Жизнь у нее была нелегкая, но яркая и героическая. Родилась в 1921 году в тихом украинском селе Новониколаевке ныне Фрунзенского района Одесской области. В одиннадцать лет осталась сиротой, воспитывалась в одесском детском доме. Закончив школьное обучение, переехала в Одессу к сестре, где работала швеёй на трикотажной фабрике. В предвоенные годы героями мечтали стать не только ребята, но и девушки. Особенно после того, как посмотрели кинофильм «Чапаев». У Нины даже не было сомнений: она будет пулеметчицей. Нина стала с увлечением заниматься в пулеметном кружке и окончила его на «отлично».
В первые же дни войны Нина с подругами пошла в военкомат. В армию их сразу не взяли. Но девушки были из настойчивых и 4 августа 1941 года надели солдатские гимнастерки. Нина попала в Чапаевскую дивизию, правда, вначале пришлось стать санинструктором роты. Однажды, во время боя, рядом с Ниной, которая перевязывала раненого бойца, вдруг умолк пулемет. Девушка тут же кинулась к пулемету и повела точный огонь по наступавшим фашистам.
После этого боя она обратилась к командиру полка с просьбой перевести ее в пулеметный взвод. И вскоре возглавила пулеметный расчет, в который вошли два красноармейца из запасников. Немолодые, они называли своего командира дочкой. Ее расчет прославился выдержкой, бесстрашием. Под Одессой Нину ранило, но 11 ноября 1941 года она вновь вернулась в родную дивизию, которая теперь воевала уже под Севастополем.
Получая за боевые подвиги награду – орден Красного Знамени, Нина сказала всего несколько слов:– «Я не умею говорить речи, но с фашистами я умею разговаривать языком моего пулемета».
Вот как описывал один из подвигов Нины в ноябрьских боях 1941 года командир Чапаевской дивизии, генерал-майор Т.К. Коломиец: «Когда немцы подошли совсем близко, последовала команда открыть огонь из стрелкового оружия. Молчал только пулемет сержанта Ониловой. Нина, как это она делала в боях под Одессой, оставалась верна своей привычке: ждала, когда фашисты подойдут поближе… Фашисты, перебегая от дерева к дереву, от камня к камню, взбирались по склону высоты. Нина уже отчетливо видела их искаженные напряжением лица. Не отрывая глаз от прицельной стойки, она крепко сжала рукоятки пулемета… Ведя огонь, Нина не заметила, что, скрытый от нее кустарником, к окопу приближается вражеский танк… Противотанковых гранат у Нины не было. Связку делать некогда. Но страх, будто совсем покинул девушку. Она схватила с площадки бутылки с зажигательной смесью и одну за другой бросила в танк… Танк загорелся. Перед окопом поднялась пелена черного дыма… А когда дым рассеялся, пулеметчица метрах в тридцати от окопа увидела фашистов… Они двигались во весь рост, как на параде. Руки сами рванулись к пулемету. Какое-то мгновение – и они почувствовали привычную дрожь. Фашисты исчезли в прицельной прорези… Бой затихал. Фашисты откатывались на исходные позиции. Вокруг окопа пулеметчицы лежали десятки убитых. Недалеко догорал вражеский танк. В этом бою Нину контузило. За отвагу и мужество правительство наградило ее орденом Красного Знамени. После излечения она вновь возвратилась в родную дивизию».
Даже бывалые бойцы удивлялись выдержке, мужеству и храбрости маленькой пулеметчицы. В одном из ожесточенных боев Нина была смертельно ранена. Когда она умирала в подземном севастопольском госпитале – писал фронтовой журналист Александр Хамадан, позднее погибший в Севастополе, – один за другим шли звонки из батальонов, полков и дивизий. Всех волновала ее судьба. Пришел проститься с ней и командующий армией генерал И. Е. Петров. Стоял у ее постели, склонив голову, часто снимая пенсне (очки).– «Ну, дочка, повоевала ты славно, – говорил командующий, – спасибо тебе от всей армии, от всего нашего народа… Весь Севастополь знает тебя. Вся страна тоже будет знать…».
Умерла Нина Онилова в ночь на 8 марта. Похоронена на кладбище Коммунаров в Севастополе, где почти всегда цветы.
