Вампирия

Что этот человек рекомендовал Артему прочесть, кладбищенский старик не слушал. Этот обрывок диалога заставил Якима полностью опровергнуть свои подозрения на счет расхищения кладбища и поторопиться назад в сторожку. Если бы Яким Васильевич любил читать газеты, или хотя бы чаще смотрел новости по телевизору, то знал бы, что никакого Зенгеля и Карлейля не было, ни после мировой войны, ни после теракта в США.

Артем Ухарев тоже не читал газет и не особо любил смотреть новости. Именно поэтому он и купился на душевную уверенную улыбку «помощника доктора» и внимательно слушал его дальнейшие небылицы. У этих небылиц был свой мотив – таким образом Колян пытался разузнать у собеседника место нахождения той могилы, которую тому не удалось расхитить прошлым летом.

– Такой метод – это лекарство для нервов. Это – во-первых! Во-вторых – вы…

Снова Артем нетерпеливо зажестикулировал, но в этот раз – чтобы просто поправить собеседника: – Какой к чертовой бабушке «вы»! Я с тобой уже как браток, а ты!… Ну, я слушаю…

Николай удовлетворенно улыбнулся уголками рта. Такой ход дела его более чем устраивал. Собеседник-лох успокоился, полностью доверяет ему и с нетерпением ждет продолжения беседы…

– Понятно. Ты, Артем, сделаешь себе большую пользу для психики, понимаешь?..

– Ну. – Бесцветно ответил Ухарь, и тут же, заметив, как непринужденная улыбка его собеседника резко сменилась миной разочарования, громко хохотнул. – Ну, а во-вторых что? Нервы – это у тебя во-первых, так?

– Так. Во-вторых, ты будешь постепенно…

– Постепенно, – мягко перебил Артем. – Вводить вас, уважаемый помощник психоаналитика, в курс дела…

– Какого дела?

В этот раз Ухарь хохотал еще громче и дольше – потому что его собеседник всерьез забеспокоился и стал похож на некое подобие себя. Колян резко пригнулся, сузил глаза и пристально вгляделся в лицо Ухаря. Громкий бесстыдный хохот насторожил его еще больше. Ведь вполне возможно, этот человек вовсе не лишен ума и понимает, ради чего на самом деле он пригласил его ночью на кладбище… А на кладбище Колян пригласил Ухаря именно ради того, чтобы тот ввел его в курс дела – то есть, показал место нахождения могилы, которую хотел разграбить прошлым летом. Сейчас того и гляди, скажет: «Давай еще попробуем? Клад делим на двоих!» Или, может, самому аккуратно перевести тему и самому предложить ему быть подельником… Только клад, если таковой будет вполне солидным, поделить не на двоих… Или на двоих, но не поровну…

– Ну, я же душевно больной. – Наконец ответил Артем Ухарев, суетливо поглаживая щеки, которые порядочно напряглись от неуемного хохота. – Вот ты и типа лечишь… Вы в городе все за рейтинг работаете. Чем больше галочек себе наставите, чем больше картотек заведете – тем вы круче. Думаешь, мы, деревенщины, совсем про город ни черта не знаем?

Николай облегченно выдохнул и размеренно – как врач пациенту – сказал: – При всем уважении к тебе, Артем, и считаясь с тем фактом, что ты – человек, а не маньяк в тюрьме…

– Слушай, Николай Михалыч, – С брезгливой ухмылкой перебил Артем. – Ты можешь хотя бы не выражаться как доктор?.. Или ты уже картотеку на меня завел?

– Нет. – С меланхолической улыбкой ответил Колян. Он был доволен, что этот душевно больной даже отдаленно не догадывается о настоящей цели этого ночного разговора. – Еще не завел. И ты, судя по всему, не хочешь… Тогда предлагаю другой вариант. Без никаких картотек, галочек, просто проводим три сеанса. Если ноль изменений – к чертям собачьим меня, и я больше тебя не беспокою… А начать можно прямо сейчас…

Артем думал над вопросом минуты две. Потом зачем-то поглядел вдаль, потом вверх – на черное звездное небо, потом – на своего собеседника: – Знаешь, вот сейчас стою – кладбище, ночь, вроде страшно должно быть, а нет. Может быть, я потиху выздоравливаю?

