МУDАКИ
На улице к тому времени уже стемнело, и тротуары пугали отсутствием человеческих тел и наличием большого количества коровьих туш с огромными рогами. Нам говорили, что коров бояться не стоит, мол, они мирные, но кто их знает на самом деле, тем более, у них такие рога и такие копыта. Кстати, забавно. Яна осталась на юге, а на юге я видел только свиней. А я теперь на севере и тут только коровы.
Шел вперед, морщась от яркого света встречных авто и скутеров, жалея, что не прихватил поляризованные желтые очки, которые купил в один день с Фордом – они бы мне сейчас здорово пригодились. Нога все сильнее ноюще-тянущей болью напоминала о стычке с Андреем. Не встретив ничего интересного, кроме облезлых хибар и одной удивительно чистой пиццерии со стеклянными стенами, решив, что с меня довольно, повернул назад. Где-то в районе той же пиццерии мне на встречу попался байк. Он ничем не отличался от остальных, за исключением того, что остановился передо мной. Я внутренне напрягся, стараясь увидеть, кто за рулем, глядя в упор на яркую фару. Фара потухла. На байке ехала странная компашка: двое индийцев и посередине между ними белая девушка.
– Сорри, мэн, сорри – извиняющимся тоном обратился ко мне водитель по-английски: «Вы говорите по-русски?»
– Да.
– Тогда вы не могли бы объяснить, что она от нас хочет и почему плачет? – на этих словах индиец указал на слезшую к тому времени девушку.
– Вы из России? – обратился я к ней.
– Да, из Москвы, – девушка и правда плакала, утирая слезы, и за ее всхлипами я не сразу понял, что она пьяна.
– Что случилось? Расскажите?
Весь рассказ занял минут пятнадцать, с перерывами на плач и слезы, и сводился к тому, что девушка возвращалась из бара на такси, выпив всего бокальчик пива (нехилый такой, видимо). Уже когда машина отъехала, она вдруг поняла, что забыла на заднем сиденье свой айфон последней модели, который только вышел. Но главное не телефон, она завтра может купить хоть сто таких, главное – фотографии ее ребенка, с которым злобный бывший муж запретил ей видеться. Эти фото, мол, и были ее главной связью с родной маленькой кровиночкой. Поэтому она выбежала на дорогу, остановила этих индийцев и скомандовала им гнаться за такси. Но ввиду наличия языковых барьеров (те не знали русского, она – английского), они упустили машину.
Я обрисовал ситуацию на английском индийцам. Те смущенно покивали, добавив, что она машет руками, задавая направления уже два часа, и у них кончается бензин, и спросили, нуждается ли леди еще в их услугах. Я спросил у девушки, где она живет, она назвала отель, соседствующий с моим. Отпустив индийцев и вручив им какую-то бумажку рупий, за что те были мне безмерно благодарны, я предложил девушке свои услуги проводника.
– Но ведь телефон! Мы должны найти его! – завопила она, резко отстраняясь и чуть не падая назад, когда я попытался слегка придержать ее за плечо. – Там фото моей Машеньки! Ты, тупой идиот!
Оскорбление пропустил мимо ушей, дождался, пока она выплачется в новом заходе истерики, и объяснил, что раз она не помнит номер такси, то искать его сейчас не имеет смысла. Должна была разразиться новая буря, но тут я вспомнил об одной вещи: яблофон сохраняет данные в облаке. Не знаю, по какому принципу он выбирает для этого файлы, мне как-то Яна об этом рассказывала, сам-то я люблю Самсунги. Поведал об облаке девушке, и та мигом успокоилась и заговорила совсем другим тоном. В отель она возвращаться не хотела, а хотела, чтобы я сводил ее перекусить.
«Ну, хоть такая компания, все лучше, чем ничего», – решил я про себя и повел девушку в ту пиццерию.
На кассе я попросил что-нибудь не острое, и услужливый кассир пробил самый дорогой кусок теста с сыром, какой у них был.
