Матрёшка. Перезагрузка

И, вот, теперь, оказывается, Легыч, забыв про всё, задумал тоже заработать на продаже «белой смерти».

Саша слушал дружка, пытаясь выбрать ещё не затоптанное место. Но чем дольше Легыч расписывал перспективы, тем меньше чистого снега оставалось вокруг.

– Ты и я, больше никто, лады? Салаг наберем, им ничё не будет, даже если поймают, пусть своим одноклассникам дурь толкают. Я на тачке могу куда хочешь дурь привезти. А с Зубовым устроим разборки. Зря, что ли нашу банду сколачивал? Круто придумал? Как в кино! – добавил, как последний аргумент.

Легыч упивался своими планами, грядущей властью. Так и стоял, не двигаясь, почти наполовину в жидкой грязи, не обращая на это внимания.

А Саше было жаль американских кроссовок, которые мама недавно подарила. Белые, фирменные, он специально надел их сегодня в школу. И не для того, чтобы окончательно запачкать.

– Ну, чё скажешь?

Саша молчал, застыв от прямого вопроса «в лоб». Белые кроссовки, как и поношенные туфли Легыча, проваливались в грязь.

– А потом новых клиентов насобираем, – протянул Легыч, пытаясь выглядеть ещё убедительней, – всех местных мажоров, у кого деньги водятся, я знаю. Им всё равно бабки карманы оттягивают, так что будут нам их подгонять, а?

Саша не мог разобраться в своих чувствах. С одной стороны, разговор выглядел абсолютно глупым, хоть и реальным. С другой – Легыч выбрал его, именно его, Сашу. Это льстило. Мягко шебуршали приятные мыслишки, что он будет таким же крутым, как Зубов, у него будет машина. Подумать только – закончит школу и станет богачом! Кто ещё может этим похвастать?

– Не гони, такие дела так не решаются, – Саша не понял, как у него вырвалось. По крайней мере, звучало солидно и по-деловому. Он ведь не пацан какой-то.

– Зотый! Красава! Всё понял, с меня пивас, вечером перетрём, – Легыч хлопнул его по плечу, и они пошлёпали к машине по колдобинам растаявшей дороги. Подпрыгивающий, как на пружинах, невысокий Легыч, и Саша, ссутуленный, как бы нехотя бредущий рядом.

Варя

Нет, всё-таки, это плюс что я худая. Хоть мама и переживает. И он туда же, ну, мой биологический родитель. Испортил всю жизнь и ещё продолжает: «Варвара, ты такая тощая, мужики на кости не кидаются». И что мне теперь, булками обожраться? Ненавижу его. И так плохо, а он ещё добавляет. Может, теперь из-за него у меня вся жизнь несчастная будет. Да, так и останусь одна. Завяну, как мама.

Никто меня не понимает. Банально звучит, но это так. Вечный вопрос, вечная проблема. Даже родители. А что говорить о ровесниках? Глупое какое слово, книжное, «ровесники». Вровень, значит, но я же знаю, что умнее их всех. И тоньше чувствую, и понимаю жизнь гораздо глубже. И за это они меня ненавидят

Они все старше меня, кому-то в нашем классе по пятнадцать, даже шестнадцать. Как Низовой, вот идёт, корова перезревшая, выменем трясёт. А мне всего четырнадцать! Рано пошла в школу, да и то было неинтересно, слишком легко. И все меня уже тогда за это ненавидели.

Под окном опять ржут. И почему они всё время ржут? Хотят доказать, что им классно живётся? В крошечных хрущёвках с нищими родителями? И сами будут также побираться потом, всю жизнь пешком ходить. Бесят меня. Зачем мы в этом уродском доме остались жить? Этот же предлагал переехать, но мама упёрлась: «Варенька плохо сходится с людьми, надо ей доучиться в этой школе». Толку-то, все меня ненавидят. Как тут с кем сойдёшься? А этот и рад, забабахал крутой ремонт и свалил. А я теперь живи в трущобах.

Если бы я была хотя бы симпатичная, просто ходила бы гордо, не обращая внимания, и парни всё равно хотели бы со мной познакомиться. Или нет? Анжелика очень красивая, а у неё, вроде, нет парня. Зато её смешная подружка постоянно болтает в коридорах со старшеклассниками.

