Журавли

© Полонянкин И. Ф., 2021

Пролог

Я пришел в себя, осмотрелся. Ровный и мощный звук мотора радовал слух и обеспечивал уверенность в полёте. Местность внизу была незнакомой, по времени мой полёт продолжался, вероятно, около пятидесяти минут. Начал ориентироваться на местности, определил своё место расположения и, поняв, что лечу по большому кругу, резко сменил курс, натянув левую клеванту, направился по прямой к площадке приземления. Вскоре увидел свою машину с прицепом, около неё людей, которые в полном составе прыгали, двигались и требовательно подавали мне сигнал о посадке. Я понял, что они на какое-то время теряли меня из вида, и смело пошёл на посадку. Приземлился, как всегда, неаккуратно и почти аварийно, но без последствий для своего здоровья и состояния паралёта. Да, надо будет серьёзно изучить технику посадки, чтобы не пугать присутствующих на земле своим приземлением.

Подошёл Александр, помог собрать и уложить купол в переносную сумку. А я поплёлся к стоянке за автомашиной, понимая, что сейчас услышу от женщин массу не совсем ласковых приветствий и претензий.

Стойко перенеся все нападки и добравшись до дома, до своего кабинета, я наконец-то уединился и предался размышлениям о произошедшей встрече в облаке. Это событие держало меня в напряжении остаток выходного дня и не даёт избавиться от определенных эмоций до настоящего времени.

В понедельник, как обычно, проснулся, помолился и занялся медитацией. Но стоило только расслабиться, как снова мгновенно оказался в роли стороннего наблюдателя жизненных ситуаций моих предков, свидетелем их непростой жизни. И эта история повторяется ежедневно. Кто-то настойчиво продолжал влиять на меня, подталкивал к компьютеру, соблазняя тщеславными мыслями и пугая пандемическими новостями. Я поддался этому напору, зарегистрировался на некоторых литературных сайтах, начал проверять свои литературные способности к поэзии и прозе. Но, через некоторое время, поняв, что литературным талантом особо не отличаюсь от среднестатистического представителя людской массы, охладел и решил оставить новое увлечение, однако не тут-то было. Неведомая сила влечёт в кабинет, к компьютеру, и требует упражняться в поэзии и прозе, литературно оформлять представленные истории.

Я сдался и теперь прилежно, как старательный ученик, почти ежедневно записываю жизненные истории моих далеких предков. Я попал в рабство своих собственных желаний и медитационных иллюзий и уже посчитал: для того чтобы выбраться на свободу, придется пройтись по жизни нескольких поколений моих предков или более трёх столетий. Сложная задача, но иного пути у меня нет.

Пролетело более десятка лет после того, как Охотка и его сестры остались без родителей. У Охотки была уже своя семья, свои дети, но он постоянно интересовался жизнью младших сестёр, заботился о них и оберегал. Его сестры проживали в городе, в родительском доме, их содержанием и воспитанием занимались названые родители, дядя и тётя – Боженко и Соболка, которые давно считали Охотку и его младших сестёр Любаву, Субботку и Милашку своими детьми. Сестры, повзрослевшие красавицы, все похожие на свою мать Голубу, расцвели и заневестились, женихи не давали им прохода. Через некоторое время старшая сестра Любава не устояла, нашла себе достойную пару и создала свою семью. Ее мужем стал избранник с детства – мальчик Дружка, сын Дороши, который со временем стал Дружиной, крепким молодым, везучим и оборотистым купцом. Он все свои торговые дела согласовывал с отцом Дорошей и дядей Тихомиром. Этот весельчак и отчаянный парень год от года увеличивал семейные и личные капиталы, торговал мехом, различными украшениями и безделушками, которые украшали жизнь состоятельных семей и женщин. При закупке меха он нередко уезжал зимой в ближние и дальние леса на недели и месяцы. Купцы уважали его, а охотники любили за весёлый нрав, бесстрашие, честность, справедливость и порой отдавали ему товар в полцены с договоренностью оставшуюся часть платы получить позднее, в последующие годы. Младшие сестренки Охотки, погодки: белая, как молоко, Субботка и тёмная, как смоль, Милашка, обе улыбчивые, красивые, озорные, добрые и весёлые, со временем стали неотличимы друг от друга, если бы не цвет волос. Когда они выходили с родными в общество на гуляния или на воскресную молитву в церковь, их постоянно, как бы ненароком, сопровождала стайка парней с надеждой обратить на себя внимание. Но Охотке уже было известно, кому они отдают предпочтение, и он одобрял их выбор.

