Глава 8
Мы с Юлькой решили не откладывать вылазку. Для начала долго прислушивались к тому, что происходит в подъезде. Там была тишина.
Убедившись, что угрозы нет, вышли на площадку. Этаж верхний, так что опасность могла появиться только снизу. С лифтом решили не рисковать. Я предположил, что там могут оказаться застрявшие зомби.
– Маловероятно, – прошептала Юлька.
– Но ведь вероятно? – настаивал я.
– Угу. Заодно и проверим подъезд на
безопасность.
Я кивнул и стал осторожно спускаться.
Юлька хотела пойти вперед, но я, как настоящий мужчина, выставил в сторону руку, не давая ей пройти.
– Держись за мной, – прошептал я.
Она спорить не стала. Краем глаза увидел, как Юлька просто пожала плечами. Мы, не торопясь и прислушиваясь, двинулись вниз. За дверями некоторых квартир раздавалось какое-то шуршание. Но в целом все тихо и спокойно.
Когда добрались до первого этажа, уже разговаривали не шепотом, а вполголоса. Подъезд безопасен. Пока. Явно, что в закрытых квартирах находились ходячие. Главное, чтоб их случайно кто-нибудь не выпустил, поскольку мы опрометчиво с собой ничего не взяли для защиты. Видел же я на кухне топорик. Или хотя бы какую-нибудь палку. Ладно, итак, все, вроде, обошлось.
Я осторожно открыл дверь подъезда.
Недалеко проходили несколько зомби. Еще штуки три бродили по детской площадке посреди двора.
Вдруг один из ходячих повернулся в нашу сторону. Это раньше было девушкой. Весьма симпатичной… наверно. Джинсы, футболка, темно-синий кардиган, небольшая сумочка через плечо из лилового, ближе к желтому, кожзама, длинные светлые волосы, минимум косметики, которая не размазалась, как я заметил у других несчастных. Но глаза не выражали ничего. И лицо будто восковое, бледно-желтое, замершее. Она напоминала ожившую восковую куклу. Честно, мне стало немного не по себе.
Зомби секунду смотрела на меня и выглядывающую из-за моего плеча Юльку. Потом издала какой-то хрипящий звук, будто хотела сказать: «А вот вы-то мне как раз и нужны. Мням, ням!» И двинулась в нашу сторону, с каждым шагом всё ускоряясь.
– Дверь! Закрой дверь! – почти крикнула
Юлька. И попыталась из-за моей спины дотянуться до ручки. Еще чуть-чуть и зомби будет рядом.
Выйдя из оцепенения, потянул дверь на себя. Звук выстрела вспугнул птиц на соседнем дереве. Пуля попала ходячей точно в голову. В стороны полетели ошметки чего-то там… Кожи, черепа, мозга? Зомби по инерции сделала шаг и повалилась вперед, немного вбок.
Я посмотрел на крышу соседнего здания. Оттуда мне помахал рукой Гриб.
– Спасибо, братан, – негромко поблагодарил я и помахал в ответ. Моё негромко разнеслось эхом по двору отражаясь от стен зданий.
– Крутой выстрел, – весело крикнула Юлька.
И тоже помахала. Даже не попыталась вести себя хоть немного тише.
– Благодарю, – услышали мы в ответ. Я разглядел, как Гриб расплылся в улыбке. Потом вдруг стал серьезным и рукой показал на что-то внизу на детской площадке. Оттуда несколько зомбаков двинулись к подъезду в нашем направлении. Один из них не сумел перешагнуть через низкое ограждение, запнулся и упал. Сначала он попытался ползти на коленках, но потом поднялся и пошел вслед за остальными. Двигался он, будто в мультфильме с плохой анимацией, неестественно для живого человека. Да он и не был живым. И уже не был человеком.
– Не тормози, – взвизгнула Юлька.