Пока мы ждали заказ, девушка рассказывала мне что-то о своем ребенке. Какая та хорошая и замечательная. Задавать вопросы не решался, а просто погрузился в свои мысли, воспринимая ее слова фоном и разглядывая спутницу. На вид лет 30, может больше. Балахонистая выцветшая кофточка из просвечивающей ткани, за которой был виден купальник, с открытыми плечами, местами темными, местами белыми после слезшего от солнечного ожога загара. Пухлые губы могли бы украсить лицо, если бы его не портил слишком крупный нос «картошкой». Какие-то блекло-голубые плоские глаза, невнятный подбородок, все это обрамлено жидкими, пепельного цвета, волосами, носящими след былой завивки. Я бы не назвал ее страшной, я бы назвал ее обычной и слегка потасканной. Звезд с неба она явно не хватает, хотя, видимо, считает, себя красавицей, чему способствует внимание мужчин к ее груди немаленького размера. Я и сам то и дело поднимал невольно падающий вниз взгляд, чтобы ненароком не смутить ее, но пару раз она перехватила его и я, кажется, покраснел. А потом нам принесли пиццу. Девушка, имя которой, кстати, так и не спросил, откусила маленький кусочек и сказала, что наелась.
– Вы могли бы проводить меня до отеля, а то я не знаю дороги? – жалобно сказала она, сначала потупив взгляд, а потом посмотрев на меня как-то снизу вверх.
– Да, конечно, на улице темно, к тому же нам идти в одну сторону.
На входе в отель она попросила проводить ее до номера, потому что там темный и страшный коридор. А войдя в номер, попросила зайти, потому что там может прятаться какая-нибудь живность, которой она жутко боится.
Признаюсь, не понимал тогда, к чему это все ведет, и чувствовал себя скорее гордым джентльменом, бескорыстно помогающим даме в беде. Убедившись, что в номере ничего нет, я засобирался и повернулся в сторону выхода со словами, дескать, уже поздно, пора идти, не хочу вам мешать. Девушка, стоявшая перед дверью, облокотилась на стену, чтобы пропустить меня, задев выключатель. Естественно, свет погас.
– Ой, я такая пьяная, вы меня простите, пожалуйста, и спасибо вам большое. Никак не могу найти выключатель, вы мне не поможете?
Пытаясь нашарить выключатель, я задел ее бедро.
– О-о-о, вы хотите воспользоваться девушкой в таком положении? – игриво спросила она.
– Нет, что вы, я случайно, – сильно смутившись, начал оправдываться я.
– Какой вы галантный! Вы мой рыцарь, вы спасли меня от тех дикарей! – томным полушепотом продолжила она. – Эти дикари хотели изнасиловать беззащитную девушку и убить ее, а вы ее защитили. Вы такой заботливый, – тут она неуклюже положила руку мне на спину и начала поднимать ее выше, пока не нашарила шею, и затем поцеловала меня.
Поцелуй был так себе – она слишком сильно открывала рот, будто хотела проглотить меня.
Я за свою предыдущую жизнь не встречал такого. Не, конечно, друзья рассказывали о девушках, которые сами набрасывались на парней, но все, кто встречался мне, требовали длительной осады с ухаживаниями и цитированиями Бодлера.
Решив, что она просто пьяна и не понимает, что делает, отстранился и глупым тоном сказал, что этого не стоит делать, что она будет жалеть на утро, ведь… но меня прервали и сказали, что порядочная девушка обязана отблагодарить своего спасителя. Сейчас я отвешиваю себе мысленный фейспалм за все свое предыдущее поведение и за то, что не понял всего с самого начала. Но тогда все это казалось мне жутко неправильным. Ровно до тех пор, пока не настало возбуждение.
«Я мужчина, она женщина, даже сама набрасывается на тебя. Фри секс. Ты один, никому не изменяешь. Что тебе еще нужно чувак? – проснулся голос во мне, заткнувший ботаника-зануду. – Ну а то, что не самая красивая, так глотни рома и не включай свет!»
Короче, я ответил на ее поцелуй, отвел к кровати, достал из кармана фляжку. Глотнул сам, предложил своей новой пассии (та даже не закашлялась, в отличие от меня), и дальше нас накрыла ночь, как сказал бы романтик.
Но это было ни разу не романтично. Я чувствовал себя скорее как главный герой картины «Бобер и дерево». С той лишь разницей, что дерево неестественно громко стонало и кричало, и порой издавало звуки, будто его сейчас вырвет. И все это длилось целую вечность. Под конец я начал представлять на ее месте Яну, попытался абстрагироваться от звуков. Во мне открылся сундучок с тонной злости, которая сделала меня грубым и жестким.
Когда все закончилось, она быстро отрубилась, а я, в темноте собрав шмотки, не найдя только один носок, отправился к себе.
Несмотря на то, что все прошло отвратительно и ужасно, чувствовал себя на подъеме. Оказывается, секс – отличное лекарство против депрессии, каким бы он ни был. Дайте мне сейчас дюжину Андреев и пускайте их ко мне по очереди, и я им всем морду набью! Тем не менее, в номере меня быстро сморил сон.