– Вполне может быть. – Николай выдержал тяжелую паузу. Он был профессиональным комбинатором. Не зря его товарищ, настоящий психолог, говорил про него: «Разводчик от бога, Остап Бендер отдыхает. – Вот давай проверим… Стань на ту могилу…

– Я стою возле нее.

Все-таки не так он глуп, как кажется, этот токарь Ухарь, подумал Колян. Все же не доверяет мне полностью, все-таки хочет выяснить наверняка – хочу ли я узнать, где «дорогое» захоронение, или не хочу. Сейчас он стоит между двумя могилами. Можно, конечно методом тыка узнать, какая из этих двух «дорогая», но этот метод тыка может дорого обойтись. Не столько материально, сколько морально… Психолог, помощник авторитетного специалиста, отвечает перед жителями деревни за то, что расхитил могилу, которую прежде безуспешно пытался расхитить человек, которого он безуспешно пытался сделать своим пациентом… От этих мыслей Николаю стало смешно. Он подавил легкий приступ смеха и тут же заметил, что его собеседник насторожился.

– Что случилось?

Ухарь будто не слышал его вопрос. Он смотрел куда-то мимо Николая – на два ярких огонька, мелькающих у сторожки.

– Ларочка… – Тяжело выдохнул Артем, глядя на блуждающие огоньки.

– Что за Ларочка? – Еле слышно промолвил Николай, обеспокоенно глядя на огоньки, которые резво двигались в его сторону.

– Кошка, – с удрученной улыбкой ответил Артем. – Когда она приходит на кладбище, – кто-то помрет. Обязательно.

– Судьба, – после долгой тяжелой паузы ответил Колян, облегченно выдыхая воздух ноздрями. Выдыхать накопившийся за время волнения воздух через ноздри – это полезно. Так учил его Костя. Когда выдыхаешь воздух через ноздри, нервы успокаиваются, мозг уже через полминуты начинает работать в нормальном ритме. В таком случае человек не претерпевает никакого органического негатива.

Артем обреченно развел руками и печально улыбнулся: – Да, судьба. Яким это частенько наблюдал – как Ларочка появится, – все, пропал человек. Маленькая деревенька станет на одного дурака меньше.

– Хорошее мнение у тебя об односельчанах. – Николай с улыбкой похлопал собеседника по плечу. – Ну, ладно, продолжим эксперимент?..

– Ну, давай продолжим. – Артем подошел к оградке могилы. – Ну, вот, и че дальше?

– Как ощущения?

– Вполне себе ничего. Я же говорил, мне сейчас хорошо.

– А ты точно стоишь на той могиле?

– Точнее не может быть. – Артем на миг задумался, изменился в лице. – Или ты думаешь, у меня вообще с головой нелады?! Я все помню. Все! До черточки, до кустика, до звездочки…

– А ощущения?.. Не накатывают ощущения, похожие на те, что тогда?

– Ну, я их помню. Но нет, сейчас мне вполне хорошо. Нет ничего дрянного на душе. Все, можно сходить с могилы?

– Это уже очень хорошо. – После недолгого раздумья (вернее, фиктивного раздумья) сказал Николай. – Это уже преддверие к выздоровлению… Опять выражаюсь как доктор, да?.. В общем, ты уже действительно потиху выздоравливаешь. Выбирай – или сам дальше, или с помощью доктора…

– Николашка, – перебил Коляна Ухарь. – Не хочу я никаких докторов. Я нормальный человек, я чувствую, что я выздоравливаю, понимаешь?..

