Праведник
Яков присел на лавочку, поглядывая на двери подъезда, возле которых слонялся полицейский, и вынул радиофон. Набрав номер, и дождавшись нервного ответа, он спокойно сказал:
– Пан Земан? – выждав секундочку, пока коммуникатор переведет его вопрос на чешский, Лот продолжил: – Это ваш перевозчик. Вы оба дома?
– Да, да! – радостно отозвался Лукаш. – Руженка тут, со мной!
– Спокойнее, спокойнее… Входящий сигнал с моего радиофона не перехватывается, но… Ваша квартира не прослушивается?
– Нет, нет! – поспешно ответил Зееман. – Я специально проверял – «жучков» нет! А вот в подъезде…
– И я о том же. Ключ от двери на чердак у вас имеется?
– Да, да!
– Не просветите меня, с чего вдруг полиция нравов так возбудилась?
– Боюсь, это я виноват, – сокрушенно вздохнул Земан. – Сорвался, знаете ли, устроил в Соцслужбе маленький дебош.
Меня задержали на сутки, потом выпустили, а я им всем пообещал… Господи, ну, что все в моем положении говорят – я вам всем покажу, и все такое… Вот они меня и обложили.
Рекомендовали воздержаться от антиобщественного поведения.
А если не воздержусь, меня приговорят к году позитивной реморализации, и тогда уж точно останусь бездетным – «пози» делаются импотентами и асексуалами…
– Ясненько.
– А… когда начнется… э-э… операция? – осторожно поинтересовался Лукаш.
– Она уже идет, пан Земан. Сейчас я вам передам «картинку», а вы посмотрите… – наведя камеру на юных футболистов, Яков спросил: – Видите мальчишек? Есть тут кто из вашего подъезда?
– Так… Этот… Нет, не он… А, вон Мартин из нашего! Он в красной кепке. И еще Вацлав – у него голова обрита, и тампопластырь на темечке.
– Кому из них можно доверять?
– Мартину, – сразу сказал Земан. – Его однажды поймали педофилы и чуть не изнасиловали. Сказали, что приняли за «киндерпартнера», с которым можно… С тех пор Мартин считает своим долгом мстить извращенцам всех мастей.
– Отлично. Тогда ждите и будьте готовы покинуть квартиру. Собрались хоть?
– В полном боевом! – бодро отозвался Лукаш.
– Ждите тогда.
Убрав радиофон, Лот поднялся и прошагал к спортивной площадке. Игра как раз прервалась – футболисты громко спорили, кто кому забил мяч.
Яков позвал негромко:
– Мартин!
Белобрысая личность лет десяти вздрогнула, услышав свое имя из уст чужого дяди. Поколебавшись, мальчик подошел-таки, остановился по ту сторону решетки, глянул пытливо на Лота.
– Ты говоришь по-русски? По-французски?
– Мы… проходим русский… в школе, – с запинкой выговорил Мартин.
– Ты слышал, что случилось с твоими соседями? С паном Земаном?
Мальчик вскинул голову.
– Вы из полиции? – спросил он враждебно.
– Я – перевозчик, – честно сказал Яков, ибо сохранение конспирации в данном случае было равно провалу.
– Ух, ты… – неуверенно сказал Мартин.
– Мне нужна твоя помощь.
– Моя?! – поразился мальчик.
– Твоя, твоя, – заверил его Лот. – Ты на каком этаже живешь?
– На пятом.
– Ну, совсем хорошо! Так ты согласен помочь?
– Да, конечно! – с энтузиазмом ответил Мартин.
– Тогда слушай внимательно. Вон под той лавочкой лежат два пакетика. Тот, который непрозрачный, положишь под коврик у входной двери своей квартиры. Какой у вас номер?
– Четырнадцать!
– Ага. А в другом пакетике лежат нейтрализаторы и еще один приборчик, похожий на маленький фонарик. Будешь подниматься – следи за ним. Если засветится, значит, на той лестничной площадке встроены «жучки». И тебе надо незаметно прилепить нейтрализатор, лучше всего – под перила.