Утро я встречал уже другим, изменившимся, что ли. Небрежная походка, прищурено-изучающий взгляд, ироничная ухмылка (только одним уголком губ), руки наполовину в карманах.
Я надел брюки, белую рубашку, которую расстегнул на три верхние пуговицы, и закатал рукава. Бриться не стал.
Напевая под нос «сегодня твой день и победа твоя», я вышел из отеля, покачнулся на пятках, оглянулся, выбирая направление, и увидел приближающуюся девушку, героиню вчерашней ночи. «Черт, я с ней спал и даже не удосужился имени спросить!» – расхохотался я про себя.
Та прошла мимо, стрельнув в мою сторону заинтересованно глазами, я проводил ее взглядом.
– Фух, кажется, пронесло, можно не менять отель! – подумал про себя.
– Простите, – она возвращалась, – откуда-то вас знаю.
– Знаете, ведь я забыл вчера у вас носок – ответил я.
– Ой, да, так это мы с вами? – она притворно смутилась. Я прямо кожей чувствовал фальшь этого смущения. – Позавтракаем вместе?
Я чуть было не сказал «да», хотя предполагал изначально ответить в той же залихватско-наглой манере, что-то типа: «Не сегодня, детка». И в итоге, бросив коротко: «у меня встреча», поспешил удалиться, скрывая смущение.
– Все-таки придется менять отель, – подумал я, тайком ухмыляясь и на ходу доставая бутылку рома из кармана.
Глава 2
Этот гад еще трахнет крышку своего гроба, пока его будут закапывать.
«Блудливая Калифорния»– Главное для любого мужика – это уверенность. Нет ничего этого важнее. Не важно, что ты делаешь: идешь за пивом, удовлетворяешь женщину или правишь империей. Все дело именно в ней, в уверенности.
Так рассказывал мне мой случайный знакомый, с которым случайно пересекся на пляже.
Выйдя из отеля, я прошел метров пятьдесят, может, сто, и нашел ресторанчик с необычным для Индии названием «Классика», или точнее «Классик», название же было на английском. Там подавали неплохую пасту из морепродуктов и ананасовый фреш. Перекусив, я пошел назад в отель, но не дошел: купил у уличных торговцев купальные шорты с тапками, переоделся тут же на задворках палатки, хотя всем, наверное, на мои голые телеса было откровенно наплевать и можно было сильно не прятаться, и двинул в сторону моря. Дорога заняла минут десять.
На пляже я попробовал искупаться, но волны были намного мощнее, по сравнению с югом, так что после третьего или четвертого вала, который сбил меня с ног, я почувствовал, как затрещала спина, и решил не рисковать покамест состоянием своего позвоночника – авось, паршивец, на что-нибудь еще и сгодится.
С целью экономии денег, я решил устроиться не в шеке, а прямо на песке поодаль. И почувствовал себя, как Мекка или Иерусалим. Ко мне тут же открылась тропа из хворых и убогих мира сего. Первыми на разведку отправились три бродячие собаки. Как мог я игнорировал их, но когда слюняво-вонючие носы полезли ко мне в морду, я не стерпел и громкими матами попытался отогнать их. И зря говорят, что мат животворящий творит чудеса. На потеху окрестной публике я скакал на месте, пытаясь силой крепкого слова отогнать животин, но те вдруг осмелели и начали скалить на меня зубы. Видимо, дело не только в том, что ты говоришь, но и в том, как ты это говоришь.
Худо-бедно, но с собаками я разобрался. Те, видимо, поняв спустя минуты, показавшиеся мне вечностью, что ничего съестного от меня не добиться, если не считать худосочных ляжек и прочей требухи, что скрывается под грудной клеткой, которые в совокупности не стоят и ломаного гроша, свалили искать добычу посочнее.
И тут ко мне начали подваливать цыгане с цыганками, торговцы всех мастей. Мне предлагали купить слона, купить сари, купить яхту… в какой-то момент я не выдержал и, вопреки советам моего прежнего гида, прервал молчаливую оборону и ответил: «Нет, не надо!»
И понеслась!
Как оказалось, до той поры торговцы не демонстрировали мне агрессивного маркетинга своего, а были покладисты, аки агнцы Шивины, теперь же две цыганки скакали вокруг меня, плясками своими поднимая в воздух песок, и наяривали: «Массаж-массаж-массаж».
