На свои круги

Монахиня проверяла кровати, подушки, Что-то ворчала под нос, но Ания не слушала её. Всё равно место для постоялого двора выбрано удачно. Рядом деревня, мычат коровы и поют петухи, слуги внизу рассёдлывали лошадей постояльцев, уводили их в конюшню, служанка проносила вёдра с чистой водой, в лучах заходящего солнца грелась кошка. А яблонь, сколько было яблонь вокруг! Весь постоялый двор утопал в яблочных деревьях. Они были старыми, необрезанными, но ветки их клонились под тяжестью созревших яблок.

– Нынче хороший год на яблоки…

– А? Что? – Сестра Вэлл была занята совсем другим – разбирала вещи баронессы, отбирала то, что понадобится для сна, не слушала.

– Я говорю, урожайный год нынче на яблоки, – повторила Ания.

– На всё воля Божья. – Сестра Вэлл перекрестилась.

Скоро их позвали на ужин. Стол накрыли один на всех, только слуг покормили на кухне, а всю свиту и господ усадили за один стол.

Барон Дарнтский встретил Анию и снова поцеловал пальцы её ладони; на этот раз девушка не растерялась и сама подала ему руку. Усадили их рядом, и Ания почувствовала, что слышит только удары собственного сердца. Вряд ли она сможет нормально поужинать сегодня, вряд ли сможет хорошо выспаться после трудного дня. Что это с ней сегодня? Неужели этот молодой человек, барон Орвил Дарнтский, так влияет на неё, ведь она никогда не жаловалась на аппетит, на сон.

Молодёжь о чём-то разговаривала на другой стороне стола, все ужинали. Ания же смогла протолкнуть в себя только несколько глотков сильно разбавленного вина. Горничная раскладывала на столе мытые яблоки из большого бронзового таза, то тут, то там между тарелками и кубками. Кто-то из молодых людей Что-то сказал ей, и все рассмеялись.

Ания повернула голову и встретила прямой взгляд барона Орвила. Он что, всё это время смотрел на неё? Она отвернулась и опустила взгляд. Какой же он симпатичный, Боже! Целый день дороги никак не отразился на нём, тот же взгляд, та же угрюмая улыбка. Почему ты такой грустный? Почему?

– Вас нормально разместили? – спросил первым.

– Да, вполне… – Ания глянула ему в лицо.

– Постарайтесь выспаться, завтра мы проведём весь день до вечера в дороге, даже больше, чем сегодня. Это тяжело…

– Мы торопимся? – спросила сама.

– Вас уже ждут…

Ждут? Что он хотел этим сказать? Кто её ждёт? О чём он говорит?

Ания смутилась, не зная, что ответить, отпила пару глотков вина из кубка. Молодой человек выбрал яблоко на столе и принялся разрезать его ножом, прорезая острием зубчики. Ания следила за его руками. Наконец, он разделил яблоко на две зубчатые половинки. Так когда-то в далёком детстве делал отец Ании, она только сейчас вспомнила об этом, когда увидела, как это делает барон.

– Хотите яблоко? – предложил ей половинку.

– Спасибо. – Ания откусила кусочек ароматного яблока. Да! Как здорово! Какой же он…

– Нам добираться ещё пять дней. Это долго. Боюсь, вы устанете от дороги, поэтому старайтесь высыпаться по ночам. – Ания согласно кивнула, принимая его слова, шепнула:

– Надеюсь, мне дадут пару дней до свадьбы, привести себя в порядок?

Молодой человек перевёл на неё тёмные глаза.

– Надеюсь…

– А что, это зависит не от нас?

Он вдруг усмехнулся громко, будто она сказала великую глупость.

– От нас? – переспросил с ухмылкой. – Нет. От нас ничего не зависит, ни от вас, ни от меня.

– А от кого зависит?

– От кого? – опять переспросил. – От моего отца зависит, вот от кого. Захочет ли он дать два дня вам до свадьбы или нет, я не знаю.