– Сделаю! – с жаром заверил мальчик. – Вот увидите!
Яков улыбнулся.
– Окна вашей квартиры выходят во двор? – спросил он и поспешно добавил: – Не оборачивайся к дому!
– Да, из столовой. Второе окно от подъезда.
– Тогда подойдешь к нему, если все сделаешь, и не попадешься. Просто покажешься, понял? Если тебя схватят, все отрицай. Нейтрализаторы поплавятся через полчаса, улик не останется.
– А что в непрозрачном пакете?
Лот улыбнулся.
– Веревка. Ну, все, беги.
– Ага! Я только мяч захвачу!
Мартин сбегал за мячом – футболисты все еще спорили, накал дискуссии грозил перевести ее в плоскость драки.
Мальчик покинул площадку, постукивая мячом по дорожке, и присел на лавочку, якобы подтягивая клапаны на кедах.
Незаметно подхватив пакетики, он направился к подъезду.
– Ма-артин! – донеслось с площадки. – Ты скоро?
– Щас! – откликнулся «агент». – Я только мяч отнесу!
Независимо пройдя мимо полицейского, скучавшего у дверей, Мартин вошел в подъезд.
Лот достал радиофон. Та-ак… На первом этаже «жучки» не «завелись». Уже хорошо… На втором… А вот на втором пять штук высеяно-таки. Ага… Пошел сигнал с нейтрализатора! Теперь на экраны в полицейских атомокарах будет поступать ложное видео – блюстители порядка и морали не увидят Лукаша с супругой. Что и требовалось доказать.
Третий этаж… Заработал нейтрализатор. Четвертый…
Еще один включился. Пятый… На пятом чисто.
Не успел Яков сосчитать до десяти, как во втором от подъезда окне замаячила светлая голова Мартина. Все, время пошло!
Незаметно оглянувшись, Лот поднес радиофон к уху.
– Лукаш? – сказал он напряженным голосом. – На выход. Поднимаетесь на пятый этаж, достаете из-под коврика перед дверью четырнадцатой квартиры пакет, и уходите на чердак. Понятно?
– Да, да! – взволнованно ответил Зееман.
– В пакетике – турбокоробка с креплением и двумя ручками. Закрепите ее на стропило и выберетесь через чердачное окно на крышу – с торца, где глухая стена. Только сначала ручки зацепите вокруг запястий!
– И?.. – выдохнул Земан.
– И шагайте с крыши вниз. Не бойтесь – это только кажется, что нить лопнет под вашим весом. Она из нановолокон, и выдержит тонну в рывке.
– Мы поняли…
– Тогда выдвигаемся. Вы – на чердак, а я буду ждать в проулке. Начали!
Прогулочным шагом Лот удалился, не обращая внимания на полицейских. Вернувшись к «балту», Яков юркнул на место водителя, и завел двигатель. Тронулся, неторопливо выезжая к проулку.
За спектролитовым колпаком проплывал верх пятиэтажки. Никого… Сорвалось? Да не должно, вроде… Ага! Кто-то есть!
С краю крыши показались две фигурки. Перевалились через перила, повисли… Плавно заскользили вниз.
Мужчина и женщина.
Когда парочка коснулась тротуара, ноги подогнулись у обоих.
– Быстро в машину! – сказал Лот, распахивая дверцы.
На ходу освобождаясь от турбокоробки, чета бросилась к джипу, и рухнула на заднее сиденье.
– Божечки, божечки… – причитала Ружена, хорошенькая блондинка с волнистыми волосами до плеч, хрупкая с виду, но большегрудая.
Лукаш оказался сухопарой жердиной, взгляд его был растерян, как у всякого беженца – нелегко все бросить, нарушить спокойное течение буден, оказать сопротивление бытию, начать жизнь с чистого листа. И сразу масса вопросов в голове.
А как жить дальше? А выйдет ли что у него, у них?
Не зря ли они покончили со старым? Не поспешили ли?
