.
– Читайте, вышивайте, гуляйте по саду. Вы дворянка, не забывайте об этом. Это недопустимо – проводить время рядом с челядью.
– Матушка всегда учила меня не разделять людей на простых и дворян.
– Слава, вы так изысканны и начитанны. Зачем вы опускаетесь до простого люда и ведете с ними задушевные беседы? Отныне вы госпожа фон Ремберг и должны соответствовать своему статусу. Оттого прошу вас впредь не говорить со слугами. Ваша обязанность давать им то или иное поручение и только.
– Если вам так хочется, Кристиан, я не буду более общаться со слугами, – тихо ответила девушка, боясь вызвать неудовольствие обожаемого супруга.
– Вот и правильно, майн херц. И упаси вас Бог впредь помогать на кухне. Это никуда не годится. Вы должны пребывать в неге и спокойствии. Быть мне послушной и вести себя подобающе. Вы поняли меня?
– Да, Кристиан, простите. А могу я кататься верхом?
– Верхом? Зачем это?
– Но у отчима в доме я почти ежедневно каталась верхом.
Фон Ремберга стал напрягать этот разговор. Он понимал, что надо изолировать девушку от всех. От слуг, которые могли сболтнуть лишнее, и от посторонних людей, которые так же могли как-то повлиять на его планы относительно этой девицы.
– Я думаю, нет. В моей конюшне всего три рысака. Один жеребец слишком стар, второй постоянно при мне. А третья кобыла довольно норовиста и не раз сбрасывала меня с седла, – умело соврал фон Ремберг и, увидев, как личико девушки совсем сникло, добавил: – Если вам угодно, я могу проводить с вами больше времени. Например, буду возвращаться чуть раньше, и мы сможем вместе гулять по саду. Что вы об этом думаете?
Он попытался даже изобразить на своем лице подобие улыбки, понимая, что должен играть свою роль как можно лучше, чтобы затуманить ее наивную юную голову. Кристиан жаждал, чтобы Слава быстрее прониклась к нему симпатией и нежными чувствами, ведь только тогда, возможно, ему удалось бы завершить дело, задуманное Верховным.
– Я буду очень рада этому, Кристиан, – ответила Слава и ласково улыбнулась ему.
Глава IX. Новобрачная
Прошла неделя после венчания, а фон Ремберг так и не посещал ее спальню. Слава терялась в догадках, отчего Кристиан не стремится к интимному уединению и даже ни разу не поцеловал ее. Однако прямо спросить мужа об этом Слава стеснялась. И эта неопределенность терзала ее. Все же теперь, по прошествии полутора месяцев знакомства с молодым человеком, девушка отчетливо осознала, что любит Кристиана искренне и сильно. Ее чистое открытое сердечко отмечало располагающее вежливое отношение фон Ремберга. Она весьма ценила его постоянные знаки внимания в виде маленьких безделушек, комплиментов и цветов, которые он ежедневно дарил ей. Он проводил в ее обществе пару часов утром и около трех часов вечером. Только около девяти вечера фон Ремберг ежедневно стремительно покидал ее, будто за ним гнались некие призраки, выбегая из гостиной с перекошенным от нервного тика лицом. Это было девушке непонятно. Стремительные исчезновения молодого человека из гостиной после ужина невероятно терзали ее.
Она очень хотела выяснить немного больше о своем муже, но не знала как. Она даже попыталась узнать у камердинера Кристиана, отчего муж так себя ведет. Но неприятный мрачный Людвиг ответил ей, что у хозяина часто бывает много неотложных дел и госпожа не должна беспокоиться. Но это заверение совсем не успокоило Славу, и она напряженно размышляла, отчего Кристиан ведет себя так странно. Каждый вечер в гостиной он мило беседовал с ней, но едва часы пробивали девять, он словно превращался в другого человека, нервного, уязвленного и мрачного, который неизменно уклонялся от ее общества. Лишь на следующее утро он появлялся за утренней трапезой, опять вежливый, в спокойном настроении, умиротворенный и галантный. Проводил с ней отмерянные пару часов, затем отбывал на службу и возвращался вечером с очередным подарком для нее. В основном он дарил ей новые ленты, зонтики, туфельки или перчатки. Но иногда привозил новые книги, которые она считала лучшим подарком от мужа.
