АМИН
– Ну конечно, лучший. Айфон последней модели, пятый айфон.
– Думаешь, на вершине ты своим айфоном-майфоном сможешь воспользоваться? Ай-ай! Там простые телефоны не ловят волны, между твоим телефоном и орехоколкой тёти Лизы там никакой разницы не будет, заруби себе на носу. А это специальный телефон, для экстремальных условий. Если, не дай бог, случится что-нибудь, в затруднительном положении с его помощью можно наладить прямую связь с МЧС. До высокогорья сеть не достаёт. К тому же в горах холодно, поэтому там обычные телефоны не держат зарядку.
Так как машина то проваливалась в глубокие ямы, то поднималась, очередной вопрос Мардана прозвучал не сразу:
– Ав горах как огонь раздобудем? Допустим, как чай будем кипятить? Костёр разводить будем?
– Какой ещё костёр? Ты что, ребёнок, что ли? Там ни дров, ни деревьев – ничего такого нет, одни камни. Позвоним – из ресторана, что в Губе, принесут.
От удивления Мардан растерялся: что значит «позвоним – из ресторана, что в Губе, принесут»?
Эта шутка дяди Якова позволила Барону воспользоваться моментом. Он добавил:
– И из Москвы могут привезти.
– Издеваетесь, что ли?
Мардан готов был выплеснуть весь гнев, накопившийся у него внутри. Хорошо, что дядя Яков не позволил спору разгореться:
– Мы с собой специально газовый баллон взяли. Похоже на дезодорант. Есть пистолет; если надеть на горловину и вынуть крючок, огонь выплёскивает. В горах кофейник быстрее закипает, всего до шестидесяти градусов нагреть надо будет.
Этим он, можно сказать, обеспечил продвижение без особых споров, тихо и мирно.
Проехали ещё полчаса, а до горы осталось ещё полкилометра. Отсюда она была видна во всём своём величии. Дороги для транспорта уже кончились. Тут они разбили лагерь. Оказывается, они должны были здесь в течение суток адаптироваться к климату, а с утра начать восхождение.
Позапрошлой ночью, когда были у дяди Якова, Мардан от волнения не мог уснуть всю ночь. И вчера в палатке из-за неудобства не мог спать. Вдобавок ко всему раздражали неуместные шутки Барона, не соответствующие его возрасту: он с особым удовольствием, как маленький, издавал разные звуки, чтобы напугать их… Окаянный подражал то сове, то медведю, то волку. Да и шутки у него были, если так можно выразиться, без перца.
В лагере в последующие часы Салмас по-прежнему молчал, а дядя Яков с Бароном то шутили, то вспоминали прошлое. Ещё запах и вкус пищи остались у Мардана в памяти. Приготовленные тётей Лизой блюда он воспринял с особым восторгом. А вчера дядя Яков из тушёнки и картошки с добавлением разных специй приготовил ужин, вдобавок выпитые за «удачу в восхождении» пятьдесят граммов самогона (больше не полагалось) доставили особое удовольствие.
Поутру, ровно в шесть часов, по приказу дяди Якова «Подъём!» начали восхождение.
…Ещё один подъём преодолели. У Мардана было такое ощущение, что, если ляжет на землю, больше до конца жизни не поднимется. Сила, терпение, выдержка – всё было на исходе.
Идущий сзади дядя Яков заметил его усталость. Можно было подумать, что он скажет: «Я же тебе говорил, сначала подготовься, потом приходи, что за дела, если так, мог вовсе не приходить, с тобой вовсе невозможно». Но дядя Яков в этот раз очень сердечно сказал:
– Мало осталось, ещё один такой подъём, а там есть плато, там остановимся на отдых.
Эти слова сразу добавили сил Мардану. Пока сюда добирался, вера в себя и свои силы совсем иссякла. Не было уверенности, что доберётся до вершины. У него появились мысли, что он, к сожалению, где-нибудь упадёт и испортит двадцать четвёртое восхождение дяди Якова. А теперь ещё одна, близкая цель – ещё час или два потрудиться, а потом можно будет отдохнуть на равнинной местности. Эта цель показалась ему очень даже достижимой.
Только колючки спасали эти места от абсолютной серости. Горы, усыпанные камнями и песком, дальше были в плену пыли. Вокруг была земля, похожая на пыль, а может, пылью и была покрыта.
