Игра в солдатики… И не только

1

Для начала мне пришлось основательно потрудиться, чтобы крошечные листы предстали в достаточно удобном для чтения виде.

Перегружено работал компьютер, увеличивая мельчайшие строки миниатюрного автора. Потом подключилась программа-переводчик, выдавшая пространный текст построчного перевода. Потом долгая процедура литературной обработки. Раньше мне не приходилось таким заниматься, но я более или менее справился.

Наступила пора прочтения и опубликования.

Я осторожно расправил распечатанные на принтере записки и погрузился в чтение.

И вот, что я прочел:

***

Извлечение из записок капитана Вальтера Риттера

На дворе началась дружная весна. Снег уже потемнел и слегка подтаял. Еще немного, и можно будет приниматься за хозяйственные работы. Да и поднакопилось за зиму дел. Надо бы и деревца подрезать, и изгородь поправить. Что уж там говорить, хорошо бы и плитку у входа подновить. В общем, много всего.

Потом хотелось бы, наконец, и семьей обзавестись. Девушку тут по соседству приглядел. Хорошенькая, да еще и из добропорядочной бюргерской семьи. И имя благозвучное – вполне соответствующее моему положению – Брун, красивое имя валькирии.

Войн в ближайшем времени вроде бы не предвиделось. В свое время успел я и в сражениях поучаствовать. Как сейчас помню, поход почти десятилетней давности. Взяли мы тогда штурмом Гамбург. За этот бой я и удостоился чина капитана. После той кампании перешел я из егерей в легкую кавалерию. Послужил в шеволежерах. Сменил зеленый мундир на красный. А вот теперь решил я оставить военную службу. Хватит уже воевать.

Но к Брун я собрался направиться при полном параде, при всех регалиях. Да и офицерский мундир явно предпочтительней в женских глазах, чем партикулярное платье.

Я тщательно вычистил форму. Ордена ярко сверкнули при свете блеклого весеннего солнца. Стальное стремя слегка подалось под блестящим сапогом. Тело устремилось вверх.

– Капитан Вальтер Риттер? – голос унтера Кёллера чуть не заставил ногу выскользнуть обратно на землю.

– Да, это я, – горделиво выпрямившись в седле, отвечал я.

– Господин капитан, – отчеканил унтер, – вам надлежит немедленно прибыть в расположение своего полка.

– С чего это?

– Война. Англичане вторглись на территорию Франции. А французы – наши союзники.

Ничего не поделаешь, какая уж тут теперь отставка. Я посмотрел с сожалением в сторону дома Брун и поворотил коня.

Мы выступили в тот же день. Целью нашего передвижения стала Пруссия. Зачем нам туда идти? Наш командир, подполковник Цецшвиц, высказал предположение, что мы должны освободить братьев-пруссаков от британского влияния.

Как всегда бывает в таких случаях, отряды выступали ровными стройными рядами. Веселые лица солдат выглядели так, словно на прогулке. Но война – это же далеко не прогулка. Даже мой, не особенно богатый, боевой опыт позволяет с уверенностью опровергать подобные настроения. Все мои воспоминания связаны, в первую очередь, не с парадами и смотрами, а с болью и страданиями, с гибелью соратников. Большинство же солдат не имело и такого опыта.

Со всех сторон слышались разговоры. Хорошо различались баварский, вюртембергский и баденский диалекты. Мне казалось, что они уступают в благородстве нашему саксонскому выговору – наиболее правильному во всех германских странах.

Постепенно стала накапливаться усталость. Стройность рядов несколько нарушилась. Шаг у многих отрядов утратил четкость и молодцеватость. Больше всех этим грешили баварцы. Конечно, мы же находились не на территории Баварии. Да и прошли они гораздо больше нашего. Они-то уже несколько дней в пути.

К вечеру подошли к Эльбе. Вот тут-то господа командиры и решили устроить дневку.

Баварские ланд-гусары предоставили нам несколько бочонков их мюнхенского пива. Неплохого, но до нашего лейпцигского ему еще далеко. И вкус не тот, и мягкости не хватает. А перед предстоящим боем мягкость – далеко не последнее дело. Но куда деваться?

