Юноша, подавив зевоту, ещё раз взглянул на часы, но не успел даже сориентироваться во времени, как над его головой нависла тень и раздался насмешливый голос:
– Смотри-ка, Эдик, какие котлы у малолетки. Наверное, предки на окончание школы подарили? Не жмут?
Пашка поднял голову. Прямо перед ним стояли два молодых человека, которые улыбаясь одинаковыми улыбками, с издёвкой смотрели на него. Затем оба, как по команде, уперлись ногами в скамейку, как бы перекрывая возможные пути для бегства. Они не сомневались в своём превосходстве и им хотелось вдоволь поглумиться над школьником:
– Мальчик, наверное, девочку ждёт? Ну, что? Посмотрим на девочку?
– А чего смотреть? Мы и проверить можем, девочка ли она? Мальчик ведь не будет возражать?
«Нет, ребята не с Уралмаша. Не гопники. Одеты по фирме, да и разговор не пролетарский, – думал Павел, чувствуя, как кровь закипает злобой, – скорее всего из фарцы или какой другой тусовки. Чего привязались? Шли бы себе, куда шли. Верка вот-вот подойдёт, а здесь эти козлы!». Парни были лет на пять постарше Пашки и уже успели, что называется, заматереть. Один из них, очевидно главный заводила, даже отпустил усы. Наверное, для того чтобы выглядеть взрослее и мужественней. Второй, Эдик, с укоризной взглянув на сидящего, сказал деланно-ломанным голосом:
– Вы, молодой человек, очевидно тупы, раз не понимаете столь откровенных намёков, – придав взгляду суровость, продолжил уже властным тоном, – котлы снимай, тебе говорят! Рано ещё «швейцарию» носить. Не дорос. А нам в самый раз. Завтра мой день рождения. Часы и девочка! Лучших подарков у меня ещё не было.
Эдик протянул руку и приглашающе пошевелил пальцами, клади, мол часы на ладонь. Впоследствии Пашка так и не смог вспомнить, кого он ударил первым, усатого лидера или именинника Эдика. Ещё он помнил, как от его ударов отлетали тела двадцатилетних мужчин и как Эдик вытирал окровавленный рот белоснежной майкой с ярким принтом, а усатый на карачках пытался скрыться в кустарнике. Наверное, Павлу здорово повезло, что наряд милиции подъехал очень быстро, ещё до прихода Веры. Иначе здоровью великовозрастных оболтусов был бы причинён гораздо больший ущерб, а его жизнь сложилась совсем иначе, чем планировали родители. Ну а Вере оставалось лишь проводить глазами отъезжающий от памятника бело-голубой «УАЗик», который вёз выпускника школы в районное отделение милиции. Решительно тряхнув головой, девушка направилась к зданию администрации парка, чтобы по телефону сообщить Елене Сергеевне о происшествии.
Глава 3. На пороге взрослой жизни. Короткие сценки
Начальник отделения милиции в сердцах ударил кулаком по столу. Стоящий перед ним дознаватель побледнел и вытянулся в струнку. Майор откинулся на спинку кресла и, едва сдерживая гнев, проговорил сдавленным голосом:
– Ты в своём уме, старлей? Ты что несёшь? Или ты не в курсе, чей это сынок?
Офицер неуклюже потоптался на месте и неуверенно ответил:
– Знаю, товарищ майор! Но потерпевшие написали заявления и зафиксировали побои. Они утверждают, что гражданин Коробов сначала оскорблял их, а затем напал и зверски избил. И в конце концов, их родители – ответственные работники горисполкома! – секунду подумав, ляпнул не к месту, – вы меня сами учили, что перед законом все равны.
Майор закатил глаза и тихо взмолился:
– Господи! Скажи мне: ну почему ты присылаешь ко мне таких дол…бов? – опустив взгляд на подчинённого, продолжил, – ты сам себя слышишь? Семнадцатилетний пацан, не обкуренный, не пьяный, ни с того ни с сего полез в драку на двух взрослых парней? Что говорит сам «гражданин» Коробов?
