– Что вы сделали с ним? – спросила первой, преодолев невыносимый ужас, разжала скованные оцепенением челюсти, но мысли о бароне Орвиле не давали ей покоя.
– За него переживаешь, да? – Барон оскалился зло. – Ну-ну, он тоже скулил, как побитая собака: «только её не трогайте…» – процитировал пискляво слова сына.
– Что вы сделали с ним? – Ания дёрнулась навстречу.
– А что делают с предателями, сама-то как думаешь?
Она молчала, хрипло дыша. О чём он говорит? Что делают с предателями? Нет! Он не посмеет!
– Вы… Вы не могли сделать этого… Вы не могли убить его! Нет! О чём вы говорите? Он же ваш сын!
– У меня больше нет сына.
Этот ответ ошеломил её. Нет! Не может быть!
Ания отбросила одеяла и на коленях подобралась к мужу навстречу, глядела снизу вверх со слезами в глазах, даже голос её дрожал, стал умоляющим.
– Милорд, умоляю вас, прошу вас, скажите, что с ним? Скажите, что он жив… прошу вас…
Барон рывком сократил разделяющее их расстояние, схватил жену за волосы и, намотав их на кулак, выкрутил так, что Ания изогнула шею, поднимая подбородок, скривилась с болью. Барон приблизил своё лицо к её лицу и шепнул:
– Что, переживаешь за своего любовничка?
– Мы не были любовниками… – ответила на выдохе.
Барон оттолкнул её от себя, и Ания упала на бок на мягкие одеяла.
– Ложь! Подлая, неприкрытая ложь! Вас застали вдвоём. Тебе ещё хватает совести отпираться.
Он уже был не тот, что был совсем недавно в комнате сына. Уверенный, отмеряющий каждое слово, глядящий с высоты.
– Я просто хотела попрощаться с вашим сыном. Я узнала, что он собрался уезжать…
– И ты пошла к нему почти в чём мать родила? «Дорогой, я пришла сказать тебе «до свидания». А заодно и зря время не потерять. Давай повозимся на постели, пока законный муж занят гостями». Так, да?
– Нет! Нет, милорд, о, Боже. Я никогда не изменяла вам, поверьте.
Барон только громко фыркнул, давая понять, что не верит ни единому слову. Ания снова спросила:
– Что вы сделали с ним, милорд? Скажите, умоляю вас.
– Я бы, на твоём месте, больше думал о себе, а не о нём. О нём уже думать нечего.
– Пожалуйста, – прошептала.
– На твоём месте, я бы подумал, как быстрее сдохнуть самой, потому что мне жена-шлюха не нужна. Ясно тебе?
Она глядела на него во все глаза. О чём он говорит? Спросила шёпотом:
– Вы хотите, чтобы я совершила самоубийство?
– Так ты избавишь меня от позора своей связи.
– Мне нечего стыдиться. Я ни в чём не виновата перед вами, я всего лишь поговорила со своим пасынком. Я никогда не наложу на себя руки…
Он смерил её долгим взглядом, взял вдруг за подбородок сильными цепкими пальцами и спросил:
– Никогда?
Ания судорожно сглотнула и попыталась вырваться из его рук, повела подбородком.
– Никогда.
Краем глаза заметила засохшую кровь на пальцах мужа и содрогнулась невольно. Чья это кровь? Он что, всё-таки убил его? Убил своего сына? Убил моего Орвила?
– Посмотрим…
Барон вырвал из-под неё одеяло, одно, потом второе. И Ания почувствовала, как холод пробрал её до костей. У неё болела голова, снова начался жар. Зачем он забирает её одеяла? Он хочет, чтобы она не перенесла болезни и умерла сама?
– Что вы делаете? Вы сошли с ума! Оставьте мне одеяла!
Но барон не слушал её. Ушёл, унеся с собой ворох тёплых одеял. За дверью прогремел засов. Её оставили здесь одну в холодной ночной комнате посреди января.