Не успели мы выпить и пары кружек, как к нашему бивуаку подошли другие части нашего союза.

– Привет, Вальтер, – раздалось из группы проходивших мимо офицеров баденского стрелкового батальона.

Я пригляделся и узнал своего старого (еще по сражению за Гамбург) знакомого, Петернеля – теперь уже майора. А когда-то мы, еще молодые лейтенанты, стояли плечом к плечу под свист вражеских пуль. Тогда он казался мне высеченным из камня и стали. И это несмотря, что он из Бадена – они там несколько отстают от нас по части храбрости.

– Добрый день, господин майор, – я приподнял в знак приветствия кружку, – присоединяйтесь к нам.

– Да, ладно, оставь ты эти условности, – отмахнулся Петернель и опустился на обрубок дерева рядом со мной, – сам-то не намного отстал. Смотрю, капитан уже.

Изменился майор с того времени. Я, как ни старался, так и не смог вспомнить его имя. Однако радушно указал на место рядом с собой. Легко опустился старый вояка на заменяющий табурет чурбак. Я даже удивился, что он при таком возрасте сохранил практически юношескую ловкость. Его двууголка небрежно опустилась на неструганную столешницу. Рука ухватила увенчанную огромной ноздреватой шапкой пены кружку.

– Как же ты попал в кавалерию? – спросил Петернель, мощным глотком наполовину опустошив емкость, – помнится, мы с тобой вместе когда-то были стрелками.

– Легкоконный полк принца Клеменса, – я горделиво провел рукой по ярко-красному мундиру.

– А, уланы, – майор допил пиво.

Ладонь с силой хлопнула по столу, требуя новой порции.

– Сами мы себя так не называем, – я опередил майора, перехватив очередную кружку.

Загулье продолжалось до позднего вечера. Впереди, в скором уже будущем, ожидалась битва. Чем-то она для нас может окончиться…

И вот мы стоим под стенами Берлина.

Утро выдалось туманным. Сквозь плотную пелену с трудом проглядывались стройные ряды врага. Их несколько скрывали отдельные рощицы, находящиеся почти посередине предстоящего поля боя.

Мы расположились почти в центре наших позиций. Рядом стояли гусары фон Энгеля и баварские ланд-гусары. Далее, на самом краю левого фланга грозно выстроились гвардейцы. Мой друг, майор Петернель, со своими стрелками находился на правом фланге.

Судя по расположению войск, нас примерно в полтора раза больше. Но это ничего не значит. Как известно нападающая сторона традиционно несет большие потери, чем обороняющаяся. Тем более, как я успел заметить, у противника сокрушительный перевес в артиллерии. Не повезет тем, кто будет атаковать пушки. Напротив нас как раз и стояла одна из батарей. Неужели, именно нас ожидает эта участь?

Мы едва переглянулись со знакомыми офицерами, как перед нашими рядами появился подполковник Цецшвиц. Он приставил к глазам подзорную трубу и вгляделся в темнеюшие массы противника.

– С кем нам предстоит драться? – обратился я к нему.

– С кем? – Цецшвиц пристально посмотрел на меня. Усмехнувшись, протянул трубу.– Смотри…

Я прильнул к окуляру.

– Вон там, – подполковник махнул рукой, – находятся части Королевского Германского Легиона – немцы, продавшиеся англичанам. Рядом – войска предателя немецкого народа – герцога Брауншвейгского. Там же и русские. Эти всегда лезут во все дырки. Рядом пруссаки…

– Эти-то чего лезут не в свои дела?

– Хорошо, мой мальчик, – Цецшвиц одобрительно хлопнул меня по плечу.– А еще там чертова куча артиллерии. И нам придется наступать под ее шквальным огнем…

Он отъехал от меня.

Я вынул клинок из ножен. Сабля у меня великолепная. Настоящий Золинген. Я даже имя ему дал, наподобие эпических героев. Назвал я его Грам. Сталь кровожадно сверкнула в лучах появившегося сквозь туман солнца.

Еще немного – и в бой…

Туман окончательно рассеялся.