Дознаватель пожал плечами:
– Ничего. Молчит. Вообще не сказал ни одного слова. Получается, что он отказывается сотрудничать с органами дознания. А в этом случае…
Начальник перебил старшего лейтенанта:
– Хватит нести ахинею! Молчит, значит мараться об тебя не хочет! – слегка навалившись на край стола, с жалостью посмотрел на офицера, – я бы на его месте тоже не стал сотрудничать с таким «спецом» как ты. Это ж надо? Игнорировать очевидные вещи…, ты бы хоть иногда мозги включал. Нашёлся мне, Штирлиц!
Дознаватель не на шутку обиделся:
– При чём здесь Штирлиц?
Майор снова начал заводиться:
– Я не знаю, при чём здесь Штирлиц! Я знаю одно: Первый скоро уйдёт в Москву на повышение, а старший Коробов – главный кандидат на его место. На хрена мне проблемы по партийной линии? Тем более, что парнишка прав. Эти мерзавцы, скорее всего сами к нему пристали. Не знали, что паренёк непростой. Вот и получили. И по зубам, и по заслугам.
Он успокоился и поднялся из-за стола. Подойдя к окну, сказал, не оборачиваясь к подчинённому:
– Короче, решай вопрос с этими ублюдками. Они должны забрать заявления. Будут артачиться, закрой их на пару суток. Пусть посидят, подумают. А для верности, подсади к ним урок. Вместе легче думаться будет. А пацана отпускай. Сейчас отпускай. Ты понял меня? – Немного помолчав, подвёл итог разговору. – Прав ты, старлей. Перед законом все равны: и горисполкомовские детки, и детки партийных бонз. Тут главное верное решение найти. И мы с тобой его нашли. Свободен!
Старший лейтенант вышел на крыльцо и, закурив сигарету, подумал: «Повезло парню. Не будь он родственником такой шишки, майор и слова бы не сказал. И всё-таки, почему именно Штирлиц?». Выкинув окурок в урну, направился в свой кабинет решать свалившиеся на него проблемы.
Первый секретарь обкома партии смеялся от души. Успокоившись, он взглянул на Коробова-старшего:
– Так, значит, говоришь, что твой семнадцатилетний сопляк двух бугаев отделал?
В глазах Юрия Алексеевича мелькнула искорка непроизвольной гордости:
– Я вообще-то его не так воспитывал. Учил, чтобы он мирно конфликты решал. Тем более, что боксёр и каратист. Я поговорю с ним. Обещаю, для него эта выходка без последствий не останется.
Первый покачал головой:
– Обязательно поговори. Только палку не перегибай. Себя в юности вспомни. А повод был? Или так, развлечения ради? Молодёжь, сам знаешь какая пошла.
Коробов сокрушённо вздохнул:
– Сын молчит. Надулся и ни в какую. Дознаватель молодец. Как говорится, расколол одного из парней. Рассказал, что они якобы в шутку часы у Павла попросили, а тот отказал. Слово за слово, ну и дело до потасовки дошло. Проблема в другом: оба оказались сыновьями ответственных работников нашего горисполкома.
Руководитель ответил решительно, с железной ноткой в голосе:
– Нет здесь проблемы. Пойдёшь к себе передай референту, чтобы на вечер вызвал ко мне обоих папаш. Время не уточняй. Освобожусь, потолкую с ними о проблемах воспитания подрастающего поколения. Я им кузькину мать устрою. Мало не покажется.
– Я вам больше не нужен?
– Иди, работай. Сыну привет от меня передай. Скажи, что уважаю.
Мужчины стояли перед Первым секретарём, синхронно переминаясь с ноги на ногу. Они ждали приёма около трёх часов и усталость, помноженная на неизвестность, окончательно лишила их способности аргументированно отвечать на неудобные вопросы. Впрочем, партийному руководителю и не требовались их ответы. Навалившись грудью на стол, он говорил исключительно на повышенных тонах:
– Вы отдаёте себе отчёт в том, что натворили ваши отпрыски?! Отпрыски. У меня язык не поворачивается назвать их, другими словами. Сегодня, когда партия всерьёз озабочена преобразованием системы управления страной и народным хозяйством, рассчитывая на энергию молодёжи, вы воспитали уголовников. Это как понимать, товарищи? Саботаж? Или откровенный пох…зм?
