Человек в путах реальности

Христианская духовность была там более доступной, не являясь прерогативой элиты. Возможен был непосредственный контакт верующего со святыми. Одно из положений учения восточной церкви гласило, что «Бог стал человеком с тем, чтобы человек мог стать Богом».

Запад сконцентрировался на величии Божьего труда в мире, в особенности на крестной жертве Христа во имя человечества. «Внимание православной церкви было сосредоточено прежде всего на мистической цели христианской жизни: знании Бога, единении с Христом, единстве с Божественным. Упор делался не на очищении, а на обожении… Таким образом, восточная церковь лелеяла идею непрерывного превращения человека благодаря божественному присутствию, в то время как церковь Запада поощряла стремление к совершенству путем дисциплины, смирения и самопожертвования.» Но ни в коем случае нельзя утверждать, подчеркивает Фрэнкель, что эта тематика в восточном христианстве отсутствовала (16).

Русские религиозные философы о католической святости рассуждали очень противоречиво. Сравним В. Розанова и Н. Бердяева. Розанов писал: «Самый тип святости в католичестве иной, чем у нас. В то время как на Востоке культивировались идеи тихости, невозмутимости и незамутимости, а в случае страдания – покорности, на Западе входили в культ идеи силы и деятельности. Пассивно-терпеливое христианство и христианство активно-поборающее, – так лучше всего можно выразить восточную и западную религиозные идеи.» (17)

Бердяев же писал о католичестве другое: «Сравните св. Серафима Саровского, величайшее явление мистической святости в православии, с св. Терезой, мистической святостью католичества. Православная мистика более мужественная и волевая, католическая мистика более женственная и чувственная. В восточноправославной мистике Христос принимается внутрь человека, становится основой жизни, в западнокатолической мистике Христос остается предметом подражания, объектом влюбленности, остается вне человека. Подражание страданиям Христовым, вплоть до принятия стигматов, есть последнее слово католической мистической чувственности. Сладость страстей Господних, упоение ранами Христовыми – вот пафос католической мистики.» (18)

Я бы добавил еще одну краску. Католик Мэл Гибсон не случайно снял фильм «Страсти Христовы», продемонстрировав какое-то нездоровое внимание к страданиям Христа, но, надо отметить, и религиозное чувство собственной вины за учиненную над ним казнь. В православии прежде всего радуются воскресению Спасителя, его победе над смертью. Люди склонны понимать Христа различным образом, и соответственно подражают ему в его святости.

А протестанство, похоже, утратило что-то очень важное. В его позднем варианте известно разве «Движение святости», основанное на учении о нескольких последовательных «благословениях свыше», получаемых человеком в течение жизни (19).

И все таки, какова же православная святость? Профессор Московской духовной академии А. И. Осипов, опираясь на П. Флоренского, характеризует православную святость так: «Широкий анализ понятия святости дает в своем «Столпе…» священник Павел Флоренский. Приведем здесь некоторые его мысли:

«Когда мы говорим о Святой Купели, о Святом Мире, о Святых Дарах, о Святом Покаянии, о Святом Браке, о Святом Елее… и так далее, и так далее, и наконец о Священстве, каковое слово уже включает в себя корень «свят», то мы прежде всего разумеем именно неотмирность всех этих Таинств. Они в мире, но не от мира… И такова именно первая, отрицательная грань понятия о святости. И потому, когда вслед за Таинствами мы именуем святым многое другое, то имеем в виду именно особливость, отрезанность от мира, от повседневного, от житейского, от обычного – того, что называем святым… Посему, когда Бог в Ветхом Завете называется Святым, то это значит, что речь идет о Его надмирности, о Его трансцендентности миру…

И в Новом Завете, когда множество раз апостол Павел называет в своих посланиях современных ему христиан святыми, то это означает в его устах прежде всего выделенность христиан из всего человечества…

Несомненно, в понятии святости мыслится, вслед за отрицательною стороною ее, сторона положительная, открывающая в святом реальность иного мира»…

Таким образом, по мысли отца Павла, святость это, во-первых, чуждость по отношению к миру греха, отрицание его. Во-вторых – она конкретное положительное содержание, ибо природа святости Божественна, она онтологически утверждена в Боге. В то же время святость, подчеркивает он, не моральное совершенство, хотя она и соединена с ним неразрывно, но «соприсносущность неотмирным энергиям». Наконец, святость есть не только отрицание, отсутствие всякого зла и не только явление иного мира, Божественного, но и незыблемое утверждение «мировой реальности через освящение этой последней».

