Тля. Действие в трех актах

© Георгий Георгий, 2019

ISBN 978-5-4483-6913-1

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Не знаю с чего начать…

Обычно в таких случаях, когда «не знаешь с чего начать», можно подумать что перед вами сомнительный тип, дегенерат какой-то, которому по большому счету и нечего сказать, либо задрот, что может затирать вам любое дерьмо, без всякой на то причины и без всякого разумного умысла. Но мне-то уж точно есть о чем рассказать, уж будьте уверены. Посмотрите хоть на этот бассейн…. на эти лежаки, плитку. Каждая вторая носила в себе след какой-нибудь голливудской звезды, да-да, можете мне поверить, это так. И это все принадлежит мне. Посмотрите вокруг, на фасад моего дома. Ага, он просто огромен. Колониальный стиль с прозрачными стенами. Ага, просто восхитительно. Зайдите внутрь. Посмотрите на эти гобелены на стенах, картины. А это моя любимая «Нимфы и Сатир» Адольфа Вильгельма или как там этого пидора, в общем, это не так важно. По выходным здесь собирается много народу и все они мои гости. Коллеги по работе и не только. Они пьют вино, купаются в «джакузи с шампанским», дымят дорогими сигарами. Нюхают самые новые, синтезированные самыми продвинутыми «бодяжерами» порошки, глотают наимоднейшие «колеса» и курят наичистейший, чище только слезы младенца, наичистейший крек. Ну и, конечно же, трахаются. Трахаются прямо на этих вот лежаках. Трахаются как звери мать их, сзади, спереди, наискосок, бдсм, жмж, мжм, и так далее если хотите. Да, порой это заходит слишком далеко, тогда лица стираются, будто под прессом и все словно улетучивается, уплывает, в каком-то общем затяжном оргазме, но мне абсолютно похуй, пускаю хоть вверх ногами ебутся; мне оно только на руку. И если уж на чистую воду, я не без скорби в голосе, как вы это могли услышать, и не без смущения признаюсь вам, что всегда пропускаю этот пункт. Вы только ничего не подумайте. Просто у меня другая миссия, если позволите мне так выразиться. Я палю картинку, палю свет. Руки мои заняты, в них я держу камеру. Иногда меняю объективы. Иногда я держу ее двумя руками, иногда одной правой, но это ведь ничего не меняет, если вы меня понимаете. Конечно, в таких случаях очень тяжело удержаться, знаете, происходит все что угодно вплоть до того, что яйца мои наливаются словно спелые дыни, словно свинцом наливаются и тянут, тянут меня вниз. А я ничего не могу с этим поделать. Да, несомненно, не все так безнадежно, в этом вы правы. И я без особого труда мог бы решить эту проблему, если позволите, решить и не жаловаться тут вам по всякой ерунде, не надоедать по пустякам, только дело все в том, что я слишком дорожу картинкой, понимаете? слишком дорожу, это для меня очень важно, в этом-то все и дело. Но когда я выпускаю из рук камеру, аккуратно складываю ее в коробочку, предварительно промыв объективы самыми что ни на есть специальными средствами, когда я убеждаюсь, что ничего меня больше не сдерживает, тогда я становлюсь настоящим бомбилой, если вы позволите мне так выразиться. Не знаю, что на меня находит, но все внутри будто переворачивается с хуя на голову, а точнее наоборот. И тогда я трахаюсь без остановки. Трахаюсь дни напролет. И чтобы вы ничего дурного обо мне не подумали, я буду с вами на чистоту, вы ведь за этим здесь, не так ли? Ага-ага, я и сам все понимаю, это звучит по-плебейски, если хотите, но ведь без этого, без этого я просто не смогу нормально работать.

И каждый день новая девчонка. Любая на выбор. Хотите мулатка с большой грудью, рыженькие, белокурые сучки с ангельскими такими голосками, молоденькие или постарше, ну вы понимаете, типа Кендры Луст или Эммы Старр. И мне это нравится, пиздец как нравится. Знаете, бывает, кто-то говорит что типа, мол, устал от всей этой праздности, износился, что не интересно жить такой вот рахитичной, если хотите, распыленной жизнью и всю такую прочую ерунду. Ну, так вот: бредовей ничего в своей жизни не слышал! И либо перед вами трепло полное, дегенерат, который ничего подобного никогда и не палил, а лишь хочет показать – нахрена только он это делает – показать вам свою значимость с которой, по-видимому, у него большие проблемы, ну, или задрот, что затирает вам совсем уже несносное дерьмо вместо затычек в уши. Но вы-то понимаете, что от таких вещей не устают, уж поверьте это просто невозможно, или если хотите я даже поклянусь вам, хотите? И уж совсем дикость, что бы это могло надоесть. Совсем дикость. Ну, разве вы со мной не согласны?