– Всё зависит от него? – Ания нахмурилась, откусывая кусочек яблока.

– Конечно. Он же самый главный. Он же – жених…

Вот тут Ания обомлела от услышанного. Хорошо, что она уже успела проглотить кусочек яблока, иначе она бы подавилась.

Как?! Как это может быть? О чём он говорит?

– Жених – ваш отец? – прошептала еле-еле вопрос.

Орвил нахмуренно смотрел ей в лицо долгим взглядом, будто сам Что-то обдумывал, ответил вопросом на вопрос:

– А вы не знали?

Она отрицательно покачала головой, всё ещё не представляя для себя то, что узнала. Не может быть… Господи, этого не может быть…

Он вдруг понял всё и спросил сам:

– А вы, что же, думали, что вашим женихом буду я? – Ания посмотрела ему в глаза без ответа, и так всё было ясно. – Я? – Он усмехнулся, и Ания от этой усмешки отвернулась и закрыла глаза, претерпевая боль, словно из неё, из живой, вынимали сердце.

Дура… Какая же она дура! А она-то подумала, понадеялась, даже уже успела влюбиться в него…

А молодой барон продолжил:

– Конечно, я понимаю вас, я же тоже барон, как и мой отец, барон Дарнтский. Извините за эту путаницу. Епископу надо было послать вам письмо, чтобы вы знали обо всё заранее. Это он так решил, ваш опекун. – Он опять усмехнулся, и эти его насмешки буквально рвали душу молодой девушки на куски. – Ваш жених – барон Дарнт, но это не я, это мой отец. Я только сопровождаю вас, везу вас на свадьбу. Так уж получилось. Извините.

Ания поднялась на ноги, не глядя ни на кого, метнулась на второй этаж, не помнила, как преодолела лестницу, как рвала на груди шнуровку тесного платья. Слёзы боли и разочарования душили её.

Муж… Барон Дарнт… Отец… Отец этого Орвила… Сколько ж ему лет, если у него такой уже сын? Господи… Да что же это происходит?

Ей тут же захотелось обратно в монастырь, к сёстрам. Нет! Нет, я не хочу… Давясь слезами, Ания глянула в окно. Солнце уже зашло, в сумерках не видны стали ни яблони, ни яблоки. Она закрыла ставни, слёзы заливали глаза. Ничто не радовало её теперь, жизнь предстала вдруг в один миг в чёрном цвете. Молодая баронесса упала на постель, уткнулась лицом в подушку, шептала:

– Я не хочу… Я не хочу замуж за его отца… Я не хочу, Господи, пожалуйста, за что мне это? За что? О-о…

Она плакала, теряя силы от слёз, не понимая, что же делать теперь ей, как быть.

Глава 3

Он очнулся и сразу же ощутил боль, такую боль, что даже дышать больно было. Где он? Что случилось? Откуда эта боль? Попытался приподняться на локте, но от боли в груди накатила такая слабость, что он опять рухнул на подушку. Что это с ним? Что произошло? Он тяжело прикрыл глаза, хрипло дыша больной грудью. Что случилось? Где он? Кто он?..

От последнего вопроса он резко открыл глаза. В самом деле, он даже не мог вспомнить, кто он, как его зовут, что с ним случилось. От попытки вспомнить о себе хоть Что-то разболелась голова, накатила слабость. Как же так? Разве такое может быть? Как он может не помнить о себе ничего?

От бессилия, тщетности он застонал, и на этот звук к нему вышла девушка. Он смотрел на неё во все глаза, она казалась ему ангелом в сияющих одеждах, какой молодой и красивой она была. Осторожно присела рядом, заботливо коснулась горячего лба, поправила одеяло, ободряюще улыбнулась, шепнула:

– Вам нельзя двигаться, нельзя подниматься. Потерпите. Если хотите выздороветь, если хотите жить, то нельзя. Поверьте мне.

– Кто вы? – прошептал сухими губами.

