Брестский мир: ловушка Ленина для кайзеровской Германии

Введение

Как отечественная война превратилась в «империалистическую» и гражданскую?

Летом 1914 года вспыхнула война, по масштабам и числу жертв не имевшая прецедента в истории человечества – Первая мировая. Во многих странах Европы стоят памятники ее солдатам. В России же как-то не было принято вспоминать о ней. А если и вспоминали, то обычно в связи с другими событиями, наложившимися на нее – революцией 1917 года и гражданской войной. В памяти многих поколений наших соотечественников к этой войне оказался прочно приклеен ярлык «империалистической».

Между тем война 1914 года была поначалу воспринята в российском обществе как Отечественная. Вторая Отечественная война. Это в ее первые дни Николай Гумилев написал известные вдохновенные строки:

…И воистину светло и свято

Дело величавое войны.

Серафимы, ясны и крылаты,

За плечами воинов видны.

Тружеников, медленно идущих

На полях, омоченных в крови,

Подвиг сеющих и славу жнущих,

Ныне, Господи, благослови…

И пошел добровольцем на фронт.

«В грозный час испытаний да будут забыты внутренние распри. Да укрепится еще теснее единение Царя с Его народом и да отразит Россия, поднявшись как один человек, дерзкий натиск врага», – набатом разносились по России слова царского манифеста от 20 июля 1914 г.1, на следующий день после объявления Германией войны России.

Ведь никогда прежде, даже в приснопамятный год нашествия Наполеона, столь грозная и необоримая сила не надвигалась на Россию с Запада.

Призывные пункты в городах осаждались студентами и лицами интеллигентных профессий, имевшими бронь от службы в армии. Чиновники военного министерства Российской империи изумлялись: явка призывников превысила запланированную на 15%2! Дело в том, что, учитывая широко разлитые антиправительственные настроения в обществе, оборонное ведомство в своих расчетах исходило из ожидания большого некомплекта при проведении мобилизации.

Патриотические настроения даже перехлестнули через край. Толпы возбужденных подданных русского царя разгромили посольство Германии в Петербурге. Справедливости ради нужно отметить, что это произошло уже после отъезда германского посла и только после того, как культурные бюргеры едва не растерзали уезжающего русского посла на улицах Берлина. Сам Петербург из-за его «немецкого» названия был переименован на русский лад в Петроград.

На время проведения мобилизации был объявлен «сухой закон»: христолюбивому воинству подобало идти на поле брани с трезвыми помыслами и с молитвой в сердце…

Почему же спустя три года те же самые воины, все это время изумлявшие мир своими героическими подвигами, стали массами дезертировать с фронта? «Штык в землю!», «до нас, тамбовских (курских, рязанских) немец не дойдет!», – такие настроения стали преобладать у тех, кто совсем недавно был готов отдать свою жизнь за православную веру, царя и Отечество. Правда, царя не стало, вера поколебалась, но как быть с Отечеством, которое, как известно, не выбирают?…

Произошедшая с русским народом внешняя метаморфоза настолько поразила современников, что многие из них отказывались признавать в этом народе свою плоть от плоти и кровь от крови. «Какие мерзкие даже и по цвету лица, желтые и мышиные волосы! … Сколько лиц бледных, скуластых, с разительно асимметричными чертами среди этих красноармейцев и вообще среди русского простонародья – сколько их, этих атавистических особей», – таким виделся народ в эти «окаянные дни» писателю Ивану Бунину. Народ платил таким, как он, той же монетой, время от времени воплощая призывы «вспарывать животы буржуям» в конкретные действия…

Тем, кто ждет от автора чего-то вроде саги о гибели святой Руси от рук вражеских наймитов-большевиков, рекомендую закрыть книгу, ибо дальше их ждет разочарование. Точно также будут разочарованы и те, кто хотел бы в событиях 1917–1918 гг. видеть одно лишь справедливое восстание угнетенных против многовековой эксплуатации. Была и гибель ценностей, на которых столетиями зиждилась Россия. Было и восстание бедных классов населения – «кто был ничем», хотел «стать всем». Но самое главное в тех событиях – что Россия осталась жить. Что русский народ – главное действующее лицо нашей истории – отстоял и отстроил заново это государство. Это несмотря на то, что опасность, грозившая самому существованию России, была в те годы самой сильной в ХХ веке. Сильнее даже, чем в 1941–1942 гг.

Понимания этой сути происходившего не достает многим пишущим ныне о российской революции. Между тем именно это должно представляться самой главной загадкой – не то, как Россия в 1917–1918 гг. очутилась в пропасти, но то, как она выкарабкалась из нее. И не просто выкарабкалась, но и в течение ХХ века достигла небывалого прежде развития производительных сил, внутреннего благосостояния и внешнего могущества. Правда, современному читателю все эти эпитеты в отношении России могут казаться издевкой над ее нынешним положением. Но это быль, и лет 25–30 назад мало кто усомнился бы в справедливости вышеприведенной оценки.