– Факин шит! – выругался я, и потянул ручку двери. Почувствовал сопротивление дверного доводчика, но ждать, когда она мягко закроется сама, времени не было. И только после того, как услышал щелчок магнитного замка, отпустил ручку. Успел как раз вовремя. Через пару секунд по двери несколько раз сильно ударили. Этот звук разнесся эхом по подъезду.
– Это они башкой что ли? С разбегу? – хмыкнула Юлька.
– Наверно, – пробормотал я.
Мы постояли и подождали какое-то время. Ударов больше не последовало. Я на всякий случай проверил, закрыта ли дверь. Всё в порядке. Замок держит.
– Ну, что? Домой? – спросила Юлька.
– Не удалась вылазка, – констатировал я. – Надо с собой какое-то оружие брать и план заранее продумывать, – говоря это, стал бодро подниматься по лестнице. – Ты где там зависла?
Юлька отстала. Когда обернулся и остановился, она тоже остановилась и посмотрела на меня снизу.
– Слушай, Агроном, а может на лифте?
Что-то мне тащится на двадцать пятый этаж не хочется после вчерашнего.
– Ага! Алкоголь – это зло, – я перегнулся через перила и посмотрел на нее. – А ты уверена, что там не притаился какой-нибудь усопший доставщик пиццы?
Юлька хихикнула, поднимаясь:
– Усопший, блин!
– Мне не улыбается нарваться на такого в подъезде. Тут и бежать-то только вверх или вниз. Внизу улица – тоже не вариант, – объяснил я. – А как их еще назвать? Они ж, по сути, мертвые.
– Ну, как принято – зомби, ходячие. Как там в фильмах их ещё называли? Заражённые!
– Зараженные – это значит, что они живые, только больные.
– Ой, все, не умничай, Агроном. Может они и правда еще живые.
– По телеку сказали, что мертвые. У них разум умер. Остались одни инстинкты. Главный – это питание.
– Я вот что думаю, – рассуждала Юлька, поднимаясь по лестнице. – Размножение ведь тоже инстинкт? Может они сейчас нажрутся и насиловать всех подряд начнут? Жуть какая.
– Похоже, у них только инстинкт на потребление пищи.
– А чего, например, траву не едят? Паслись бы себе спокойно. Никто бы их не трогал.
– Много ты травы в своей жизни съела? У тебя клыки есть? Вооот! У нас зубы приспособлены для потребления мяса. Хватать и откусывать.
– А нам биологиня говорила, что мы от обезьян произошли. А те бананами питаются.
– Это не совсем так, – никогда не думал,
что буду так увлеченно разговаривать с девушкой об эволюции. – У нас с приматами общий предок. Напрямую мы от них не произошли.
– Это как у нас в Крыськой? Дед с бабкой общие, а мы двоюродные?
– Вроде того. И ещё высшие приматы всеядны.
Растения, насекомые, мелкие зверушки – это все их еда. А насчет тебя и Ксю, вы с ней разные. Она милая, нежная, умная, красивая… вредина. Даже в чем-то женственная, но вредная. Особенно последние пару месяцев.
– Это она для тебя Ксю, а для меня Крыська. Так! Стоп! Я не поняла, – Юлька вдруг остановилась. – А я что тупая, некрасивая и, типа, полезная?
М-да… Неловко получилось.
– Вовсе нет, – попытался я исправить положение. – Ты – нормальная. Очень даже симпатичная.
– Да ладно, я пошутила, – засмеялась Юлька.
– Не, ну, я серьезно. Ты – классная. Просто она моя девушка. Вот чего бы я стал с ней заводить отношения, если бы все это было по-другому?
«Убедительно, – похвалил я сам себя мысленно. И сам же следом подумал: – Конечно, стал бы. А то у меня выбор был? Я не такой уж герой-любовник и мечта всех девушек на свете».
– Интересно, что там с Дэном? Сейчас придем, а он уже Лёлю с Крыськой сожрал и нас дожидается, – пошутила Юлька.