Тихомир, тесть Охотки, стал авторитетным и известным купцом в их краях. Он занимался торговлей с европейскими государствами, имел соответствующую лицензию, дважды в год выезжал со своим товаром в европейские государства, а продав его, закупал товар для русского покупателя. Как обычно, бывая в Речи Посполитой, он всегда, показывая признательность и уважение, заезжал к пану Яромиру и пани Ксении, которые заметно постарели и спокойно доживали в согласии и заботах о своём здоровье.

Пан Яромир отошёл от всех коммерческих и иных дел, всё передал своему старшему сыну Стефану, с которым и поддерживал сейчас торговые, деловые и дружеские отношения Тихомир.

Пан Стефан выгодно женился, имел большой вес в городском обществе. Младший сын пана Яромира и пани Ксении Ярослав проходил шляхетскую военную службу в каком-то северном гарнизоне и дома не появлялся.

Дочь Ядвига внезапно стала вдовой шляхетского конника, проживала отдельной семьёй, была озабочена выборами нового мужа и редко посещала родителей и брата.

Пани Ксения регулярно интересовалась у Тихомира семьёй своего внука Охотки, знала все подробности его жизни и всегда передавала ему и членам семьи подарки. И в эту встречу ей приятно было узнать о появлении у них шестого ребенка – дочки Голубы, названной в честь его матери. Узнав эту новость, она засуетилась и передала множество всяких подарков своим русским родственникам.

Охотка и Кунава уже более десяти лет спокойно и в достатке проживали на Порошинской заимке. Взаимопонимание и любовь отпечатком лежали на их семейных отношениях: где бы они ни находились, чтобы они ни делали, всегда поддерживали друг друга открытым влюблённым взглядом, старались помочь и подставить своё плечо. У них была счастливая семья, дети были рождены и воспитывались в любви и верности: пять мальчиков, как на подбор красивых и здоровых крепышей, и младшая дочка, красавица Голуба.

Порошинская заимка стала уже починком, расположенным на высоком берегу вниз по течению от избы Охотки, упирающимся своими огородами в ручей – речку. С основного тракта к починку вела твёрдая и натоптанная дорога. Почти в каждой проживающей в починке семье были родственники Охотки. Родители молодых, как правило, проживали в соседних деревнях, до которых можно было добраться из починка в трёх-четырёх дневном переходе. Семьи были созданы недавно: мужики работящие, брались за всякое дело; жены счастливые, рожающие здоровых и крепких мальчишек и девчонок. Мир и согласие царили в починке.

Охотка и Кунава жили в большом тёплом доме, недавно поставленном на территории Порошинской заимки; старая изба находилась недалеко и использовалась Охоткой как склад и мастерская.

Все мужчины починка занимались охотой, рыбалкой, бортничеством и травами: Охотка, по настоянию тестя Тихомира и зятя Дружины, привлёк жителей к заготовке и изготовлению охотничьего и рыболовного инвентаря, к сбору трав, грибов и ягод.

Семья Охотки после недавнего рождения дочери Голубы заметно сосредоточилась и притихла. Непривычная тишина окружила и захватила дом, все ходили на носочках, двигались осторожно, разговаривали вполголоса. Мальчишки по очереди подходили к подвешенной на черемуховых дужках к очепу зыбке, сплетённой из сосновых дранок, качали и разглядывали во все глаза нового и долгожданного члена семьи, который с самого рождения уже отличался от них и голосом, и повадками, и внешностью. Это было для всех непривычно и интересно. Они каждый день устанавливали очередь для подхода к единственной сестрёнке и, строго соблюдая её, с удовольствием вглядывались в белое детское, девичье личико и цветные глазки.

Глава первая. Порошинская община

Порошинская заимка за несколько лет преобразилась, стала новым растущим починком: сейчас в нём было пять дворов и проживало восемь семей, в которых насчитывалось сорок малолетних детей, отроков и отроковиц в возрасте от одного дня до одиннадцати лет, так как вчера повитуха из соседней деревни приняла роды у очередной роженицы.