Вся страна узнала о подвигах легендарной пулеметчицы, Героя Советского Союза Нины Андреевны Ониловой. Ее именем названа одна из улиц Севастополя. Имя героини было присвоено Севастопольской швейной фабрике.
С 24-го июня 1942 года история третьего штурма города вступает в свою завершающую часть. С тяжёлыми боями наши войска были вынуждены отступать, с каждым днём положение ухудшалось, несмотря на поистине нечеловеческое мужество и стойкость защитников. Противник с утра до вечера обстреливал и бомбил город. 25-27 июня авиация противника делала 500-600 самолётовылетов в сутки, сбрасывая 3000-3500 бомб (против 40-50 самолётовылетов нашей авиации). К концу июня численность личного состава, испытывающего существенную нехватку в боеприпасах, достигла критического уровня, но, тем не менее, общее моральное состояние оставалось боевым. Подвоз снарядов осуществлялся морем и по воздуху (12-15 самолётов в сутки, туда – снаряды, обратно – раненых), но тех возможностей, которыми обладали защитники, было недостаточно. Фашистское командование бросило в бой все силы и средства. 29 и 30 июня вражеская авиация совершила свыше 3000 самолетовылетов, сбросила на город до 15 тыс. бомб, артиллерия обрушила около 8000 снарядов, до 14000 мин. Резервы защитников города таяли, кончались снаряды, патроны, гранаты.
Мыс Херсонес, 35-я батарея (экскурсовод обращает внимание посетителей на фотографии 35-ББ) – последние рубежи обороны Севастополя. Организованное сопротивление на этом участке продолжалось до 4-го июля. Отдельные группы продолжали отчаянно сопротивляться по различным данным до 9-10, до 12 июля. Количество убитых, раненных и пленённых в эти дни не поддаётся точному подсчёту. Курт фон Типпельскирх – генерал пехоты вермахта, затем военный историк, говорит о 100 000 пленных. Кто-то называет цифры 80 000 – 90 000. Количество колоссальное. До последнего измученные, раненные, но не сломленные люди отчаянно сражались, надеясь то ли на эвакуацию, то ли вообще ни на что, не надеясь, а стремясь к тому, чтобы враг заплатил за их жизнь подороже.
Бронебашенная батарея №35 – одно из наиболее мощных артиллерийских сооружений береговой обороны Главной базы ЧФ и Советского Союза, строительство которого было начато в начале XX века царской Россией для укрепления Севастополя как базы Черноморского флота. Строительство было продолжено уже в советский период, и батарея №35 героически действовала на протяжении практически всей обороны Севастополя 1941-1942 годов. Значение её для обороны было настолько велико, что в немецких источниках того периода можно встретить предположительные описания неприступного форта, как они сами его назвали «Максим Горький 2», который, по мнению немецкого командования, срывает операцию по захвату города.
Фортом 35-я батарея не являлась, но представляла собой уникальное военно-инженерное сооружение. Батарея была вооружена двумя двухорудийными башенными установками «МБ-2-12», выпущенными Ленинградским (Обуховским) металлическим заводом (орудийные станки и часть механизмов сняты из башен линкора «Полтава» Балтийского флота). Батарея состояла из двух многоуровневых орудийных блоков с железобетонными стенами от двух до трёх метров толщиной. Внутри первой башни на двух этажах были расположены погреба для боеприпасов, помещения для бытовых и служебных надобностей. Внутри массива второй башни – силовая станция и центральный дальномерный пост с приборами управления стрельбой.
Береговая батарея №35 имела сверхсовременную по меркам своего времени противоударную и противохимическую систему защиты. Южнее в двух километрах в целях маскировки была построена «ложная» 35-я ББ, помещения которой использовались для охранных и обслуживающих подразделений. Вокруг батареи находились долговременные огневые точки (ДОТы) и укрепления для стрелкового огня.
Первые боевые выстрелы 35-я ББ осуществила 7 ноября 1941 года, в начале обороны Севастополя. За два месяца артиллеристы произвели более 300 выстрелов каждым орудием, превысив норму износа на 150%, что привело к полному износу орудийных стволов. 1 декабря 1941 года начались работы, имевшие целью замену орудийных стволов первой башни, вторая продолжала действовать.