Слава часто скучала днем. Только в книгах она находила отраду. Ведь со слугами фон Ремберг запретил вести беседы, а друзей, которые могли бы посещать их дом, у Славы в Петербурге не было. Единственная подруга Любаша жила в Москве. К тому же из последнего письма девушка узнала, что Артемьевы вскоре намерены отправиться на жительство в другую страну. Семен получил новую должность при русском после во Франции, и в эту пору всем семейством перебирался в Париж. С другими столичными дворянами девушка не была знакома. А поскольку фон Ремберг жил уединенно и не водил знакомств, их усадьбу никто из посторонних не посещал.
Девушке казалось, что Кристиан любит ее, потому что она видела его расположение. Лишь одно удручало ее, что по прошествии недели брака, он так и не появился в ее спальне. Он никогда не затрагивал щекотливую тему в беседах и даже не делал ни малейшего намека на страстные желания. Он никогда не обнимал ее, не целовал. А лишь несколько раз в день по этикету целовал ее ручку. Он постоянно умело говорил ей комплименты, интересовался, как она провела день, а позже в гостиной они обсуждали книги из библиотеки фон Ремберга, прочтенные девушкой за день. Слава пыталась понравиться мужу, заслужить его доверие своим послушанием и вниманием.
В тот дождливый вечер они, как и обычно, сидели после ужина в гостиной.
Молодой человек восторгался ее познаниями в астрономии, которую в последнее время изучала Слава, и то и дело говорил ей комплименты, сопровождая их проникновенным настойчивым взглядом фиолетовых глубоких глаз. Супруги сидели на бархатном диванчике, и девушка наслаждалась обществом мужа, любуясь его мужественным красивым лицом, темно-русыми густыми волосами, собранными на затылке в хвост, и яркими мерцающими глазами. От молодого человека, как и всегда, приятно пахло, тонкими ароматами вербы и гвоздики, и это весьма импонировало ей. Ведь, насколько знала Слава, большинство европейцев редко мылись, в отличие от русских. Однажды фон Ремберг поведал ей, что ему весьма нравится этот русский обычай два раза в неделю ходить в баню и очищать свое тело. Ибо после этого его существо наполняется новыми силами и здравием. Быстро привыкнув к этому русскому обычаю, молодой человек распорядился построить три бани в своей усадьбе для слуг. В господском особняке также имелась своя барская баня, которую, кроме Кристиана, каждые три дня посещала и Слава со своей горничной Ульяной.
Пробило три четверти девятого вечера, когда фон Ресберг начал нервно поглядывать на большие каменные часы. И Слава, заметив это, поняла, что, как и во все предыдущие дни, молодой человек словно чего-то напряженно ждет и вновь собирается стремительно покинуть ее общество. Несколько раз она пыталась выведать у мужа, куда он уходит, но он всегда ссылался на дела. Слава чувствовала, что в этом кроется какая-то тайна, и жаждала узнать, отчего ее обожаемый муж запирается ото всех в своем кабинете на несколько часов к ряду, требуя, чтобы никто не беспокоил его.
Именно сегодня она задумала некую хитрость, которая помогла бы ей пролить свет на тайну фон Ремберга. Не дожидаясь девяти, Слава, сославшись на головную боль, покинула гостиную под удивленный возглас мужа. Устремившись по мрачной парадной, она, оглядываясь по сторонам и боясь попасться на глаза Людвигу, проворно проскользнула в кабинет мужа и спряталась за одну из портьер. Ее стройная фигурка полностью скрылась за тяжелой тканью, а прямая юбка без фижм так же не выделялась из обрамления окна. Через щель между пурпурными занавесями она могла свободно наблюдать за тем, что происходит в кабинете, и оставаться незамеченной. Когда через четверть часа в кабинет заглянул Людвиг, видимо, проверяя, все ли в порядке, девушка отчетливо заметила камердинера из своего укрытия и улыбнулась, довольная своей выдумкой. Отчего-то эта затея казалась ей очень детской и занятной, однако она понимала, что иначе ей не удастся удовлетворить свое любопытство. Потому она затихла и принялась ждать.