– Я – Ллоис, я нашла вас и ухаживаю за вами.

– Где… где вы нашли меня?

– На опушке у леса… На вас, наверное, напали разбойники, вас ограбили и пытались убить. Вы разве не помните? – Он отрицательно покачал головой. – Вас ранили в спину, вы чуть не умерли… Я нашла вас совсем случайно, вернее, мне помогла моя собака, а сёстры уже помогли мне привезти вас сюда…

– Сюда?

– Вы в обители… Мы – бегинки…

Он прикрыл глаза, сохраняя в памяти её образ. Она молоденькая, ей от силы лет шестнадцать -семнадцать, небольше. Красивые серые глаза с длинными ресницами, тёмные брови, и светлые волосы из-под тёмного платка выбивались на шее, лбу, на висках. Какая же она хорошенькая!

Милая, милая девочка, ты спасла меня… Спасла мне жизнь…

Бегинки. Он что-то слышал о них, но никогда особо не задумывался. Это особые женские союзы, не монастыри, у них нет жёстких обетов и правил, как в орденах. Они мирские и занимаются обычно благочестивыми делами: ухаживанием за больными, помогают нищим и странникам, помогают брошенным детям, собирают оставшихся одинокими женщин и девушек. И он оказался среди них, среди бегинок.

– Что со мной? Серьёзно?

– Вас ранили в спину… Серьёзно. Если бы я не нашла вас так скоро, вы бы умерли. Вам повезло… – Она вздохнула, вспоминая те события, как испугалась сама.

– Сколько я уже у вас?

– Неделю…

– Неделю?

– И сейчас очнулись в первый раз, я молилась за вас… – Перекрестилась, шепнув молитву. – Если бы вы вспомнили о себе, мы постарались бы найти ваших родственников, за вас, наверное, сильно переживают…

– Я не помню, кто я… что случилось…

Она помолчала, закусила губу растерянно, шепнула:

– Совсем-совсем?

Он нахмурился, силясь вспомнить хоть Что-то, отвернулся, закрывая глаза. Девушка зашептала рядом:

– Не надо, не мучайте себя. Всё вспомнится потом, тогда, когда надо будет… Не надо. Сейчас вам лучше всего отдыхать… Я принесу вам попить, это травы с мёдом… Будет лучше, если вы заснёте… Моя мама говорила, сон – это лучшее из всех лекарств. Хорошо?

Она поднялась, и он, открыв глаза, следил за ней. Боялся, что она уйдёт, исчезнет, как наваждение, растает, как зыбкая дымка. Позвал:

– Ллоис? – Она обернулась, вскидывая тёмные брови. – Спасибо… – шепнул чуть слышно. – Вы только не бросайте меня, вы – мой ангел-хранитель…

Она засмеялась негромко, ответила:

– Конечно, я вас не брошу.

* * * * *

Ания молча смотрела из окна повозки на проплывающие мимо поля, на работающих крестьян. Некоторые из работников останавливались на дороге, снимали с плечей косы, грабли, кланялись проезжающей процессии господ. Кто-то обронил, проезжая мимо верхом, и Ания услышала, что это уже земли барона Дарнта. Как? Уже? Сердце учащённо забилось, стало трудно дышать. Говорили, дорога будет долгой, очень долгой, но нет, она пролетела так быстро.

Всё это время Ания думала, решала, как ей быть, что делать. И пришла к мысли, что должна не допустить этой свадьбы, должна поговорить со своим опекуном, со своим новоявленным женихом, и всё объяснить им. Не звери же они там, они должны её выслушать, должны пойти ей навстречу, должны её понять. Особенно епископ, он же её опекун, это он после смерти родителей отправил её в монастырь – так было проще всего. А сейчас он сам нашёл ей жениха, даже не посоветовавшись с ней! Так не должно быть! Она не должна молчать! И она не будет молчать!