17 декабря 1941 года противник начал второй штурм города. 35-я ББ вела интенсивный обстрел позиций вермахта. Вторая башня вышла из строя по причине внутреннего взрыва, как показало проведенное позже расследование, из-за преждевременного воспламенения порохового заряда при незакрытом затворе, что привело к гибели 40 человек орудийной команды. Бронебашня была восстановлена в боевых условиях всего за 2,5 месяца силами рабочих Севастопольского морского завода им. С. Орджоникидзе. В июне 1942 года 35-я ББ вела массированный огонь по германским войскам. После того, как оказалась в окружении и была взорвана 30-я береговая батарея (форт «Максим Горький I», такое наименование она получила у немцев) – брат-близнец 35-й батареи («Максим Горький II»), 35-я ББ оставалась единственным резервом тяжелой артиллерии Севастопольского Оборонительного Района (СОР). Противник наносил по её территории мощные авиационные удары. Один из налетов 23 июня 1942 года стал причиной выхода из строя 1-й бронебашни. В конце июня 35-я ББ стала последним рубежом обороны и местом дислокации командных пунктов Приморской армии и СОР.
Последний раз батарея нанесла удар в упор шрапнелью по врагу в район Камышовой балки. В ночь с 1 на 2 июля были подорваны обе башни и силовая станция. Потерны (подземный коридор (галерея) для сообщения между фортификационными сооружениями, фортами крепости или опорными пунктами укрепленных районов) и большинство помещений орудийных блоков не были разрушены, и вплоть до 12 июля 1942 года продолжали служить укрытием для сопротивлявшихся последних защитников Севастополя.
Приказом Народного комиссара ВМФ от 4 декабря 1943 года башенная батарея №35 была исключена из состава Военно-морского флота, как погибшая при выполнении боевых заданий. Учитывая масштаб разрушений, экономические трудности восстановления в послевоенный период и эволюцию военного дела, 35-я береговая батарея не восстанавливалась, однако часть её сооружений (правое крыло блока 2-й башни и правый командный пост) использовались установленной в 1945 году на мысе Херсонес 130-мм береговой батареей №723 (разоружена в 1960 году). Всё прочее лежало в руина.
История восстановления 35-й батареи началась в июне 2007 года. За пять лет на месте пустыря и стихийной свалки в Севастополе был создан огромный мемориальный комплекс (около 8 га, подземные сооружения – около 5 000 кв. м.), равных которому на постсоветском пространстве практически нет. Сегодня возвращенная к жизни 35-я батарея стоит в одном ряду с такими мемориалами, как Брестская крепость и музей-заповедник «Сталинградская битва» на Волге. Во время поисковых и восстановительных работ были найдены останки 75 бойцов. Все они захоронены в некрополе комплекса. Исследователям удалось установить несколько имен погибших воинов. Это начальник городского отдела милиции в предвоенные и годы войны Василий Иванович Бузин, военинженер 3 ранга, командир бронепоезда «Железняков» Михаил Федорович Харченко, красноармеец Яков Лукич Гашенко и красноармеец Иван Николаевич Орешкин.
Вступившие 3 июля 1942 года в разрушенный город фашисты бесчинствовали в нем 22 месяца. Они уничтожили в инкерманских штольнях 3 тыс. женщин, стариков и детей, в Троицком туннеле – более 400 рабочих. 12 июля оккупанты согнали на стадион «Динамо» 1500 жителей, а после ограбления и издевательств расстреляли их на 5-м км Балаклавского шоссе. За время оккупации города фашисты расстреляли, сожгли, утопили в море, насильно угнали в Германию десятки тысяч севастопольцев. Несмотря на жесточайший оккупационный режим, севастопольцы не прекратили борьбу с фашистами.
Освобожден Севастополь был 9 мая 1944 года, 10 мая в час ночи Москва 24 залпами из 342 орудий салютовала освободителям города. В этот день газета «Правда» писала: «Здравствуй, родной Севастополь! Любимый город советского народа, город-герой, город-богатырь! Радостно приветствует тебя вся страна!». 12 мая в районе мыса Херсонес были разгромлены остатки фашистских войск в Крыму.
Германский план освоения территорий Советского Союза.