Повернувшись назад, головой указал на землю. В таком состоянии не мог и слова сказать, чтобы не израсходовать и так иссякшую энергию. Дядя Яков и без слов понял вопрос, объяснил, что этот горный массив образовался в результате извержения вулкана, а это следы лавы.
Какие удивительные горы! Как будто поднялись так высоко, чтобы защищаться от вмешательства и насилия людей, создали свой мир, со своими каменистыми составами, своим ареалом растительности и животных. Несмотря на всё это, люди и туда стремятся, хотят покорить вершины и преисполняются гордостью победителя. Разве все эти пропасти, каменные обвалы, скользкие склоны, ледники, мглистые туманы, низкое атмосферное давление не служат шитом для защиты от человеческого нашествия?
– Погода испортилась. Если начнутся дожди, мы пропали!
Это было предупреждение вечно молчащего Салмаса. На небе белые и голубые краски сдались нашествию чёрных цветов. Для восхождения из трёхсот шестидесяти пяти дней в году выбрали самую удобную, сегодняшнюю, дату – девятое августа. Дождь именно в этот день был слишком несправедливым.
– Как знать? У гор есть свои поговорки на этот случай: «Не каждое крыло со своим взмахом – орлиное». Так же не каждая чёрная туча приносит дожди.
Хорошо, что дядя Яков так сказал. Эти слова немного утешили Мардана.
Глава 2
Вся семья без устали трудилась. Готовились к переезду.
В семье все другие вопросы решала Лариса, хозяйка дома, а процессом переезда в основном руководил он сам. Мардан всю работу по дому и хозяйству переложил на жену, свои домашние обязанности уменьшил, был спокоен, что находчивость и трудолюбие Ларисы в итоге приносят хорошие результаты.
В таком огромном городе, как Москва, занятие коммерцией, создание сети маркетов, конечно, требовало больших усилий и смелости. А Мардан уже доказал, что он обладает такими чертами характера. В районе Митино у него было два действующих маркета, ещё один планировал открыть в канун Нового года.
– Мама, мы все книги с собой возьмём?
Это был младший в доме – Коля. Он родился в 2002 году. Ему уже было одиннадцать. Учился в четвёртом классе. Лариса на вопрос сына ответила вопросом:
– Что значит «все книги»?
Мардан с тринадцатилетней Светой укладывали посуду в большие коробки. Он сразу понял: сейчас его супруга начнёт объяснять сыну пользу книг и будет читать нотации о том, что если с ними дружить, то человек может покорить какие угодно вершины. Так и получилось. Это было естественно. После того как Лариса велела Марии Фёдоровне, домашней прислуге, взять тряпку и вытереть пыль с книг, да и сама не ленилась (иногда Мардан завидовал такой черте её характера), жена продолжила свои нравоучения. Она даже дошла до того, что рассказала, как около трёх с половиной тысяч лет до нашей эры в долинах рек Тигр и Евфрат были созданы первые книги на глиняных табличках, рассказала о древних рукописях Египта, которые записывались сначала на листах папируса, а позже – на гибком пергаменте; о ксилографических книгах на досках и, наконец, о печатных машинах Иоганна Гутенберга, изобретённых в пятнадцатом веке, с помощью которых производили бумажные книги. Обо всём этом она рассказывала с особым удовольствием.
– Отец, а что, наш новый дом красивее нынешнего? Что, так важно было переезжать? Мы с Колей привыкли к этому району. У нас здесь друзья. Нам же скучно будет там.
Мардан хотел ответить дочке, но Лариса, прервав свою проповедь в адрес Коли, его опередила:
– Дочка, я же целый месяц тебе объясняла, что мы переезжаем в центр города. Там вы будете учиться в престижных школах, найдёте хороших друзей, у нас будут хорошие соседи. Поймите, наконец: и отец, и я всё, что делаем, делаем ради вас.
Мардан был восемнадцатилетним парнем, когда в 1993 году из Баку переехал в Москву. Здесь начал работать продавцом, помогая дядям на Черкизовском рынке. Вскоре он завоевал доверие бухгалтера рынка Анастасии Сергеевны и подружился с ней. Его высокий рост, трудолюбие, приятные черты и владение в совершенстве русским языком привлекли внимание этой женщины. Скоро она добилась, чтобы Мардан познакомился с её дочкой Ларисой; в 1998 году молодые создали семью. А эта квартира была подарком молодожёнам от Анастасии Сергеевны.