Ания расплакалась. Он сломает её, он не позволит ей жить после всего. Она легла на бок, натянув на колени подол ночной рубашки, закрыла глаза.
«Орвил? Где ты? Что этот зверь сделал с тобой? Я умираю… Я умираю здесь одна без тебя. Помолись за меня, как ты обещал мне. Помолись за меня».
_____________________
Ей снился сон. Она шла по заснеженной дороге ночью. Было холодно, а она в одной ночной рубашке, в деревянные башмаки набился снег, замёрзли ноги, руки, лицо. С тёмного неба ярко по-морозному светили звёзды, нигде вокруг даже не было слышно звуков жилья. Глухая тёмная ночь.
Ания не знала, куда и зачем идёт. Для чего всё. Просто шла, подчиняясь какому-то слепому желанию. Споткнувшись, она упала на колено и тут же проснулась. Холодно. Как же холодно. Подняла голову от подушки.
Начиналось утро, слабый свет пробивался в окно. Всё тело окоченело, болело горло, больно глотать, лоб горячий. Ания поднялась на локте и всё вспомнила. Орвил… Барон Элвуд… Он ушёл, бросив её больную без одеял. Он намекал ей совершить самоубийство, чтоб избавить его от позора. Она отказалась, и он решил довести её до смерти другим способом.
Вот гад!
Ания снова уткнулась лицом в подушку. Ну и пусть, пусть всё так и будет. Она не сможет перебороть свою болезнь и умрёт. Пусть. Он найдёт себе другую жену, и она, наконец-то, родит ему сына-наследника. Но память сама собой навела её на Орвила, она вспомнила его лицо и его слова: «Держитесь, не позволяйте ему сломать вас… Не болейте, берегите здоровье…» А она собралась умирать, смирилась со всем, что уготовил ей муж-тиран.
Ну уж нет!
Она резко поднялась на ноги. «Не дождётся! Он не дождётся от меня моей смерти!»
Ания нашла свой халат, надела его, потуже затянула мягкий пояс, на подлокотнике кресла нашла свои чулки, покопалась в сундуке и отыскала старые шерстяные носки. Они пропахли плесенью и кое-где уже протёрлись почти до дыр, но даже так в них будет теплее. На скамеечке для ног остался ещё с ночи лежать камзол барона Орвила, и как это его не унесли отсюда?
Ания надела на себя всё тёплое, что нашла и села на кровать. Если уже утро, то должны придти топить камин. Он что, даже в этом ей откажет? Может быть, её и кормить перестанут?
Она так и сидела. Замёрзнув, запустила руки в карманы камзола, принадлежавшего ещё вчера молодому барону. Нашла гвоздик, какими кузнецы прибивают подковы, когда куют лошадей, шерстяной шнурок, может быть, с рукава – на камзоле не было шнурка на правом рукаве, а на левом был, завязанный изящным бантиком. А самое главное, на дне кармана Ания нашла кусочек засушенного хлеба. Конечно, он же часто гулял со своей собакой и кормил её кусочками хлеба. Наверное, один такой кусочек он забыл, и тот успел засохнуть. Но это ничего.
Она раскрошила его и по кусочку съела, с трудом проглатывая больным горлом. «Я не сдамся. Я не сдамся тебе… Будь ты проклят, барон!»
С углов тянуло сквозняком. Если тут не затопят камин сегодня, то завтра Ания здесь уже замёрзнет. Свеча за ночь выгорела, через окно пробивался скудный свет. «Я одна здесь, совсем одна…» А что, если он вообще заморит её холодом и голодом насмерть? Он же безумен! Безумен…
– О, Боже… – прошептала.
Звякнул засов двери, вошла камеристка. Заметив Анию, подняла брови, удивившись.
– Вы уже не спите?