Ещё до начала Великой Отечественной войны руководство Третьего Рейха задумалось над тем, что нужно в первую очередь сделать на захваченных территориях. Был у немцев и план освоения Советского Союза. Поистине людоедским документом нацистской Германии стал генеральный план «Ост» – план порабощения и уничтожения народов СССР, еврейского и славянского населения завоеванных территорий.
Одним из главных пунктов плана Ост было так называемое онемечивание населения оккупированных территорий. Расистская концепция Третьего Рейха считала русских и славян за «унтерменшей», то есть «недолюдей». Русские признавались самым негерманизированным народом, к тому же они были «отравлены ядом иудобольшевизма». Поэтому они либо должны были подвергаться уничтожению, либо выселяться. В Западную Сибирь. Европейская же часть СССР должна была по плану Ост полностью германизирована.
Откровенно писал о программе уничтожения местного населения СССР сам Гитлер: «Местные жители? Нам придется заняться их фильтровкой. Деструктивных евреев мы уберем вообще. Впечатление о белорусской территории у меня пока лучше, чем об украинской. В русские города мы не пойдем, они должны полностью вымереть. Есть только одна задача: проведение онемечивания посредством завоза немцев, а прежних жителей надо рассматривать как индейцев».
Из директивы А.Гитлера министру по делам
восточных территорий А.Розенбергу
о введении в действие Генерального плана «Ост»
(23 июля 1942 г.)
«Славяне должны работать на нас, а в случае, если они нам больше не нужны, пусть умирают. Прививки и охрана здоровья для них излишни. Славянская плодовитость нежелательна … образование опасно. Достаточно, если они будут уметь считать до ста…
Каждый образованный человек – это наш будущий враг. Следует отбросить все сентиментальные возражения. Нужно управлять этим народом с железной решимостью…
Говоря по-военному, мы должны убивать от трех до четырёх миллионов русских в год».
И фашисты стали убивать… На оккупированных территориях появились концентрационные лагеря. Всего на территории Германии и оккупированных ею стран действовало более 14 тысяч концлагерей.
Перед вами три музейных ансамбля, каждый из которых рассказывает о фашистских лагерях имевших разное направление, но объединяло их одно – страшное словосочетание «убийство людей».
«Танго смерти».
Одним из самых страшных концлагерей в годы Великой Отечественной Войны был Яновский трудовой лагерь (экскурсовод обращает внимание на фотографии, представленные в экспозиции; находился на окраине г. Львов, улице Яновской, Украина). Яновский лагерь смерти имел площадь в 2990 кв. метров между еврейским кладбищем, с одной стороны, и железной дорогой, с другой. Лагерь был огражден каменной стеной, посыпанной битым стеклом, части лагеря были разделены двумя рядами колючей проволоки, сторожевые вышки стояли с интервалом в 50 метров. Территорию лагеря нацисты замостили надгробными камнями с Яновского и Клепаровского кладбищ. Этот лагерь «славился» не только жестокостью обращения с узниками, а еще и тем фактом, что в его застенках появилось страшное музыкально произведение – «Танго смерти». В лагере не было газовых камер, но каждый из офицеров охраны лагеря придумывал свои способы убийства людей. Также на территории лагеря, кроме нескольких эшафотов, устроили так называемую «добровольную виселицу», для заключённых, которым уже не под силу терпеть измывательства, предпочитающим покончить жизнь самоубийством.
Лагерем смерти Яновский концлагерь хоть и не числился, однако за годы деятельности, в его стенах погибли своей смертью и были казнены десятки тысяч людей.
Массовые расстрелы проводились нацистами, как правило, по близости за территорией лагеря в месте, получившем название «Долина смерти». Количество убитых здесь людей было настолько велико, что земля пропиталась кровью на глубину более метра.
Жуткой особенностью Яновского концлагеря был оркестр (экскурсовод обращает внимание на фотографию Яновского оркестра), собранный из лагерных узников, которые были известными музыкантами. В числе оркестрантов были – профессор Львовской государственной консерватории Штрикс, дирижёр оперы Мунд и другие известные еврейские музыканты. Фашисты заставляли играть музыкантов мелодию названную «Танго смерти», а сами при этом проводили казни – расстрелы и повешения заключенных.