Вдруг, да прогадали?
– Все будет путем! – подбодрил разнервничавшуюся пару Яков, и стал набирать скорость.
Глава 6. Извне
Амальтея, планетологическая станция «Юпитер-1»
2047 г.
Астероид это был или комета, не ясно, но точно не из пределов Солнечной системы. Круглое тело в десятки километров диаметром прилетело даже не из нашей Галактики. Пронизав Облако Оорта, пройдя мимо Пояса Койпера на огромной скорости, оно непременно покинуло бы владения Солнца, минуя их, как пуля – мишень, пробившая «восьмерку», но тут на его пути подвернулся Нептун.[7]
Огромный синий гигант, поймав «пришельца из космоса» в сети гравитации, чуток «подправил» траекторию его полета. То ли астероид, то ли комета продолжил (продолжила, нужное подчеркнуть) свой путь уже в плоскости эклиптики.
Первой его распознала кассетная станция «Тест-24», кружившая по орбите вокруг Тритона, спутника Нептуна. Блинк-автоматы АМС[8] зарегистрировали прохождение неизвестного тела, бортовой компьютер занялся вычислениями и передал всю телеметрию, кому положено. То бишь – Большой Обсерватории, чьи купола схоронились на обратной стороне Луны. Команда астрономов тут же возбудилась, и начала строить гипотезы.
Версию о том, что «кассетник» зафиксировал прилет инопланетного корабля, отмели сразу – судя по данным, полученным из окрестностей Тритона, неизвестный объект имел неправильную форму, состоя, по всей видимости, из гигантских каменных глыб и льда.
Долго спорили из-за названия. Скрести по сусекам античных мифов не стали – сколько ж можно? Решили переключиться на восточно-европейский легендариум. В полуфинал вышли «Семаргл» и «Вий». Большинством голосов избрали Семаргла.
А тут новая информация. По всем выкладкам получалось, что Семаргл окончит свои дни, врезавшись в Юпитер. Тотчас же, в экстренном импульсе, передали сообщение-просьбу-приказ-мольбу на Амальтею.
* * *…Юпитер с Амальтеи полностью оправдывал имя, данное богу-громовержцу римлянами – Jovi Optimo Maximo, то бишь «Юпитер Наилучший Величайший».
Гигантская планета занимала большую часть неба. Ее слегка размытый диск, красно-розовый с оранжево-коричневым, полосатила аммиачная хмарь, колоссальные смерчи завивались на границах облачных полос, вспыхивали и гасли белые крапинки экзосферных протуберанцев. Тучи, каждая размером с Африку, окрашивались в ало-розовые закатные тона.
Амальтея на этом величественном фоне выглядела несерьёзно – красно-черная картофелина, приблудный астероид, своим острым концом всегда направленный на планету-хозяина.
Планетологическая станция «Юпитер-1» располагалась с краю кратера Пан. Наружу выглядывал лишь верхний этаж под прозрачным спектролитовым колпаком, нижние горизонты были заглублены в грунт и залиты металлопластом.
Поодаль, на скальной гряде, просвечивал решетчатый параболоид антенны, поблескивали сетчатые башни интерферометров. Темными пятнами отливали наметы серы, занесенной сюда с Ио.
Воронин шумно вздохнул. Второй год пошел, как его назначили начальником станции, а привыкнуть он так и не смог – неуемный восторг переполнял его, как пузырьки – шампанское.
Осторожной припрыжкой Воронин поскакал через космодром – по ровному полю с россыпями каменных обломков.
Посередине площадки в гордом одиночестве корячил шесть суставчатых опор грузовой автомат, а поодаль, в тени острых скал, стоял посадочный модуль. Орбитальный корабль «Хазан»[9] едва виднелся серебристой искоркой – оба астронома оккупировали ОК для наблюдений за Юпитером.