– Вам хватает совести приходить сюда? После того, что вы сделали…
– А что? – Женщина пожала плечами. – Я предупреждала вас, но вы же не слушали меня. А я знала, что вы встречаетесь, я даже видела, как вы обнимались на лестнице, ещё тогда, перед Рождеством. Но я никогда не успевала сообщить милорду, чтобы застать вас вовремя на месте преступления. Вы всё время так быстро разбегались, что я могла только сама застать вас. Но на этот раз мне удалось. Теперь вы не отвертитесь, теперь все знают о том, что вы – обманщица.
Ания долго молчала, стиснув зубы, как же хотелось ей вцепиться в это самодовольное лицо, но она пересилила себя и смогла спросить:
– Где сейчас барон Орвил?
– Откуда я знаю? Этого никто не знает. Я же ушла с вами вчера, а потом барон собрал всех слуг и горничных, кто хоть что-то знал об этом, и предупредил, чтоб все молчали. Даже если вы сейчас спросите хоть кого-то, все будут молчать. – Многозначительно повела плечом.
– Скажите мне, он хоть жив? Просто «да» или «нет»? Что вам стоит? Вы и так уничтожили меня…
– Я ничего не знаю.
– Неправда! Вы всё знаете! Вы всюду суёте свой нос!
– Я не знаю, но, даже если бы и знала, я всё равно не сказала бы вам ни слова.
– На вашей совести жизнь человека и, может быть, даже не одного… – прошептала потерянно.
– А у вас вообще нет совести. Вы предали своего супруга, вы предали брак, о какой совести можно говорить? – Ания усмехнулась, а камеристка продолжила: – Вы даже сейчас бесстыдно сидите в его одежде, тоскуете, поди, жалеете, что вышло не по-вашему.
– Бог накажет вас… – опять прошептала.
– Может быть, а вас уже наказал.
Ания помолчала, но потом всё же спросила:
– Где баронесса Дорг? Позовите её.
– Она не сможет прийти к вам, она занята. Сегодня утром барон попросил их покинуть Дарнт, и она, я думаю, сейчас собирает вещи. За вас некому заступиться, так что… – Пожала плечами.
– А вы зачем пришли?
Кора усмехнулась.
– Барон послал меня посмотреть, как вы?
– А-а, – Ания впервые улыбнулась сухо, – проверить, не сдохла ли я ещё здесь и не вздёрнулась ли на потолочной балке? Так, да? Так вот идите и передайте ему, что он не дождётся! Я не собираюсь умирать, он не дождётся! Слышите меня? Убирайтесь отсюда! – Она резко поднялась и пошла камеристке навстречу. – Не дождётесь моей смерти! Никогда! Никогда!
Камеристка шарахнулась от неё к двери.
– Вы сошли с ума!
– Убирайтесь!
За камеристкой закрылась дверь и засов. Ания снова осталась одна. «Не дождётесь! Не будет этого никогда! Будьте вы прокляты!»
Весь этот день она провела одна. К ней никто не приходил, никто так и не затопил камин, никто не принёс ей есть или пить, не приходил врач, все словно забыли о ней. К вечеру в комнате стало ещё холоднее. Ания весь день пила воду из кувшина для умывания и лежала на кровати, подтянув колени, молилась и проваливалась в сон без сновидений.
А вечером, уже в темноте, к ней пришёл барон Элвуд, разогнал полумрак единственной свечой в подсвечнике и долго рассматривал фигуру Ании, сидящей на кровати. Он видел и камзол сына, и румянец болезни на щеках, и упрямый взгляд серых глаз.
– Ты ещё не околела здесь?
– Не дождётесь… – прошептала.
Барон усмехнулся и понизил голос.
– А если я пошлю к тебе верного человека с петлёй, а утром ты удивишь всех своим самоубийством?
Краска отлила от её лица, Ания шепнула:
– Вы не посмеете…
– Почему?
– Я буду сопротивляться, вряд ли кто-то поверит, что это было самоубийство.
– Всё будет так, как я скажу, и все узнают именно то, что мне нужно.
