– И кем мой брат здесь обретается?
– Сыном одного из Индийских царей. У них там междоусобицы не стихают, раджи ихние бьются и бьются, города друг другние захватывают али разоряют, бросают на съедение джунглям, так что даже в самой Индии никто не упомнит всех этих царей и их сыновей. А тем паче в Персии… А Эрбин собой вполне царь, как ты знаешь.
– Собой-то – да, токмо на северный манер, как он за индуса тут сходит? – усмехнулся Арий.
Я засмеялся, качая головой:
– Вот видно, что ты давно вдали от людей живёшь, отвык совсем, – сказал я. – Да за такое злато, что всегда при Эрбине люди поверят, что мать ваша не токмо с дальних северных рек, но с Луны. Всего и делов…
– Ну я примерно так и думал, – сказал Арий, усмехаясь и в лице его было что-то такое тёплое, почти нежность. О брате думает с такой любовью?.. надо же, я и подумать не мог…
Привратники, знавшие меня как приближённого Эрбинура, как звали здесь Эрбина, проводили нас во дворец, всю дорогу почтительно, даже подобострастно кланяясь.
– А где же Агори? – спросил Арий, пока мы шли меж цветущих кустов роз и жасмина.
– Его Эрбинур своим племянником тут кличет, все так и принимают.
Я не ожидал, что Эрбин видит нас из высоких окон дворца и, тем более что он выбежит нам навстречу.
– Арик! Ар! Ах ты ж… чёрт! – изумляя невольников и многочисленных прислужников в белых рыхлых штанах и чалмах, Эрбин обнимал и трепал своего брата, так, что у того мотались волосы во все стороны, как плотный шёлковый плащ. – Где ты взял его, Дамэ? где отыскал этого мерзавца?! Арик…
– Сам отыскался, – пробурчал, улыбаясь и смущаясь немного, Арий, в свою очередь тоже обнимая его, быть может, не так радостно, но с большой любовью, я это отметил не без удивления. Действительно, эти два брата очень привязаны друг к другу, как Рыба сказала позднее, когда я рассказывал ей об этом:
– Смешной ты какой, Дамэ, чему ж удивляться? Они ж близнюки, считай с одного кома теста два вышли.
– Как же Аяя?
– А что Аяя? Она, чай, выбрала. Да и Эрбин один-то не страдает, поди, и дня холостым не живёт.
Я не стал спорить, хотя у меня было своё мнение на этот счёт. Потому и женат всё время, что о ней тоскует. Ежли я тоскую, токмо её друг, названный брат, притом забытый, то, что говорить о том, кто был ей мужем… Но то было позже, а сейчас я смотрел на двоих братьев и в глубине своего странного сердца завидовал им, у меня никогда не было брата, который был бы так похож на меня и так отличен во всём.
…Во всём… Ну, возможно. Я всегда любил роскошь, Арик чурался её, я всегда хотел быть среди людей, быть любимым всеми и прославляем, Арик сторонился толп, предпочитая свои книжки и кельи шумным застольям. Мы схожи только в одном, похоже, в том, что единственная по-настоящему желанная женщина и для меня и для него – это Аяя. Это было первое, о чём я подумал и хотел спросить его, но удержался, боясь всплеска, а может и взрыва его ревности. Спрошу позднее… а может, сам расскажет?.. А пока я лишь смотрел на него и думал, он видел её сегодня, смотрел на неё этими же глазами, что сейчас смотрят на меня, спал с ней в эту ночь… а сколько у них детей народилось за эти годы? Сколь их, тех лет, прошло? Страшная бездна времени…
– Четыреста, Эр, – сказал Арик и засмеялся. – Но это неточно… может статься, и четыре тысячи. А может восемь тыщ… Счёт годам я хоть и веду, Эр, и очень строгий, но не замечаю того счёта, как чётки перебираю…
– Не может быть…
…Я смотрел на моего брата, живущего здесь так, как он привык, в роскоши и неге, прекрасного собой, как всегда, в окружении невольников и красавиц, услаждающих его взор танцами, его уши песнями, его сердце сладкой лестью, его тело ласками. На что ему понадобилась Аяя, она была бы как чужеродный предмет здесь… Или нет? Или захотела бы стать хозяйкой всего этого богатства, этого бело-красно-золотого великолепия?.. Она могла бы иметь всё, и вот такой же дворец, если бы только раз намекнула, что хочет этого, а не странного нашего жилища высоко в горах с этими глупостями вроде сада-огорода, скотины, и наших бесконечных занятий науками. Но ведь и с Эриком Аяя жила так же, в простоте, никакого злата они не забрали и не уехали с Байкала, чтобы зажить вот так, как теперь живёт Эрик… Стало быть, она счастлива со мной? Как это глупо сейчас спрашивать себя…
– Я вижу, ты процветаешь, Эр, как обычно, впрочем, – сказал я, когда мы в громадном просторном зале из белого мрамора, уселись на низкие мягкие диваны, обитые алым шёлком и позолоченные по завиткам резьбы на ножках и спинках. Струи фонтана, устроенного прямо здесь, в середине этого гулкого зала, журчали, освежая воздух, и услаждали наше дыхание.