Митино – один из спокойных районов в Северо-Западном округе столицы, и Мардан и его семья привыкли к здешним местам. От станции метро «Волоколамская» до двадцатиэтажного дома, где они жили, около двухсот метров было. После выхода из метро не было необходимости пользоваться другими видами транспорта. В таком мегаполисе, как Москва, это считалось удобным и комфортным. И школа была рядом с домом. В торговых центрах «Митино» и «Мандарин» Лариса делала покупки, Мардан в выходные дни ходил туда на плавание – то в бассейн «Жемчужина», то в «Аквамарин», дети – на занятия танцами в школу El Тетро, в свободное время – на курсы английского языка в центр творчества «Гудеева». А в мюзикл-театр «Монотон» ходили всей семьёй.
В этом районе Мардану был знаком каждый переулок. Если честно, то и Мардану, как и детям, отсюда не хотелось уезжать. А главное, его маркеты тоже находились в этом районе. Что делать, это было решение Ларисы. А ей все уши прожужжала Анастасия Сергеевна. Типа переезжайте в центр, пока есть шанс, не дурите. Да и правильно говорит. У этой трудолюбивой и умной женщины очень интересная жизненная философия. Счастье и несчастье в инертном состоянии ждут в засаде, когда вы их разбудите. Только необходимо уточнить место, где они спрятались, и в нужный момент первое надо легко задеть, а мимо второго – аккуратно пройти. А для этого нужно всегда быть бдительным.
Замоскворечье является Центральным административным округом. Это же чудо – иметь квартиру возле Кремля, на берегу Москвы-реки, в самом престижном районе Москвы.
– Отец, отец, смотри, что я нашёл. Не на русском языке. Кажется, на твоём языке.
Коля нашёл в книге, что лежала у него на коленках, пожелтевший лист бумаги в клетку, достал его и старался прочесть по слогам:
– А-зе-рин а-на-сы (мать Азера – на азербайджанском. – Ред.).
Мардан начал вспоминать. В жизни он знал только одного человека по имени Азер. Если речь идёт о нём, значит, это тот Азер, с которым дружили в детские и юношеские годы. А его мать – тётя Сельфиназ, та, которая всегда его кормила, ласкала, как своего ребёнка.
Почувствовал, что сердце сильно застучало. Что за бумага, на которой написано «Азерин анасы»? И как она сюда попала? На самом деле Азер – это тот Азер, а мама его – та самая тётя Сельфиназ?
Лариса отобрала бумагу у Коли и сама попыталась прочесть:
– А-зе-рин а-на-сы Сель-фи-наз…
Сто процентов это были они…
На миг остолбенел. Как будто все мускулы стали неподвижными, кровь застыла в жилах, сердце перестало биться.
Лариса перестала читать. Она говорила ему что-то, кажется, даже хотела выбросить эту бумагу как ненужную. Хотел протянуть руку, чтобы взять у Ларисы листок. Но руки не двигались. Значит, можно впасть и в такое состояние. Находишь затерянный когда-то любимый предмет – былые раны снова начинают ныть, или на месте давно вырубленного дерева через несколько лет увидишь новые побеги.
Спустя некоторое время он всё-таки смог, не скрывая волнения, дрожащими руками взять бумагу у супруги.
Для матери Азера, тёти Селъфиназ, – шерстяной платок.
Для отца Азера, дяди Бабура, – солнечные очки.
Азеру – рубашку сорокового размера.
Прослезился уже на первых строчках. Когда-то эти люди были ему самыми близкими, а потом он про них жестоко забыл, а теперь забытые человеческие лица стали перед его взором.
Московский шоколад – матери Наума, тёте Лизе. «Мишка косолапый» или «Белочка».
Для отца Наума, дяди Якова, – книгу про альпинизм.
Много марок для коллекции Наума.
Для матери Инама, тёти Заррин… (Буквы в местах сгиба бумаги стёрлись, читать было затруднительно. Начальная буква «К», слог «ква» и слово «духи» в конце записки позволяли предполагать, что речь шла о духах «Красная Москва», модных в те времена. По идеологическим соображениям французские духи, как атрибут капиталистического быта, были недоступны.)
Для отца Инама, дяди Рахмана, – блок сигарет.
Для Инама – красивую зажигалку.
Для матери – большую чашку.
Для отца – шапку-ушанку.
Мишку – для Арзу.