Но не все так ажурно, как могло показаться на первый взгляд. Есть и не очень приятные моменты. В каждом деле есть «такие» и мое не исключение. Еще есть то, что меня ужаснейшим образом мучает. И я хотел бы поделиться этим с вами. И так как вы знаете из всего вышесказанного – я живу, что называется «активной половой жизнью», если позволите. Иногда я трахаюсь дни напролет. Естественно, зачастую перед этим я изрядно напиваюсь, и представьте себе такую картину: после многочасового траха, когда дело подходит к очередному оргазму, она занимает позу наездницы (моя любимая), впивается своими ноготками мне в плечи, закидывает голову назад, кричит, визжит в неистовстве, в полнейшем экстазе. И вот-вот из нее посыплются искры. А я, я – в адском недомогании, мне кажется, что вместо эякуляции, я вот-вот в нее пописаю. Потом я долго стою над крышкой унитаза и думаю. Думаю, и какие только мысли не приходят мне в голову. В один миг я замираю и боюсь пальцем пошевелить. Мой член напрочь отказывается писать, весь вздутый, красный; он пульсирует. Иногда я пытаюсь его подбодрить, мну его в руке. Но он слишком упрям. И какие только черные мысли не приходят мне в голову! Порой мне начинает казаться, что может быть это вредно, так перенапрягаться. У меня нет ни одного хорошего знакомого доктора (я бы называл его «доком»), к сожалению. А то бы я спросил у кого-нибудь знающего. Но со временем все плохое уходит на второй план. Это неизбежно.

Легкое порно, нелигалка, групповуха, хард-кор, «происхождение мира», три икса, или секс-фильмы для взрослых (за исключением телевизионной эротики и порнухи с грудничками) – это не только моя жизнь, это не то, что меня окружает, из чего я состою, или чем пронизано все мое существо, это приносит мне доход. Только на сей раз у меня другой подход, если позволите. На сей раз я «остаюсь за кадром», даже если это «гонзо-съемка». Моя задача: набросать броские диалоги, продумать сюжет, завернуть сценарий, самому снять и размножить на носителе. (Я почти как Орсон Уэлс в «Гражданине Кейне», если позволите). В моем распоряжении лучшие из лучших современных и «античных» порноактеров так что можно миксовать и глумиться как душе угодно. «Браззерс» по сравнению со мной – ничто. Кусок застывших фекалий на февральском ветру. Не больше. Не меньше. В этом плане я король мира, царь вселенной под названием порноиндустрия.

Но так охуенно как сейчас, было не всегда, и земля не всегда была раем.

Пришлось изрядно попотеть. И если быть с вами до конца откровенным, то руки пришлось окунуть в миллионы, миллиарды цистерн, бочек с кровью. Пришлось переворошить кучи и кучи лейблов со всеми вытекающими отсюда последствиями, ну вы понимаете. Одно время я работал в «Грязной Америке», за месяц снимал по тридцать порнофильмов из серии «Девушка сегодня вечером». Помню, была одна такая Джесси Монро (ударение на первый слог), в настоящей жизни кликалась она Самантой. (Потому как, одна из прерогатив профессии – не палить свое настоящее имя под псевдонимом). Можно подумать, что порнобизнес это криминал сплошной. Ну, в общем, эта самая Саманта, она с первого плана меня зацепила, не смотря на то, что была уже тогда почти вся, полностью зататуирована, ну вы сами видели. На левом предплечье: паутина с черной вдовой, (а это говорило о многом, если вы, хоть как-то сечете в языке татуировки). Но это не суть. Чуть выше лобка – три звездочки феи, что считается совсем уж попсой в нашем деле, на груди было что-то наподобие херувима пронизывающего бабочку-мутанта рапирой…, я уж и не помню, а это и не важно, скажу я вам. В общем, зацепила она меня с первых секунд, аж руки дрожали всю съемку, охуеть, только вспомню как меня колотило. Ну, так вот, к чему я… есть у нас, у людей моей профессии железное правило, которое нужно выполнять. Порнорежиссер, он – что-то вроде психоаналитика, если позволите. Он не может ебаться со своими актерами. Никогда. Иначе это плохо для него кончится. Так вот она, Саманта была для меня единственным таким случаем, после этого мне и пришлось слиться из «Грязной Америки». Но я об этом не жалею. (Потому, как правило №2 – ни о чем не жалеть). Для людей моей профессии это так же беспрекословно как, например, для хирурга продезинфицировать скальпель перед операцией. Порноиндустрия не любит шуток.