Феномен России ХХ века невозможно понять, не уяснив феномена российской революции во всей его сложности и многообразии.

До сих пор именно революция 1917 года не позволяет многим, причем по разным основаниям, считать Первую мировую войну Отечественной для России. После 1945 года мы усвоили, что Отечественная война обязательно должна заканчиваться триумфальным вступлением наших войск в столицу поверженного противника. Но давайте представим на минуту, что в 1812 году русское воинство, изгнав Наполеона за пределы нашего Отечества, остановилось бы на границе (как и советовал мудрый старец Кутузов), а не погналось за ним дальше по всей Европе. Разве от этого война 1812 года перестала бы быть для нас Отечественной войной?!

Наши казаки еще напоят своих коней водами Шпрее и Голубого Дуная в 1945 году! Тогда же, в 1914–1918 гг., этот исторический момент оказался просто отсрочен. А то, что в итоге над рейхстагом взвилось не бело-сине-красное полотнище с двуглавым орлом, а красное знамя с серпом и молотом – не повод посыпать себе голову пеплом даже русскому монархисту, если он, прежде всего, русский патриот!

Да и верна ли та схема, в которой мы привыкли рассматривать события Первой мировой войны? Брестский мир, который назвали «похабным» сами же подписавшие его большевики, они же расценили как «революционный выход России из империалистической войны». Но так ли это на самом деле? Ведь с подписанием Брестского мира 3 марта 1918 г. война России с внешними врагами не закончилась! Сфера оккупации России войсками Германии и ее союзников продолжала расширяться вплоть до осени 1918 года. А зимой 1918/19 г. уже Красная армия шла на Запад, гоня перед собой разложившиеся германские войска! А интервенция в России ее бывших союзников по Антанте? Ведь это – тоже логическое продолжение Мировой войны, глобального геополитического противоборства! А война с Пилсудским – ставленником двух кайзеров (германского и австрийского)? Ведь он ставил целью завоевание Польшей Белоруссии и пол-Украины. Разве мы не вправе рассматривать эту войну как часть той же Отечественной? Она закончилась, таким образом, только осенью 1920 г., длившись в общей сложности шесть лет и три месяца.

Брестский мир считается кульминационным моментом, выразившим отношение пришедших к власти большевиков к национальным интересам России. Если судить по внешним формальным признакам, это отношение оказалось сугубо отрицательным. Россия потеряла значительную территорию и уплатила врагу крупную контрибуцию. Эти факты общеизвестны. Но достаточно ли их, чтобы делать вывод о враждебности политики большевиков интересам России, тем более – о «национальном предательстве» большевиков?

Часто повторяют пущенную кем-то фразу: «История не имеет сослагательного наклонения». Но никто так и не сумел пока убедительно объяснить: а почему, собственно?… Между тем, мы имеем мнения двух авторитетных представителей русской мысли, которые считали метод исторических альтернатив допустимым методом познания истории.

Александр Иванович Герцен в работе «О развитии революционных идей в России» (1851) писал: «Мы не видим причины, оставаясь в пределах свершившихся фактов, отбрасывать без рассмотрения все, что кажется нам правдоподобным … Ход истории далеко не так предопределен, как обычно думают»3. Василий Осипович Ключевский записал в дневник (25 февраля 1903): «Явления человеческого общежития регулируются законом достаточного основания, допускающим ход дел и так, и эдак, и по-третьему, т.е. случайно»4.

Метод исторических альтернатив позволяет объективно оценить, чтó на самом деле человечество выиграло и проиграло в результате тех или иных событий. Он не раз пригодится нам в этой книге. А сейчас позволительно задать вопрос критикам большевиков в связи с подписанием теми Брестского договора: какие у них были реальные альтернативы этому шагу?

Испокон веков повелось: страна, побежденная в войне, вынуждена заключать мир ценой уступок. Это аксиома. Точно также она верна для страны, действующая армия которой по каким-то причинам утратила боеспособность. В этих условиях продолжение войны может стать для страны более гибельным, чем заключение мира любой ценой. Ибо во втором случае страна теряет только часть территории и суверенитета. В первом же – теряет жизни людей, не спасая в конечном итоге территорию и суверенитет.

Суровые обличители большевиков в «национальном предательстве» исходят, очевидно, из того, что в 1918 году Русская армия, разложенная либеральными экспериментами Временного правительства, деморализованная раздававшимися с марта 1917 г. обещаниями скорого мира, могла продолжать войну. Такой взгляд трудно назвать мягче, чем слепым. Для человека, который попытается добросовестно вникнуть в обстановку того времени, не останется сомнений, что, если бы осенью 1917 года большевики не пришли к власти, любому российскому правительству на их месте тоже пришлось бы заключать «похабный» мир с врагом.