Но добрались до замка они только к вечеру, уже после заката. Устав за этот день, Ания не успела даже толком рассмотреть всё, просто прошла за кастеляном в ту комнату, что ей указали, и только тут перевела дух. Служанки заносили вещи, а слуги – сундуки, опять недовольно охала старая монахиня, всё задавала какие-то вопросы, интересовалась ужином, растопят ли камин? Анию же интересовало совсем другое. Где её жених? Здесь ли епископ? Когда назначена свадьба? Но она не знала, кому могла бы задать эти вопросы.

Она только успела снять плащ и пригладила волосы, растрепавшиеся в дороге, как за ней явился слуга и попросил пройти за ним. Ания заметно растерялась в дороге, пока спускалась вниз по лестнице, пока обдумывала всё, что хотела сказать. Она оказалась в зале, где горел камин и всего несколько свечей. Здесь она увидела молодого барона Орвила и ещё одного человека, с которым разговаривал молодой человек, но как только Ания появилась, все посмотрели на неё.

От прямого взгляда незнакомого человека баронесса смутилась и опустила глаза, всё, что хотела сказать, тут же забылось где-то. Это что, он? Он, её жених? О, Боже…

Барон Дарнт подошёл к ней сам, причём Ания заметила, что он сильно хромал, и шёл, опираясь на трость. Встал напротив, рассматривая невесту долгим медленным взглядом. Ания осмелилась поднять глаза и посмотреть на него. Да, он уже был далеко не мальчик, вряд ли он подходил ей, как жених, он годился ей в отцы, а не в мужья. Пятый десяток, седые коротко стриженые волосы, гладко бритый подбородок. Его тёмные глаза смотрели настороженно, словно он ждал подвоха, выбирая товар на рынке. Такая же, как и у сына, угрюмая ухмылка на тонких губах, морщины на лбу, глубокие складки от носа шли до губ. Несмотря на хромоту, он не казался больным или дряхлым, сильная грудь, плечи выдавали скрытую силу недавнего воина. И, судя по всему, характер тоже был под стать. Такой не будет долго разговаривать или выслушивать, что не по его.

При взгляде на лицо барона Ания почувствовала, как обречённо опустились плечи. Он не будет её слушать, такой не пойдёт навстречу, и если он решил, то решил.

– Как вы доехали? – спросил негромко и властно.

– Нормально… – шепнула Ания, сморгнув устало.

– Мой сын сумел обеспечить вам хорошие условия в дороге?

Ания коротко глянула в лицо молодого барона Орвила, кивнула, отвечая:

– Да, спасибо.

– Как вас разместили сейчас?

– Хорошо.

– Отдыхайте, завтра я хочу поговорить с вами о предстоящей свадьбе. Всё уже готовится, скоро начнут прибывать гости. Я хочу, чтобы вы хорошо отдохнули и выглядели подобающе. Я понимаю, что вас привезли из монастыря, и воспитывались вы там же, но мне нужна жена, а не монашка. Понятно вам? – Он окинул медленным взглядом простое платье Ании и недовольно нахмурился. Снова глянул в лицо. – Спокойной ночи, миледи. – Глянул на сына. – Орвил, проводи госпожу баронессу до её комнаты, завтрак будет рано, долго ждать я не люблю.

Развернулся и ушёл, хромая. Молодые люди проводили его взглядами в спину, потом переглянулись.

– Это – ваш отец? – шепнула Ания.

– Да, барон Элвуд Дарнтский, ваш жених.

– О, Боже… – вырвалось невольно. Ания тяжело прикрыла глаза, отрешённо качая головой в бессилии. – Я не понимаю, кто это решил? Чья это была идея? Кто это придумал? Я не хочу замуж за вашего отца! Извините меня, конечно, но… – Она опять покачала головой в растерянности. Что за тон? Как он с ней разговаривает? Она ему ещё никто, а он уже командует и предъявляет претензии. Не нравится, что так одета, что воспитана в монастыре, ну так и не берите тогда в жёны, найдите другую!