Его прежний ТМК «Леонов» года два летел бы до «Джупа», а вот на «Хазане» стояли атомно-импульсные двигатели, «домчались» меньше, чем за год…
В наушниках щелкнуло, и высокий звонкий голос Яны произнёс:
– Дэ-два, вы встали на пеленг! Код один-один-четыре, база – двадцать семь, двадцать восемь, сто пять! Минутная готовность… Ой, Коль, посмотри, какой Джуп сегодня красивый!
– Вижу, – ответил Воронин, улыбаясь.
Огромный розово-коричневый купол Юпитера почти наполовину вылез из-за скалистого хребта на близком горизонте, а сбоку, цепляясь за пик пятнистым серпом, повис Ганимед.
– Коля, экстренная с Луны! Астрономы челом бьют. Какой-то там внегалактический объект… По расчетам, он в Джуп врежется.
– Хотят, чтобы мы пронаблюдали?
– Ага!
– Ответь, что со всем нашим удовольствием! Он когда долетит?
– По расчетам… Месяцев через восемь.
– Ого! Так быстро?
– Я сейчас уточню траекторию и скорость, но где-то километров двести в секунду будет. Объект-то внегалактический!
– «Внегалактический»! – фыркнул Воронин насмешливо. – Ладно, радируй: «Будем посмотреть!»
Глава 7. Станция-призрак
Евросоюз, Париж. 2048 год
Возвращался Яков через Лемберг и Унгвар – называть эти города, как раньше – Львовом и Ужгородом, было вредно для здоровья. «Западэнци» тщательно зачистили карту Прикарпатья от следов «клятых москалей». Впрочем, «жидов та ляхов» на Украине тоже не жаловали – дух Бандеры витал тут явно и зримо, обходясь без потуг медиумов.
Вон, слева на пригорке, железобетонная «наглядная агитация» – гигантская стела с выпуклыми буквами вдоль: «Слава Україні!», а поперек – неровной черной скорописью – «Долой бандерлогов!»
На дорогах было неспокойно, сплошь и рядом попадались полицейские джипы с мигалками, раза два мелькнули бронетранспортеры, над горами кружили вертолеты – искали партизан из русинского[10] «Сопротивления».
Официальный Киев метал громы с молниями, обвиняя Москву в коварных происках. В Кремле морщились, и советовали «майданутым» чаще ездить на воды – нервы лечить.
За Унгваром Яков взялся за руль.
– Моя очередь, – буркнул он, и отключил автоматику.
– Приказ понял, – ответил «балт», и доверительно сообщил: – Справа у дороги прячется человек. Без оружия.
– Без ору-ужия?
Лот притормозил, и открыл правую дверцу.
– Эй! – крикнул он. – Русин?
Над кустами появилась голова в берете. Лицо бледное, шея тонкая, плечи узкие. Типичный геймер. Такие автомат только в стрелялках видели.
– Русин, – признался «геймер» неожиданно густым басом.
– Бандерлогов лупишь?
– Луплю, – признался русин, и робко пошутил: – Взаимно.
– Садись, подброшу.
– Это опасно…
– Я – перевозчик.
Боевик сел без разговоров. Захлопнув дверцу, он протянул костлявую руку.
– Иван Грабарь.
– Яков Лот. Это ваших гоняют?
– Наших, – кивнул Иван. – Сам знаешь, Евросоюз всегда фашистов поддерживал… Началось с того, что какой-то пацан в Ровно намалевал на воротах казармы Нацгвардии свастику. Его за это долго били сапогами, и реанимация не помогла… А мальчишка из русинов был, Кукольник его фамилия. И пошло-поехало… Третий месяц воюем.
Яков кивнул.
– Понимаю, – сказал он серьезно. – А ты чего без оружия? Хочешь, чтобы и тебя, как того пацана?
Грабарь хитро улыбнулся.
– У меня целых три автомата есть, – похвастался он, – я их в лесу заныкал, возле дороги. Вот, к тому-то схрону и топал, а тут ты…
Ага! Вон, видишь дерево у дороги?
– Где валун?
– Да-да!