Один из распекаемых решился на ответ:
– Мне доложили, что молодой человек сам…
Первый секретарь резко оборвал говорившего:
– Тебе «доложили»? Да кто ты такой, чтобы тебе докладывать? Я поручу разобраться, какого цвета у тебя партбилет. – Ему вдруг стало скучно. Побарабанив пальцами по столешнице, продолжил уже спокойно. – Не хочется сор из избы выносить. В ЦК от смеха умрут, если узнают, что два исполкомовских недоросля были поколочены сыном ответственного партработника. Вот что. Отправляйте своих долб…ов к бабушкам и дедушкам. На месяц. Улаживайте вопрос с институтским начальством и пусть уматывают. Считайте, что вам сегодня крупно повезло. Свободны!
Мужчины спустились по лестнице и инстинктивно повернули головы друг к другу.
– Пойдем, Владимир Геннадьевич, пропустим по маленькой? Ты как, не против?
– Не против. Пожалуй, здесь маленькой не обойдёшься. Интересно, а Первый действительно устроит разборки?
– Нет. Ему не нужен скандал. Первому скоро в Москву, на повышение…
Пашку выпустили через два часа после задержания. Получив у дежурного личные вещи, он расписался в каком-то документе и вышел на улицу. С удовольствием вздохнув хорошую порцию свежего воздуха, взглянул на часы, которые не успел надеть на запястье. До выпускного вечера оставалось ещё уйма времени. «Жалко, что с Верой не удалось пообщаться. Это она, наверное, сообщила отцу про ментов. – Думал он, неспешно направляясь к дому. – Мать скорее всего истерику закатит. Как же, сын партработника драку в парке устроил! Ладно, перетерплю. Предков можно понять». К его удивлению, Елена Сергеевна не стала читать ему нравоучений. Встретив сына в прихожей, она, мельком взглянув на настенные часы, сказала обыденным голосом:
– Павел! Где ты шатался? Тебе ещё костюм надо примерить. Если брюки будут длинноваты, то Анюта их подошьёт.
«Наверное, она ещё не знает про драку и ментов, – думал парень, направляясь в свою комнату, – это хорошо, а то бы сейчас началось!» Мать как будто услышала его мысли:
– Я знаю про всё, что с тобой случилось. Знаю, что ты не виноват. Но я так же знаю, что всегда можно решить проблему не распуская кулаков. Ладно, не время сейчас. Потом переговорим. После выпускного.
Верочка училась в другой школе. На предложение Пашки провести вечер вместе, она ответила категорическим отказом: «Почему я должна отмечать окончание не у себя, а в твоей школе? Это неправильно. Давай проведём вечер со своими одноклассниками». Этот разговор состоялся три дня назад, и Павел не оставлял надежды уговорить подругу. Они встретились у памятника С.М. Кирову. Девушка была одета в скромное светлых тонов платье, которое подчёркивало её стройную фигуру. Павел почувствовал, как заколотилось его сердце. Стараясь сохранить невозмутимое выражение лица, он протянул Вере маленький букетик фиалок. Она благодарно улыбнулась:
– Спасибо. Красивые.
– Это «анютины глазки». Я их на газоне перед домом нарвал.
– Приключений не хватает? Ищешь на свою голову. Тебе милиции мало? Теперь с дворником решил подраться?
Пашка слегка улыбнулся:
– Там всё в порядке. Спасибо тебе.
– За что?
– Сама знаешь.
Свидание длилось уже полчаса. Прощаясь, Вера спросила:
– Ты всё-таки определился с институтом? Или будешь до последнего тянуть?