Под конец нервы не выдержали, начал плакать. Всё это было написано ровно девятнадцать лет назад. Ровно девятнадцать лет назад, когда Мардан уезжал в Москву к дядям, он со своими друзьями и их родителями составил этот список, чтобы он на обратном пути привёз всё, что было в нём написано, и всех обрадовал. А Арзу – имя девушки, которую он любил. Его первая любовь.
Они, живущие во дворах Кубинки в Баку, все четверо друзей, в этот день – шестнадцатого февраля – последний раз были вместе.
Четверо неразлучных друзей, и у каждого на правой руке была татуировка «АМИН», составленная из заглавных букв их имён.
Была горячая пора Карабахской войны. Все четверо готовились отправиться на фронт. Несмотря на то что у них была отсрочка от армии из-за учёбы в высшем учебном заведении, и Наум, и Азер вместе с ним и Инамом решили пойти на фронт. Вдруг Мардан захотел на одну неделю съездить в Москву к дядям, чтобы погулять, увидеть мир, прелести жизни молодой, и затем вернуться и отправиться на войну. Младший из его дядей был молод, каждый раз, когда приезжал из Москвы, с таким азартом рассказывал о ночной жизни столицы, о любовных приключениях, что грешно было не поехать. Дома Мардан рассказал родителям и друзьям о своей задумке (вполне естественно, что он им не раскрыл своих намерений, не сказал, зачем едет в Москву, о той соблазнительной и развесёлой московской жизни, которая так его манила; сделал вид, будто просто хочет исполнить свою детскую мечту – увидеть Красную площадь и Кремль). Составили список подарков.
Накануне не было возможности выехать из страны: объявили мобилизацию. Вокзалы и аэропорт находились под наблюдением и контролем. Удалось найти проводника вагона и за отдельную плату выехать в Москву. У него было твёрдое решение обязательно вернуться, вместе с друзьями воевать против армянских оккупантов, которые начали войну и захватили родные земли. Всего через неделю он обо всём забыл. Как только появились деньги, как только начал наслаждаться жизнью в компании светловолосых девушек, мысль вернуться в Баку, пожертвовать собой на войне стала пугать его всё больше. И дяди советовали не ехать, пока всё не утихомирится, и он не стал возвращаться. С 1993 года по сей день, до лета 2012 года, его нога не ступала на родную землю.
Прошло время, стало известно, что друзья погибли на фронте. Даже тогда у него не хватило смелости поехать на их похороны. Думал, что к нему будут относиться как к дезертиру или его арестуют, а даже если не арестуют, то как он будет смотреть в глаза друзьям и знакомым? А потом женился. К Москве ещё больше привязался. Решение о том, что сегодня или завтра поедет навестить могилы друзей, встретиться с родителями, всё откладывалось на потом. Несколько раз родители просили, чтобы он приехал, а то они по нему очень соскучились. Однажды решил, что обязательно вернётся, но один знакомый сказал, что в Баку военные завели на него дело, если вернётся, сто процентов посадят в тюрьму. В другой раз тёща вмешалась, сказала, что в такое время нельзя оставлять бизнес не то что на два дня – даже на два часа, иначе всё пойдёт прахом. А в следующий раз не мог оторваться от новорождённой дочки Светланы, от любимой Ларисы, от домашнего уюта…
В 2002 году мать скончалась после тяжёлой болезни, так и не увидев единственного сына. Обиделась несчастная женщина. В те времена связь между ними была прервана на долгие годы. Тогда ему слишком поздно сообщили, уже и сороковой день прошёл после смерти. Так как не было никаких контактов с дядями, с азербайджанцами, которые жили в Москве, с отцом и другими родственниками, о смерти матери узнал слишком поздно. (Потом как бы сам себя утешал, что, если бы узнал вовремя, обязательно присутствовал бы на похоронах матери и навестил могилы друзей.)
Очередная неприятная новость не заставила себя долго ждать. Позвонил брат отца и сообщил: «Твой отец умер, приезжай, бестолковый сын»…
– Отец, что здесь написано, почему нам не хочешь сказать? – спрашивал Коля.
А Света сказала:
– Отец, ваши тоже пишут, как наши, буквы-то одинаковые.
Лариса в панике посмотрела ему в глаза:
– Мардан, ты что, плачешь?
Наконец он дрожащим голосом рассказал историю о том, как эта бумага появилась. Сказал, что в неоплатном долгу перед матерью, отцом, друзьями. Опять разрыдался.
Лариса хотела его утешить:
– Зачем ты мучаешь себя, эти дни остались в прошлом, а человек не должен жить только прошлым.