Обосновавшиеся в починке семьи были молодыми, выделившимися из родительских дворов, из ближайших деревень и сел, решившими самостоятельно вести своё хозяйство и жить отдельно. В местности, где они ранее проживали, как правило, уже недоставало земель, все охотничьи и рыбацкие угодья были давно закреплены и распределены. Каждый год к Охотке обращались его близкие и дальние родственники с просьбой принять к себе на заимку. И он, после неоднократных, длительных бесед и разговоров о соблюдении установленных им правил совместного проживания и работ в общине, принимал, определял место для дома. Вначале решение его было единоличным, а после того как обосновались первые молодые семьи и создали общину, приём кандидатов обсуждали на сходе.

Уже четыре года подряд в починке каждый год появлялось по несколько новорожденных. Мужики, посмеиваясь, уговорились меж собой о том, чтобы сразу же после рождения оглашался пол ребёнка и, в зависимости от того, кто рождался, в дальнейшем называли роженицу или «баба», или «молодайка». Если рождалось дитё женского пола, мужики, при встрече ухмыляясь, говорили: «Ну вот, опять твоя обабилась», а если новорожденный был мальчиком, то роженицу уважительно называли молодайкой или молодухой, молодой матерью. Мальчишки ценились как рабочая сила и продолжатели рода, были надеждой отца и матери в старости.

Порошинская община жила своей особой жизнью. На односторонней улице, около каждой избы, по настоянию Охотки появились аптекарские огороды, которые использовались для выращивания и сбора трав в лечебных целях. Он, увлечённый с детства матерью сбором лесных и луговых трав, выращиванием на участке овощей и корнеплодов, приобщил к этому всех жителей починка. Устройство аптекарских огородов Охотка «подсмотрел» в одном из монастырей, в котором строились гряды с лекарственными и пряными травами, развёл подобные гряды на своём участке, где вырастил, переработал и показал травы тестю Тихомиру, а тот, поразмыслив, начал их предлагать московским и западным купцам. Травы Охотки оказались востребованы московским Аптекарским приказом, и через некоторое время его включили в число заготовщиков лечебных трав Приказа.

Сейчас все жители починка создавали гряды с лекарственными травами: шалфеем, мятой, цикорием, укропом, петрушкой, которая называлась «петросиловой травой». Там же высаживались лесные плодовые деревья и кустарники, чьи плоды использовались и как лакомство, и в лечебных целях. Охотка, как опытный травник, научил женщин починка различать, обрабатывать, сушить выращенные и собранные лесные травы. Заготовленные травы он сам скрупулёзно принимал и передавал Тихомиру. Это приносило общине хороший дополнительный доход, который распределялся пропорционально между всеми членами, с учетом их труда в общественном деле и количества едоков.

Для сохранения продуктов питания около старой избы на высоком месте Охотка обустроил ледник: выкопал глубокую яму, укрепил стены брёвнами, накрыл её накатом из стволов деревьев и установил сверху шалаш, с которого можно было спускаться вниз. Зимой с помощью мужиков он заполнял угол ямы глыбами намороженного льда с речки, накрывая их соломой и сеном. Большую часть лета, до поздней осени, он мог хранить в леднике рыбу, мясо, молочные и другие продукты. Его примеру последовали другие семьи починка.

Для вновь создаваемых хозяйств, проводились расчистка земли, вырубка леса, которые сопровождались огненными палами, выжигом, что позволяло достичь хорошей урожайности на образованных участках.

Строевой лес валили организованно и направленно: от починка в направлении Порошинского озера уже вела широкая расчищенная просека, которая ежегодно за зиму удлинялась и в скором времени должна была выйти на его берег. Озеро являлось их основным кормильцем: в нём добывали рыбу, уток, гусей, брали камыш для домов, на его берегах было много травы, чистых полей для распашки и боровой дичи вдоль леса.

Брёвна сосны с просеки и расчищенных полян использовали для рубки домов, а непригодные – как дрова для холодных зим.