Вот, отчего это зависит? Маруська и не умная, и не красивая. Значит, что-то другое надо парням? «Сделай лицо попроще и к тебе потянутся». Ну, уж нет. Чтобы потянулось всякое быдло? Как Низова, совсем опустилась. А она считалась симпатичной, и родители у неё богатые, одевается модно. Но по мне – вульгарно, что ли. Она, честно говоря, толстовата для таких коротких юбок. Если бы у меня ещё такой жир вываливался из штанов, плюс ко всем недостаткам, я бы сразу умерла,

У Легыча очень красивый голос, кстати. То есть, некстати. Выделяется среди других. Низова зря, что ли, к нему пристала. А он не против – хоть и малолетка, зато всё ему позволяет. Только не могу понять – неужели ей не противно, как он про неё говорит. Фу, даже повторять не хочется. Гад, просто гад. И над парнями издевается, кто не в его компании. А другие стоят, смотрят, трусы.

А я ещё о нём думаю. Потому что он красивый. Ну, не глупо ли?

Но так хочется, чтобы меня тоже любили. Если не понимают – просто любили, хоть кто-нибудь.

Анжелика

Бесит меня эта ворона на задней парте. Строит из себя. Опять каркает, самая умная. Умная и страшная, вот. Ну и пусть. Пусть её берут на олимпиаду. Подумаешь, хотя обидно. В прошлом году я ходила, пока она болела. Всё ей, Вороне, легко даётся – конечно, сидит дома, только и учит, наверное, что ей ещё делать.

Мы все вышли в коридор, перемена. Салаги носятся, все кучкуются, обсуждают что-то. А Ворона одна в классе сидит. И парня у неё нет, и неинтересно ей ничего, кроме книжек. У меня тоже нет парня.. Но не потому что не могу, а просто не хочу. В любой момент заведу, если захочу. Парни во дворе всегда подкатываются. Если мне совсем грустно будет, пару там таких ничего. Самый крутой – это Олег, конечно. Он парень Низовой. Раньше, когда мы с ней дружили, он был ещё в армии. А потом от них ушёл папа, и Ленка загуляла. В отместку, что ли? Доказать, что ей и без папочки клёво? Теперь во дворе трётся

Понятно, почему она на Легыча запала. Он самый классный в нашем дворе, но какой-то слишком красивый, что ли. Смазливый и мелкий. Низова сегодня весь день хвасталась, что он в такси устроился. Так себе работёнка, не очень круто. Его девчонки избаловали вниманием, и он теперь смотрит на всех свысока. А Низова нисколько меня не красивее. Одевается, конечно, получше, но как-то смешно. Напялит вещи дорогущие, а они на ней, как на корове. Папашка бабками откупается, даст, сколько хочешь. Красится она тоже ужасно. Всё-таки вкус должен быть у человека, не только деньги.

– Анжелка, ты чего смурная? – Маруська прислонилась к подоконнику, сияет, солнце просвечивает через рыжие кудри, веснушки стали ещё заметнее. И чего сияет, конопатая тумбочка. Хотя, вот эта зелёная кофточка ей идёт, только надо поясок, чтобы не так квадратно.

– Да Ворона меня бесит. – Я всё ещё злюсь.

– Да? А чё так?– Маруська недолго удивляется. Ворона всегда каркает невпопад, чтобы поумничать. Шла бы в «элитную» гимназию, не мешала нормальным людям. Сбила меня с мысли, кто её просил ответ говорить физичке? Я же вчера всё прорешала, сама, без репетитора! Хотела сегодня пятёрку отхватить. Мне же позарез надо, чтобы папа ничего не узнал, чтобы тройка не вышла за год! А эта влезла, и получилось, что подсказала мне. Типа, я сама не додумалась.

– Просто бесит, из-за неё завтра опять всё зубрить, чтобы оценку поставили.

– А-а, чтобы родаки не узнали, что ты репетитора кинула? – Маруська в курсе моей тайны, – всё равно ведь пронюхают, попадёт тебе. Вторую часть уже заплатила?

Меня и так колбасит, как подумаю про деньги. Зачем лишний раз напоминать?

Не успеваю рассердиться. Маруська уже переключилась, как ни в чём не бывало, машет парням из старшего класса, шепчет, кто где и под каким «ником». Маруська Маруськой, а туда же. Парни машут ей, а смотрят-то на меня. Точно на меня! Стало легче, как же я забыла. Надела новую юбку, короткую, а ноги у меня очень даже стройные. Так что пусть смотрят. Вот тот, с краю, Саша, как он мне нравится. Он получше Легыча. Такое мужественное лицо. Надо не смотреть, а то начну улыбаться, рот съедет набок. Ужас! Лучше потом напишу ему, если решусь. Там не видно.

– Давай скажем, что она воняет. – Маруська нахмурила конопушки на лбу.

– Кто воняет? – не могу сразу переключиться с Сашки. Фигура у него ничего, видно, что спортсмен.