8

Надежда Ивановна вышла на крыльцо. Яркое солнце желтыми кляксами отражалось в высыхающих лужах. Воздух был свежим, бодрящим. Резвый теплый ветерок стряхивал серебристые капли с кустарников и деревьев.

Гость из города уехал – потому что наверняка знал, что сегодня будет дождь. Дождь ему помеха – он все время ходит, что-то узнает, что-то ищет… Так думала Надежда Ивановна, вспоминая своего гостя, который вчера вечером вдруг ни с того, ни с сего быстро уехал в город. Слава богу, хоть напомнила ему про деньги – а то уехал бы, не рассчитавшись за жилье.

Гость был представительным молодым человеком, лет тридцати, культурный, обходительный. Только вот почему-то часто врал, когда говорил по телефону. Ей заявил, что он помощник небезызвестного психиатра, а по телефону говорил все время о каких-то телах. Да и девушка его какая-то не от мира сего. Вроде тоже культурная дивчина, но как узнала, что они будут жить в двух комнатах со старой хозяйкой, тут же улетучилась. Разве может человек, имеющий дело с врачеванием человеческих душ, иметь такую малодушную бабенку?.. Да и с бабой Надей общался этот Николай как-то неохотно, бездушно.

Когда баба Надя спросила его: «Какими ты телами занимаешься, психиатр?», Колян бесцветно бросил: – Человеческими, – и тут же спохватился, чуть не выронил вилку, которой собирался наколоть кусочек колбаски. Прочитав во взгляде хозяйки вопрос-упрек, поправился: – Я очно – патологоанатом, а заочно – помощник Ерошкина.

Николай умел врать. Но баба Надя умела читать по глазам. И она прочитала в его глазах ленивую борьбу совести с ушлым умом. Когда он садился в свой «корабль», ссылаясь на срочный вызов, Надежда Ивановна не стала уточнять, зачем к мертвецу срочно вызывают патологоанатома, или зачем вдруг психиатру на ночь глядя потребовался помощник. Но про деньги напомнила – все-таки Николай жил у нее почти две недели, да еще и бесплатно питался картошкой, кашей, солеными огурчиками, свежими овощами и домашней колбаской. Да еще и пил парное молоко, которое вкуснее и полезнее городского. И хотел оставить все это неоплаченным… Нет, все-таки нынешняя молодежь хуже, чем в ее время.

Постояв недолго в раздумье, Надежда Ивановна услышала тяжелый топот. Это приближалась соседка. В отличие от бабы Нади, соседка была миниатюрной женщиной, и, если бы не резиновые сапоги, ее шаги были бы вовсе не слышны.

– Здоровенько, Надя. – Поздоровалась соседка через ворота. Баба Надя ответила вялым кивком. – Ходи сюды…

Надежда Ивановна, прежде чем подойти, на миг задумалась. Никогда соседка Нина не просила ее подойти к воротам, не входя во двор… Стало быть, что-то страшное случилось…

– Слушай, – сказала соседка почти шепотом, с опаской оглядываясь по сторонам. – Твой квартирант чего-то моего Ваську спрашивал о коматозниках…

– Зайди, Нина. – Ответила Надежда Ивановна, подумав с минуту, а сама, словно под гипнозом, направилась обратно к дому.

Соседка, подавив приступ иступленного смешка, перекинула руку через невысокие ворота, отбросила крючок калитки, вошла во двор.

– Пойдем, Нина, в дом. – Сказала баба Надя, не оборачиваясь.

Изумленная соседка торопливо последовала за старушкой. Женщины вошли в дом. Баба Надя попросила Нину сесть на диван и рассказать все подробно – что именно спрашивал у ее мужа этот подозрительный квартирант.

– Про коматозников, – повторила Нина. – Помнишь, в старое время в нашей деревне были…

– Ну, – перебила Надежда Ивановна. – Откуда ж мне помнить – меня тогда еще и на свете не было. Это было век назад, а мне еще до ста лет – как до луны…

– Нет, ну ты ведь знаешь? Тебе мама рассказывала?