Лот подъехал, куда сказано, и притормозил. Нескладный Грабарь вышел, словно по частям, повернулся, заулыбался и вскинул кулак, копируя Че Гевару – такого же нескладного интеллигента, не приспособленного к партизанской войне.
– Patria o muerte, – пробормотал Яков. – Venceremos…[11]
* * *В Париж Лот попал через автоярус «Монтрёй» – орда машин словно провалилась в подземный узел, прокрутилась по развязкам, гоняя эхо, и разлетелась веером по туннелям.
Яков вынырнул в квартале Бельвиль, в районе улицы Шарон, и мигом сбросил скорость – в городе особо не погоняешь. Он вообще больше любил Париж подземный, чем тот, что на виду. Отчего так? Лот криво усмехнулся, поглядывая в окно.
Вдоль улицы, по обеим ее сторонам, тянулись вывески на арабском, турецком и китайском. У мелких лавчонок крутились мордовороты в чалмах, приплясывали чернокожие в просторнейших рубахах, пугливо скользили женщины в хиджабах.
Стайки жуликоватых пацанов носились в толпе, как рыбы-пираньи окружая редких туристов, желающих запечатлеть Париж. Коренные парижане тоже попадались – жеманные мужчинки с подкрашенными глазами…
Яков вздохнул.
Впереди образовался затор из двух фургончиков-автоматов, которые не могли разъехаться, и Лот приспустил боковое окно.
В кабину сразу же ворвался галдеж, обычный для Багдада, Стамбула или какой-нибудь Момбасы. Потянуло запахом кебаба, сладковатым ароматцем марихуаны, завоняло потом и гнильем.
Мальчишки сразу кинулись к владельцу роскошного джипа, но Яков живо отогнал их на приличном арабском, и сказал пару ласковых обкуренному негру со спутанными, век не мытыми дредлоками на голове.
Тот загораживал дорогу фургону «Тата-сайбер», растягивая губищи в тупой ухмылке, махал руками перед визирами автомата, приседал, изображая царя природы, а бедный кибер тыкался только, пытаясь объехать человекообразное препятствие, мигал подфарниками, и монотонным голосом повторял: «Пожалуйста, дайте проехать… Пожалуйста, дайте проехать…»
– Слышь, ты, гуманоид? – вежливо обратился Лот к «афроевропейцу». – Сдвинься! А то в асфальт закатаю, никто и не сыщет.
– Почему-у? – промычал негр, пошатываясь.
– А ты с дорожным покрытием одного цвета – грязно-черного!
«Препятствие» качнулось, налапало пистолет за поясом, потянуло оружие за рукоятку…
– Пас! – резко скомандовал Яков.
«Руссо-балт» мгновенно взял с места, точно отмеряя силу инерции, и боднул негра передком. Того отнесло, приложив спиной к кузову фургона.
Чернокожий съехал на проезжую часть, тараща глаза, и тут же быстро загреб ногами, поверив, что водителя джипа его нижние конечности не остановят – переедет.
«Балт» обогнал фургоны-автоматы, и ринулся вдоль по улице.
Ближе к центру стало получше – толпа поредела. Машин, правда, стало больше – сюда, на улицу Риволи, выходили устья сразу трех радиальных туннелей – «Венсен», «Витри-сюр-Сен» и «Курбевуа».
На Риволи гуляли «постепенно», как по Дерибасовской. Все те же ярко накрашенные длинноволосые мужчинки в штанах-обтягушечках или в платьях, уродливо обтягивавших фигуры с вайтлс 90–90–90.
Стайками кучковались маленькие девочки из «киндеров» – официально зарегистрированных сексуальных партнеров для дядей, увлекающихся детьми.
Мальчиков с подведенными глазами тоже хватало – эти тусовались отдельно – нескладные, прыщавые, жеманные… Иногда и вовсе не было ясно, к какому классу и подклассу отнести… м-м… существо. То ли парень, то ли девушка, не понять.