– Да его ж на балконе закрыли.
– Мало ли…
– Тихо, – перебил я ее шепотом.
На десятом этаже приоткрылась дверь одной из квартир. Я показал Юльке на нее и прижал палец к губам. Дверь удерживала цепочка. В образовавшейся щели показался глаз и раздался мужской голос:
– Живые?
– Кто? – спросил я.
– Вы.
– А вы?
– Я да. Воду не пил. По ящику сказали, что нельзя.
– Мы тоже, – говоря, попытался заглянуть в дверь, чтобы разглядеть, кто там прячется.
– Фух, – выдохнул обладатель глаза. – Ёлы-палы, – добавил он, видимо, для пущей убедительности. – Сейчас.
Глаз исчез. Дверь закрылась. Послышалось звяканье цепочки. Через секунду дверь распахнулась. Перед нами предстал мужчина лет сорока с явными признаками «человека тяжелой судьбы» в майке-алкашке, трениках, с помятой физиономией, черными кругами вокруг глаз и лохматыми пучками волос, обрамляющих лысину.
– А вот и представитель приматов. Или как мой батя говорит: Сева нарисовался как живой.
– Юлька, ты что ли?
– Она самая. А это, – она кивнула на меня,
– Агроном.
– Алекс. Алексей, – представился я.
– Вот плохо тебя Сергей Петрович воспитывает. Старших надо уважать, – наставительно проговорил Сева, не обратив внимания на меня.
– Нормально воспитывает, – обиженно проговорила Юлька. – Что вы сегодня на меня все катите бочку? Агроном меня тупой уродиной считает, ты – Сева, из запоя не успел выйти и нотации давай начитывать.
– Вот ремня бы тебе! – Сева, похоже, решил серьезно взяться на воспитание. – Я твоего батю очень уважаю. А ты у него пацанка какая-то!
– Эй! Не надо вот этих ярлыков, – возмутилась Юлька.
– А что я? Правду говорю, – настаивал Сева.
– Да твоя правда никому, кроме тебя не нужна. Правильно, Алекс? – она обратилась ко мне.
Я молча пожал плечами.
– Ладно, – примирительно сказала Юлька. – Батю он уважает. Да мой батя сейчас, наверно, в квартире в соседнем доме маманьку без соли доедает.
– В смысле? – напрягся Сева.
– В смысле водички стаканчик выпил и всё!
– Юлька была в ударе. Я сам еле сдерживал смех, глядя на испуганное лицо Севы.
Тот правой рукой схватился за грудь, видимо, хотел изобразить сердечный приступ, но почему-то именно справа. Перепутал, наверно. А другой рукой схватился за косяк двери.
– Так это правда? – спросил он. Повисла тишина. Я не знал о чем это он. – То, что по ящику говорят? – тихо добавил Сева.
– Про зомби-апокалипсис? – весело спросила Юлька. И пожав плечами, сказала так, будто это случается каждое воскресение: – Ну, так да!
– Боже, спаси нас грешных, – пробурчал Сева и как-то неловко перекрестился. Наверно, первый раз в жизни. – Я-то надеялся, что журналюги все насочиняли, как обычно.
– Нет, не насочиняли, – подтвердил я. – Вас как по отчеству?
– Всеволод. Можно без отчества.
И он протянул руку. Рукопожатие у него было крепкое. Видимо, Сева, когда не был в запое, работал руками. Может какой-нибудь грузчик или чёрнорабочий на стройке.
– Всеволод, – я решил уточнить, – а вы все же пили воду из-под крана последние двадцать четыре часа? Может, вас жажда мучила?
– Сушняк с бодуна может был? – конкретизировала Юлька.
– Не! Я почти литр рассола выдул. Думал, что пиво осталось. Но нет. А воду не пил. Я ж не собака какая воду-то лакать.