Летом 1943 года в лагере стали проводиться работы по сокрытию массовых убийств. Фашисты, заставляли узников раскапывать былые захоронения, доставать трупы и сжигать их. Горы пепла рассеивались, а человеческие кости утилизировались в специальном устройстве – машине по размолу костей. Вследствие этого, нацистам удалось частично скрыть следы своих преступлений, из-за чего точное число жертв концлагеря не было установлено (по некоторым предположительным данным в Яновском лагере с сентября 1941 года до июня 1944 года, погибло от 140 до 200 тысяч заключённых).
19 ноября 1943 года, лагерные заключенные устроили бунт и попытались совершить массовое бегство. Попытка оказалась неудачной и окончилась для бунтовщиков расстрелом.
Накануне освобождения Львова частями Советской Армии, германские фашисты выстроили круг из 40 человек из оркестра. Охрана лагеря окружила музыкантов плотным кольцом и приказала играть. Сначала был казнён дирижёр оркестра Мунд, дальше по приказу коменданта каждый оркестрант выходил в центр круга, клал свой инструмент на землю, раздевался догола, после чего был казнён выстрелом в голову.
Попытка восстановить звучание этого «Танго смерти» не увенчалась успехом – ноты не сохранились, а несколько уцелевших узников при попытке воспроизвести мелодию по памяти впадали в транс или заходились в рыданиях. Предполагают, что это могло быть популярное польское танго «Та остатня недзеля» (Эта последняя неделя).
«Озариччи».
Концлагерь Озаричи просуществовал 10 дней. Всего или целых десять дней? Можно задаваться сколько угодно этим вопросом, но, не пережив лично и нескольких часов этого холодящего душу и тело ужаса, не поймёшь. Озаричи – так назывался городской посёлок в Гомельской области Белоруссии, близ которого в годы Великой Отечественной войны было создано три лагеря смерти, или, как их ещё называли, «концлагеря на открытом воздухе», – Дерть, Озаричи, Подосинник. Время года – конец февраля – начало марта (экскурсовод обращает внимание посетителей на фотографии концлагеря Озариччи). Никаких построек, только огороженное колючей проволокой место: над головой – открытое небо, под ногами – промёрзшее болото, голая земля или подлесок.
В 1944 году, советские солдаты успешно освобождали населенные пункты нашей Родины от немецко-фашистских захватчиков, видя это, немецкое командование, задумывается о применении бактериологическом оружия. Командующий армией генерал-полковник барон фон Штрибке, считал, что сыпной тиф, вызвав эпидемию в рядах советской армии, задержит их наступление хотя бы на какое-то время.
Для этой цели немецкое командование создает мощный концентрационный лагерь «Озариччи», состоящий из трех лагерей. В короткий срок в лагеря фашистские солдаты согнали около 50 тысяч мирного населения. С воздуха немецкие самолеты распыли на людей сухую рецептуру возбудителей сыпного тифа. Расчет был на то, что во время освобождения заключенных концлагеря, советская армия неизбежно попадет в самый очаг болезни, которая распространится и на солдат.
На территории концлагеря «Озаричи» не было никаких построек, узники находились под открытым небом. Женщины, имевшие детей, собирали их на ночь в группы по 15–20 человек, укрывали, чем могли и, не отходя от них все ночи, оберегали от холодной смерти.
Питались же, если это можно так назвать, тем, что женщины сумели спрятать и держать при себе: зернами ржи, пшеницы, проса и мукой. Хлеб привозили раз в трое суток, его бросали через ограждение или разбрасывали по лагерю. Очевидцы рассказывают, что узники гибли и в давке за хлебом....
Узникам запрещалось разводить костры. На территории лагерей запрещалось перемещаться, рубить ветви, известны даже случаи минирования хвороста. За нарушение запретов людей били палками, в иных случаях расстреливали.
На территории лагерей не было отхожих мест. Покров снега превратился в сплошное месиво. Все нечистоты при оттепели стекали в болотистые части лагерей, откуда узники вынуждены были черпать воду, чтобы промочить горло, размешать мучную похлебку для детей.
Узников днем и ночью охраняли немецкие солдаты на сторожевых вышках. Когда кто-либо приближался к колючей проволоке, охранники стреляли без предупреждения. Вдоль охранной ограды лежало много убитых и раненых. Вся территория лагеря «Озаричи» была усеяна трупами умерших от болезней и замерзших людей. Многочисленные свидетельства тех дней указывают на то, что ежедневно в каждом из трех лагерей смерти «Озаричи» погибало от 70 до 100 человек.