– Вперед! – отдал приказ подполковник.

Взлетела из-под копыт земля. Рванулась нам навстречу русская батарея. Но все же скорость нашей атаки оказалась невысокой, только слегка превосходила пехоту. И никак не ускориться. Хоть что предпринимай…

И тут грянул артиллерийский залп. Словно огненный шквал пролетел над головами. Повалились убитые.

Но мы храбро продолжали атаковать. Наша задача – захватить русскую батарею.

– Вперед! Нам нужно как можно быстрей преодолеть поражаемое пространство.

Скорость! Нужна скорость!

Однако копыта наших скакунов двигались, словно в тягучем желе.

Враги не замедлили этим воспользоваться.

Снова огрызнулись огнем многочисленные орудия противника. Еще один смертоносный шквал ударил по наступающим отрядам. Отрядам – рядом с нами вперед шли гусары: и наши, и баварские. Они также несли невероятные потери. Но мне некогда было обращать внимание на соседей. Самим бы добраться до назначенной цели.

Краем глаза успел заметить, что гвардейские полки укрылись от артиллерийского огня за деревьями рощицы.

Залп!

Еще один!

Мы упрямо двигались вперед, невзирая на ужасающие потери. Вот уже почти два эскадрона оказались вынужденными вернуться в тыл.

Мой эскадрон оказался перед самыми пушками..

Один стремительный рывок, и – русские артиллеристы трусливо бегут с поля боя от наших пик и сабель.

Маленькая, но все-таки ПОБЕДА!

Унтер Кёллер, прикрываемый солдатами эскадрона, умудрился спешно соскочить с коня, чтобы повредить орудия.

Но не успели мы перевести дух, как на нас, ощетинясь штыками устремился батальон русской пехоты.

Вслед за ним рванулись в атаку на нас два эскадрона русских гусар. Где-то за ними мелькали флюгера брауншвейгских улан…

Началась ожесточенная сеча. На небольшом пятачке земли смешались в кучу и пехота и кавалерия.

Вы только подумайте. Наш эскадрон одновременно отчаянно отбивался от трех эскадронов кавалерии и одного пехотного батальона и в какой-то мере справлялся.

Мы храбро отогнали пехоту, порубили в паштет русских гусар, заставив их позорно бежать в тыл. Мой Грам потемнел от крови. Рука словно налилась свинцом. От брауншвейгцев нам явно не отбиться.

– Отходим!

Мельком успел заметить, как соседи захватили было еще одну батарею, но тут же противник отбил ее обратно…

Вот и все достижения…

Впоследствии я узнал, что баденские стрелки Петернеля успешно обратили в бегство русских гвардейских гусар.

Всю ночь над полем боя разносились звуки ударов топоров. Ясно было, что противник старательно убирал затрудняющие обзор деревья.

Так оно и оказалось. Лишь только когда рассвело, стало видно, что противник срубил все рощицы. Зато перед батареями выросли укрепления.

Странно, но количество вражеских пушек практически не изменилось. А как же те, которые мы захватили во время прошедшего сражения? Они никак не могли бы восстановиться…

Для подстраховки я пересчитал их еще раз. Ошибки не было. По количеству отсутствовала только пара орудий?

– Да уж, – тяжело вздохнул Цецшвиц, – придется тебе, мой мальчик, постараться снова…

Постараться? Да, придется. Правда, теперь мы находились на левом фланге наших позиций, и укрепленные батареи атаковать нам было не с руки. Во всяком случае во фронт… разве что пройти по тылам и взять их с фланга.

Решено. Так и поступим. Целью нашей атаки, таким образом, стал батальон КГЛ, тех самых, продавшихся англичанам немцев.

Я оглядел своих солдат. Все они были полны решимости начать бой с этими изменниками.

– Вперед! – Грам сверкнул в лучах солнца, указав направление.

Мои парни рванулись на врага. Но опять скорость передвижения оказалась невелика…

Одновременно с нами в атаку пошли все отряды нашей армии, рассеивая внимание артиллеристов противника.

Грянул залп.