– Знаю. Это вся наша деревня знает. Ну, почти вся, – поправилась баба Надя, поймав смеющийся взгляд женщины.

– Вот я темень, – Усмехнулась Нина. – Неужто почти вся деревня знает? Мой Васька узнал только полгода назад. А я – только на той неделе от него узнала. Да и то, если бы этот мальчик его не спросил, не узнала бы…

– Да на что это тебе, – отмахнулась Надежда Ивановна. – О живых надо думать, зачем о мертвых-то… Так на что это ему надо было, моему квартиранту?

– Не знаю. Васька тоже не знает. Говорит: пришел ко мне – и с порога спрашивает: «Знаете ли вы что о могиле, которую пытались расхитить прошлым летом?» Ну, он ему сказал, что там был похоронен коматозник… Или не надо было?

Баба Надя ненадолго задумалась, нервно дернула плечом: – Черт его ведает, это все знают, и наверняка мой квартирант знает. А то, что было после похорон… – Она впала в долгое раздумье. Потом с меланхоличной усмешкой развела руками: – А может, он и правда и патологоанатом, и психиатр…

– А зачем тогда ему знать что-то еще? – Тихо спросила Нина, с интересом изучая удрученную улыбку старой женщины.

– А кто их знает, этих городских деловых. Позапрошлым летом к нам приезжал нефтедобытчик… Да-да, к нам, сюда приезжал. Говорит: должен быть в вашем регионе источник нефти. Пожил задарма у Юры Уразова, обрюхатил его дочурку, с женой порезвился, и укатил домой.

– Так это и не мудрено, – с холодной неприязнью ответила Нина. – Эти две балбески сами в руки лезут. Так им и надо. Но этому деловому ведь не нужны были женщины. Да и драгоценности ему тоже вроде как не надо… Ты ведь в курсе, что могила очень ценная?.. Вполне возможно, ему авторитет нужен. И денежки, конечно. В городе ведь как, – есть авторитет – есть и деньги. Он опросит жителей Сосново – все ему выдадут свои гипотезы по делу коматозников, а он их в одну сплетет – и все, авторитетный деятель.

– Какое это отношение – все эти гипотезы по делам коматозников – может иметь к делу психоаналитика и патологоанатома, Нина?

– Может, он никакой помощник. Среди психологов много никаких. А патологоанатом – это не врач, там вообще все равно, какой. Вот он и хочет свою Америку открыть – на основе изучения тел коматозников и их роли в социуме деревни Сосново. А там – франшиза. Знаешь, баба Надя, что такое франшиза?.. Это «Тысяча и одна ночь», сказки схожие, но не обязательно с логической последовательностью.

Надежда Ивановна снова на минуту задумалась. Потом бесцветно вымолвила: – И что?

Нина с легким негодованием побегала глазами, и томно улыбнулась бабе Наде: – Что, что!.. Франшиза – дело денежное… – Понимая, что ее намеки ничего не говорят ее собеседнице, Нина сверкнула на старушку глазами: – Для всех! Или ты так не считаешь, Надежда Ивановна?

Надежда Ивановна прыснула смехом, нежно погладила Нину по голове: – Быстро ты соображаешь, Ниночка, быстро.

9

Ближайшим предметом, привлекшим к себе взор Оксаны, была ферма, расположенная на солнечной стороне поля. Когда-то, когда ее отец еще не был губернатором, они жили в похожей деревушке, и неподалеку от их скромного пятикомнатного домика, в котором даже не было тренажерного зала и второго этажа, была похожая ферма.