Хочу рассказать про бочки с кровью…

Порноиндустрия – это своего рода элитарный универсум, если можно так выразиться. Это самый влиятельный бизнес всех существующих методов заколачивания бабла после наркоты, конечно. Но наркотики – дело чересчур травмоопасное; я слышал, что даже у Пабло Эскобара ближе к финалу его карьеры сплавились мозги под воздействием вездесущей паранойи преследования. Более того чтобы вариться в кокаиновом картеле нужно воспринимать действительность и чувствовать себя как минимум специфически, если позволите; это вам не высморкаться, здесь уметь надо, как вы понимаете. Так же как Дон Карлеоне не вывез бы таких лишений, можно спасовать, потому, как жопа стремглав загудит, зачешется от все этого геморроя, алого с кровью геморроя, связанного с джанком и здесь больше нечего добавить. Порнобизнес – другой. Он, более теневой, если хотите, более элитарный, особенное «нелигалка». Но в плане бабла это мало что меняет, так как у верхов всплывают, как дерьмо всплывает в колодце, всплывают такие «бонусы», которые даже сложно просто представить. И речь не о миллионах ни даже о миллиардах. Речь идет о силе и власти, которые как вы понимаете нельзя купить ни за какие бумажки. Человеческая жизнь на их фоне просто кучка огрызков из гнилых яблок и не более того. Не менее. Поэтому вы никогда не услышите моего НАСТОЯЩЕГО имени. Но почти все называют меня Джонни и я как бы вроде с этим свыкся. Джонни, говорит мне как-то один тип. Мы сидели в ресторане. Там было полно народу. Люди торчали за соседним столиком, улыбались, лупились, пили шампанское. Возле нас все крутилась, крутилась полуголая официантка, ну вы понимаете, о чем я говорю. Она сразу меня зацепила. Аппетитная такая сучка. От таких я обычно мигом теряю голову. Густобровая с серыми, как две таблетки активированного угля бельмами. Ручки Барби, броский мэйк-ап, а сквозь коротенькую юбку просвечиваются кружевные трусики. В общем, сидел я за столом с одним очень и очень влиятельным типом в нашем деле, пряча под столом руки, так как вы меня понимаете, у меня случился железный стояк. Джонни, говорит он мне, смотри, говорит в глаза сучий ты сын, когда я с тобой разговариваю. И я посмотрел. Серые водянистые точки зырили прямо на меня и не двигались. Люстра над столом создавала иллюзию зеркал и изредка излучала зеленым. И большие, ничего в себе не имевшие, пустые, словно лунные впадины или еще лучше две оскверненные могилы – вот что я увидел там. Зато щеки наливались пунцом, и голова будто набухала, набухала. Из губ сыпалась эманация сухих винных паров и мертвенного окисления, простуженных на морозе и изъеденных кариесом зубов. Джонни, говорят губы, ты трахал мою жену, сучий ты сын, и я никогда, слышишь никогда, тебе этого не прощу. И я сделаю все, слышишь все, чтобы твои яйца прибили к полу, если ты еще хоть раз посмеешь взять хренову камеру в свои грязные вонючие ручища. Ты меня понял Джонни, говорит. А я все смотрю на официантку. Вот она подошла к соседнему столику и наклонилась, чтобы поднять сервировочный нож. И я увидел ее трусики: белые как рай. Послышались звуки контрабаса и виолончели. А потом каденция из трех дерганных нот на фортепьяно и вступили барабаны. Это заиграл оркестр. Женщина в светло-зеленом платье взялась обеими руками за микрофон и запела сверлящим таким басом. Негритянка. У них у всех обычно такой голос, в особенности у BBW (big beautiful women). Худые афроамериканки пользуются популярностью у любителей ножек и экстрима. Негроиды-милфы с большими бедрами – вот товар, пользующийся ураганным спросом. Таких мы называем – «треска». Увесистые мамки с огромной задницей и сиськами до колен, словно дойная корова, зовутся – «икра». Почему икра? Я и сам, по правде вам скажу, не знаю. Такой уж профессиональный сленг, если можно так выразиться. Так вот насчет того типа. Если вам так уж интересно знать что с ним произошло, я вам скажу. Я его нейтрализовал, если можно так выразиться. Мне просто пришлось это сделать. Такой уж нас бизнес и тут ничего не попишешь. Я помню, как стоял на морозе и ждал это падло. На меня капал толи дождь, толи снег, а глаза застилал туман, из-за которого я не слышал собственных мыслей. Но я отчетливо видел, как он счастливый словно кролик Харви переходил, перепрыгивая через камушки, рассыпанные по дороге, переходил улицу. Уже стемнело, и над его подъездом горел фонарь. Он осветил его сырую шляпу холодным таким светом; желтым и холодным. Он отворил дверь, и внутрь залетела ночная поволока и пару снежинок. Это я хорошо запомнил. После его этого оскорбительного императива, если можно так выразиться, я был просто в бешенстве в таком бешенстве, что готов был застрелить эту сволочь, но это могло привлечь слишком много лишних лупил, а это мне на хер не нужно, поэтому как вы понимаете, я отказался от этой идеи. Я надел ему на шею подобие самопальной гарроты из заточенной, словно лезвие проволоки. Его голова поскакала словно мячик, брызгая кровью и оставляя кровавые следы в тех местах, где раньше были следы от грязных обмазанных шлаком подошв. Тело мгновенно обмякло и, пропустив агонию, повалилось ничком, скатилось по двери в лужу уже застоявшейся, словно комариный битум крови. Наутро все хроники и периодики разыгрывали этот неожиданный пассаж, если позволите, ЧП с влиятельным бизнесменом кто как хотел. Оказалось, что помимо всего прочего у него на депозитах висела фирма по изготовлению полиэтиленовых пакетов (кто бы мог подумать: «по изготовлению этих долбанных полиэтиленовых пакетов») и все списали на его маломальских тогдашних конкурентов. Дурацкая история. Я знал, что вам не понравится.