Его голос был глухим и очень серьёзным. Ания почувствовала неожиданный страх. Он сделает это! Он способен! Его не остановила даже смерть сына, что уж говорить о ней, она ему вообще никто, просто ненавистная жена.
– Я не изменяла вам…
– Прекрати!
– С вашим сыном меня связывают только отношения дружбы и доверия. Поверьте мне. Вы делаете поспешные выводы. Я перед вами ни в чём не виновата.
– Поверь мне, смертью караются даже меньшие проступки.
– Смертью? Вы обещали мне монастырь…
– Если ты не родишь мне сына.
– Я не изменяла вам! – Ания повысила голос. – Кроме вас у меня никого не было! Поверьте мне! Я клянусь вам всеми святыми, Спасителем и его Матерью! Почему вы не хотите мне верить?
Барон улыбнулся медленно и ответил:
– Странно, и почему я не хочу тебе верить? Ни тебе, ни моему ублюдку-сыну… А он ещё выгораживал тебя, просил тебя не трогать, всю вину на себя брал, а ты…
– Что с ним? Скажите мне, умоляю вас! От вас же не убудет…
– Может быть, ты поторопишься встретиться с ним? А? Там… – Многозначительно вскинул тёмные брови.
– Нет! Вы не стали бы… Не может этого быть…
– Почему? Он меня предал, и ты меня предала, почему же?
– Я не предавала вас!
Барон промолчал и спросил:
– Ну что, мне посылать человека, чтобы он помог тебе увидеть любимого? Или ты всё сделаешь сама, как послушная жена?
Ания замерла. Голова работала в разы быстрее, ища выход, думая, что придумать сейчас, что сказать ему.
– Баронесса Марин всё знает… Она приходила ко мне на рассвете, я сказала ей, что вы собираетесь убить меня или принудить совершить самоубийство.
– Это – ложь. – Барон был спокоен на удивление.
– А вы проверьте! Напишите письмо в Дорг, и она всё подтвердит. Я сказала ей, что, если со мной что-нибудь случится, это будете вы, и она тут же напишет письмо епископу – моему опекуну. Вас будут судить, и тогда, уж точно, ваши земли и титул достанутся неизвестно кому. В вашей ситуации вы можете только требовать развода по причине измены, но епископ не даст вам его, потому что тогда ему придётся вернуть назад мои земли, что вы ему подарили за меня. – Что это нашло на неё? Она говорила так быстро и так на удивление серьёзно, что не поверить ей было невозможно.
Барон зло фыркнул, переступив на больной ноге. Правда ли то, что она говорит? Как это проверить? Баронесса Марин уже в Дорге, да и как спросить её об этом?
– Ты всё равно сдохнешь здесь сама… – прошептал свирепо ей в лицо, буравя ненавидящим взглядом.
– Посмотрим…
Он развернулся и ушёл, громко хлопнув дверью. Ания одержала маленькую победу. Барон вышел из себя, и это было видно по оставленной им свече, вряд ли бы он забыл про неё, если бы не был выбит из колеи.
Баронесса медленно легла на спину, глядя в сумрачный полог кровати перед собой.
«Орвил, где ты? Что они сделали с тобой? Я борюсь, ты слышишь меня? Я делаю так, как ты просил… Если ты жив, помолись за меня сегодня… А я помолюсь за тебя».
Часть 2
Глава 1
До Виланда он добирался несколько дней. Это был ближайший город к обители бегинок. Шёл пешком по заснеженной дороге, на ночлег останавливался в деревнях у дороги, просился в первый же крестьянский двор. Крестьяне пускали его в дом охотно, желая послушать новости от путника, идущего издалека. Что мог им рассказать Эрвин, сам-то ничего не знавший? Поэтому мало говорил и больше слушал, что ему рассказывали о делах в округе. Крестьяне были озабочены одним: не было бы войны, не подняли бы повинности из-за этого, не начались бы беспорядки и грабежи. Эрвин о войне ничего не знал, в обители об этом не говорили.