Уже в первые дни после освобождения концлагеря было установлено, что даже несколько дней, проведенных в нем, стоили жизни около 9 тысячам человек, военные медики выявили и направили в медицинские учреждения более 5 тысяч больных, в том числе 2085 сыпнотифозных ,1437 страдающих алиментарной дистрофией и 125-острой бациллярной дизентерией.
Как и рассчитывало немецкое командование, болезнь не обошла и армию: из 3 тысяч человек личного состава, что привлекались к оказанию медицинской помощи и проведению противоэпидемических мероприятий среди населения, около 8 процентов, несмотря на предупредительные меры, заразились и переболели сыпным тифом. Но Красная Армия от этого не стала слабее.
Советские военнопленные.
Идеология национал-социализма вкупе с расовыми теориями привели к бесчеловечному отношению к советским военнопленным. Например, из 1 547 000 французских военнопленных в немецком плену умерло всего около 40 000 человек (2,6%), смертность советских военнопленных по самым щадящим оценкам составила 55%. Существенная причина смертности – массовые заболевания – как вследствие голода, так и от холода, отвратительного питания, ужасной антисанитарии, массовых эпидемий. Практически во всех пересыльных лагерях наши военнопленные содержались под открытым небом в условиях чудовищной скученности (экскурсовод обращает внимание на фото, представленные в экспозиции).
Что такое пересыльные лагеря и концентрационные лагеря для военнопленных хорошо знал наш земляк Николай Васильевич Сидоров (экскурсовод демонстрирует фото Сидорова Н.В.).
Трагическое начало военных действий привело к тому, что к середине июля 1941 года из 170 советских дивизий находившихся к началу войны в приграничных военных округах 28 оказались в окружении и не вышли из него, 70 соединений класса дивизии были фактически разгромлены и стали небоеспособны. Огромные массы советских войск часто беспорядочно откатывались назад, а германские моторизованные соединения, двигаясь со скоростью до 50 км в сутки, отрезали им пути отхода, не успевшие отойти советские соединения, части и подразделения попадали в окружение. Образовывались большие и малые «котлы», в которых большая часть военнослужащих попадала в плен.
Николай Васильевич Сидоров в 1942 году был отправлен на фронт и сразу попал на хорошо известное по истории Великой Отечественной войны горячее Ржевское направление. Там он участвовал в боях в течение трех месяцев. В последних числах декабря 1942 года был переведен на Ленинградский фронт, в составе которого с начала января 1943 года участвовал в наступательных боях. 23 января при отходе наших частей тяжело раненный Николай Васильевич попал к немцам в плен. В трех местах у него была перебита правая нога, пробита берцовая кость, перебита правая рука в локтевом суставе. В состоянии контузии, не перевязанный, в течение нескольких дней он пролежал в каком-то сарае. Потом немцы увезли его в Нарву, где целый день возили из госпиталя в госпиталь. Ни в одном госпитале его не приняли. Вечером Николая Васильевича бросили в поезд и увезли в Ригу. Там он, по счастливой случайности, попал в городскую больницу, где его лечили латышские врачи. Затем было еще два госпиталя. После выписки Николай Васильевич был отправлен работать на Рижскую электротехническую фабрику. Далее была неудачная попытка скрыться от немецких властей и дождаться прихода советских солдат. Он был пойман немецкой полицией и отправлен в Польшу, попал в лагерь, затем его переправляют в Германию в лагерь Борзигверг. Так как Николай Васильевич, будучи инвалидом, считался немецкими властями неблагонадежным, он был переведен в лагерь Калинбах, где он получал 150 граммов хлеба и баланду. В лагерном аду прошел целый год, пока наша армия не освободила этот лагерь. 26 января 1945 года стал для Николая Васильевича, днем второго рождения. Сегодня, даже трудно себе представить, как этот истерзанный войной, болезнью, голодом человек добирался из Германии в Салехард. На дорогу ушло полгода. Сразу по прибытию его отправили работать в г. Тарко-Сале. Работал он до 1965 года, на пенсию ушел по состоянию здоровья, как инвалид войны с диагнозом «анкилоз (патология сустава) правого локтевого сустава, атрофия мышц плеча, предплечья».