На этот раз мы оказались вне зоны поражения. Но другие части снова несли колоссальные потери.

Залп!

Еще один!

Мы неотвратимо приближались к вражеской пехоте.

Стрелки перестроились в каре.

Верный ход. Теперь нам к ним не пробиться. Во всяком случае обычным наскоком.

Что же теперь делать?

Продолжать атаку? Большей частью бессмысленно…

Отступить? Недопустимо…

– Вперед!!!

Мы с ходу проскакали до каре стрелков КГЛ и тут же повернули обратно. К сожалению, шальная пуля унесла жизнь одного из солдат. Погиб Ганс Хаппер – неплохой вояка, один из старейших в эскадроне.

Остановившись несколько поодаль, мы были готовы вновь идти в атаку.

Я получил неплохую возможность оглядеть поле боя.

Положение наше, по сравнению с предыдущим сражением оказалось не в пример лучше. На большинстве участков фронта мы подошли практически вплотную к неприятелю.

Еще немного, и…

Над полем боя прозвучал тягучий сигнал.

Оказалось – противник испугался дальнейшего продолжения нашей массированной атаки и запросил мира. Точнее, наиболее почетных условий сдачи.

Таким образом, Берлин оставался у нас, а его недавние защитники спешно покидали город, отступая к приближающемуся подкреплению.

Победа!!!

Берлин не произвел на меня особого впечатления. Хотя он почти не уступал нашему Лейпцигу. Хорошо, что эти записки сейчас не читает никто из моего лейпцигского окружения. А то бы мне точно досталось. Соперничество даже между отдельными землями, это особое дело, а тут и вообще другое государство.

Вообще-то я далеко не сразу обратил внимание на особенности Берлина как города. Сначала мы прошли торжественным парадом по главной площади.

Потом состоялось награждение.

Я даже удивился, когда среди награжденных прозвучало и мое имя. И самое поразительное, что меня удостоили Орденом Св. Генриха – а это высший военный орден страны. Выше его только Орден Рутовой Короны, но тот выдается только высшим сановникам. Мне такой явно не то чину. Впрочем награждать Св. Генрихом простого капитана… Хотя, говоря по чести, по итогом двух битв за Берлин я его все-таки заслужил. Мой эскадрон захватил вражескую батарею. Одно это достижение многого стоит. А во второй битве мы, практически единственные, добрались до прямого контакта с противником.

Так что отличились мы вне всякого сомнения. И я в том числе. Может и не на Св. Генриха, но все-таки…

Сам король Фридрих Август вручил мне награду. Не зря его называют справедливым…

Как там мой друг, Петернель?

С Петернелем мы смогли встретиться лишь несколько позднее, в одной из берлинских пивных.

Мой друг появился с гордо выпяченной грудью. Серебряный крест Военных Заслуг в дополнение к прошлым наградам ярко сверкал в лучах солнца.

– Смотрю, ты тоже отличился, – проговорил я после традиционного приветствия.

– Тоже? – он недоуменно приподнял бровь.

Я с торжеством хлопнул себя по полученному ордену.

– Слышал, слышал, – он огляделся, – вы практически единственные из всей армии схлестнулись в рукопашной схватке…

– Тоже мне, схлестнулись, – отмахнулся я, прерывая его дифирамбы, – только слегка подошли к каре…

– И не говори, – Петернель уселся рядом, – смотри, что о нас пишут.

Он бухнул на стол несколько помятых английских и французских газет.

Я мельком просмотрел заметки о битвах за Берлин. Ладно бы англичане, а то и союзники – французы – все почти в один голос заявляли о медлительности нашей атаки. Но, как мы могли двигаться быстрей? Это было просто невозможно… Да, что с англичан взять: даже с подавляющим количеством артиллерии они не смогли отстоять Берлин. Но французы-то… все-таки союзники. Я в раздражении откинул газеты в сторону.

Но тут небольшая заметка привлекла мое внимание. Я снова придвинул к себе английскую газетенку. Надо же, шведы захватили Лейпциг. И теперь мой родной город в руках врага.

Необходимо выбить их оттуда. Но пойдет ли на это Фридрих Август?