Оказывается, войну ожидают уже несколько лет. Но на этот раз, всё же, все были уверены, что избежать её не удастся. У графа Гавард всегда были сложные отношения с соседом – графом Мард, они воюют уже давно, воевали ещё их отцы и деды. Бывали перемирия, но конфликт вспыхивал опять. В прошлом году старый граф Гавард умер, скоро уже как год, и с его смертью закончится, скорее всего, короткий период перемирия, длившийся пять лет. Молодой граф-наследник недавно погиб, на смену ему пришёл другой родственник, а уж он-то доведёт худой мир до войны. Это точно.
Эрвин слушал рассуждения крестьян и хмурился. Война – это плохо. Это разорённые деревни и сожжённые поля, сколько погибнет людей, а сколько умрёт от голода и болезней. Женщины останутся вдовами, а дети – сиротами. Сразу же вспоминался вид обители, где скромно и бедно жили бегинки, еле-еле сводившие концы с концами. Там жили дети и женщины, и все уповали только на милость Господа и свой труд.
А если война? Все приходы, монастыри и обители затопят беженцы и брошенные в отчаянии женщины. Как можно допустить такое? Зачем нужна война?
Он думал о Ллоис, вспоминал её растерянный взгляд, когда прощался с ней, когда собрался уходить. «Бедная, бедная Ллоис. Моя Ллоис. Я вернусь к тебе, очень скоро вернусь. Вернусь…»
В Виланде он обходил весь квартал ремесленников мастера за мастером, заходил, показывал кожаные охотничьи перчатки и спрашивал, задавал вопросы о клейме мастера, пошившего их.
Но никто не мог ему помочь. Да, все соглашались, что это была авторская работа, но мастера, ставившего клеймом коронку, никто здесь, в Виланде, не знал.
Один старый мастер особенно долго рассматривал перчатки, выворачивал их старыми заскорузлыми пальцами, разглядывал швы, касался подушечками пальцев, будто через ощущения пытался понять неведомого мастера.
– Да, клеймо не знакомо мне. Никого здесь нет с такой печатью. Я бы знал. – Поднял глаза на Эрвина и протянул перчатки. – Знаете, молодой человек, может быть, этот мастер вообще не из города. Я знаю многих мастеров в округе, и в Солге, и в Архене. Нет таких печатей там.
– Кто это может быть?
– Ну, – он пожал плечами, – может быть, этот мастер вообще не живёт в городе. Может быть, он работает в каком-нибудь замке, ну, местный мастер, и шьёт он только для хозяина замка, мало шьёт. Поэтому никто не знает его клейма. Корона… – повторил задумчиво. – Корона похожа на графскую, посмотрите, какие зубчики. Может быть, этот мастер живёт в замке какого-нибудь графа и обслуживает людей там? Шьёт не на продажу, поэтому мало и только для своих, и его никто не знает. Я вот ничего не знаю про него, но мастер, должно быть, хороший, вещь пошита добротно и аккуратно, но рука мне не знакома. – Посмотрел в лицо Эрвина внимательным взглядом. – Вам зачем нужен этот мастер? Если что-то нужно, наши мастера сошьют вам не хуже, у нас знаете, какая хорошая кожа!
– Нет, спасибо, мне нужен именно этот человек.
– Ну, как хотите. – Мастер пожал плечами. – У нас, в Виланде, вы его не найдёте.
Мастер отвернулся, теряя интерес к посетителю, он не был заказчиком, и незачем на него время тратить. Эрвин вздохнул, запихивая перчатки за пазуху. Придётся искать дальше. Жаль. Как жаль.
* * * * *
Ания смотрела на горящие свечи у алтаря. Свет поблескивал на золотых окладах икон, на бронзовых и серебряных подсвечниках. Сёстры молились вокруг неё, святой отец вёл службу. Это был монастырь святой Анны, небольшая обитель к северу от Дарнта.