Эта, третья, сторона святости говорит о том, что она является силой, преображающей не только человека, но и мир в целом так, что «будет Бог все во всем» (1 Кор. 15, 28). В конечном счете все творение должно стать иным («И увидел я новое небо и новую землю» (От. 21,1) и являть собой Бога.. Но в этом процессе со стороны творения активную роль может играть только человек, потому на него возлагается вся полнота ответственности за тварь (Рим. 8, 19—21). И здесь с особой силой открывается значение святых, ставших в условиях земного бытия начатком (Рим. 11; 16) будущего всеобщего и полного освящения.. Святые – это прежде всего иные люди, отличные от живущих «по стихиям мира сего, а не по Христу» (Кол. 2,8). Иные потому, что они борются и с помощью Божией побеждают «похоть плоти, похоть очей и гордость житейскую» (1 Ин. 2,16) – все то, что порабощает людей мира сего. В этой выделенности святых из мира троякой похоти, из атмосферы греха, можно видеть одну из принципиальных характеристик святости и единство первоначального апостольского и церковно-традиционного ее понимания..» (20)

Мы говорим о святости и о святых, но, как это ни покажется странным, время от времени появляются и лже-святые, самозванцы. Немало людей, которые претендуют на богоизбранность и святость, более того – на новое воплощение Бога-Христа, как Виссарион (21).

В христианстве, католической и православной церквах, периодически проводится специальный акт причисления какого-либо подвижника к лику святых. В словаре церковных терминов указывается, что «основаниями для канонизации являются: мученическая смерть за исповедание христианства; исцеления и чудотворения, совершенные прославляемым при жизни и посмертно; достойная и святая жизнь; заслуги в распространении христианства; народное признание святости прославляемого; нетленность мощей.

Канонизация местных святых совершается епархиальным архиереем, а общецерковных святых – собором. В православной церкви нет особого чина канонизации, на основании соборного решения в избранный день совершается торжественная служба святому и т. о. устанавливается его почитание.» (22)

Был ли тот или иной подвижник святым, окончательно судят после его смерти и через длительный срок.

В русском православном месяцеслове упоминаются свыше 2200 мужских имен святых и свыше 600 женских. В других, нехристианских религиях подобной канонизации нет.

Деятельность многих святых имеет национальную и даже межконфессиональную ценность. Без преувеличения, символом духовного возрождения России для всех православных верующих становится Серафим Саровский. Празднование связанных с его жизнью дат приобрело общественное звучание. Такими были и мероприятия по случаю 300-летия Саровской пустыни. В Послании Святейшего Патриарха Московского и всея Руси Алексия говорится:

«Богоподобное житие этого великого угодника Божиего являет нам, современным христианам, дивный образец жизни по Евангелию, пример подлинно христианской любви к ближнему, выражением чего были слова пасхальной радости, с которыми преподобный обращался к каждому приходящему: „Радость моя! Христос Воскресе!“.»

«Единство со Христом, приобретенное многими аскетическими подвигами и постоянным пребыванием в молитве, стало для святого неисчерпаемым источником радости, которая, преизливаясь из его Богопросвещенного сердца, питала благодатью Божией всех приходящих к нему людей.»

«В современных условиях продолжающегося оскудения живой, искренней и твердой веры, широкого распространения пороков и забвения норм христианской нравственности образ великого святого, подвижника и покровителя обители помогает всякому христианину, ищущему спасения и стремящемуся к достижению единства с Богом, обрести яркое свидетельство жизненности Православной веры, способной по милости Божией укрепить нас в преодолении всех искушений и напастей, встречающихся на пути нашего земного странствования.» (23)

Существует ли главное отличие святых от простых людей? Возьмусь утверждать, что это приобщенность к Святому Духу в христианстве, обладание божественным сознанием в индуизме и просветленным сознанием в буддизме. В христианстве Святой Дух исходит от Бога-Отца (Символ Веры).

«Один из великих парадоксов святости, – замечает К. Эрнст, – вытекает из ее наиболее отличительного свойства: самосокрытости. Ведь „эго“ святого уничтожено, и как тогда прикажете распознать его? Древнейшие теоретические трактаты о святости настаивают на том, что святые известны только Богу; они не в состоянии распознать друг друга и могут даже не знать о том, что являются святыми.» (24)

Истинно свят только Бог. Святость исходит от него. Он ее источник и даритель. В этом согласны все развитые религии, исповедающие Бога. Святость – милость Божья. Зло же не может быть источником святости.