Обычно через год-два после вырубки и палов на просеках, полянах и горельниках зацветал кипрей, который особо ценился жителями починка.

В прошлом году вдоль берега реки была закончена расчистка земли и заложено ещё три избы на три хозяйства: три молодые семьи, которые появились в починке в самом начале прошлой осени, надеялись до холодов поставить свои дома.

Как и полагается, заготавливали для домов боровую сосну ещё зимой, до весны, пока дерево находилось в зимней спячке, без лишней влаги, а бревна вывозили из леса санями. Заготавливали материал «помощью», всей общиной, с привлечением родственников и соседей. Брёвна для домов выбирали из деревьев толщиной не менее семи вершков. Сейчас эти брёвна были уже ошкурены, сложены для просушивания в «костры» и ждали своего часа.

Уже частично белели новые, заложенные ранней весной дома, которые находились в начальной стадии строительства: на крупные камни-валуны были уложены нижние закладные венцы, толстые смолистые бревна, и на них возвышалась часть сруба. Для завершения рубки домов мужики починка решили провести «помощи» после окончания сенокоса.

Сегодня Петров день, в честь апостолов Петра-рыболова и Павла, и к этому дню готовились заранее: закончился Петров пост, начинался летный сезон рыбалки, на семейном столе должна была обязательно присутствовать рыба, чтобы в семьях царили вера и любовь.

С утра все умылись родниковой водой, накрыли вскладчину и уселись за одним столом с лепёшками и рыбой. Пообедали и договорились на завтра начинать сенокос – впервые начать окашивать берега и поляны Порошинского озера.

Год от года жителям починка требовалось всё большее количество сена, так как поголовье скота увеличивалось стремительно, пропорционально увеличению семей и рождению детей. В связи с этим сама собой возникла проблема летнего выпаса скота и заготовки сена на зимний период. В этом году мужики намеревались закончить вырубку просеки до озера; травы ближнего берега и полян использовать для летнего выпаса скота, а остальные площади – для заготовки сена. Кроме этого, нужно было увеличивать площади для посева основных зерновых – ржи и овса, под которые сейчас использовались небольшие лесные поляны и высокие сухие опушки леса вдоль реки. Общество запланировало увеличить посевные площади зерновых за счёт дальних береговых полей вокруг озера, прилегающих к лесу. А пока на этих площадях будут заготавливать сено. В стаде общества сейчас содержалось восемь лошадей и более пятидесяти голов коров, быков и телят, овец, коз, ягнят, козлят и свиней.

Утро. Сумрачно. В лесу свет с трудом пробирается сквозь разлапистые макушки деревьев, но на просеке можно передвигаться уже уверенно. Охотка со своими старшими сыновьями, отроками Фёдором и близнецами Андреем и Наумом, во главе конного обоза неспешно движется по просеке, ожидая, когда замыкающая телега бортника Ваулы с сыном займёт своё место.

Бортник Ваула с женой Веселиной были близкими друзьями Охотки и Кунавы, первыми переселенцами на Порошинскую заимку. Их дом стоял рядом с домом Охотки, в семье было трое детей, старший сын Нечайко одного возраста с Федором и дружен с ним с детства.

Обоз общины в пять телег со всем мужским населением растянулся по просеке. Три лошади были привязаны короткими поводками и шли свободно с боку: одна жеребая кобыла и две молодые двухлетки. На каждой телеге было по три-четыре человека – взрослых и отроков в возрасте от семи до одиннадцати лет; самые старшие среди них – два друга, одногодки Фёдор и Нечайко. На всех телегах был навален необходимый для сенокоса инвентарь: серпы, косы, грабли, вилы, топоры, посуда, продукты.

В этом году трава на берегу озера была густой, высокой, и мужики думали за неделю-две сами, без женщин, справиться с сенокосом. Место покоса располагалось в двух-трёх вёрстах, и женщины остались с детьми в починке. До места добрались незаметно быстро. Полевой стан был уже оборудован заранее: на небольшой полянке недалеко от берега озера, у окраины леса, в тени деревьев, возвышались три объёмных шалаша; посередине оборудовано кострище с подвешенным на козлах котлом. Шалаши были собраны из тонкого тёса и всякой драни в несколько рядов.