Молодые парижане и парижанки, белые или с легкой примесью арабской либо африканской крови, были вполне довольны жизнью. Они болтали, смеялись, увлеченно лопали круассаны, целовались – кто с кем, не важно. Для этих пол не имел значения. В сексе они нуждались – приятно и для здоровья полезно, но какая разница, кто будет партнером? Ведь все равны…
Проезжая мимо мечети Аль-Джазира на острове Ситэ, Яков напрягся, заметив патруль «розовых» – штурмовики Большого Эрнеста вышагивали по тротуару, щеголяя в своих гламурных рубахах. Совершенно безбоязненно, небрежно и важно – прохожие так и норовили прошмыгнуть мимо них.
Полиция нисколько не препятствовала «патрульным», бычьи шеи которых оттягивали ремни автоматов.
Лот покачал головой: что-то грядет… Некие скрытые тектонические процессы шли в высших сферах – то ли передел власти готовился, то ли толстосумы поставили на «гомофюрера», решив прописать его в Елисейском дворце без майданов и путчей, «по-тихому».
Минуя Консьержери, «балт» свернул к станции метро «Ситэ» и по спиральному спуску съехал на подземную стоянку рядом с автоярусом «Твиндек». Полустанок.
Яков выбрался из машины, потягиваясь и разминаясь, захлопнул дверцу и приложил ладонь к диску опознавателя. Джип мигнул габаритами и тихонько пиликнул, будто говоря: «Все путем, хозяин!»
Паркинг был зело велик, простираясь широко и далеко, уходя под Сену. Здесь никогда не было тихо – сдержанно гудели могучие колонны климатизаторов, урчали и сипели двигатели машин, изредка разносились сигналы самых нетерпеливых водителей, и накатывал глухой гул поездов, то усиливаясь, то стихая.
Незаметно осмотревшись, Лот пошагал к техслужбе «Метро де Пари», где работал «Гомо» Ксавье.
Ксавье сам выбрал себе прозвище и нисколько не обижался на подначки – он раньше был «голубым», но решился на дорогую генетическую операцию, чтобы стать натуралом.
Лечить гомосексуализм брались только в московских и сибирских клиниках, там Яшка и познакомился с «Гомо», привлек его к Перевозу, или, как любил говаривать Ксав, «завербовал».
Официально «Гомо» числился программистом на 4-й линии метрополитена, большую часть рабочего времени уделяя Якову и его товарищам. Немного компьютерщик, немного диспетчер, Ксавье был еще и немного квартирьером – ведь ни один перевозчик не проживал в Париже легально. Зачем упрощать жизнь полиции и Службе Безопасности? Пускай попотеют, побегают за «активистами гомофобской преступной организации», как власти именуют перевозчиков! Вот, только помяни черта…
С большого стенного экрана разорялся черный мэр Парижа – Жоаким Массамба-Нгуаби.
– …Мы, французы, – вещал он с великолепной уверенностью, – всегда были верны общечеловеческим либеральным ценностям, а Париж – это сердце Франции! И мы не позволим всяким пришлым, будь то русские или евразийцы, осмеивать наши порядки, наши великие достижения в деле защиты прав и свобод граждан, защиты детей от посягательств взрослых, защиты сексуальных меньшинств и окружающей среды! А враждебным элементам, подрывающим устои демократии и толерантности, таким, как христианские экстремисты или гомофобы-нормалисты, мы дадим отпор!
Я полностью поддерживаю, как однопартиец, нашего президента, господина Халиля аль-Бахили, в его стремлении уберечь Францию от посягательств как внешних, так и внутренних врагов демократии!
«Мы, французы!», – усмехнулся Лот, отворачиваясь от спесивой рожи мэра, смахивавшей на морду черного бульдога.
За дверью модуля техслужбы было тихо и прохладно, а длинные стеллажи с нейрокомпьютерами наводили на аналогию со складом.
Ксавье обнаружился за пультом терминала. Небольшого росточка, худенький, коротко стриженный, в оптических очках, «Гомо» напоминал отрока.