–А «Боярышник» самое-то? И выпил, и подлечился, да? – я посмотрел на Юльку. Её озорной взгляд буравил Севу. – Мне батя про их страсть к таким лекарствам в кавычках рассказывал, – пояснила она мне.
Сева закивал:
– Сергей Петрович врать не будет. Так говоришь, сожрал он мамку-то? Жаль, хорошая женщина была. Добрая.
– Но-но! – осадила Юлька. – Не знаю я. Пошутила. Телефон ни его, ни мамкин не отвечает. Не берут трубу просто и всё. Сева, мы в девяносто девятой квартире у моей сестрицы сидим. Можно сказать, последний оплот человечества. Ты заходи, если что. Нам живым вместе держаться надо. Но для начала в порядок себя приведи. Душ там прими, оденься по-человечески. Там девушки все-таки. И на бухло не рассчитывай. Нет ничего, – добавила Юлька, увидев его заинтересованный взгляд.
– А чего я тогда к вам пойду? Мой дом – моя крепость. Лучше новости посмотрю. Может чего интересного скажут.
Внезапно в соседней квартире раздался удар в дверь, будто кто-то в нее врезался с разбега.
– Это что еще? – вздрогнул Сева.
Я подошел к двери и громко спросил:
– Есть кто живой? – никто не ответил. – Живые есть?
Подождал. Еще один удар сотряс дверь.
– Зомбаки, – констатировала Юлька.
Сева вдруг расцвел:
– Это ж Ефимкины. У них там ЗОЖ, все дела. Утром пробежки. Денег мне принципиально не занимали. Что, Вовчик, водички после пробежки попил? – со злорадством в голосе обратился он к тому, кто находился за дверью. – Побурчи теперь, что за шиворот выкинешь, что я алкаш – позор человечества. Я-то, может и алкаш, однако живой, – Сева торжествовал.
Глядя на него, подумал, что нам, скорее всего, просто повезло.
– Приятно, было познакомиться, Всеволод, – я решил, что пора прощаться, пока он не стал просить налить на опохмел, – мы пойдем к себе. А, да! Я чуть не забыл. Мы создали чат во всех популярных мессенджерах. Давайте свой номер телефона, я вас добавлю.
– А это что такое? – спросил Сева.
– Мгновенный обмен текстовыми сообщениями в реальном времени, – меня немного озадачил его вопрос. – Давайте, вы меня сейчас наберете… в смысле, позвоните. Мой номер останется у вас, а ваш у меня.
– Момент! – Сева нырнул внутрь квартиры и через пару секунд появился с кнопочной мобилой.
– Ого, раритет, – хихикнула Юлька. – Сейчас тебе будет звонок из прошлого, – иронично сказала она мне.
– Да нормальный. Нокиа, – немного обиженно проговорил Сева.
– В нем интернет-то хоть есть? – Юлька как-то недоверчиво посмотрела на маленький черный кирпичик с кнопками и маленьким экранчиком в руке Севы.
– А мне он на кой? Мне главное, что звонит. А когда не могу говорить, эсэмэски пишу. Жили же люди раньше без интернета.
– Так и без телефонов жили, – Юлька пожала плечами.
– Без телефона мне нельзя. Петрович по работе может позвонить. Говори номер, – обратился он ко мне.
Я продиктовал. После звонка занес номер Севы в адресную книгу.
– Тебя как… Алекс? – спросил Сева закидывая в память телефона его номер.
– Пиши Агроном, – посоветовала Юлька. – Быстрее вспомнишь, кто это звонит.
– Хм… Агроном… Почву что ли зондируешь?
Юлька рассмеялась.
– Что вы все с этим зондированием? – озабоченно проговорил я.
– Агроном, почва, – попытался объяснить Сева. – Я ж так спросил. Не обижайся.
– Ну, Сева, ты жжешь! – оценила довольная Юлька.
– Для тебя Всеволод Викторович! – вдруг серьезно произнес он.
Соседняя дверь опять сотряслась от сильного удара.