Пашка равнодушно кивнул:
– Ага. Предки определились с универом. Здесь остаюсь. А ты?
Глаза подруги вспыхнули счастьем:
– Папе удалось пробить для меня место в МГИМО! Представляешь? Я буду учится на дипломата! Одно место на область было.
Глава 4. Большая беда. Единственный выход
Коробов-старший не сдержал своего слова. Впрочем, его можно было понять: обкому партии выделили несколько седьмых «Жигулей», и он не смог удержаться от соблазна. Вернувшись домой после работы, Юрий Алексеевич, выдержав театральную паузу, положил перед сыном два комплекта ключей от автомобиля. Елена Сергеевна и Пашка одновременно подняли удивлённые глаза на главу семейства. Тот с лёгким смущением улыбнулся и сказал, обращаясь к супруге:
– Ну да! Не смог себя перебороть. Совершенно случайно зашёл в гараж, а там стоят новенькие «жигулята». От них так пахло свежей краской, что у меня в голове помутилось. Честное слово, я не виноват! – заметив, что жену не трогает его скоморошничество, чуть повысил голос, – я всё-таки мужчина. А значит, любовь к автомобилям у меня заложена на генетическом уровне.
Жена и сын продолжали молчать. В просторной гостиной повисла тишина. Юрий Алексеевич почувствовал, как из глубин души поднимается раздражение, круто замешанное на негодовании. Стараясь сдержать это чувство, не к месту прибавил:
– Я выбрал «семёрку» вишнёвого цвета…
Первой опомнилась супруга. Положив столовый прибор на белоснежную салфетку, она слегка повернула голову в сторону кухни:
– Анюта! Можно подавать ужин. Юрий Алексеевич проголодался. – вернув голову в исходное положение, взглянула в глаза мужа. – Мы же хотели подарить Павлику машину на окончание первого курса? И если мне не изменяет память, то должны были выбирать вместе. Ты и я.
Муж решил не нагнетать обстановку:
– Виноват. Каюсь. Готов к самому строгому взысканию! – переведя взгляд на сына, спросил с надеждой в голосе, – Пашка! Ты-то хоть рад?
Павлу вдруг захотелось поддержать отца. Честно говоря, он ещё и сам не понял, обрадовал ли его такой, поистине царский подарок, или оставил равнодушным. Однако парень уже давно заметил некую натянутость в отношениях родителей, и потому решил не усугублять ситуацию:
– Конечно, папа! «Семёрка» – это же просто ураган! Почти «Мерседес». Когда можно будет взглянуть на аппарат?
Юрий Алексеевич искренне обрадовался словам сына:
– Завтра после занятий приезжай к обкому, и мы вместе пойдём в гараж. Мастера уже сделали протяжку, поменяли масло, обработали днище и всё проверили. Короче, довели твой «аппарат» до ума. Считай, что это подарок за успешное окончание первого семестра.
– Спасибо, папа! С нетерпением буду ждать конца занятий.
Как и в школе, Пашке легко давались университетские дисциплины. Не то чтобы он схватывал всё на лету, но ему было достаточно после лекции бегло перечитать материал и мог он спокойно идти на любые экзамены или зачёты. Впрочем, педагоги, зная какую должность занимает в обкоме его отец, не очень досаждали парню дополнительными вопросами. Возможно всё это и повлияло на отношение Павла и к учёбе, и к жизни вообще. Он тесно сошёлся с однокурсниками, которые благодаря своим родителям или связям, причисляли себя к элите общества и вели богемный образ жизни, направо и налево соря деньгами. Нет, он старался не пропускать лекции и мероприятия общественной жизни. Успешно завершив первый семестр, парень был на хорошем счету у педагогов, тем более что он являлся членом комитета комсомола. Но настоящая жизнь наступала уже после занятий и скучных комитетских заседаний. За полгода студенческой жизни Павел и его новые друзья стали завсегдатаями всех знаковых ресторанов, баров и дискотек города. А теперь, когда родители подарили ему автомобиль, возможностей оторваться с компанией стало ещё больше.