– Вам не понравился мой отец? – Молодой барон взял подсвечник с горящей свечой, глянул в лицо невесты отца.

– Конечно же, нет! Вообще, я… – Но он перебил её, не дав договорить:

– Я – его сын. – Он словно напомнил ей, что он на его стороне, и не собирается слушать её. – После свадьбы мне что, называть вас «мамой»? – Усмехнулся.

И после этих слов Ания поняла, что в этом месте нет ни одного человека, кто бы постарался её понять, помочь ей. А ведь этот молодой барон понравился ей, она даже подумала, что влюбилась в него. И, осознав это всё, Ания почувствовала, как в горле опять запершило от подступающих слёз. Она еле-еле сдержалась, чтобы не расплакаться по дороге до своей комнаты, чтобы не показать свою слабость при нём, при сыне этого человека.

Да что же это такое? Почему она должна переживать это всё? Проплакала полночи и проснулась уставшей и разбитой вконец. Ну и что, ей всё равно, какой она предстанет перед ним, перед своим будущим мужем. Ей всё равно!

Глава 4

С каждым днём ему становилось лучше, он даже начал потихоньку подниматься, а ещё через несколько дней и ходить. Ллоис не отходила от него, как и обещала, выводила его на улицу и усаживала на осеннем солнце. Молодой человек набирался сил, но так и не мог вспомнить, кто он и как его зовут. Все попытки сестёр-бегинок разыскать хоть что-нибудь о пропавших в округе ни к чему не привели. Имя молодого человека было неизвестно, а искать хоть кого-то без имени – пустое дело.

С каждым днём, чем больше больной общался с молодой бегинкой Ллоис, тем больше замечал, какими долгими становятся его взгляды на лице девушки, как он любуется ею, как ждёт встреч с ней по утрам, с какой тоской ожидает расставаний, неизбежных в их случае.

Нет, бегинки, конечно же, не были монахинями, они не давали обетов и всегда могли вернуться к мирской жизни из своей обители. Но вряд ли Ллоис покинула бы своё братство, чтобы остаться с незнакомым молодым человеком, у которого даже нет имени. Кто он? Ремесленник или торговец? Из каких он земель? Что у него за семья? Чем он может зарабатывать себе на жизнь?

И молодой человек понимал, что он в обители лишь временно, как только ему станет лучше, он должен будет уйти. Ему спасли жизнь, дали приют и заботу, но нельзя постоянно пользоваться чужой добротой.

Он вздохнул, поправляя на себе тёплый плащ. Глаза следили за ребятнёй, играющей на лугу в мяч. Сюда, в обитель, привозили брошенных детей, или иногда матери оставляли своих детей на время, когда начиналась осенняя страда или надо было отлучиться на несколько дней в город или в далёкую деревню. Мальчишки пинали мяч, сшитый из кожи и набитый шерстью и опилками, кричали и смеялись. Осеннее солнце днями пригревало, а с деревьев сада летели жёлтые листья.

– Эрвин! Эрвин! Давай сюда!

– Лови! Лови! – кричали мальчишки друг другу.

Его словно подбросило, будто кто ударил по лицу.

Эрвин? Эрвин! Ну, конечно… От волнения даже в глазах помутилось, и сердце застучало тревожно, будто ещё миг – он вспомнит всё, что не помнил до этого. От напряжения разболелась голова. Нет! Всё пустое! Он сумел вспомнить лишь своё имя…

Приложив усилия, он смог подняться. «Надо сказать кому-то… Где ты, Ллоис? Ты должна знать, кто я… Ллоис…»

Сил хватило только на то, чтобы войти в церковь. Замер в дверях, обессилев на двух ступеньках. Сёстры заозирались на него. Шла служба, наверное, обедня…

Ллоис поспешила навстречу, поддерживая под плечо, не дала упасть, зашептала тревожно:

– Что вы делаете? Зачем вы ходите так далеко? Вам нельзя… Надо было дождаться меня, я бы помогла… Пойдёмте… Я помогу вам, я доведу вас до кровати… У вас жар! Что случилось? – Даже через ткань плаща и рубашку чуткие девичьи пальцы ощущали жар его тела, глаза смотрели с тревогой.