– Ворона.

– Да вроде нет, не воняет она!

Никогда не замечала. Наоборот, всегда чистенькая, скромненькая, аж скрипит. Вещи дорогие, видно, но ничего особенного, одевается, как старушка.

– А мы скажем, что она воняет, пусть подёргается. – Маруська со своими дворовыми приколами

Да, я никогда бы до такого не додумалась. Если про меня, например, такое бы сказали, я бы в школу больше ходить не смогла, хоть и знала бы, что неправда. А так заманчиво эту чистюлю поставить на место. Даже Низова, глупая расфуфыпенная клуша, меня так не бесит.

– Нет, это слишком. – Поколебавшись, мотаю головой, – Не буду я такое говорить.

Маруська пожала плечами и уставилась в телефон.

Антон

Бизон нёсся на охотников. Тяжёлые копыта гулко вбивали его грузное тело в жухлую траву прерий. Косматая грива развевалась. Огромные рога нацелились на кучку раскрашенных индейцев. «Берегитесь, людишки, бизон растопчет ваши безволосые раскрашенные тельца. И даже стрелы и томагавки не помешают ему, Могучему королю свободных прерий!»

Ребята с визгом разбегались, укорачиваясь от моих рогов. В костюме было жарко, но я с удовольствием убегал от толпы «индейцев»» с раскрашенными лицами.

– Ловите, ловите бизона! Смелые индейцы! И ты, Серебряная Роса, что стоишь, бросай томагавк, бросай. Быстрый Тигр, у тебя лук упал! Не запнись! – тётя Галя, сама в индейских перьях и бусах, направляла визжащих малышей.

Фу-у, как жарко, скорей бы меня поймали и съели. Я ору и падаю на бок, выставляя копыта вверх. «Индейцы» визжат в победном экстазе. И так каждый раз, когда мы проводим детские праздники. Это игра, но как-то уж больно кровожадно радуются детишки. Так что это в крови – загонять кого-нибудь и есть. Особенно если вас много и вы вместе

Ещё разок ору, как могут орать, в моём понимании, раненые бизоны. Галя отвлекла «индейцев» к «костру» из веточек и тихонько пнула меня, чтобы я отполз «за кулисы» – в дверь, ведущую на кухню.

Всё, работа на сегодня закончена. Сейчас меня съедят, то есть салагам вынесут «моё» мясо, на бутербродах, и охотники у костра будут продолжать свой праздник.

Маленькая девочка, только что радостно гонявшаяся за мной, дёрнула Галю за рукав.

– Подождите! Может, не будем бижончика ешть? А? Приручим и будем кататьша.

– Кататься! Кататься! – загалдели снова «индейцы», забыв про усталость, стали меня тянуть, поднимать и попытались оседлать! Ё-моё, они ж меня надвое сломают. Я бодро вскочил, сделал круг по залу и громко крикнул:

– Спасибо, добрая девочка! Я свободный бизон и убегаю в свободные прерии! Прощайте! – и выскочил на улицу, мимо удивлённых родителей, под радостные крики «индейцев».

Я думал, что удачно избежал опасности, но не тут-то было. На лесенках кафе стояли парни, и я их сбил. Кто-то повалились со ступенек.

– Чё за хрень! Урою! – услышал голос не кого-нибудь, а Легыча! Как будто он специально за мной таскается, чтобы ещё больше жизнь портить, чтобы доконать. Ну, что ему делать в детском кафе? Что? Если он сейчас поймает, мне точно не жить.

Парни почему-то молчали, оторопев. Точняк! Я же в костюме. Большая голова бизона, тяжёлая шкура с хвостом и даже копыта свисают с обеих сторон. А под шкурой для объёма огромные плечи, как у американского футболиста. Я понёсся обратно. Ага! Парни разбегались, валились в кусты, в подтаявшую чёрную грязь, орали что-то. Я тоже заорал, как бизон–победитель.

Легыч выбрался из лужи, готовый зубами разорвать мою шкуру. Я развернулся и побежал, это я умею. Привычно, как трусливый заяц, как дрожащий суслик. Только бы успеть, пока они не очухались.

С другой стороны есть выход, из кафе. Завернул за угол, вот она, маленькая дверь. Успел! Сдирал костюм и хихикал, от нервов, наверное. И мне в первый раз не было страшно. Наташа, посудомойка, наткнулась на меня:

– Ой, ты чё тут-то переодеваешься? – с сигаретой в руке вышла за дверь.