Она эти слова выложила без всяких эмоций.
Когда они только поженились, Мардан часто вспоминал Баку, свою семью, иногда, особенно когда бывал пьяным, плакал, рыдал, скучал, во сне кричал, просыпался весь мокрый от пота. Тогда Лариса старалась его успокоить, напоминала о том, как у его друзей сложилась жизнь, и о том, что человек живёт один раз, и уже только поэтому у него есть право на жизнь, и отнять у него жизнь никто не имеет права, это преступление. Радуйся, что ты жив, что у тебя есть семья, любящая жена, дети. Всё это твоё прошлое, а человек не должен жить прошлым. Все её слова, даже тембр голоса, особое ударение, с того времени как были сказаны, так до сегодняшнего дня и остались в его памяти.
Для матери – большую чашку. Для отца – шапку-ушанку.
Он этот лист бумаги прижал к груди, как самое сокровенное, потом понюхал. Из прошлого, из бесследно исчезнувшего отрезка времени дошёл этот листок. Вот что значит память предметов – не такая короткая, как память человеческая. Человеческая память как тихое дуновение, а эта – как буря, ураган, бушуя, всё сметает, разрушает на своём пути…
Никогда не забудет. Был слишком холодный день. На улице шёл мокрый снег. Мать простудилась, хворала немного, сидела возле печки-буржуйки. «Пусть и кости немного согреются», – сказала и грелась. На вопрос Мардана: «Что тебе из Москвы привезти?» – долго собиралась ответить, но не смогла. Она не хотела единственного сына, которому всего-навсего восемнадцать лет, с бухты-барахты отправлять в далёкую Москву. Это для неё было слишком мучительно. Она очень волновалась, никак не могла успокоиться. Только когда отец сказал: «Он же мужчина, пусть поедет, погуляет, развеется. Отправка на фронт не такое лёгкое дело. Напряжение слишком большое», она успокоилась. Вот тогда мать, узнав, что его отправляют на фронт, от волнения уронила чашку, из которой пила чай, и поэтому попросила, чтобы он ей из Москвы привёз новую. Мать любила чай пить. И чашка у неё была большая. С одной карамелькой она с особым удовольствием пила и пила чай, утоляя жажду.
А отец сразу шапку-ушанку заказал. Почему-то в последние годы зимы казались ему холодными, и потому он боялся обморозить уши. Холод его всегда настигал через уши. И цвет шапки долго обсуждали. Отец хотел, чтоб был чёрный, только на чёрном цвете настаивал, а мать, так как была верующей, сказала: «Первый подарок сына, чёрный цвет приносит чёрные дни, пусть будет серым или тёмно-синим, короче, чтоб был какого-нибудь мужского цвета» – и этим поставила точку на выборе цвета.
Вероятнее всего, на первой неделе, бедные, с нетерпением ждали возвращения сына, когда он привезёт обещанные заказы. Через неделю мать позвонила своим братьям и выразила обеспокоенность по поводу сына. Старший дядя ответил: «Ещё месяц будет со мной, – может, и там всё наладится, не попадёт в мясорубку войны». Он этим отложил на потом их встречу с сыном со всякими подарками, и ожидание растянулось на долгие годы.
В последующие месяцы, годы его возвращение всё откладывалось, и, вероятнее всего, и чашка стала меньше размером, и шапка-ушанка. А может, у чашки ручка отлетела, а у шапки – уши; может, когда они умирали, от чашки какие-то осколки, а от шапки какие-то совсем маленькие кусочки остались в их воображении. А может, несчастные родители на последнем вздохе, воображая непутёвого сына, видели только лицо восемнадцатилетнего юноши, и эти осколки и куски вокруг них вертелись…
Ещё сильнее зарыдал. Ни жена, ни дети не в состоянии были его утешить. Москва, Митино, эта квартира как будто превратились в клетку, душе хотелось отсюда вырваться, освободиться…
Глава 3
Плевал я на тебя, жизнь! Человеку даёшь шанс на жизнь, обещаешь счастье, а потом не позволяешь от тоски и мучений свободно, открыто смотреть на мир. Сколько мучений и страданий, сколько боли приносишь! На каждом шагу несправедливость, неправда, трудности, потери близких, выжимаешь весь сок из этого несчастного.