Всему в мире подлежит Божья воля, а в духовной области – и предначертанность. Человек уже рождается с определенными наклонностями и способностями к духовному развитию, которые раскрываются в процессе следования Пути, указанном Богом.

Ссылки и комментарии

1. См.: www.pravoslavie.ru.

2. См.: Петраш Ю. Г. Идея святости и культ святых (Научная концепция).– http://www.proza.ru.

3. См.: Источник. – http://www.istok.ru.

4. Полонский П. Совместимы ли «религиозность» и «светскость»? – http://www.machanaim.org.

Провозглашать святость целого народа весьма рискованно. Религиозные евреи придерживаются такой самооценки и ныне. Но те, кто непосредственно знаком с израильтянами и их реальной жизнью, и кто искренен, вряд ли с ней согласятся. А критика репатриантами из СНГ («русских евреев») израильской действительности бывает очень жесткой: одна из русскоязычных газет утверждала, что «не может быть святым народ», до 1 млн. представителей которого ежемесячно посещает проституток (единственное, что здесь вызывает сомнение – приведенная цифра, так как население Израиля не превышает 7 млн. человек).

На мой взгляд, вся история человечества, как и история самого еврейского народа, подтверждает невозможность всеобщей святости. Ее идея лишь логическое продолжение тезиса о святости народа Израиля, который, в свою очередь, опирается на краеугольное основание иудаизма, утверждающее богоизбранность евреев.

Однако, в данном случае вопрос о святости особенно не прост. Дело в том, что иудаизм и христианство святость понимают по разному. Согласившись перед Богом принять Тору, еврейский народ стал святым. И достаточно. Поэтому строгая критика высокого самомнения иудеев имеет смысл фактически лишь с позиций христианства или выросших из него общественных норм.

Кстати, в XIX в. французский социолог Э. Дюркгейм пришел к выводу о том, что на ранних стадиях исторического развития индивидуальное сознание полностью поглощалось сознанием коллектива.

Академик В. П. Казначеев предложил гипотезу, согласно которой в определенной фазе эволюции человека произошел скачок, и в нескольких районах Земли одновременно голографические нейрональные объединения стали общими, едиными мозговыми организациями, а стая или род – «интеллектуальными пятнами».

Личность в таком пятне отсутствовала. Постепенно в процессе адаптации к земным условиям формировалась вербально-семантическая форма интеллекта. В существовавшем обобщенном интеллектуальном «пятне» с нарастанием процессов вербализации закладывались социально-личностные, персональные отношения, формировалась личность. (См. также: Прилуцкий Е. А. Глобальное и планетарное сознание/Введение)

Думаю, что чем древнее религия, тем более архаичные формы сознания она закрепляет. Это же можно сказать и о стадии развития сознания, на которой находится тот или иной народ в момент появления религии. Социально-исторический фактор конечно же вмешивается в имманентный процесс религиозной самореализации и, очевидно, искажает его восприятие человеком.

5. Прейгер Д., Дж. Телушкин Дж. «Восемь вопросов об иудаизме» – http://www.istok.ru.

6. Петраш Ю. Г. Идея святости и культ святых (Учение богословия). – Там же.

7. См.: Басилов В. Н. Культ святых в исламе. М.: Изд-во «Мысль», 1970.

8. Эрнст К. Суфизм. – http://www.sufism.ru.

9. См.: http://express.irkutsk.ru.

10. См.: http://www.bharata.ru.

11. См.: http://east.philosophy.pu.ru.

12. О правомерности использования понятия «спасение» применительно к буддизму автор высказал свое мнение в работе «Об идее спасения».

13. См.: Банк рефератов по философии. – http://www.filreferat.popal.ru.

14. См.: http://stud.ibi.spb.ru.

15. Базиленко И. В. Краткий очерк истории и идеологии бахаизма (XIX – XXвв.).

Баха-улла (Баха-Алах), несомненно, был крупной личностью, обладавшей сильной харизмой.

Но если посмотреть на мощь божественных откровений в христианстве и иудаизме, даже на откровение

Мухаммеда в исламе, то бахаизму здесь явно не хватает убедительности. Бахаизм – главным образом плод человеческого ума и стремлений, пусть и благих.

Объединительные религии достаточно искусственны. Тем не менее, они отражают чаяния части человечества, осознающей важность единства.

16. Фрэнкель С. С. Указ. соч., с. 376—378.

17. См.: Розанов В. В. Собрание сочинений. Около церковных стен/ Под. общ. ред. А. Н. Николюкина. – М.: Республика, 1995. С. 345—356. – http://rchgi.spb.ru.