Занятия подходили к концу, и Пашка уже стал размышлять, чем заполнить остаток дня. Дилемма непростая: ему надо было сделать выбор между спортзалом и очередным походом в ресторан. Куда идти, в «Океан» или в «Старую крепость», парню было безразлично. Для компании везде и всегда находился свободный столик. «Давно не был в «качалке», – думал он, рассеяно глядя на преподавателя, – тренер наверное уже и забыл, как я выгляжу. Да и мышцы надо бы подкачать. С этой учёбой и дискотеками совсем себя запустил! Нет, пойду в подвал. Пора себя в порядок привести». Павел вздохнул с облегчением, но в этот момент его слегка подтолкнул Олег, сосед по скамье и признанный лидер компании.
– Чего тебе? – недовольно буркнул Пашка.
– Мне щас Тоха записку подкинул. К себе приглашает. Ему предок из Венгрии новый диск Металлики прислал, «Ride the Lightning» называется. Убойная вещь, я тебе скажу. Ну как? Забацаем квартирничек?
Павел отрицательно покачал головой:
– Нет. Я сегодня в качалку собрался. Надо мышцу подтянуть…
Олег горячо зашептал прямо в ухо:
– У тебя чо, крыша поехала? Это тебе не какой-нибудь колхоз, типа «Бумеранга», а настоящий забой! Решай! У Тохи предки до сих пор в Венгрии. А вискаря с джином, хоть залейся. Полный сервант. Девчонок пригласим. Давай, Короб, думай. У него и травка есть. Кайфанём не по-детски…
Преподаватель оторвал голову от лекционных материалов и сурово бросил в глубь аудитории:
– Прекратите болтовню, Коровин! Забыли, что скоро семинар по этой теме? Или «хвостов» не хватает? Так я вам ещё один пришью…
Зал буквально взорвался от студенческого смеха. Кто-то громко съязвил:
– Корова с двумя хвостами! Да ты так в мутанта превратишься, Олежка!
Олег покраснел и, приподнявшись, слегка повернул голову вправо:
– На себя посмотри. Урод!
Преподаватель хотел было уточнить, кому именно предназначался столь яркий эпитет, но, взглянув на часы, закончил лекцию на волне неопределённости. Ему просто не нужны были неприятности. Коровин-то не из простых будет.
Квартирник удался вполне. Японская аудиосистема воспроизводила запись супергруппы во всех нюансах трэш-метала. В воздухе витал терпкий запах каннабиса, а на низком столе громоздилась батарея пустых и недопитых бутылок крепкого импортного алкоголя. Юные организмы первокурсников, не выдержав ударных доз, отказывались подчиняться своим хозяевам. Студентов, как говорится, развезло и половина компании просто уснула там, где выключился тот самый «тумблер». Пашка, не любивший послевкусия горячительных напитков, не смог устоять перед настойчивыми предложениями и насмешками. Выпив стопку изумрудно-зелёного абсента, он стал налегать на травку и в конце концов, дурь крепко ударила ему в голову. Парень совсем потерял ощущение времени, да и с ориентацией в пространстве у него были серьёзные проблемы. Его растолкал Тоха, хозяин вечеринки. С трудом подыскивая нужные слова, он всё же смог обрисовать товарищу ситуацию:
– Блин! Короб, представляешь? Все ужрались до положения… забыл! Это не беда. Облевали все углы. Это тоже по…й… Плохо, что завтра придёт домработница, а здесь полный п…ц! Ну и хрен с ней… забыл, как её зовут… У меня ночевать всем нельзя. Не помещаются все… Ты отвези Натаху и Ольку домой. Они в одном доме живут, где-то рядом с твоей цековкой. Только до квартир доведи… сначала одну, потом Натаху. Или наоборот… сам думай. Ты здоровый как лосяра… и не пил совсем. Почти… Выручай, а?
Пашка, абсолютно утратив чувство опасности, согласно кивнул и с трудом поднялся из кресла:
– Поможешь девчонок в тачку посадить?