– Ладно, ладно, – примирительно сказала Юлька. – Вон Ефимкин к тебе рвется посчитаться за прежние грехи. Видать, очень тебя не любил.
– Ай, – махнул рукой Сева, – он только свой зож любил.
– Мы пойдем, – я убрал телефон в карман.
– Берегите себя, – сказал Сева, закрывая дверь.
– Батя говорит, что Сева плиточник от бога, – рассказывала Юлька, пока мы поднимались. – Руки золотые. Но за воротник закладывает. Запойный. Надо было на лифте ехать, – резко сменила она тему. – Может там нет никого.
– Проверим чуть позже. Не стоит рисковать.
На меня накатили какие-то серьезные мысли. Пытался понять, что делать дальше, что нас ждет. Привычный уклад жизни рушится безвозвратно. В любом случае мы уже завтра, послезавтра, да и сегодня живем в мире, который не похож на прежний. Повезло, что меня окружают все те же люди, которые были вчера. Даже если и появляются новые, то они всего лишь попадают в мир, который еще временно держится из последних сил перед кардинальными изменениями.
Про мир, это я про себя и мое окружение. Знаю, что скоро все начнет меняться. Внешние обстоятельства начнут давить на хрупкую оболочку привычного, и она точно не выдержит. Даже наши отношения с Ксю невозможно назвать ясными и крепкими. А что будет дальше в этих обстоятельствах? Я понимаю, что у нас с ней разные цели. Моя – как можно дольше держать отношения, потому как за ними просто неясная пропасть. А что для нее, ответить сложно, но понятно, я для нее просто представляю какую-то ценность. Может важность. Не хочется верить, что просто дань уважения отцу, который со мной согласен, а вот с Яриком нет. Попытка быть хорошей дочерью? И я, как один из факторов? По-большему счету, все равно. Но в том, что происходит вокруг, есть какая-то безысходность и ощущение собственной слабости, поскольку ты не волен что-то изменить, а только можешь адаптироваться к обстоятельствам. Сиди и смотри, как все движется. Главное, не попасть под жернова событий. Осознание этого удручает, мягко говоря. И важно, не проворонить тот момент, когда надо срываться с места и бежать в образовавшуюся брешь, чтоб проскочить более-менее целым и невредимым, а то и вовсе живым.
Героя строить из себя не хочу. Они живут для других, ради других. У них есть на это силы и воля. А я обычный ботан, который привык к тому, что не нужен никому, кроме себя самого. Как там Джек Лондон устами Мартина Идена сказал: «Играя в незнакомую игру, никогда не делай первого хода». По сути, надо уйти в глухую оборону. Только так, в данной ситуации и можно выжить.
Все эти мысли накатили на меня внезапно потоком, как цунами, когда видишь, что безумная мощь воды высотой в пару десятков метров несется со скоростью поезда, и ты понимаешь, что спрятаться и убежать уже невозможно. И только холодный пот, как последняя попытка вернуть тебя обратно из оцепенения, а разум лихорадочно цепляется за островок мыслей о том, что есть провидение или судьба, которая так просто не допустит полного ухода в темноту. И этот островок с каждой секундой становится все меньше и меньше, и превращается в маленькую искорку, которая гаснет, как уголек от потухшего костра.
Мы, молча, поднимались пару пролетов. Я вдруг заметил, что Юлька как-то странно на меня посматривает. Даже не странно, а озабоченно. Я повернулся к ней и спросил:
– Что?
– Да ничего, – пожала она плечами. – Ты просто вдруг в себя ушел. Я вопросы задаю, а ты даже не реагируешь.
– Извини, – я действительно не обратил внимания. – А что?
– Да проехали. Не существенно, – сказала она и, нажав на ручку, открыла дверь в квартиру.
«Дверь-то лучше закрывать на замок. Безопаснее будет», – подумал я.
– Так что ты спрашивала? – настаивал я, чувствуя себя виноватым. Ну, как минимум, не проявил достойного внимания.