Эти же обличители, вероятно, считают, что если бы Россия каким-то образом удержалась в числе формально воюющих стран до победы союзников, последние допустили бы Россию к участию в мирной конференции в качестве полноправной победительницы и удовлетворили все ее притязания. Анализ всей политики держав Антанты по отношению к России в 1914–1919 гг. не позволяет этого предполагать. Позиции государств на послевоенной конференции определялись их реальным соотношением сил. Ослабленная Россия была бы допущена к «пиру победителей» в лучшем случае на правах третьестепенного члена Антанты – как Китай, Португалия или Греция (ниже даже, чем Сербия и Румыния, не говоря уже об Италии и Японии!).

Не принято предварять книгу какими-то определенными выводами. Обычно они следует в конце как итог рассуждений. Однако про Брестский мир сложено столько историографических мифов, высказано столько предвзятых мнений, что необходимо уже в самом начале внести ясность по ряду вопросов.

Во-первых, действие Брестского мира оказалось крайне ограниченным во времени и не имело далеко идущих геополитических последствий для России. 11 ноября 1918 года Германия, в которой разразилась революция, подписала капитуляцию на Западном фронте, а 13 ноября, всего через восемь месяцев после заключения Брестского договора, ВЦИК5 Советов аннулировал его действие. В результате событий гражданской войны и иностранной интервенции 1918–1920 гг. Россия утратила часть территорий на западе. Но эти территории достались отнюдь не Германии и ее прежним союзникам, а новым независимым государствам, образовавшимся на окраинах Российской империи с помощью держав Антанты, то есть бывших союзников России.

Во-вторых, Советская Россия не соблюдала ряд существенных положений Брестского договора. Прежде всего, это относится к обязательству провести полную демобилизацию своих вооруженных сил, установленному 5-й статьей Брестского договора. Понятно, что Германия смотрела сквозь пальцы на существование Красной армии, так как последняя в каком-то смысле служила буфером на Востоке между Германией и интервенционистскими войсками Антанты в России. Тем не менее, это было серьезным отступлением от буквы мирного соглашения. Точно также Советская Россия очевидно для всех нарушала 2-ю статью Брестского договора, запрещавшую сторонам вести всякую агитацию и пропаганду друг против друга. Большевики ни на одну секунду не отказывались от намерения разжечь пламя революции в Германии, в чем и преуспели. В нарушении Брестского договора в указанном смысле публично признавался сам Ленин6.

В-третьих, Брестский договор провозглашал отказ от всяких контрибуций и репараций (статья 9 договора). Контрибуция явилась следствием новых политических условий, возникших летом 1918 г. и вынудивших Советскую Россию срочно предотвращать угрозу германского вторжения. Таким предотвращением и стало соглашение о контрибуции. В счет ее большевики, однако, до падения кайзеровского режима в Германии, успели выплатить лишь незначительную часть. Подробнее этот вопрос будет освещен в соответствующем месте книги.

С началом Первой мировой войны Ленин призывал рабочих и солдат превратить войну «империалистическую» в войну гражданскую. Это тоже якобы «уличает» вождя большевиков в «национальной измене». Однако давайте сразу учтем то, что он призывал к этому рабочих и солдат не одной лишь России, но всех воевавших стран. А его прогноз о том, что мировая война будет иметь своим весьма вероятным следствием гражданскую войну в России, как мы увидим, в своих важнейших чертах не отличался от предсказания такого консервативного политического деятеля, как бывший царский министр Петр Николаевич Дурново! Однако пока никто не додумался обвинять задним числом в государственной измене П. Н. Дурново.

Вообще же, в том, что касается девальвации в массе русского народа в 1917 году патриотических ценностей, необходимо иметь ввиду два важных момента. Первый – в сознании элитных групп российского общества эти ценности были девальвированы ничуть не меньше. Свидетельств этому читатель найдет достаточно на страницах этой книги. Второй – в том, что российская элита (как власть предержащие слуги государевы, так и либеральные «властители дум») за три года так и не сумела внушить своему народу сознание патриотического характера войны, виновата лишь сама эта элита и никто кроме нее.

Первая мировая война стала серьезным испытанием старой российской элиты на соответствие национальным задачам. И она, элита, этот исторический экзамен с треском провалила.

Этот очевиднейший факт, который, можно сказать, вопиет о себе буквально в каждом событии Первой мировой войны, связанном с Россией, должно делать отправной точкой всех исследований и рассуждений о данной эпохе. Иначе приступать к ее изучению нет никакого смысла – понять в ней что-либо будет решительно невозможно.

Глава первая

Россия в великой войне