– Чо, мля? – попытался я спросить как можно грубее.
Цыганки тут же уселись, скрестив ноги по-турецки в непосредственной близости от моей тушки, и заладили акапелла:
– Массаж! Демо-версия бесплатно! Массаж!
Как показал дальнейший блиц-опрос, ничего, кроме «демо-версия бесплатно», по-русски они не знали.
Я решил бороться с проблемой иначе и-и-и… предложил им купить свои очки. Всего за тысячу рупий. На самом деле, очки не стоили и пятидесяти рупий – потертый RoyBon. «Может, RayBan?» – спросите вы, и я отвечу: «не, именно RoyBon, так на них и было написано белой краской, тоже почти стершейся. И куплены они были по случаю скидочной акции за два лата в рижской Максиме».
Цыганки повертели очки в руках, поцокали языками и сказали: «Сто рупий».
Я ответил: «Не, так дело не пойдет. Тысяча и ни копейкой меньше».
– Окей, – ответили цыганки, – расчет получишь массажем, демо-версия бесплатно.
– Не, оплата наличными или кредит кард.
Так мы торговались еще минут десять, пока цыганки не отвалили, бормоча что-то вроде: «Крэйзи факин рашн».
Оглядевшись по сторонам, я понял, что стал главной достопримечательностью окрестного пляжа. Не исключаю, что в близлежащем шеке делали ставки на то, кто победит: я или собаки, я или цыгане, ну а что еще делать, когда жаришь свою филешку с обвислыми боками на сочно-горячем ветерке, дующим с Аравийского моря?
Поняв, что следующей волны психической атаки со стороны цыган, коров, котов или Шива-знает-кого-еще я уже не выдержу, переместился в шек, взяв сразу по прибытии бутылку будвайзера.
– Как ты отвязался от этих цыган? – спросил меня сосед по лежакам.
Не то, чтобы мне общение сейчас было неприятно – мне не терпелось поделиться историей своей маленькой победы в подробностях с кем-нибудь еще. Но для проформы сделал вид, что очень утомлен и устал, и ответил с ленцой, дескать: «Предложил им купить свои очки за 1000 рупий, они почти согласились, но потом отказались».
– О как, да ты натуральный псих.
– Че это?
– Ну, нормальный человек уже давно бы лег тут и горя бы не знал. А ты эвона как. Зачем на песке-то решил разместиться?
– Да захотелось че-т, – ответил я и, будучи оскорблен до глубины души таким эпитетом, как псих, перевернулся на живот, подставив тени от зонтика свою спину. Но потом понял, что лежа на животе пиво пить неудобно, и вернулся в прежнее положение.
– Игорь, – все не унимался мой сосед.
«Шмигорь», – чуть было не ответил я ему в рифму, но вовремя поправился, – Максим.
– Давно тут?
– А ты иммиграционный контроль, что ли?
– Да че ты быкуешь, нормально же общались. Один я тут, скучно.
– Эвона как! Так бабу найди себе, че ко мне-то клеишься?
– Бабу вечером найду, а щас пообщаться охота, – с каким-то подкупающим простодушием ответил Игорь.
– Ну, давай пообщаемся.
– Тогда по рому; эй, человек-челдобрек, ту рам, плиз, фо ми унд майн френд.
Официант шека на удивление понял эту русско-английско-немецкую тарабарщину и принес пару стаканов и отдельно бокал со льдом.
Вот так мы и познакомились. Когда напряжение от всех вышеперечисленных сражений спало, я понял, что зря нагрубил неплохому, в общем-то, человеку, ромом тут меня поит на халяву, но извиняться, естественно, не поспешил. Хватит с меня прогибаться под других, в конце концов, кому общение нужно: мне или Игорю?
– Ты откуда родом? – спросил Игорь.
– Пффф, с планеты Земля, естественно.
– А, умник, с Москвы, что ль?
– Типа того, а ты?
– А я… что я, голь перекатная, то тут, то там…
– С Колымы то есть? Или рудников сибирских?
– Хех, типа того.
В таком ключе продолжался наш дальнейший разговор. Ни я, ни Игорь не спешили откровенничать и раскрывать о себе мало-мальски важные части биографии. Я чувствовал: что-то тут было не так. Каким-то слишком уж наигранно-простодушным пытался показаться Игорь. Нет, речь у него была вполне себе соответствующая: и мелкая моторика, и то, как он жестикулировал, и прочее – все это говорило о том, что передо мной простоватый мужик, решивший оторваться на чужих берегах. Но вот взгляд такой изучающе-внимательный, в котором за легким налетом иронии скрывалось что-то суровое, строгое. В его взгляде порой сквозил и ветер севера, и холодная сталь настоящей мужской работы, и что-то еще… пустота какая-то, вроде.