Это время Оксана помнит смутно – ей тогда не было и пяти лет. Отец тогда был директором завода, и еще даже не помышлял о политической карьере. Если бы не народ, который сам толкнул Сергея Николаевича Кудинова в депутаты, был бы он до сих пор инженером, и жили бы они в убогой пятинорке, со скромным садиком, болотом возле участка, а не в таун-хаусе с двенадцатью комнатами, двумя джакузи, огромным тренажерным залом, комнатой-рестораном, столовой и огромной гостиной. И стоял бы в их дворике, как раньше, самопальный гараж из железных листов с допотопной «Тойотой», а о теперешнем гараже-подвале с двумя внедорожниками оставалось бы только мечтать и искать «папиков», которые помогли бы Оксане Сергеевне сделать то, что сделал любимый папочка.

О том, что любимому папочке помог не столько народ, сколько друзья и коллеги со «связями», Оксана не догадывалась – пока он не стал губернатором. Как-то после победы отца на выборах в губернаторы, дядя Валера, двоюродный брат Кудинова, спросил его за столом: «Как ты, Сергун, так смог, – сразу раз – и губернатор?.. Ты ж даже половины не сделал, что обещал любимому народу…» Папа, уже повеселевший от нескольких стаканов виски, щелкнул по бутылке, в которой еще плескались остатки спиртного, и честно признался брату: – Ты ж знаешь, алкоголь расширяет не только связки, но и связи.

– Видать, хорошо расширяет – связи, чтобы сразу раз – и…

Договорить дяде Валере свою реплику помешал упреждающий взмах руки брата и блуждающая лукавая улыбка. Сергей Николаевич не хотел, чтобы эти «ненужные» подробности стали известны дочери и супруге, которые неожиданно появились в гостиной.

На самом деле Софья Кудинова не хуже самого супруга знала о его связях, хоть и никогда не вдавалась во все эти подробности. От нее же секрет быстрого политического взлета отца узнала и дочь. Оксане Кудиновой было тогда всего четырнадцать лет, но она была современным ребенком – то есть, таким ребенком, который еще совсем ребенок в плане интеллекта, но уже знает смысл слов «связи», «политика», «пешки» и «тузы». Сейчас Оксане двадцать лет. Отец уже правит второй срок. И она твердо уверена в том, что второй срок губернаторства – это заслуга самого отца, хоть иногда, перебрав в клубе спиртного, заявляет своим подругам и приятелям обратное.

Вот и вчера, когда к ней зашла Ольга, пришлось с ней поспорить. Сначала две закадычные подруги решили посидеть дома, попить немного пива, которое отцу подарили его бывшие коллеги по заводу, где он директорствовал. Потом, когда Ольга, уже поддавшись воздействию легкого хмеля, заявила, что ящик пива – это ведь не просто подарок Сергею Николаевичу, начала доказывать ей обратное.

Вначале она попробовала убедить подругу легкой самоуверенной улыбкой и словами: «Нет, это как-раз подарок от тех, кто ценит бывшего директора и нынешнего губернатора».

– Нет, ну вот что твой папа сделал такого, чтобы его бывшие коллеги-начальники его благодарили? – беззлобно, но очень убедительно возразила Ольга.

Тогда Оксана начала в лицах рассказывать о коллегах отца по заводу. Хоть она и не знала ни одного коллегу в лицо, у нее получалось убедительно. Добродушные и понимающие гримасы давались ей немного неловко, но говорила она убедительно. Ольга, казалось, даже поверила, что отца во время его директорства окружали исключительно умные, душевные и хорошие люди. Но когда обе девушки влили в себя по четыре бутылки германского пива, легкий спор резко перешел в острый дискурс.

Дочь отца-губернатора на протяжении получаса тщетно связывала теперешнее положение города и близлежащих деревень со способностями своего папы. Ольга ее внимательно слушала, изредка кивая и ядовито улыбаясь. На эти козни «золотая девочка» не обращала особого внимания – отец неоднократно, когда немного хватал лишку с гостями, учил ее премудростям правильного поведения при серьезных разговорах. Когда Оксана закончила и приготовилась к очередной словесной атаке подруги, та сделала сонно-виноватую гримасу, недолго подумала, щелкая ногтем по пробке бутылки, лежащей на мраморном столике, и, плавно вдохнув носом воздух, вымолвила: – Ну, ладно, пусть будет по-твоему.