Уже месяц, как Ания была здесь. Целый месяц. Она смотрела на колеблющиеся язычки пламени и не видела его. Вспоминалось всё, что было в прошлом.
Она проболела в закрытой холодной комнате замка три дня. Всё это время жену барона не кормили и не топили камин. Потом приехал вызванный для её лечения монах из монастыря святого Луки. Он потребовал провести его к больной, но его выставили за дверь. Лекарь не промолчал, а обратился с жалобой к своему настоятелю. Уже потом Ания узнала, что и баронесса Марин из Дорга тоже не оставила всё просто так, она написала письмо епископу – опекуну Ании. Ему же пожаловался на неуважительное отношение и настоятель святого Луки за то, что выгнали лекаря из Дарнта, не показав больную баронессу.
К барону Элвуду пожаловал сам епископ. Это было спасение для больной Ании. Её тут же начали лечить и кормить, натопили камин. Пока епископ и барон приходили к единому мнению, Ания получала всю заботу и уход, приличествующий её положению.
Епископ, конечно же, не разрешил развода, он не нашёл доказательств измены. Ания всё отрицала, молодой барон Орвил бесследно пропал, а барон Элвуд только видел молодых людей рядом, но не застал их на месте преступления. В разводе было отказано.
Епископ согласился лишь на то, чтобы баронессу изолировали пока на время в монастыре, предложил подождать, пока не улягутся страсти. Можно было себе представить, как рвал и метал барон при этом. Да и Ания, мягко сказать, расстроилась, она сама ждала этого развода не меньше своего мужа. Но, может быть, барон всё же добьётся своего, вот уже целый месяц он не вспоминал о жене, и Ания надеялась, что не вспомнит и дальше.
Он был жестоким с ней. Он хотел убить её, но от бессилия, от тщетности желаний добиться своего, он перед самым отъездом Ании в монастырь явился к ней в комнату. Он избил и изнасиловал жену, как делал это много раз до этого, он проклинал её, он изливал на неё всю свою ненависть и злость. Таким Ания не видела его ещё ни разу.
Она перекрестилась и прошептала молитву. Боже упаси ещё хоть раз его увидеть таким. Слава Богу, что всё закончилось, слава Богу.
Ания вздохнула. Она всё выдержала, всё пережила, как обещала себе и молодому барону Орвилу. Как умоляла она своего мужа рассказать ей, что он сделал со своим сыном, скольких слуг пытала, но никто ничего не говорил госпоже. В душе она верила, что барону хватило ума и совести не лишать сына жизни. Каждый день перед сном она молилась за него, и эта молитва придавала ей сил, словно стала даже смыслом её жизни. На душе было горько и тоскливо.
Священник благословлял сестёр и послушниц, служба подходила к концу. Ания склонила голову, позволяя святому отцу осенить её крестом, и в этот момент всё поплыло у неё перед глазами, качнулись стены, горящие огоньки свечей. Монахини успели подхватить её под локти и усадили на скамью.
– Что случилось? Вам стало плохо? Надо показаться врачу. Как вы себя чувствуете?
Ания повела подбородком и несколько раз моргнула растерянно. Она и сама не знала, почему вдруг у неё закружилась голова.
– Всё нормально… – выдохнула.
– Врачу надо осмотреть вас. Мало ли что. Главное, чтобы не было эпидемии. Не дай Бог… – Старая монахиня перекрестилась, глядя строго карими глазами.
– Хорошо, я сделаю… – обещала Ания. Нет, это не болезнь, чувствовала она себя хорошо.
Все вернулись к службе. Ания долгим взглядом смотрела на фигуру Богоматери с младенцем. Не может быть, этого не может быть! Неожиданность догадки лишила её сил. Нет! Это неправда! Не может быть, чтобы сейчас. Через столько месяцев бесплодных попыток она не может понести именно сейчас! И от кого? От этого изверга! И это после того, что он с ней сделал!?