До чего ты грубая, бездушная, ты издеваешься над чувствами людей, как безжалостно давишь, душишь, убиваешь их! Ты самый безжалостный убийца…
На следующий день его намерение ехать в Баку Лариса встретила в штыки:
– Что, с печки упал? Квартира освобождена, все вещи собраны, в суматохе переезда что за чушь несёшь?
За ней Коля и Света начали шептаться между собой.
– Мы не можем отпустить так далеко от себя любимого отца, – сказали с обидой.
Но всё это на него не подействовало. До сих пор Лариса у своего мужа такого упорства и твёрдости не встречала. С первого знакомства, если Мардан поднимал шумиху и скандал, когда Лариса с однокурсниками, друзьями где-то собирались для приятного времяпрепровождения, она быстро успокаивала его волшебными словами: «Любимый, я же не могу без друзей, зачем ты беспокоишься, любящая и на том конце света будет верна своей любви, а кто не любит – хоть в доме запирай, всё равно изменит». Она, как и её мама, такими профилософскими высказываниями уговаривала Мардана даже в таких, казалось бы, безвыходных ситуациях. Но в этот раз Мардан был совсем другим, даже лицо стало ещё смуглее, со вчерашнего дня ничего не ел, не пил, до утра не спал, стал совсем неузнаваемым.
Лариса разозлилась так, что весь свой гнев вылила на невоспитанного сына, нашедшего эту «проклятую бумагу». Сын заплакал. Но и это ничуть не смягчило сердце Мардана. Когда Лариса поняла, что мужа ничем не угомонить, попробовала последний способ – вся в слезах, позвонила матери, рассказала о случившемся. Анастасия Сергеевна спокойным тоном успокаивала дочь, говорила, что Мардан ошибается и она ему всё объяснит. Сказала и тут же пожалела, что сказала. Мардан ей такое лицо показал – она в жизни не видела такой гримасы. Не привыкшая к грубости, всегда и везде пользующаяся уважением, женщина растерялась и была вынуждена напомнить Мардану о его прошлом на Черкизовском рынке, о том, как он там почти полуголодный ходил.
– Я из тебя мужчину сделала, – упрекнула она.
Мардан огнём пламенным дышал. Он не был похож на прежнего спокойного, безобидного человека. Ты смотри, что за дела! Даже когда родители умерли, его смогли уговорить, чтобы не ездил в Баку, а из-за какого-то куска бумаги он повернулся на сто восемьдесят градусов. Как так может случиться, ума не приложу. Тёща даже подумала, что его, может, какие-то другие причины в Баку тянут. Она свои последние слова сказала в гневе:
– Если уедешь, больше не возвращайся! Свою жену и детей больше не увидишь!
Мардан спокойно ответил:
– Решение окончательное. Поеду.
С собой ничего не взял, даже дополнительной одежды на всякий случай. Только кредитную карту, документы – и ещё тот лист бумаги. И всё, вот и весь его багаж. Торопясь, вышел из дома, зашёл в торговый центр «Митино», достал список, начал покупать то, что было написано на бумаге. Откуда у него такое решение появилось, теперь и не помнит. Может, вчера, когда у Ларисы листок забрал или когда о своём намерении ей сообщил и заказал авиабилет? Или когда ночь напролёт ласкал эту бумагу на груди как память о прошлом? Или же когда сегодня утром поспорил с Ларисой и Анастасией Сергеевной? А может, когда вышел из дома, или когда проезжал мимо торгового центра на такси, или когда таксисту сказал, чтобы тот его подождал…
Через девятнадцать лет приобретение всего, что было в этом списке, разве не сумасшествие? И друзья, и родители давно покинули этот мир. Значит, из двенадцати человек пятеро эти подарки больше не ждут.
Кто знает, есть кто в живых из родителей его друзей или нет? А Арзу нынче замужем, вероятнее всего, у неё дети, семья, и плюшевый мишка ей ни к чему.
Вот в чём была истина, в чём была правда. Но была ещё одна правда. И эта правда преобладала над всеми другими правдами, какими бы они ни были. Мардан был должником перед этими двенадцатью людьми, указанными в списке. Перед живыми и перед памятью ушедших из жизни. Что теперь он им скажет, как он им в глаза будет смотреть, как он поднимет голову перед ними? Купить всё, что было написано в этом списке, отвезти, положить на могилу усопших, а живым так из рук в руки отдать – всё это не могло оправдать его перед этими людьми. А как выходить из этого долгового положения, он и сам не знал. Только было ясно, что если он это сделает, то точно почувствует некоторое облегчение.