Как она и предполагала, спустя еще четверть часа в кабинет влетел фон Ремберг и, захлопнув дверь на замок, бегом устремился к своему секретеру, стоявшему чуть в стороне от того места, где находилась девушка. Она заметила, как муж нажал некий рычаг сбоку шкафа, и вдруг секретер вместе с полом начал медленно отодвигаться в сторону. Опешив от увиденного, Слава вперилась взором в сгорбленную фигуру мужа, видя, как в паркетном резном полу образовывается отверстие, похожее на погреб.
В следующий момент Кристиан резко согнулся почти до пола и, схватившись за виски, глухо застонал. Слава испуганно воззрилась на мужа. Он сильно сгорбился, и ей показалось, словно его что-то ударило в живот. Еще через несколько мгновений Кристиан вновь хрипло застонал. Он сильно сжимал губы, видимо, пытаясь сдержаться и заглушить свои стоны. Его мертвенно-бледное лицо исказила жуткая судорога, пробежавшая по всему телу.
Прекрасно чувствуя жизненную энергию всех живых существ, девушка отчетливо ощутила, как энергетика молодого человека словно пропадает на миг, а затем вновь возвращается. Его темно-фиолетовая аура непонятно мерцала, дрожа, как свеча, и это было весьма странно. Потому что Слава никогда не видела, чтобы аура живого существа так неестественно пульсировала, как бы на секунду угасая, а в следующий миг загораясь вновь.
Когда подземный лаз открылся, Кристиан, снова скорчившись всем телом почти до пола, простонал сквозь зубы в третий раз и устремился по ступеням вниз, в открывшееся подземелье, и исчез из виду. Окончательно опешив от увиденного, она, нахмурившись, начала испуганно и лихорадочно размышлять обо всем этом. Дикое неистовое желание броситься в погреб-подземелье вслед за мужем и выяснить все до конца возникло у нее стремительно. Ее колебания продлились недолго. В какой-то момент, решившись, она, не спуская взволнованного взора с округой мрачной дыры в полу, вышла из-за портьеры и направилась к отодвинутому секретеру.
Приблизившись к открытой яме, в глубь которой вели каменные ступени, Слава боязливо наклонилась. Погреб едва окутывался тусклым светом. Она осторожно направилась по каменным ступеням вниз и достигла дна уже спустя минуту, заметив горящий факел, освещающий сырое мрачное пространство подземелья. Озираясь по сторонам, Слава увидела чуть в стороне приоткрытую каменную дверь. Именно в этот миг она услышала приглушенный нечленораздельный стон фон Ремберга. Проворно подбежав к этой каменной двери, девушка вошла в небольшую горницу без окон. И тут же увидела на полу Кристиана. Он стоял на четвереньках, словно собака, и его тело сжималось в сильной конвульсии, а из сжатых зубов вырывались еле сдерживаемые хрипы. В следующее мгновение, похоже, боль отпустила его, и он замер. Но уже через миг вновь притиснул голову и ноги к животу, и она заметила, как его тело сжалось в жуткой судороге.
Опешившая и не понимающая, что происходит, Слава замерла на месте, несчастно глядя на все происходящее. Он не замечал ее. Девушка вытянула вперед руку, пытаясь нащупать его энергию, и неожиданно почувствовала, как тело Кристиана пронзают тысячи сильных потоков яростной жгучей энергии, которые впивались сильными ударами в тело молодого человека. Его аура, насыщенно фиолетовая, странно мерцала, то пропадая, то появляясь вновь. Слава отметила, что в те моменты, когда энергия пропадает – молодой человек корчится от боли. Она поняла, что мужа сотрясает какая-то неведомая странная болезнь, мучающая спазмами его тело.