О, Боже… Нет! Только не это.
* * * * *
Эрвин обошёл ещё несколько мастерских, но везде ему говорили одно и то же. Мастер хороший, но незнакомый. Надо было идти дальше, может быть, в другой город. А кто сказал, что всё получится с первого раза?
Он зашёл на постоялый двор, заказал хлеба и сыра с собой в дорогу, вина, чтобы выпить тут. Денег у него с собой было немного. Посетителей не было, и Эрвин пристроился за пустым столом. Парень за стойкой не сводил с него удивлённого взгляда, и всё порывался спросить о чём-то. И даже потом, когда Эрвин уже ушёл за стол, всё продолжал высматривать его лицо в полумраке помещения. Эрвин даже смутился от такого интереса. Что это? Что-то не так? Чем это Эрвин так привлёк его? Может быть, он напоминает ему кого-то из знакомых?
В конце концов, парень не выдержал и сам подошёл, сел рядом и спросил:
– Вы местный?
Эрвин отрицательно дёрнул подбородком, сам ответил:
– Проездом, сегодня ухожу.
– Понятно. Вы простите меня за навязчивость. Просто вы очень напоминаете мне одного человека.
Эрвин насторожился и нахмурил брови, а что, если этот парень знал его на самом деле?
– Да? И кого же, если не секрет?
Парнишка наклонился поближе и понизил голос, хотя вокруг и так никого не было.
– Знаете, я раньше был слугой в Гаварде у местного графа… – примолк, но Эрвин ждал продолжения и спросил:
– И?
– Ну… Вот его вы мне и напоминаете…
– Графа? – переспросил Эрвин удивлённо и вдруг рассмеялся, каким нелепым показалось ему это сравнение. Парнишка растерялся и принялся тряпкой натирать деревянную столешницу.
– Простите. Наверное, мне показалось, знаете, что только не померещится. Дурак я, дурак, оно и так понятно. Его же, вроде как, похоронили уже…
– Кого? – Эрвин почувствовал, что уже стал уставать от этого докучливого парня с простым открытым лицом.
– Графа Эрвина… из Гаварда…
Вот тут-то Эрвин удивлённо обомлел, пытаясь что-то понять, снова переспросил:
– Как? Как ты его назвал?
– Граф Эрвин… А что?
– Меня тоже зовут Эрвин…
– Да? – парнишка оживился. – Ничего себе. Бывают же в жизни совпадения. Я ошибся, простите. Конечно, его же похоронили уже и давно, ещё осенью. Просто вы очень похожи. Богу было угодно сотворить вас таким же, как мой бывший господин.
– А почему ты здесь?
Парнишка вздохнул и помял тряпку, не зная, с чего начать.
– Я был слугой графа, я помогал ему одеваться, мыться… Когда привезли мёртвого графа, я помогал готовить его к похоронам. – Парень ещё больше наклонился к Эрвину и перешёл на шёпот; руки его, комкающие тряпку, заметно дрожали. – Мне кажется, что это был не он… Вместо графа мы похоронили другого человека.
– Как это? Ты что, не узнал его в лицо?
– У него не было лица…
– Это как? – Эрвин улыбался недоверчиво.
– Да, внешне он был похож… Цвет волос, рост… Но всё лицо у него было разбито. Ох, и досталось же ему, упокой Господи его душу… – Поспешно перекрестился. – Его ограбили и изуродовали. Его бы и родная мать не узнала, не то что…
Эрвин усмехнулся, а у самого по спине пробежал холодок.
– Но ты-то узнал? Почему ты подумал, что это не твой господин? – Улыбался сухо, глядя в лицо молодого человека.
– У него не было одного пальца на ноге, я заметил это, когда его одевали для похорон. – Опять перекрестился, видно, страху он натерпелся в своё время прилично. – А у господина Эрвина, у графа, увечий не было, я это знаю точно…