Девушка, которая видит Вселенную. Обычная история необычного человека

И я начала тебя анализировать: мимику, эмоции, стилистику общения и другие параметры, которые помогли бы мне сделать важные шаги в достижении своей цели. И хотя куча заданий одолевала меня ежедневно (график работы был очень напряженный), в моменты наших встреч анализ поведения происходил непроизвольно. Даже если я была очень уставшей. Даже если еле волокла ноги. Всё равно на автомате мои глаза пристально вглядывались в уже знакомое лицо и ловили эмоции. Я чувствовала себя как Пол Экман, Кэлл Лайтман из «Теории лжи», следователь из особого отдела, который пытается разгадать страшную загадку. Даже не помню, с какого конкретно момента я начала вести свой анализ и делать заметки в телефоне… Но стоило мне уловить малейшие мимические движения на твоем лице, мозг автоматически начинал их трактовать. Удивление, наигранность, ложь – я научилась читать тебя, как открытую книгу, абсолютно непроизвольно. Такое легкое эмоциональное превосходство доставляло мне удовольствие. И создавало иллюзию определенной близости.

Однако помимо наблюдений формировалось мое новое внутреннее мировоззрение. Я связывала это с новым этапом в жизни. Менялись музыкальные вкусы, ушла апатия, и в один прекрасный вечер я снова начала писать стихи (спустя 10 лет перерыва). Именно писать (не путайте), а не сочинять или рифмовать. Я могла лежать ночью в кровати, а в голову масштабно приходили строчки, которые срочно нужно было зафиксировать.

Тогда, чтобы всё-таки реализовать свой творческий потенциал, я начала свою книгу, постепенно планируя главы и свои шаги. Всё должно быть поэтапно и научно: теория, практические опыты, наблюдение, обобщение, описание, – вот и готов результат. Но вот в чем была беда: я никогда никого по-настоящему не любила, и описывать чувства (даже свои) мне было сложно. Нет, конечно, первые влюбленности в детском саду и школе присутствовали, но вот глубоко и серьезно я с этим чувством не сталкивалась.

– Наверное, нужно собрать что-то вроде досье, – сказала себе я. Ведь для того, чтобы проводить эмпирические опыты, следовало обобщить теоретические знания и разложить их по полочкам. Отношения – как химия, вы же знаете, что в основе любви лежит химия и ничего больше? Сначала мы видим человека, который более или менее подходит для передачи генетического материала. Дальше в ход запускаются химические и биологические процессы, вырабатываются адреналин и норадреналин, в результате чего мы начинаем стрессовать («Ой, а вдруг у него есть парень?», «А вдруг она испугается и убежит?»). Адреналин нужен нам для того, чтобы проявить настойчивость и агрессию, а если пассия испугается и начнет отбиваться от нас, скажем, сумкой, он позволит не чувствовать боль. А норадреналин позволит быстро убежать, если потребуется.

А дальше, если всё прошло хорошо и противоположный пол проявил интерес, мы начинаем разглядывать своего избранника, обращая внимание на голос, осанку, здоровый блеск глаз, холодный нос и прочее. Здесь начинают работать наши инстинкты, а мозг полностью выключается. Затем оцениваем запах, проводя минимальные химические исследования в голове. Зачем? Наш мозг пытается ответить всего лишь на один вопрос «Совместимы ли ваши иммунные системы?». Грубо говоря, сможете ли вы вместе завести здоровое потомство.

А уже потом возникает любовь как чувство. Любовь – это тоже химия. Любовное притяжение нужно для того, чтобы человечество могло продолжить свой род, а отношения не заканчивались на одном ребенке. Можно ли вызвать любовь химически? По идее, да, если только у человека в крови окажутся определенные вещества. Если бы можно было сделать химический коктейль и дать его объекту своей симпатии – жизнь бы облегчилась в тысячу раз. Но его, увы, не существовало.

Поэтому пришлось искать подход, максимально приближаться, чтобы вызвать чувство доверия. И тогда – хлоооп! – закрыть ловушку! Но проблема была в том, что я абсолютно не хотела к тебе приближаться (как и к остальным людям). Для сближения и минимального общения мы были слишком разные. Однако, каждый раз представляя свою монографию, которая пылилась на после, я, пыхтя, после лаборатории обязательно забегала к тебе в кабинет, так, как будто между делом.