– Ллоис… я… я вспомнил… я смог…

– Что? – Тёмные брови от удивления вскинулись вверх, девушка смотрела с тревогой.

– Я вспомнил своё имя… вспомнил, как меня зовут… Я – Эрвин…

– И всё? – Она ждала продолжения.

– Да… – ответил он. – Я – Эрвин…

– Пойдёмте. – Она вывела его на улицу, прикрыв дверь церкви за собой. – Это хорошо. Память вернётся к вам, я же говорила. Только вы успокойтесь, не волнуйтесь так, всё будет хорошо…

– Я – Эрвин… Эрвин… – повторял он всю дорогу, даже тогда, когда Ллоис укладывала его в кровать, поила отваром малины и шалфея. Он всё никак не мог поверить, что ему Что-то удалось вспомнить, всё пробовал своё имя на вкус, всё хотел вспомнить ещё что-то, но ему не удавалось. Огромные глаза, испарина на лбу, и румянец на скулах выдавали его состояние, но он всё не сдавался. – Я – Эрвин…

Глава 5

Никто её даже слушать не стал. Епископ обещался приехать только на свадьбу, да и то, если сумеет вырваться, а барон Элвуд выслушал её, глядя неподвижным взглядом в лицо, не перебивал, а потом отрезал одной фразой:

– Готовься к свадьбе, дорогая.

О, от подобного обращения даже слабость навалилась. Она никому не нужна здесь, никого не волнует, что чувствует и думает она сама. А она-то верила, что здесь люди, а не звери, что её выслушают и попытаются помочь, а вышло…

На свадьбу съезжались гости, весь замок готовился к празднику, везде наводили порядок, сновали слуги, и только молодая баронесса смотрела на всё с больным сердцем. Нет. Она хотела всеми силами остановить это безумие, прекратить это всё, что творится вокруг. Но как? Как это можно было сделать силами одного человека, пусть, даже если это и невеста?

Лучше бы она не покидала своего монастыря, здесь же она была как в клетке, всюду чужие люди, чужие места, громада каменного замка, и поля, рощи, деревни, принадлежащие барону Элвуду. Неужели ей придётся смириться? Стать женой этого мрачного человека? Стать хозяйкой здесь?

По рождению она ничуть не ниже этого барона Элвуда, она тоже баронесса, правда, епископ очень удачно выбрал ей жениха. Она ещё не освободилась от власти своего опекуна-епископа, ей восемнадцать станет только в ноябре. Ещё бы два месяца, и его преосвященство не имел бы власти над ней, она сама бы решала свою судьбу. И никто не осудит властного опекуна. Он просто выгодно пристроил воспитанницу, нашёл ей партию, не бросать же восемнадцатилетнюю девочку одну. А так она уже замужем, судьба её решена, и епископу спокойно. Подумаешь там, что жених годится ей в отцы и имеет сына старше её по возрасту. Всё нормально. Сейчас часто подобное встретишь. Кто спрашивает мнения молодых невест? Кого интересует, что чувствуют дочери, когда отцы заключают династические союзы? Всем всё равно.

А у Ании нет родственников, кто бы заступился за неё, а сама она несовершеннолетняя. Никто не заступится за неё, никто не пожалеет. Ей придётся стать женой этого человека. Но как? Как?

От бессилия она роняла руки и поднимала глаза в молитве. Что можно иметь общего с этим человеком? Как можно позволять ему касаться себя, целовать? Как спать с ним в одной постели? Как терпеть его? А если он захочет детей? Он ведь для этого, наверное, и решил жениться на молодой девушке! О, Боже…

Она вспоминала лицо молодого барона Орвила. Кто-то же был его матерью, была какая-то женой этого человека, и, может быть, даже любила его по-своему. Он, вот, тоже прислал ей новое свадебное платье, украшения, хочет, чтобы новая молодая жена хорошо выглядела – как он сказал ей? – подобающе…

А если на венчании сказать, что я против свадьбы? Что не хочу замуж. Ведь спрашивают же невесту, согласна ли она выйти замуж за своего жениха?