Я махом выпил кружку пива.

Наконец-то мы решили выступить из Берлина.

Мои первоначальные предположения о том, что мы движемся на освобождение Лейпцига, развеялись практически сразу после выхода из Берлина. По сути, для похода на Лейпциг мы должны бы пройти по тому же пути, который уже прошли, двигаясь к столице Пруссии. Однако, дорога, по которой мы теперь шли, оказалась в далеко в стороне.

– Удивлен? – подполковник Цецшвиц подъехал вплотную ко мне.

– Конечно. Разве мы идем не на освобождение Лейпцига?

– Конечно, нет, – он усмехнулся.

– А куда тогда?

Подполковник задумчиво помолчал, внимательно вглядываясь в проходящие мимо части.

– В Варшаву, – наконец произнес он.

– Зачем?

– Надеюсь, ты еще помнишь, что наш Фридрих Август еще и польский король.

– Ну и что?

– Наши союзники, австрийцы, попали в затруднительное положение. На них наступают сразу две русские армии.

– А причем тут Варшава?

– Так австрийцы сейчас находятся в Варшаве. И наша прямая обязанность помочь им.

– А сами поляки?

– Будем надеяться, что и они помогут, – в голосе подполковника явно слышалась усмешка…

– Чтоб тебя, – Петернель раздраженно хлопнул по колену сдернутой с головы шляпой.

– Что случилось, дружище?

Он молча протянул мне смятую газету.

Что он хотел показать?

Я быстро просмотрел написанное. Все не то… А вот оно: «Главная армия русских напала на Варшаву». Ну, этого мы и так ожидали. Так, ничего особенного.

– Тут смотри, – майор ткнул пальцем куда-то ниже.

Присмотрелся: «Южная армия русских отступила в Краков». Испугались они нас что ли? Ну да, мы же приближаемся же. Читаю дальше: «Поляки вышли из Варшавы в направлении Кракова». Вот ничего себе. Мы им помогать, а они – уходят… Собрались бы все вместе, как ударили бы единым кулаком, и все. Победа наша! Ну, это еще ничего. Но вот это: «Нидерландцы и англичане вошли в Берлин. Зачем же мы тогда проливали кровь, захватывая этот город? Дальше – еще хуже: «Нидерландцы напали на Мюнхен. В Мюнхене готовятся к отражению осады». Теперь понятно, чем недоволен мой друг. Он откуда-то из тех мест.

– А что у вас там никого не осталось?

– Есть там некоторые войска, – неохотно проговорил он, – но лучше бы…

Что лучше, он не так и не сказал, махнул рукой и отошел к своему батальону.

Наше продвижение продолжалось. На этот раз люди шли как-то угрюмо, без обычных разговоров. Словно не победившие, а как раз понесшие поражение. Солдаты уже знали о взятии врагами Лейпцига, об осаде Мюнхена. Естественно, такая информация не добавила людям оптимизма. Сообщение же разведывательного разъезда о преследовании со стороны англичан еще больше навевала мрачные мысли. Хорошо еще, что наши саперы успели разрушить мост после нашего прохода. Противнику понадобится определенное время, чтоб восстановить его.

Новые газеты сообщали и неплохие вести. Оказалось, что поляки освободили Краков, а южная армия русских отступила из Кракова. Освободили? Надо же…

Мне, например, показалось, что ни поляки, ни русские просто не хотят воевать друг с другом. Только и бегают друг за другом или друг от друга… Боятся что ли? Во всяком случае, никаких активных действий они между собой не вели.

А вот на австрийцев русские все же напали. В то же время поляки поспешили быстренько сбежать. На западе Европы так же бегают не то друг от друга, не то друг за другом – англичане и французы. Непонятная война какая-то.

Странные дела твои, Господи.

Петернель появился возле нашего бивака изрядно навеселе. Где он только достает? В походных-то условиях…

– Выпей со мной, дружище, – он протянул флягу.

– А в чем, собственно, дело?

– Вон, читай, – и он вытащил из кармана и подал мне аккуратно сложенный лист, заполненный ровными строчками. Видно было, что писала женщина.