– А ты? Ар… выглядишь… что говорить, как всегда. Красивее вроде даже стал, чем допрежь был. Я всегда удивлялся, откуда и взялась в тебе красота… в детстве такой был неказистый! – засмеялся Эрик. – Угощайся, лакомство чудесное – лукум, здесь вообще, знаешь, в сластях знают толк, во всех смыслах, что можно этому слову придать.
– Я это знаю, Эр, в прежние года и я здесь, а Востоке, немало времени провёл. Но сладость такая приторна и докучна. Нет?
– Возможно, – не стал спорить я, внимательно разглядывая его. Я ничем не слукавил, Арик, действительно стал краше, чем был некогда, откуда, что в нём берётся…
И не выдержав, спросил:
– Поздорова ли Аяя?
Арик посмотрел на меня, в глазах его мелькнул огонь, мгновенно, словно молния.
– Что ты… Любишь её? По сию пору? – быстро спросил он, прожигая меня быстрым взглядом.
Я перестал усмехаться и проговорил, отворачиваясь, потому что от тех слов мне было больно, а лгать я не хотел и утаивать от него не мог.
– Что вопрошаешь? Нешто можно разлюбить?.. – не узнавая свой голос, вдруг осипший, сказал я. – Хорошо живёте? – спросил я, снова посмотрев на него.
Вот тут лицо у него просияло, и он не говоря ни слова, только кивнул, краснея, опустил глаза. Как мальчик, надо же… Выходит, лучше даже, чем прежде, выходит, и не ревнует её больше… даже ко мне, даже к прежнему? Я так люблю её, так желаю по сию пору, думаю о встрече, какова она будет, а он и не ревнует? Выходит и она не вспоминает меня?..
– Ревную, отчего же, ещё как, что ты!.. – выдохнул Арик. – До ужаса. Представь… Не могу даже, если не глядит на меня… Токмо ей боле не говорю… умнее тоже стал. Тебя слушал, как ты учил некогда, счастием дарить, а не досаждать дурной любовью.
– Поумнел, стало быть… А я-то тоже, дурачина, научил на свою голову… – засмеялся я, пряча взгляд полный зависти. Потому что всё это моё богатство, чудесных невольниц, всё, что я имею и в чём купаюсь все эти годы, я отдал бы за те нищие дни, когда мы с Аяей тащились с караванами по этим вот пустыням. А за час, хотя бы час, что провели мы на Байкале вместе, я вообще отдал бы всю жизнь. И почему я не он, почему она выбрала его? Ведь любила меня. Любила и ещё как, как ни одна из этих кукол пучеглазых не может, любила, но выбрала его… Потому что он чёрт теперь? Князь Тьмы помогает ему? Кто раньше помогал?..
…У меня было дело к моему брату. Я не мог поделиться этим с Аяей, боясь отвратить её от себя, а ещё, потому что знал, что она сказала бы мне на то. А вот с Эриком – могу, быть может, он поймёт, чего я хочу, в чём моя мука сей день.
А потому я посмотрел на него, отвернувшегося в этот момент, и хорошо, что он не смотрел, потому что мне невозможно было бы начать говорить, если бы он смотрел на меня своими яркими и чистыми синими байкальскими глазами.
– Эр, я… хочу попросить тебя кое о чём… – горло сразу пересохло, но я справился с голосом всё же. – Прародитель Зла хочет, чтобы…
– Ты теперь в рабстве у него?
– Нет… но я не хочу, чтобы Он узнал об этом, – негромко проговорил я.
– Не понимаю…
– Эр, давай не теперь… Длинно и нет у меня сил. Я хочу, чтобы ты полетел со мной и взглянул на одного человека. А после скажу, чего от меня хочет Тот, Кто назвал себя моим отцом.
– Ар… у нас с тобой один отец, и то царь Кассиан, а не Прародитель Зла.
– Я это помню. Но Князь Тьмы считает иначе…
Эрик долго смотрел на меня, потом выпрямился и спросил:
– Когда тебе это надо? Теперь же?
– Если хочешь, то да.
– Я вовсе не хочу, но ради тебя, паршивая морда, что вечно влезает в самые худшие переделки, я, конечно, полечу куда угодно. Но с условием. Ты будешь мне должен. Идёт?
– Идёт.
Я обернулся по сторонам.
– Есть у тебя тут место, открытое под небом и где мы можем остаться наедине?
Эрик усмехнулся, кивнул и поднялся.