Ания вздохнула. Она никогда так не сделает. Воспитанная в стенах монастыря, с двенадцати лет проживающая только там, вряд ли она сможет проявить такое непослушание. Да, в душе она вся кипит от возмущения, но приедет на венчание епископ, и она тут же покорно поцелует его руку и примет всё, что ей скажут. И пусть сейчас она плачет и страдает, и потом будет плакать и страдать не меньше, но всё равно покорно подчинится воле своего опекуна.

И они все об этом знают. Поэтому её и взяли из монастыря, поэтому и барон этот проклятый так и сказал ей: «Готовься к свадьбе, дорогая…» Анию аж передёрнуло от воспоминаний его голоса, его взгляда. «Дорогая…»

– Что с вами? – это спросил её молодой барон, видимо, заметивший её содрогание. – Замёрзли?

Ания посмотрела ему в лицо долгим взглядом, сама спросила:

– Что случилось с вашей матерью, с баронессой?

Они встретились на кухне. Ания пришла попить воды, а барон Орвил только что вернулся с прогулки верхом и кусочками хлеба кормил собаку, прибежавшую вместе с ним. Помолчал, будто решался, говорить ли, и Ания подумала, что уже не ответит ей.

– Она умерла два года назад. – Вздохнул. – Отец долго искал себе новую жену, – глянул в лицо Ании, – знаете, он выбрал вас из нескольких кандидатур.

– Да? – Она удивилась. – Это хорошо или плохо?

– Ну-у. – Он пожал плечами. – Смотря с какой стороны поглядеть.

– И что же определило выбор именно меня? – Ания недовольно выгнула губы. Лучше бы он её не выбрал, а оставил в покое. – Что, что я – баронесса? Что мне ещё нет восемнадцати? Или это настоял мой опекун?

Собака легла у ног хозяина, постукивала хвостом по кожаному сапогу барона.

– То, что вы из монастыря…

– Да? – Ания искренне удивилась. Вот уж точно новость. С чего бы это вдруг это было главным?

– Отец выбрал вас после того, как узнал, что вы пять лет не покидали монастыря.

– Почему?

Снова помолчал, поглядел на собаку, потом перевёл взгляд на лицо баронессы.

– Ему нужны наследники. – При этих словах Ания выдохнула с горькой усмешкой. – Он хочет, чтобы вы родили ему сына, наследника его земель и титула.

– Я? – Она бессильно покачала головой, а она-то, глупая, думала, что он стар и вряд ли на что-то ещё способен, и оставит её в покое после свадьбы. А он, оказывается, собрался рожать наследников. – Я – наследников? Какие наследники? О, Боже… А как же вы? Вы – старший сын и должны наследовать и земли, и титул отца. Разве нет?

Молодой барон усмехнулся.

– Знаете, может, я сейчас скажу откровение, да и не хотелось бы этого говорить, да уж ладно, всё равно проболтается кто-нибудь из слуг. Отец подозревал мою мать в измене… Он не хочет видеть во мне наследника. – От удивления Ания распахнула губы. – Даже не знаю, откуда он это взял, но он вбил себе это в голову – не выжечь и калёным железом. Так что…

– Мне очень жаль… – единственное, что нашлась ответить ему Ания.

– Да я-то что? Представьте, какой была жизнь моей матери в последние годы жизни… – Вздохнул.

– Представляю…

Только сейчас, может быть, Ания поняла, что этот молодой барон чем-то близок ей своей болью и одиночеством. А ведь она, в самом деле, успела заметить прохладное отношение барона к сыну, да и у того – к отцу. Они обоюдно друг друга не терпели.