Еще хотелось бы поинтересоваться знаете ли вы этого типа, самого главного плейбоя? Седого такого сутулого?

Ну, так вот издох. И угадайте от чего? Никогда в жизни не отгадаете. В общем, случился у старикана удар, сердечный приступ, как таковой, (ну в его-то восемьдесят пять или сколько там это не новость). Тем более «седой» как его часто называли, сидел плотно на кокаине. Но окочурился не от этого. Умер, говорят от страха. Всю жизнь боялся собак, ну и так вот соседская собака маленькая такая, «мопс», в общем, забралась как-то к нему во двор, и вот он и обосрался от страха. А она всего лишь хотела изгадить ему коврик, ну это если на максимум, на самый крайний максимум опираться. Правда кто-то утверждает что это был некто иной как мопс Тони Монтано и смертью, той смертью которую мы подразумеваем как человеческую, ее не было, и дед сейчас лежит замороженный в капсуле и только ждет новых синтетических девиц, скачущих на его члене. Но, так или иначе…. главное, что денежки ушли куда-то в Массачусетс или Чикаго, к родственником каким-то, которые его и в глаза никогда не видали. А там будьте уверенны состояние! Оно, несомненно, могло быть еще больше, если бы там типа не проценты за славу, за публичность, ну вы понимаете… Плейбой это конечно круто, но с нашим делом ему и не сравниться, он там и рядом не стоял, не курил и в щели не подглядывал, если позволите, но все равно это вам не высморкаться здесь уметь надо. А все это гребаная фобия….