Эти слова воодушевили дочь губернатора. Ольге это и было нужно. Она терпеливо выждала, пока Оксана сделает медленный вдох-выдох, расплывется в улыбке и слегка закатит глаза. После этих пяти секунд блаженства Ольга выпрямилась на стуле, сделала строгое лицо и жестко продолжила: – Но!.. Ты ведь, Оксана, должна стабилизировать социум там, где твой отец не может ничего… – Заметив, как ее «золотая» подруга превращается из полусонного ангелочка в разъяренную бестию, Ольга упреждающе подняла руку: – Простите, Оксана Сергеевна, я не договорила… Твой отец не может – не потому, что не может, а потому что у него именно политические дела. Социум – это дело политиков, но посредственное. Опосредованные дела у них – экономика, межреспубликанские терки. Правильно?

– Правильно. – С умиротворенной улыбкой согласилась Оксана. – Он всегда-всегда на переговорах, или на заседаниях, или на…

– Или на корпоративах. – Мягко перебила Ольга. – Так вот ты сделай своему губернатору-терминатору репутацию. Нет, у него, конечно, и так репутация вполне. Но ты можешь сделать одно место социально стабильнее – чтобы это было на руку твоему папе и его шес… Его…

Слова охмелевшей подруги растрогали Оксану. Она бессильно откинулась на спинку мягкого кресла и, глядя поникшими глазами куда-то мимо Ольги, промолвила: – Шестерки, терминатор… Оля, ты все неправильно видишь. Никакой он не терминатор. И никакие у него не шестерки. У него даже те, кто с виду шестерки, делают много полезных и тяжелых дел.

– Так вот я и говорю, Оксана, чтобы твоему папе и его полезным шестеркам лишнюю мороку не делать, ты сделай… Деревня Сосново, знаешь, в плохом социальном положении. Это не известно официально. Но у Коляна там много знакомых. И почти все эти знакомые – отдавали голоса за губернатора Кудинова, но внутренне… В душе, понимаешь?.. Все они думают, что он – терминатор… Не понимаешь…

– Не совсем, – подумав с полминуты ответила Оксана.

– Я так тоже думала, но ты меня вот убедила в обратном. Ты, вообще, знаешь, что значит, терминатор?.. Не знаешь. Так называют тех, кто лезет к власти, чтобы убирать ненужных директоров, депутатов. То есть, чтобы отстранять их, не убивая физически. Откатывать им, «разводить» их, сажать их… Что ты опять зенки лупишь? Не знаешь, что значит «сажать»?

– Знаю. – С презрительной усмешкой бросила подруга. – Тебя не совсем понимаю. Ну ты давай, рассказывай, рассказывай.

– Если ты приедешь в Сосново и хотя бы одному сосновцу скажешь: «Здравствуйте, как ваши дела? Мне известно, что на самом деле не все хорошо, а я хочу, чтобы мой папенька знал ваше настоящее положение», – все поймут то, что твоему папе-губернатору очень-приочень кстати… Понимаешь? Не просто подумают, а поймут. Поймут – потому что папа говорил своей дочке о том, что его волнует. Потому что приехала дочка – посмотреть на житие-бытие деревни, а не какая-нибудь полезная шестерка, которых политиканы обычно посылают. Понимаешь?

– Понимаю. – С грустью ответила «золотая девочка». – Надо завтра же и съездить. Но на самом деле папа мой не такой уж и политикан… – И здесь началось доказательство обратного тому, что доказывалось буквально полчаса назад.

