Не любовь. Не с нами

– Голованов, ты больной? Я море, по-твоему, не видела?!

– Зря. Вечером, когда день заканчивается, с моря доносится прохлада, едва слышен шёпот волн. Лучи солнца, катящегося к горизонту, становятся оранжево-красными, после небо багровеет, растекается особенная благодать.

– Не получится, – упёрла я руки в боки. – На меня такой подкат не действует, – усмехнулась я для убедительности.

«Особенная благодать растекается», «небо багровеет», «доносится прохлада», ещё немного, и стихами заговорит, Сергей Есенин наших дней! Уверена, на безмозглых, долговязых куриц, которых он таскал сюда, романтическая ерунда Голованова действовала, но на меня – нет.

Передо мной стоял самодовольный, бесконечно уверенный в собственной притягательности для противоположного пола, наглый, беспардонный, бессердечный, накачанный тестостероном альфа-самец, а никакой не Есенин.

– Жаль, – спокойно ответил Глеб, совсем не смутившись. Впрочем, чему удивляться, он не смутился семь лет назад в откровенно щекотливой ситуации, сейчас и подавно. – А что на тебя действует, Цыпа? – Глеб упёрся в меня любопытным взглядом, опустил глаза к моим ступням, вздохнул и медленно поднял его обратно к лицу, не забыв меня этим взглядом раздеть. Аж жарко стало!

– Я девушка дорогая, не каждому по карману, – выпалила я избитую, тупую присказку.

После ментального раздевания взглядом я могла думать только об одном – чтобы раздевание произошло наяву. Лучше прямо здесь и сейчас! Горячие мурашки разбежались от спины на шею, руки и внутреннюю часть бёдер. Я машинально облизнула губы, переступила с ноги на ногу в рефлекторной попытке снять напряжение, тяжело вздохнула.

Глеб нагнулся к моему лицу, словно собирался поцеловать, и я уже почувствовала его горячее дыхание, непроизвольно потянулась губами к губам, но он вдруг резко отпрянул со словами:

– Не сомневался в этом.

Через несколько секунд я смотрела на закрытую дверь, переводя взгляд с золотистой ручки на фужер с шампанским, к которому Глеб так и не притронулся. Если так продолжится, то история семилетней давности повторится. В итоге я трусливо улечу в Иркутск, Голованов же останется здесь – почивать на лаврах победителя – а такого в мои планы не входило!

«Не дождётся!» – заявила я мысленно сама себе.

Для пущей убедительности выпила фужер шампанского, потом ещё один, и ещё, пока не опустошила бутыль. Неожиданно для себя я уснула, растянувшись на мягком, сказочно комфортном диване в гостиной, там же, где пила. Проснулась от настойчивого стука в дверь. Голованов?

Курьер из службы доставки «Золотого тельца», тощенький парнишка лет восемнадцати, втащил огромную корзину с цветами, устроил на журнальном столике, игнорируя бардак, который я умудрилась устроить. Гостиную тут же заполнил одуряющий аромат свежих роз – ни дать ни взять, та самая особенная благодать растеклась по сьюту.

«Восемь вечера. Шестой причал», – гласила первая записка.

«Лучи солнца, катящегося к горизонту, багровеющее небо и ужин ждут тебя», – было написано на второй.