Хотелось бы напомнить вам один случай…

Всегда как лох ссался съезжать с горки там у себя на райончике, когда все о чем я вам только что рассказывал, было для меня еще не важно. Где-то на середине у меня затряслись руки, лодыжки забились о педали и я выпустил руль и дальше вы понимаете, что со мной стало: всего-то сломал пару ребер и ключицу – белый халат вытащил из меня селезенку и положил рядом на столик с инструментами. И так после этого я не ногой туда, а когда шел в магазин за хлебом, приходилось делать крюк. И вот в один день, когда терпеть такое страшное каждодневное унижение уже не было сил я взял велик, разогнался чтобы мочи и покатился. Ни хуя не вижу: кочусь. Кочусь, а сам думаю, стараюсь думать о чем-нибудь приятном, о чем-нибудь кайфовом, но ничего не получается. Мысли проскальзывают как в калейдоскопе и не за одной не получается зациклиться. Кокой-то заколдованный круг – пришло мне в голову. Тут переднее колесо подскочило на каком-то камне или бревне – черт его знает, была глубокая ночь и, ни зги не видать было. Мой байк понесло вниз, в этот момент я миллион, миллиард раз пожалел, что вообще решился на такую херню, но назад не вернешь и колеса в обратном направлении не закрутятся; руки мои снова затряслись, забились в конвульсиях, словно в них я держал отбойный молоток, а позади – лай. Дикий свирепый лай, который начал меня преследовать. Сердце или легкое, дернулось, будто в меня всадили рапиру. Я глянул через плечо: два красных огонька расплывались в искрах; они плыли за мной, именно плыли. И тут я вспомнил картину «Девять мопсов в вельботе», не знаю, зачем я это сделал, но в тот же миг два огонька кроваво-красных, словно две лампочки окрашенных в красный (знаете такие бывают при проявки фотопленки) словно две кровоточащие раны от которых разило марганцовкой и желатином – эти два огонька выскочили на просвет позади меня. Выскочили и вдруг погасли. Вместо них за мной шакалил черный пес с опухшей шеей и ржавым ошейником. Он рахитично, (если это слово тут уместно), рахитично пускал слизь изо рта и размусоливал ее по всему подбородку. Это было похоже на мыльную пену, напоминающую серый коврик под дверью, о который вытирают ноги. Он сделал резкий выпад и захавал шнурок на моем штиблете. А я посмотрю кто-то не любит чистить зубы. Я высунулся через плечо и передо мной раскинулись груды зубного камня и кишащее червяками дупло, словно те нежились в мешке с гнилыми яблоками.

Тески разжималась, и сжимались паче.

Шнурки на моих штиблетах разъедало ядом, и я топил, чтобы было мочи, мочалил с чудовищем наперевес, и только слышно было, как бьются его кости, мышцы и жилы о камни и кряжистые чурбаны то и дело вылетающие из зарослей хны и инжира по бокам улицы. Потом в какой-то миг все стало легко и беззаботно. Но меня было, уже не остановить я взлетал; я мог бы взлететь, если захотел, если бы хватило,…остановился я уже у подножья и чувствовал себя на редкость скверно. Сердце стучало словно там-там, глотку обстрекало, словно туда залили раскаленный свинец, а глаза слезились, словно обожженные мылом или там луком. Весь я был мокрый как после ванной. Ноги ныли будто сломанные. Больше ничего не помню. А на следующее утро я обнаружил, что мой велик спиздили…

Аккуратно. Аккуратно.

Подвиньте их и садитесь. Чувствуйте себя как дома. Не бойтесь это короткошерстные питоны. Они и мухи не обидят. Подвиньте и садитесь. Чувствуйте себя как дома. Они все чувствуют. Они начинают белеть и словно потеют какой-то пахучей слизью, когда чувствуют чей-то страх. Правило №3: никогда ничего не бойтесь. Вы думаете, если бы я чего-то боялся, жил бы я в такой конуре? Конечно, нет. Правда, был один интересный случай. Я расскажу вам один интересный случай, с вашего позволения. Если вы только не возражаете, конечно?