– Да я про лифт, – ответила она. Судя по тону, не обижалась. Это хорошо. Вообще, Юлька молодец. Не стоит из себя какую-то мамзель. Она такая, какая есть. Мне это нравится.
– Дался тебе этот лифт, – честно не понимал, почему он ее так интересует. Лифт и лифт. Поднялись же и без него.
– Конечно, дался! – к ней вернулся обычный приподнятый тон голоса. – Двадцать пятый этаж. Это тебе – лосю здоровому семь верст не крюк, – приятно было это слышать. Это я-то – худоба с очками на носу и вдруг здоровый лось. – Я девушка хрупкая. А если что-то придется поднять?
– Что, например?
– Не знаю. Например, подвернешь ногу, когда от зомбаков будешь убегать. Кто тебя на двадцать пятый этаж потащит? Я тебя не дотащу.
– Убедила, – согласился я. – Чуть позже проверим лифт на безопасность. Но пользоваться им надо в крайнем случае.
– Это почему?
– В любой момент может вырубиться электричество. Как-то не очень хочется там застрять.
– Но проверить стоит, – настаивала она.
Конечно, я согласился. Мог ли себя повести по-другому? С ней было легко и хорошо. Даже хотелось немного погеройствовать перед ней. Юлька могла это оценить. Почему Ксю не может? Почему я для нее тот, кого корит за недостатки, замечаемые только ею, за какие-то фразы в разговоре, которые ей не понравились? Они абсолютно разные по характеру. Небо и земля, солнце и луна. А может, потому что с Юлькой мы просто знакомые, а с Ксю мы близки?
***
С кухни доносились вкусные запахи. Я только сейчас понял, насколько голоден. Как магнитом потянуло на запах пищи.
Человек – все же животное. И какие бы умные мы ни были, нами движет инстинкт. Даже в пирамиде Маслоу это отражено, где в основании лежат физиологические потребности: еда, вода, сон, кров, а уже дальше безопасность, здоровье, стабильность. Еще на ступеньку выше потребность в принадлежности: любовь, дружба, общение, потом признание, уважение окружающих, самооценка. На вершине личное развитие и творческая реализация. Часто слышал фразу, что художник должен быть голодным. Не уверен, что именно голод позволяет создать прекрасные полотна или литературные произведения. Он просто подталкивает к тому, чтобы заполучить кусок хлеба как можно быстрее. И человек старается для обретения желаемого всегда идти кратчайшим путем. То есть, он делает то, что умеет лучше всего, и что позволяют делать обстоятельства: художник пишет, композитор сочиняет, строитель строит, солдат воюет, социопат грабит. И только преодолев хотя бы элементарный голод, он может создать что-то стоящее.
Конечно, эта фраза, про голодного художника имеет еще другой смысл. Творческий человек не должен погрязать в успокоенности и становиться пассивным созерцателем с сытыми глазами. Его трансцендентальная цель иная. Он что-то должен оставить после себя. Иначе его миссия в этой жизни будет просто неполной и нереализованной.
«О! Великие боги Египта, что за мысли полезли в голову при одном только запахе пищи», – подумал я.
Мы с Юлькой прошли на кухню и сели за стол с видом попрошаек. Разве только слюну не пускали, как шарпей моих родителей. У него была привычка садиться возле стола, когда вся семья собиралась на обед, делать плаксиво-просящую морду и пускать голодные слюни, которые он то и дело слизывал языком. И это происходило независимо от того, был ли он действительно голоден или только поел какой-нибудь вкуснятины. Зрелище так себе. Поэтому его рано или поздно выгоняли из кухни.
Лёля порхала, как бабочка над кастрюльками, из которых шел прозрачный пар. Что-то шипело, выливаясь через край. Она тут же подскакивала к плите и убавляла газ. Потом перемещалась к мойке, где тонкая струйка воды с пеной мгновенно очищала с посуды еще не успевшие засохнуть частицы.