– А ты не так уверен в себе, как пытаешься показать другим, – прервал вдруг наш бессмысленный обмен словами Игорь.
– Опа, и че?
– Да, в тебе есть какие-то зачатки уверенности, – замявшись на секунду от моего «и че», продолжил давить Игорь, – но на самом деле ты жутко боишься.
– Чего боюсь? – возмущенно спросил я, переворачиваясь на бок, приподнимаясь на локте.
Игорь лишь усмехнулся и сделал знак официанту повторить наши напитки.
– Все мы чего-то боимся. И ты, и я. (Я)
– Да, всё так. Но кто-то умело прячет свой страх. А кто-то не умеет – (Игорь)
– А я?
– Ты сам можешь ответить на свой вопрос.
– Я умело это прячу!
– Значит, так и есть, – флегматично отозвался Игорь и пристально посмотрел на меня. – Главное для любого мужика – это уверенность. Нет ничего этого важнее. Не важно, что ты делаешь: идешь за пивом, удовлетворяешь женщину или правишь империей. Все дело именно в ней, в уверенности.
– Пожалуй, соглашусь.
– Пожалуй? Ты это серьезно?
– Конечно, ведь это ж какой удар для моего самолюбия – соглашаться с другим человеком.
– А ты все же в теме, – усмехнулся Игорь и отвлекся на принесенный ром.
– Естественно. Я же такой, как и все остальные.
– Может, и так, – рассеянно ответил Игорь, потому что мысли его были где-то в стороне от нашего мини-клинча. – Ты в детстве любил плавать?
– Конечно, все ж любили! Речка, пруд, жара, прохладная водичка.
– А вы прыгали так: залезаешь на плечи товарищу и оттуда сигаешь в воду?
– Эм-м, наверное, да.
– Мне всегда было интересно, а какого это – прыгать в высокую волну.
– Пошли проверим, че мы, не мужики, что ли?
– Хех, пойдем!
И следующий неопределенно долгий, но явно весомый по продолжительности на фоне сегодняшнего дня, отрезок времени мы провели, сигая в высокие волны, непробиваемыми стенами валившими на нас.
Давно я так не отрывался; последний раз, наверное, на втором-третьем курсе универа, когда было еще не зазорно побеситься, покидаться снежками, побороться в шутку или срубиться в царя горы.
И где я свернул не туда, что меня теперь окружают сверхсерьезные люди, которые позабыли о простых и незатейливых радостях жизни?
Уставшие, но жутко довольные мы вывалились на берег под вой мегафона, установленного на красном джипе спасателей, курсировавшего туда-сюда по пляжу и предупреждавшего о том, что сегодня в море купаться нельзя – опасно.
– Надо будет повторить!
– Обязательно!
– Я щас в хотель…
– Куда?
– Ну, хотель – в отель по-русски.
– А-а-а.
– Подтягивайся в «Классику» через пару часов, бухнем! Знаешь, где это?
– Знаю! Заметано!
Игорь ушел, а я остался обсохнуть на ветру. Оранжевая побрякушка солнца трудно различалась через пепельную дымку и не вызывала того пиетета, с каким принято говорить о солнце в закатной стадии. Волны становились все выше, по берегу потянулась редкая цепь рыбаков или кого-то там еще, забрасывавших на веревке какие-то сачки с верхом из той же сетки в прибрежную воду и резко вытягивавших их наружу.
Гид рассказывал, что среди миллионного пантеона индийских богов есть один зловред, который отвечает за то, чтобы хватать бедных индийцев за пятки, стоит им зайти в морскую воду. Оттого индийцы в море не купаются и предпочитают неизведанным пучинам загаженную жидкость бассейнов. Им же хуже.
В отель я вернулся приподнято-разбитый. Сказывалась усталость от скачек по волнам, но драйв от активного отдыха, тем не менее, не отпускал. Плюс, наверное, сказывалось снижение уровня алкоголя в крови: когда я начинал трезветь, меня тут же пробивало на сон.