Я услышал, кто-то к ней подгрёб. Видать, один из парней Легыча:

– Э-э, вы тут быка не видели? Бегал тут один…

Я вжался в стенку. Но Наташка не подвела, хрипло хохотнула:

– Вы чё, нарики, совсем? Какой бык? Ты с дурью-то завязывай!

Дальше всё стихло, парень ушёл. Я вернулся в зал, праздник подходил к концу. Галя успокаивала родителей, которые возмущались, что какие-то парни ломились в дверь, требуя «быка». Ага, здорово, Легыча выставили. Стало ещё приятнее от его унижения. Я подождал наверняка, выглянул на улицу. На лестнице никого не было. Дети расходились, на все голоса рассказывая, как сначала загнали, а потом отпустили бизона в прерии. Галя прощалась со всеми, удивлённо шепнула мне: «Ну, ты и выдал сегодня! Молодец, хорошая импровизация получилась». Галя права: я выдал, так выдал!

Мне было легко и так весело, особенно когда вспомнил, как Легыч летел в кусты. Видела бы Низова своего «красавца». Пусть теперь отмывается, придурок. Так, веселясь, я пошёл к выходу и похолодел. Зотый, собственной персоной, помогал одеваться маленькой девочке. Вот с кем Легыч стоял на крыльце! Девочка тараторила, коверкая слова:

– Шаша, он же хороший, бижон, это бык такой, индейшы охотилишь, охотилишь, да и вшех убили А мне жалко штало. Можно ведь его приручить, да ведь? И кататьша.

Я замер. Зотый хихикал и кивал головой, застегнул пальтишко, встал с коленок, обернулся. Посмотрел на меня, на сумку. Стопудово всё просёк! Я не знал, что делать. Зотый заржал: «Бижон!», кивнул мне. Первый раз за всю жизнь. И ушёл, держа девчонку за руку. Ничего себе, Зотый – нянька? И тут до меня дошло кое-что похуже – домой лучше не возвращаться. Зотый расскажет Легычу. И всё.

– Ты не ушёл ещё? Мама ругает, что поздно тебя отпускаю. Иди, не жди. Меня Андрей встретит.

– Галь, – я замялся. – А можно, это… у тебя поживу?

Галя посмотрела удивлённо:

– Что, Антош, совсем плохо тебе? – просто так спросила, душевно, понимающе.

Я только что, один, разбил всю дворовую банду. Они щемились, падали в лужи, орали беспомощно. Но это был маленький миг, совсем крошечный проблеск удачи, а впереди меня ждало всё то же: унижение, страх, тяжесть…

Ну, заревел, и что. Подумаешь, накатило на пару секунд всего, так Галька всполошилась, забегала. Прямо, как мамка. «Антоша, пошли ко мне. Поживи – сколько хочешь!» Приятно, конечно, что есть куда уйти, спрятаться, пересидеть. Но всё время ведь не будешь прятаться. Всё равно Легыч поймает. Я отдал сумку Гале, и пошёл домой.

Не знаю, что это было – то ли пофиг совсем, то ли надоело бояться.

Надо было сразу всё решить. В прошлом году ещё, когда мы только переехали, и он первый раз крикнул: «Подь сюды! Ты кто такой? Бабки есть?» А я испугался. Нет бы как-то ответить, пройти мимо. Я попёрся к нему и сам вывернул карманы. А там была одна мелочь. Он бросил мне её в лицо. А парни ржали. И с тех пор я трясся, обходил дом, придумывал разные лазейки, жался в подъезде, чтобы не попасться ему на глаза. Сам себя бесил, самому противно.

Поэтому и решил – пусть Легыч уже знает, что это я его в лужу толкнул, пусть прибьёт меня, пофигу.

Больше так жить не могу.

Варя

Надо же, Анжелка, даже когда злится, и то симпатичная. Наверное, и ревёт красиво, как актрисы в кино. И чего на меня так зло смотрит? Подумаешь, вчера ответила раньше её. А нечего тормозить. Смешно смотреть, как она пыжится, пытается хорошие оценки в конце года заработать. Зачем ей вообще эти оценки? Она красивая. По теории моего папашки, ей можно вообще не учиться, только глазами похлопать, задом повилять и такой же, как он, богатенький кобель сразу попадётся. Так что зря она злится.

Говорят же: «Если злитесь на кого-то, то, значит, в первую очередь – на себя. Потому что наши недостатки отражаются в других», – так сказал маме психоаналитик. Вот почему другие люди нас бесят. Если раздражают – значит, вы внутренним зрением видите в них свой недостаток! Ха, если такое Анжелке завернуть, она вообще поймёт, о чём речь? Нет, не поймёт, вот пусть и не высовывается со своими куриными мозгами.