Обоз встретил заспанный дед Ширяй, единственный представитель старшего поколения в починке. Он появился ниоткуда и оказался незаменимым для общины. Первоначально Ширяй ночевал то в одном дворе, то в другом. Но впоследствии прибился к семье Ваулы и считался его родственником. На сенокосе Ширяй призван был готовить пищу для косарей и присматривать за жизнью отроков. Шумно начали разгружаться, распрягать лошадей, надевать на них путы и готовиться к первой косьбе в этом году.

Впервые на покосе община выставляла в ряд десять косарей. Охотка с помощью Тихомира приобрел для общины косы-литовки, косить которыми можно не нагибаясь, как ранее косили косами-горбушами.

Последние приготовления. Охотка ещё раз объяснил всем принцип работы с косой-стойкой, напомнил об осторожности, проверил и показал, как устанавливать захват косы, продемонстрировал, как нужно косить.

Фёдор и Нечайко, как самые старшие отроки в починке, в первый раз встали в один ряд с косарями в качестве замыкающих, под присмотр Ваулы. У Фёдора от напряжения взмокли ладони, и он поочередно вытер их о штанины. Охотка, а следом за ним и другие, перекрестился, сделал пробный шаг… ещё и ещё… За ним смело и весело потянулись другие косари, заулыбались, заиграли мышцами, силой и молодостью.

– Эх-ма, ровно журавли идут! – дед Ширяй, любуясь, как складно идёт Охотка, вожак, а за ним потянулись, попадая в его ритм и шаг, другие, полосой валя скошенную траву, подпрыгнул на месте, повторяя энергичное движение косарей.

Ваула нет-нет да оглядывался на молодых друзей Нечайко и Фёдора и радовался их сноровке: они сразу попали в ритм косарей и не отставали от них ни на шаг. Ровный взмах и шаг с шумным выдохом!

Нечайко с уважением посматривал на впереди идущего Фёдора, который уверенно, несмотря себе под ноги, высоко держал голову и валил и валил вал за валом скошенную траву сбоку от себя.

А Фёдор боялся отстать от косарей; он уже ухватил их ритм, но непривычно и болезненно тёрлись ладони об ручку косы и шершавое косовище. Он отогнал эту боль и не подавал вида, а свой взгляд ни на секунду не отрывал от Охотки, своего тяти, ловя и повторяя малейшее его движение, став с ним и со всеми мужиками починка единым целым и равным им.

Глава вторая. Нежданные гости

В эти солнечные дни Порошинская заимка подсвечивалась янтарными, недавно ошкуренными сосновыми смолянистыми стенами новых двух своих домов; просека, уходящая от починка в сторону озера, всё ещё краснела иван-чаем; листья на берёзке во дворе Охотки безмолвно и безжизненно свисали с веток. Жара. Мухи и пауты яростно кружили вокруг вспотевшей лошади, запряжённой в лёгкую бричку. Конечно, такие брички использовались в городе, но Тихомир всегда поступал по-своему и любил быструю езду. Эту бричку он привёз из Речи Посполитой два года назад, гордился ей и теперь при любой возможности щеголял на своей «красавице», как он называл её. Бричка была двухколёсной, с откидным кожаным верхом для защиты от непогоды, предназначалась для передвижения двух человек и багажа. Дно у неё было сплошным, из дерева, а борта полностью закрыты. Особую гордость у Тихомира вызывала возможность переустанавливать пассажирское сидение с откидным верхом и использовать его как летом, так и зимой, и на колесах и на полозьях.

Чуть пробивается утренний свет, а Тихомир был уже давно в дороге, с азартом управлял лошадью. Сегодня с утра Кунава, его жена, настояла на поездке в Порошинскую заимку, чтобы повидаться с внуками, а особо с внучкой Голубой, с которой у них была безмерная взаимная любовь. Кунава всегда баловала внуков подарками и в этот раз заполнила всё багажное отделение сумками с детскими игрушками и угощениями. Для Голубы под заказ бабушки разыскали пару небольших шаркунков: один был сшит из цветастых тряпичных лоскутков в форме небольшой куклы с пришитыми колокольчиками, а второй сделан из бересты и наполнен семенами растений. Здесь же были детские потешки из еловых шишек, соломы и глины для других младшеньких внучат, а для старших – тряпичный мяч и два лука. Отдельно бабушка везла завёрнутое в тряпицу лакомство – пастилу, изготовленную из перетёртого яблока, мёда и яичного белка; она очень любила смотреть, как внучата лакомятся пастилой, причмокивают, кусают, лижут язычком и закатывают свои глазки от удовольствия.