Заметив чье-то присутствие, Ксав вздрогнул, но тут же, узнав Яшку, расплылся в улыбке.
– Привет! – воскликнул он. – Все нормально?
– Нормально, – ответил Лот, валясь в кресло. – Фу-у… Надо… это… спрятать джип. И меня.
«Гомо» понятливо кивнул. Пробежавшись по сенсорам, он всмотрелся в экраны мониторов.
– Насчет машины не волнуйся, – сказал он, – сейчас вызову эвакуатор, уберем твой «балт» на третий автоярус. Туда только механические уборщики заглядывают. А тебя… есть одно укромное местечко. Только вот…
– Только что? Не совсем укромное?
– Да наоборот, ни одного человека! Туда даже диггеры не забредают, не говоря уже о клошарах.
– Самое то! – оценил Яков. – Надоело мне это человечество, сил нет.
– Смотри… Жутковатое местечко.
Лот пренебрежительно фыркнул.
– Не пугай, Ксав, устал я бояться. А где это… местечко?
– Станция «Аксо».
– Аксо-о?
– Поехали, покажу. На метро до «Пре-Сен-Жерве», а дальше ножками…
* * *Станцию «Аксо» начали строить еще в начале ХХ века, на пути между «Плас де Фет» и «Пре-Сен-Жерве». Поезда метро ходили здесь вплоть до Второй мировой войны, но потом ввели в строй 11-ю линию, и станцию «Аксо» закрыли, так и не достроив – у нее даже выходов нет. И вот уже лет сто «Аксо» – или «Нахо», как ее еще называли, – являлась станцией-призраком парижского метрополитена.
Доехав, куда надо, Яков с Ксавье вышли, и «Гомо» повел перевозчика хитрыми ходами, еле освещенными, со связками кабелей на стенах, пока они не добрели до закутка, прикрытого дверцей из проволочной сетки.
В закутке обнаружились два велосипеда.
– Поехали! – сказал Ксав. – А то, пока дотопаем…
– Поехали! – согласился Лот.
Одноколейный путь уводил за поворот. Бетонные своды дышали сыростью, а фонари светили через один, да и то тускло. Велики на шпалах трясло, но скоро рельсовый путь кончился – разобрали и перегородили шлагбаумом с еле мигавшим фонарем.
– Слыхал, чего «Драйвер» Макс предложил? – спросил «Гомо», слезая с велосипеда, и протаскивая тот под шлагбаумом.
– Откуда?
– Макс говорит, что этого мало – просто перевозить беженцев. Надо сделать так, чтобы этих беженцев не было. Дескать, раз уж считают нас подпольщиками-инсургентами, то пусть так и будет!
– А что будет-то? – хмыкнул Яков. – Ну, разведем мы партизанщину, а толку? Людей-то не переделать. Знаешь, что такое толерантность? Нет, не терпимость вовсе, а тупое безразличие.
Как у коровы в стаде. Звать народ на баррикады? Так бесполезно, подавляющее большинство в пассиве. А сколько еще не взятых рубежей! Почему это вдруг пишется ЛГБТ, а не ЛГБТЗН? М-м? Пошто зоофилов обижать? А некрофилов? Устроим первым день открытых дверей в зоопарке, а вторым выделим морг в личное пользование! А идиотов мы почему за людей не считаем? Олигофренов всяких, дебилов, имбецилов и прочих пациентов дурдома? И вовсе они не душевнобольные, а принадлежат к интеллектуальному меньшинству! Защитим права и свободы психов! Ура!
Ксавье вздохнул, и уныло покивал головой.
– Во-во… Поехали?
– Поехали…
Долгий путь по заброшенному туннелю закончился у перрона станции «Аксо», она же «Нахо». Здесь было темно, серо и сыро. Бетонные пилоны были сплошь разрисованы графитти, причем столь давно, что искаженные буквы да намалеванные морды не рождали ответных ассоциаций. Имена то ли рок-музыкантов тогдашних, то ли политиков были неведомы Якову. Sic transit gloria mundi…[12]