Подчиняясь стремительному порыву, она кинулась к Кристиану. Упав перед ним на колени и обхватив ладошками виски молодого человека, Слава устремила светлый сильный поток целительной энергии ему навстречу. Она ощущала, как тело молодого человека дико сотрясается от сильных конвульсий и, сосредоточившись сильнее, направила поток своей энергии прямо в его сущность. Фон Ремберг не замечал ее присутствия и, закрыв глаза и стиснув зубы, неистово пытался обуздать свою боль. Спазмы следовали один за другим, и лишь на краткие моменты невыносимая мука чуть отступала. В эти мгновения Кристиан невольно замирал, не открывая глаз, и так и стоя на четвереньках, подобно животному, пытался отдышаться и передохнуть, ожидая очередного невыносимого терзания.
Слава стояла на коленях около него, сжимая его виски ладонями и вливая в него свою энергию. Уже через некоторое время она начала замечать, что приступы у фон Ремберга стали менее интенсивными, а через несколько минут почти прекратились. Именно в эти мгновения, молодой человек, как будто опомнившись и, видимо, ощущая что-то неладное, открыл затуманенные болью глаза и увидел Славу, стоявшую перед ним на коленях на ледяном полу.
– Что вы делаете? – прохрипел он, приподняв голову и вперившись взглядом в лицо девушки, которые было перед ним, диким, ничего непонимающим взором. – Зачем вы здесь? Убирайтесь немедля!
Он яростно скинул ее руки со своих висков, и тут же его тело вновь пронзила невыносимая жуткая боль, словно его заживо сжигали на костре. Он заскрежетал зубами от невыносимой муки и содрнулся в судороге всем телом. Однако девушка не отошла, вновь приложила ладони к вискам молодого человека и начала вливать в его существо целительную энергию, до крайности сосредоточившись. Она видела, что у Кристиана нет сил сопротивляться, так как все его большое тело сотрясалось в диких конвульсиях и лишь из последних сил он стоял на четвереньках и удерживал себя в сознании. Через несколько мгновений Слава ощутила, как тело фон Ремберга перестало дергаться, и он замер, удивленно устремив в ее лицо свой яркий фиолетовый взор, явно не веря в то, что она действительно может успокоить его боль.
– Я не уйду, – тихо твердо сказала девушка. – Я вижу, что вам легче от моих рук.
Она сильнее прижала ладони к его вискам, видя, как его сильно мерцающая до того аура начала постепенно успокаиваться и уже равномерно наполнила все члены молодого человека и потекла спокойно и умиротворенно по его существу.
Ощущая, что руки девушки вливают в него энергию, которая снимает спазмы, Кристиан замер и чуть прикрыл глаза, невольно наслаждаясь неожиданной передышкой в страданиях. Несколько минут он не мог ни о чем думать, как только о том, что боли нет, и его тело перестало гореть адским огнем, который как будто заживо сжигал его нутро и кожу. Он так и стоял, замерев на четвереньках, и лишь глубоко дышал, пытаясь восстановить дыхание. Девушка сидела перед ним на коленях, а ее руки ласково давили на голову молодого человека. Она так же чуть прикрыла глаза, настойчиво вливая в него жизненные силы.
Спустя некоторое время ясное сознание стало возвращаться к Кристиану вместе со способностью здраво оценивать окружающую действительность. Он понимал, как его поза унизительна, и девушка видит его, бесстрашного, жесткого фон Ремберга в таком удрученном положении, как беспомощного зверя, которого раздирают жуткие мучения. Но отчего-то ему было все равно, ибо от ее рук перетекало живительное, почти неосязаемое тепло, которое наполняло его тело и не давало болям вернуться. Он чуть приподнял голову, и его мутный болезненный взор уперся в золотые полные нежности глаза Славы. Кристиан чувствовал, что готов стоять так вечно, только бы эти жуткие мучения не вернулись более. Он видел каждую янтарную прожилку в огромных золотых очах девушки, темно-коричневые густые ресницы, обрамляющие ее глаза, и инстинктивно ощущал, что она друг, что она хочет помочь ему и потому находится здесь и уменьшает его невыносимую боль.