Опустошив ящик пива, подруги заснули – Ольга на диване, а «золотая дочь» прямо в кресле. Сильное опьянение не помешало Оксане поступить в соответствии со своим решением. Проснувшись около часа дня, она позвонила личному шоферу и велела прибыть через полтора часа. Полтора часа ей нужны были для того, чтобы принять душ, сменить помятое платье на новое, попросить домработницу заменить на диване покрывало, которое вчера случайно залила пивом, полистать новый «Космополитан» и разумеется навести макияж.

Когда они проехали табличку с надписью «Сосново», Оксана удивилась, увидев ресторан, прятавшийся за редкими деревнями. Ресторан назывался "Сосны". Густая зелень окрашивала крыльцо заведения с посеребренными перилами.

Услышав приглушенное «угу», водитель с еле-заметной улыбкой пояснил «золотой девочке»: – Эта деревня – городской поселок. Здесь и рестораны, и бутики. Только в частном секторе с этим напряженка – надо идти километра полтора – два до ближайших «достопримечательностей». Зато в самой деревне красотища – деревья большие, леса, поля, дворики с избушками.

Когда они проехали с десяток километров, Оксана увидела ту саму ферму, похожую на ту, что находилась рядом с домом ее детства. Водитель специально вел машину неспешно – чтобы дать возможность Оксане Сергеевной налюбоваться местностью, привлекающей ее внимание. То, что взор ее привлекла ферма, он не знал. Он думал, что Оксана просто любуется золотисто-зеленым полем, сливающимся на горизонте с голубым небом. Ему нравилось, когда эта блондинка-дурнушка всерьез интересовалась чем-то, что на самом деле доставляет эстетическое удовольствие.

10

Услышав трель дверного звонка, Костя нечаянно задержал палец на клавише. Так у него получалось всегда, когда он работал с ночи до утра, и вдруг нежданно-негаданно звонил телефон или заходили нежданные гости. Нежданный гость в пять утра мог быть только один – Николай. Он никогда не звонил предварительно. Всегда заходил, и жаловался Косте на свои проблемы.

Подойдя к входной двери, Костя посмотрел в глазок. Его спокойные черты лица на секунду исказились тяжелой скорбью. Открыв дверь, он впустил Николая, который смотрел на него покрасневшими глазами; лицо его было бледным, с легкой синевой. Причина этой синюшной бледности была в потреблении больших доз алкоголя продолжительное время.

– Что, опять потребляем? – с теплой улыбкой спросил Костя, глядя в поникший взгляд товарища.

– Да, потребляем. – Устало ответил Колян. И после недолгой паузы раздраженно буркнул: – Опять, коза, вредничает!

То, что коза – это Ольга, Костя знал. Также догадывался, как она вредничает, но решил не вдаваться в подробности. Его совсем не интересовала конкретная причина ссоры Николая с Ольгой. Тем более сейчас, когда ему нужно закончить диссертацию. Предложив другу пройти на кухню, психолог включил чайник, и ушел. Он ушел, чтобы выключить компьютер, но, подойдя к столу, решил написать еще немного текста. Эти несколько предложений дались ему с большим трудом. Когда он вернулся на кухню, Колян уже пил кофе вприкуску с пирожным, и сосредоточенно глядел в окно.

– Ну вот и поправились почти, – с надменной улыбочкой заметил психолог, глядя как бледное лицо его товарища приобретает розоватый оттенок.

– Да, есть немножко, – согласился Николай.

Немного поправиться ему помогло не столько кофе, сколько присутствие товарища. Костю он посещал редко, и только тогда, когда нужно было просто поплакаться в жилетку – по поводу очередной эмоциональной вспышки Ольги, или одолжить денег. Просто так ни о чем он общался с психологом только если они случайно встречались в городе, или были приглашены на праздник к общим знакомым.

Жаловаться он приходил не часто, но всегда в состоянии легкого опьянения. Ему вовсе не были нужны советы Кости. Но ему было нужно его присутствие. Он был для Николая своеобразным энергетическим антидепрессантом. Стоило просто подумать о встрече с Костей – и от похмельной депрессии оставался лишь осадок.