В общем, смотреть на нее было одно удовольствие. Как говорят, что бесконечно можно смотреть на три вещи: на воду, огонь и как другие работают.
– Проголодались? – весело спросила она, глядя на нас, и розовощеко улыбнулась. Ее крупные черты лица изменились во что-то очаровательное эмоционально открытое. Я первый раз отметил для себя, что у Лёли милая улыбка. Вообще заметил, у плохих людей не бывает милых и симпатичных улыбок. У хороших и приличных это всенепременно. А у плохих нет. Но вот просто не бывает. У них есть какое-то подобие выражения эмоций довольства и радости. А улыбки у них не получаются. Все равно видно, что этот человек вымучивает из себя что-то расплывающиеся и унылое. У Лёли не так. Казалось, она сейчас скажет: «Вы ж мои котятки, вы ж мои цыплятки, сейчас мамочка вас покормит!»
– Лёлечка, ты просто незаменимый человек,
– с каким-то восхищением проговорила Юлька. Лёля в этот момент рубила ножомзелень. – Вот я совсем не люблю готовить. Для меня это катастрофа и тихий ужас.
– А что тут готовить? Всё самое вкусное всегда самое простое в приготовлении, – не отвлекаясь от процесса, проговорила та. – Кто-то же должен это делать?
– Это точно, – закивала Юлька. – Мы ж не зомбаки. Нам есть надо.
– Им тоже надо, – немного не в тему поддержал разговор я. Юлька на меня посмотрела с видом, мол, а это к чему? – Пошутил. Вернее, – начал оправдываться, – они тоже едят, но нападают на живых.
В общем, что-то ляпнул не в тему. И в этой ситуации лучше молчать.
– Мне хочется быть нужной. Делаю то, что умею. Я ж понимаете, всегда, как ненужный человек. Как придаток. Родители всю жизнь по командировкам, – вдруг разоткровенничалась Лёля. – Получается, что с бабушкой жила. Светлая ей память. С подругами как-то всегда не ладилось. Таких, чтоб настоящие подруги, никогда не было. Всегда только что-то от меня надо. Помочь там, списать, домашку решить, принеси-унеси. А я хотела быть нужной. Не в смысле потребительского отношения, а как человек. Но так чтоб меня ценили и уважали. А то как-то слышу краем уха в универе: а ты вон к толстухе сходи, она тебе с курсовой поможет. Значит, как помоги, так Лёлечка, а за спиной – толстуха? Меня тогда еще больно резануло это. Перестала с ними общаться.
Лёля стала печальной, будто вспомнила что-то тяжелое и неприятное.
– Вот только с Викой мы подружились. Она была классная. Не злая. Безбашенная, но не злая, – Лёля присела на край кухонной табуретки. – А теперь ее нет.
Юлька сорвалась с места и обняла Лёлю.
– Мы рядом. Ты нам нужна потому, что ты хорошая. Я так рада, что познакомилась с тобой.
Мне стало неловко как-то. Я себя почувствовал виноватым, что ли. Или будто подсмотрел за кем-то в замочную скважину. Увидел то, чего не должен был. Понимаю, что для Лёли потеря подруги – это настоящая трагедия. Да это в любом случае трагедия. Но вот эти слезы… Я не знаю, как реагировать. Просто сидеть и молчать? Очень хочется уйти. Но это может оскорбить Лёлю. И Юлька может неправильно понять.
– Спасибо, – всхлипывая проговорила Лёля.
– Скоро уже будем есть.
Она со вздохом поднялась и вернулась к плите.
Юлька вернулась на место, взяла в руки пульт от телевизора и переключила на новости.
Это, наверно, хорошо, что родители Ксю везде, кроме туалета, телевизоры поставили. По ТВ еще раз напомнили, что не надо пытаться покинуть город. Всем рекомендуют оставаться в своих домах.