Тихомир думал о своём: «Может, сегодня удастся убедить Охотку и он пойдёт навстречу моей просьбе?»

Не успела бричка остановиться около избы, как её облепили налетевшие со всех сторон внучата, которые весело встречали приезд гостей и с детской непосредственностью и радостью прыгали вокруг бабушки и дедушки, прижимались и обнимались с ними. А через минуту, захватив привезённый тряпичный мяч и пару детских луков со стрелами, мальчишки шумной ватагой убежали в дальний угол двора. Кунава заспешила в избу, торопясь увидеться со своей любимицей.

Рядом с Тихомиром остался стоять старший внук Фёдор, с достоинством ожидая, когда дед обратит на него своё внимание.

Фёдору было уже одиннадцать лет, он многое умел делать по хозяйству, во всём помогал отцу. Охотка с Кунавой прилагали большие усилия для его обучения и воспитания, так как на него равнялись и за ним тянулись все последующие сыновья. Фёдор знал уже буквы азбуки, начал самостоятельно складывать слова и читать тексты, свободно считал до десятков.

Охотка воспитывал своих сынов по тем же возрастным периодам и требованиям, как и основная масса простых крестьянских детей, – по семилетиям. В первые семь лет он называл сынов дитятками, а в последующем – отроками. Причём переход этот делал статусным, если была возможность, умышленно прилюдно, стараясь впервые назвать сына отроком не после того, как придёт время, но после совершения им какого-то отличительного, правильного, мужского поступка.

К своим годам Фёдор и его младшие братья запросто справлялись с простейшими домашними работами: могли управлять лошадьми, пасти, напоить и загнать скот, помогали на огороде; могли добыть для себя пропитание: поставить силок на птицу, петлю на уток и зайца, стрелять из лука, поймать рыбу, проверить вершу. Его трое старших сыновей, Фёдор, Андрюшка и Наум, которые перешли во второе семилетие и назывались отроками, уже носили штаны и владели многими навыками, которые были необходимы для самостоятельной жизни, а в текущем году освоили и премудрости заготовки сена.

В семье Охотки, как и в большинстве семей, авторитет старших, и в первую очередь родителей, был безоговорочным и непререкаемым.

Тихомиру нравился этот уважительный, приятный и симпатичный отрок, и он при каждой встрече подолгу разговаривал с ним; во внуке Фёдоре он видел себя, когда-то молодого, рвущегося к знаниям и в мир взрослых. Он надеялся, что когда-нибудь передаст Фёдору своё дело и отойдёт, как пан Яромир, на отдых, помогая ему своим советом и авторитетом.

Для Фёдора у него всегда был припасён особый подарок, связанный с его обучением: два года назад Тихомир привёз Фёдору из Львова книгу «Азбука», которая состояла из трех частей: алфавита, грамматики и текста для чтения. Все младшие братья аккуратно и увлечённо изучали, рассматривали или с уважением слушали чтение Фёдором этой книги.

Тихомир внимательно посмотрел на Фёдора, достал свой очередной подарок. В последней торговой поездке он увидел небольшой детский самострел, долго торговался и всё-таки приобрёл его для внука, а вместе с ним и несколько десятков самострельных болтов для стрельбы.

В глазах Фёдора блеснул и тут же погас огонёк. Тихомир с удовольствием отметил это и протянул обе руки с подарками, арбалетом и заспинным колчаном. Фёдор порывисто сделал несколько шагов навстречу к деду, но подарки не взял, а прошмыгнув мимо протянутых с подарками рук, обнял и плотно прижался к нему. Тихомир растерялся, затем ласково прижал внука к себе. Слёзы навернулись у него на глазах, а смахнуть их не было никакой возможности.

«Слава Богу, нет никого поблизости. Да, постарел. Пора уже на покой, – с грустью подумал Тихомир. – Но каков отрок!»