В общем, у моего тогдашнего боса еще в «Грязной Америке» была телка типа, пассия. Ну, так вот все ребята, абсолютно каждый хотел ее, как бы это не звучало пошло, отодрать эту киску во все имеющиеся и не имеющиеся у нее щели. Да чего они только не хотели. Ну, вы и сами все понимаете. И их за это не упрекнешь, ни разу не упрекнешь. Молоденькая. Только-только стукнуло восемнадцать. Носит обтягивающие леггинсы разных цветов, при этом, и знать не знает про трусики, вы, наверное, уже представили о чем я говорю, и еще эти знаете меховые воротнички. Она всегда плюхалась в кресло рядом с босом, закидывала ноги на раскладной стеклянный столик и бесцеремонно трахала всех глазами. Руками, она свежевала, словно тигрица раздирающая антилопу, свежевала бананы. Один за одним. Такое ощущение, что она ящиками жрала эти чертовы БАНАНЫ. Ну, так вот ребята, конечно, многое повидали, в этом у вас не должно возникать сомнений, но каждый, абсолютно каждый мечтал, грезил ей вдуть, если можно так выразиться, именно ВДУТЬ. Вместо этого они только зашивали, штопали, латали штаны, как еще можно сказать я не знаю в общем, чинили штаны и не больше, потому что все ссались боса, этого ублюдка, НОСОХЕР мы его называли, потому что шнобель его чисто вылитый хер, ну вы понимаете. Как огня боялись. Стоит ему только пройти мимо, и все затыкаются, встают по стойке и жаждут приказов. А он обычно, восседал рядом с ней, сосал сигары, лакал дорогущий виски, бутылку такого можно свободно обменять на какой-нибудь старенький пикап, если хотите. Он свирепо оглядывался в полуобморочном таком состоянии и сверкал малюсенькими, словно свиными глазками. Жуткое зрелище. Был, правда, еще один тип с дурацким именем – Поли Сакс. Такое ебаное имя редко встретишь и вы, я думаю, со мной согласитесь, что нет ничего удивительного, что людей с такими именами становится все меньше и меньше. Это знаете как какой-нибудь вымирающий вид в красной книге. Последний из Могикан. Ну, так вот этот Поли Сакс, был единственным смельчаком, если можно так выразиться. Среди нас, грязных и вонючих оборванцев, как он говорил. Куцый с небольшим пузиком от полуфабрикатов с пивом у маленького телевизора в пустом доме. И нет ничего удивительного, что мне его ни капельки не жаль. Тем более странно рассуждать о гребаном католицизме, исламизме, православии…, об каких-то религиозных, нахуй не нужных обрядах погребения рассчитанных, мол, на попадание «души в рай» или что-то в таком же духе; про своеобразную эмансипацию, если хотите, освобождение… обо всем об этом сложно, и даже совершенно не по фану рассуждать, думать даже об этом не стоит, когда пред тобой на калениях извивается подобие человека, существо которое в тайне трахнуло вашу пассию, если хотите. Более того существо довольно хвастливое и как вы понимаете, совершенно не нужное даже если оно вдруг зашептало «Отче наш» на ломаном саксонском. Поли Сакса захоронили в перелеске, неподалеку от свинофермы принадлежащей Носохеру, похоронили заживо в сделанном специально для него на заказ стальном саркофаге предварительно отрубив все пальцы на руках и ногах и вложив кляпом уже похолодевший и совершенно не кровоточащий собственный пенис, чтобы существо было молчаливым и слышало как падают куски плесневой земли на крышку саркофага, как скрипят стенки и чувствовало этот ужасающий металлический холод пронизывающий все существо, обжигающий еще пульсирующие раны… Согласен, что это не самая интересная история и вообще, наверно, она здесь совершенно не под раздачу, скажем так, тем более что я ее уже закончил. Не хочу больше говорить о гребаного Поли, о ребятах, «Грязной Америке», и своем тогдашнем босе, про этого мудилу, про все про это, даже вспоминать не хочется. Я устал, но только сейчас я понял что устал, смертельно устал от всего этого шлака. Серого со стразами под зеленой луной подпертой причудливыми кариатидами в утренних поеденных мхом платьях и горой экстаза и всяческих удовольствий…

Прошу прощения.

Искренне прошу прощения за мое резонерство, за позерство даже, если позволите. Я так быстро теряю ко всему интерес и принимаюсь прогонять новые телеги, не удосужившись окучить старые, если хотите. Я совершенно сконфужен и, наверное, уже и не вспомню к чему я все это время точил, точил без умолку. Я потерял нить. А порой когда теряешь эту дребанную нить, то попадаешь в своеобразный трип, если хотите, будто плывешь, плывешь в тумане в сером бесконечном облаке пыли и не знаешь, сесть ли на измену или продолжать оставаться невидимым до определенного, момента, который стопудняк наступает. И тогда неизбежно потрясение, мать его! – без этого ведь никак, вы уж мне поверьте. И порой оно, это самое потрясение, если вы не возражайте, порой от него можно так охуеть, что часть кишечника опорожняется без каких-либо команд, а веки теряет свою эластичность, и трескаются, словно яичная скорлупа. Один раз что-то подобное произошло, когда я спускался по лестнице. Под ногами стелились женские пеньюары и платья, бюстгальтеры и кожаные браслеты. Музыка долбила так сильно, что я ее даже и не слышал. Просто стирало, давило, сминало виски. Я не был достаточно пьян. Двойной виски из комариного битума за барной стойкой и две дорожки кокаина по пути из клозета на танцпол сделали из меня сексуального маньяка, но не более того. Ни менее. Вечер и ночь были в самом разгаре. Женские груди – казалось, они были повсюду – терлись об меня будто им намазано, жались ко мне словно слепые котята, которых так и хочется потискать часик другой в какой-нибудь спокойной обстановке, ну вы понимаете о чем я. Но я мало обращал внимания на то, что происходило вокруг. Я пытался залезть поглубже. Не знаю, что я тогда там искал, но явно не слепых котят и не пустыни из белых песков под вечно-вечно окисленным солнцем.