Прошло около четверти часа, и он ощутил, что боли ушли. Он тяжело приподнялся и устало сел на пол. Девушка невольно отстранилась от него, опустив руки. Взор фон Ремберга метнулся на часы, которые составляли убогое убранство округой комнаты, и отметил, что боли должны были продолжиться еще четверть часа. Он вновь перевел на нее ошарашенный взор, осознавая, что ей как-то удалось избавить его от диких мук.
– Как вы это сделали? – удивился он.
Но вдруг вновь ощутил нестерпимое мучение, накрывшее его существо яростной энергетической бьющей волной. Дернулся, и лицо его исказилось мукой. Слава мгновенно все поняла, проворно бросилась к нему и, вновь присев рядом с ним на колени, положила руки на виски Кристиана. Уже через миг боль утихла, и фон Ремберг вымученно улыбнулся ей и выдохнул:
– Благодарю…
Немного опешив от искренней улыбки, которая появилась на его бледном лице, Слава отметила, что еще никогда не видела, чтобы муж улыбался. Его лицо разгладилось, и он показался ей невозможно красивым. Он так и сидел на каменном полу, вытянув длинные ноги вперед. Неожиданно руки молодого человека обвились вокруг ее талии, и он проворно усадил Славу к себе на колени.
– Я думаю, так будет лучше, – объяснил он. – Иначе застудитесь, пол ледяной.
Она улыбнулась ему в ответ, чуть сильнее притиснувшись к нему телом и так и не убирая ладоней от его висков.
– У вас устали руки? – спросил он тихо.
– Нет, совсем нет. Главное, вам стало легче, Кристиан, – пролепетала она.
– И впрямь. Не знаю, как вам это удается, майн херц. Но боли почти нет. Я лишь чувствую небольшую ноющую вибрацию в голове, – переводя дух от очередного теперь уже терпимого приступа, произнес фон Ремберг.
– Я умею исцелять животных.
– Я зна… – начал он и тут же замолчал, понимая, что едва не вымолвил лишнее. Ибо тот момент, когда она исцелила его волка, должен был остаться не упомянутым. Все же он внушил девушке, что он вовсе не тот юноша, который пытался много лет назад убить ее в лесу. Потому даже Лихой теперь жил при монастыре, и Кристиан сильно тосковал по нему. – Я удивлен, – исправился он и добавил: – Вы можете опереться на меня, вам будет удобнее.
Она послушно облокотилась на его грудь, и молодой человек немедля обвил ее тонкую талию рукой, чтобы поддержать напряженную спину.
– Вы можете описать, что вы делаете, и отчего моя боль утихает? – не удержался он от вопроса.
– Я отдаю вам свою энергию, так говорила моя матушка. И эта энергия словно невидимым потоком перетекает в вашу сущность через мои пальцы и ладони, увеличиваясь через оберег на руке.
Она указала глазами на большой перстень на среднем пальце правой руки, с желтоватым крупным цитрином, вычурной формы из серебра.
Долго пронзительно взирая на Славу, Кристиан думал о том, что эта девица явно не так примитивна и проста, как думали они с Лионелем. В неожиданные моменты она открывалась с новых сторон и граней и постоянно поражала его своими поступками. Но Кристиан осознавал, что теперь она говорит о более чем тайных вещах, которые знали лишь немногие и немногие понимали их. Он прекрасно знал, о чем идет речь, но ей он, естественно, не собирался всего этого открывать.
– Я не понимаю, о чем вы говорите, майн херц. Но благодарен вам, – он внимательно посмотрел ей в глаза и облегченно выдохнул: – Я думаю, все кончилось. Время уже много. И более не будет сегодня этого.
Слава проворно убрала руки от него. Он поднялся на ноги и помог подняться и ей. Девушка пытливо осмотрела жутковатое сырое помещение, окружавшее их.