Наскоро помывшись холодной водой (кран под тепленькую тоже предусмотрен, но в ответ на поворачивания барашка из трубы доносилось только злобное шипение, наверное, одного из миллиона божеств, отвечавшего за отключение горячей воды), я выкурил на балконе сигаретку, пересчитал наличность в сейфе, положив в карман пару бумажек по тысяче и ворох мелочи, и отправился на улицу.
В ресторан было идти еще рано, так что я решил зайти в крупный супермаркет неподалеку, принадлежавший сети Ньютонс.
В Ньютонсе меня настигло сожаление: я так отчаянно торговался с продавцом в палатке, когда покупал шорты и тапки, и был так горд собой, что сбил цену почти втрое, но в Ньютонсе прямо следом за входом обнаружились точно такие же шорты и точно такие же тапки, только в два с половиной раза дешевле, чем я купил их днем после торга.
Но мое разбитое сердце мигом склеилось. За стеллажами с пляжной одеждой увидел ряд сувенирки: благовония, деревянные слоны, магнитики, но мое внимание привлекла она! Фляжка! Тонкая, но вытянутая, обернутая в мягкую кожу и с удобной крышкой! Всегда о такой мечтал! Ее можно удобно спрятать под одеждой, и в нее может влезть немалый запас топлива для веселой жизни.
Улыбаясь, как идиот, я пошел на кассы с флягой, колой и тремя бутылками рома OldMonk по 0,7 каждая.
Фляжка обошлась мне в сущие копейки, едва ли не по цене пузыря выпивки. И бонусом к ней, оказывается, прилагалась воронка для удобной заправки! Представляете?!
Дрожащими от радости, вперемешку с возбуждением, руками я заполнил свое новое приобретение до краев универсальным коктейлем ром+кола, намешав его пожестче и, нацепив все ту же универсальную белую рубашку и удобные брюки, двинул в сторону ресторана.
В «Классике» Игорь сидел не один. Когда я оглядывал зал, задав себе программу «найти одинокую спину или морду моего нового знакомого», пять раз пропустил его. Только когда одна из девушек за столом Игоря помахала мне рукой (видимо, по его просьбе, этому ж мачо, наверное, махать было не с руки), опознал нужное для посадки место.
– Дамы, – вежливо кивнул головой я, подойдя ближе в сторону двух девушек, – Игорь, – еще один кивок, – разрешите усталому путнику присесть.
– Да садись ты уже! – хлопнул меня по спине Игорь.
– Я Вера, – с улыбкой до ушей и ярко светящими, от выпитого алкоголя и радости от приятного вечера, глазами представилась мне худенькая русая девчонка с прямыми волосами, которые под воздействием влажности воздуха уже начали виться в кудряшки. На ее хрупко-кукольном личике ярко-красным акцентом выделялись алые напомаженные в несколько слоев губы. Не скажу, что не красиво, но целовать такое можно только после предварительной обработки салфеткой. Пока она представлялась, Игорь чуть заметным перемещением стула подвинулся к ней поближе.
«Ок, намек понял», – подумал я про себя.
– Ира, – протянула мне руку для поцелуя вторая девушка. Взглянув на нее со стороны, я бы не сказал, что она прям красавица, но стоило только ей заговорить, как черты ее лица оживали и делали ее обворожительной, особенно на фоне кукольно-напудренного личика Веры. Ну и третий с половиной размер в глубоком декольте – глубоком, возможно, чтобы подчеркнуть его настоящесть, – тоже говорил в ее, Иры, пользу.
– А я Макс, – начал я, церемониально поцеловав руку Иры и садясь на стул.
– Макс! Дружище! – хлопнул звучно, так, что задрожали стекла бокалов на столе и в ближайших окнах, меня по спине Игорь, вышибая из меня весь имеющийся в наличии дух, даже тот, что я приберегал на последнее предсмертное издыхание, – я уже рассказал девчонкам про наш смолл бизнес в Гоа.
– Аб… кхе… уф… буе… аб… пффффф… гкхм, – разразился я многозначительной тирадой, пытаясь протолкнуть в легкие воздух. А потом, что есть силы, вдарил каблуком (люблю я классические туфли с твердым каблуком) под столом по ноге Игоря. Судя по тому, как он залился краской, точнее, судя по тому, что этот процесс был виден даже в тускло-скудно-романтичном освещении ресторанчика, ему такое угощение пришлось по душе.
Ира, откинувшись на спинку стула, внимательно изучала нас обоих, переводя взгляд то на одного идиота, то на другого полудурка. Вера же, то ли притворяясь, то ли будучи на самом деле простушкой, с тревогой смотрела на нас… ну на Игоря по большей части.