Хозяин глупо улыбнулся:
– Яволь, мой хер! Блин! Я по-немецки могу… сечёшь?
Павел абсолютно не боялся гаишников. Они почему-то никогда его не останавливали. То ли и впрямь существовали некие тайные списки неприкасаемых, то ли потому, что он ездил, стараясь лишний раз не нарушать правила. Да и управлял парень автомобилем достаточно уверенно для своего небольшого водительского стажа. И сегодня он рассчитывал без проблем доставить нетрезвых девчонок домой. Больше половины пути Пашка проехал, вполне контролируя свои действия, и поэтому позволил себе слегка расслабиться, опрометчиво подумав, что дурман уже выветрился из головы. Это стало той роковой ошибкой, которая круто изменила его судьбу. Он не учёл коварство смеси «индики» и «сативы». Сон накрыл его именно в тот момент, когда Павел притопил педаль акселератора. Очнулся он от сильного удара и грохота рассыпающегося лобового стекла. Открыв глаза, парень увидел искажённое болью лицо мужчины, лежавшего на капоте его «Жигулей».
Елена Сергеевна подняла заплаканное лицо на мужа. Её глаза зажглись плохо скрываемой злобой. Взяв трясущейся рукой стакан с разбавленной валерианой, она сделала маленький глоток и, слегка откашлявшись, сказала механическим голосом:
– Это ты во всём виноват! Ненавижу тебя! – женщина оставила стакан на столе и положила ладонь под левую грудь, – ты и в самом деле думаешь, что я не знаю о твоих изменах? Я терпела все твои похождения ради единственного сына. Моего мальчика. А теперь его посадят…
Юрий Алексеевич отвёл глаза в сторону. Он понимал, что сейчас ему надо молча выслушать супругу, дав ей излить весь негатив, накопленный за годы совместной жизни. Понимал, но не удержался и глупо спросил:
– У тебя плохо с сердцем? Давай я вызову скорую?
Елену Сергеевну прорвало. Она потом не могла вспомнить и десятой доли тех упрёков, которыми, совершенно не стесняясь присутствия домработницы, осыпала съёжившегося мужа. Прошло не менее пяти минут, прежде чем женщина смогла успокоиться. Вытерев ладонью губы, взглянула на растерянную Анюту:
– Какого хрена уставилась? Иди отсюда прочь! Не видишь? Нам нужно поговорить…
Та, с трудом сдерживая слёзы, молча кивнула и ушла в свой закуток, оставив супругов один на один со свалившейся на них бедой. Юрий Алексеевич молча сидел в углу комнаты, стараясь остановить мысли, которые, словно не желая оставаться в памяти, бешеным вихрем разрывали его мозг. Почувствовав, что Елена Сергеевна начинает приходить в себя, он поднял взгляд и вздрогнул от неожиданности: перед ним сидела вмиг постаревшая, разбитая горем женщина, в облике которой не осталось ничего от светской дамы. Простая, пожилая тётка с разбухшими от слёз глазами. Сам того не замечая, он взял со стола стакан с недопитым успокоительным и влил остро пахнувшую жидкость в рот. Супруга с безразличным видом следила за суетливо-бессмысленными движениями мужа. Наконец, словно забыв о своей недавней истерике, женщина поднялась и спокойным голосом сказала, чётко отрывая каждую фразу:
– Ладно. Не время сейчас. Надо решать. Надо действовать.
Юрий Алексеевич вновь поразился метаморфозам, происходящим с женой. На его глазах «простая тётка» превращалась в деятельную и решительную Елену Сергеевну, возвращаясь в привычный облик советской леди. Однако следующий пассаж супруги заставил его невольно содрогнуться. Женщина подошла к зеркалу и, глядя через него на мужа, сказала ровным тоном:
– Мне абсолютно по…й, как ты будешь вызволять Павлика из беды. Хочешь, давай взятки, хочешь поднимай свои связи. Это твоё дело. Но знай одно: если сына завтра не будет дома, я разведусь с тобой. Мне плевать на твою карьеру. Да и на тебя мне тоже наплевать.
Первый секретарь обкома партии был вспыльчив, но отходчив. Сгоряча он мог наговорить проштрафившемуся много нелестных слов, не исключая и ненормативную лексику. Но он, каким-то чутьём понимал, когда ему надо остановиться и прислушаться к оправданиям собеседника. Его любили, боялись и уважали. Впрочем, сегодня он даже не стал повышать голос. Просто смотрел на стоящего перед ним Юрия Алексеевича и молча размышлял о чём-то важном. Наконец, руководитель вздохнул и, указав подбородком на стул, сказал:
– Присаживайся, Алексеич! Неча гусем переминаться, – дождавшись, когда заместитель займёт привычное место у стола, негромко продолжил, – беда с этими детками! Ты думаешь у меня проблем с этим нет? Как бы не так. Будь спокоен, хватает…. Но сейчас я не об этом. Что случилось, то случилось и взад уже не вернётся. Главное, что пострадавший жив. Наверняка калекой останется, но это уже другой коленкор. Конечно, о том, что ты займешь моё место в обкоме и речи быть не может. Ты ведь знаешь, что меня в скором времени в столицу переведут? Да что я спрашиваю? Об этом по всем углам шепчутся. Шептуны, твою мать! Ладно, хрен с ними. Я тебя с собой заберу. В Москве уже определимся с должностишкой твоей. Здесь тебе оставаться нельзя. Клеймо несмываемое на твоём имени. А в центре всё позабудется. Там не до мелочей. Новая революция грядёт! Насчёт сына твоего я уже беседовал. Характеристики у него отличные. Это – факт в нашу пользу. С прокурорскими я договорюсь. Не переживай. Посиди. Я сейчас…
Поднявшись из-за стола, Первый вышел в приёмную. Юрий Алексеевич только сейчас начал понимать смысл сказанного руководителем. Сумбур в его голове стал приобретать слабые черты упорядоченных мыслей. «Первый не орал, не ругался и не грозил карами. Значит не всё так плохо, – думал ещё не вполне пришедший в себя Коробов, – я ожидал худшего. Мужик! У самого карьера под вопросом, а он и для Пашки время нашёл. «Своих не бросаем!» Надо же? слова-то какие подобрал. Как на фронте».
Руководитель с шумом вернулся в кабинет. Тяжело опустившись в кресло, зачем-то пояснил:
– На корте вчера ляжку ушиб. Болит зараза! Ладно, проехали. Тут вот какое дело. Пострадавшему протез германский нужен. Умеют фрицы протезы мастерить. Наверное, война научила. Так вот, с протезом проблем не будет. Я дал поручение завсектором, она изучила проблему. Закажем. Тебе только надо оплатить эту хреновину. Дорогая она, говорят больше трёх тысяч марок стоит. В бюджете такие расходы не предусмотрены. Сам оплатишь. Деньги-то есть? Ну и хорошо. Кофейку хочешь? Нет? А я выпью.
Юрий Алексеевич смотрел, как Первый пьёт кофе и с едва сдерживаемым нетерпением ожидал начальственного вердикта. Наконец, тот поставил чашку на блюдце и нажал кнопку селектора:
– Всё! Забирайте. Только чашку вымойте, а не разбейте. Шутка! – откинувшись на спинку кресла, заговорил глядя прямо в глаза заместителя, – ты, наверное, думаешь, что одним протезом отделаешься? Нет, родной! Денег дай родственникам пострадавшего. Да не скупись. Дай столько, сколько затребуют. Но и это пустяки. Разберёшься. Сынка твоего сейчас из кутузки выпускают. Меня в приёмной начальник управления дожидался. Указаний спрашивал. Твой оболтус сегодня в порядок себя приведёт, а завтра, с самого ранья, пускай чешет прямо в ВУЗ и подаёт заявление на отчисление по собственному желанию. Оттуда в военкомат. Я договорился с комиссаром, сына твоего без экзаменов примут. Шутка.