В один из таких «забегов» я просила:

– Когда у тебя день рождения?

Ты сидел за столом и молчал. Небольшая улыбка пробежала по твоим губам, и я едва успела ее уловить. Но успела же…

– Нет, ты скажи, когда у тебя день рождения?

Ты ухмыльнулся:

– Что если я скажу тебе следующую весьма обычную дату – 0,1 ноября.

– Что это за число такое? – сначала вполне искренне удивилась я, а потом, бросив взгляд на твое хитрое выражение лица, вдруг поняла, что меня просто разыгрывают, и начала злиться. Вот еще, будет он тут выделываться!

– Я лишь хочу сказать, что мое день рождения 0,1 ноября. Мне кажется, тут всё понятно.

– Нет, мне ничего не понятно! Ты мне врешь? Скажи правду, когда у тебя день рождения?

– С чего ты решила, что я вру?

– Да я вижу это по твоему выражению лица!

– Ты не права…

Я задала этот вопрос еще несколько раз, но ответ не поступил. После чего начались мучительные поиски хоть какой-то информации о тебе в соцсетях. Господи, какие только запросы я не формировала, однако к концу поисков мне начало казаться, что ты – придуманный человек, и тебя не существует в реальности! Интернет не содержал даже малейшего упоминания об объекте поисков, за исключением списков из какого-то института.

Несколько дней я мучительно пыталась добыть эту информацию, однако эффект был нулевым. Я страдала от безысходности, но не сдавалась.

Вечером пятницы, перед уходом с работы, я зашла к лаборанту Илье, чтобы сдать ему журналы из лаборатории. Он сидел перед компьютером и записывал электронный адрес одного из сотрудников, работая в какой-то базе. Я заинтересовалась:

– Что за база у тебя чудная такая?

– А! – отмахнулся Илья, делая запись в журнале, – обычная база на всех сотрудников. Она здесь на каждом компьютере стоит.

– Да ну? – удивилась я, – А в ней есть все сотрудники?

Илья удивленно посмотрел на меня:

– Да, конечно, и даже ты. Но она секретна, и доступ к ней имеют только несколько сотрудников в организации. Представляешь, сколько документов нужно собрать, чтобы получить доступ к этой суперсекретной базе. Вот получишь доступ, как отработаешь 6 месяцев, и…

– Дай-ка мне, – я по-хозяйски оттолкнула Илью плечом, отбирая у него мышь и клавиатуру. Его стул на колесиках (вместе с содержимым) я тоже передвинула на 10 сантиметров в сторону вместе с его озадаченным выражением лица. Забив твою фамилию и имя в базу, я скрестила руки и ждала, пока она мне выдаст результат. Илья ничего не говорил, но молча рассматривал свои ладони, как будто хотел нагадать хоть что-то позитивное (например, момент, когда я покину его кабинет). Прошло около 5 секунд, и выскочил результат. Он был единственным – твоим. Рядом с личными данными стояла дата рождения – 13 сентября. Я запрыгала от радости, а потом резко осознала, что эта дата наступил еще нескоро. А это значит, использовать ее себе во благо я пока не смогу.

Тогда я решила написать тебе пару стихов (мужчины всегда клюют на стихи и восхваление). Так как вдохновения и таланта у меня особо не было, чтобы пробудить хоть какие-то фибры (это так называется?) в своей душе, я писала прямо у тебя за столом.

У меня не очень получалось. Сюжеты не шли в голову, особых чувств я не проявляла… Пока ты полузаинтресованно смотрел, что я там печатаю в телефоне с такой дикой скоростью, у меня рождались странные строки. Но результат мало меня впечатлял.

Я стала воспринимать происходящее между нами, как некую игру со странными, установленными кем-то свыше правилами. Ты выступал в качестве моей «жертвы», а я была «охотником», который ради своей цели был готов идти напролом. Одержимость реализацией поставленной задачи заставляла меня буквально выдавливать из себя строки, но параллельно нужно было добиться другого: твоей симпатии, ведь это и было основной целью книги.

Прочитав где-то на просторах Интернета статью о том, как вызвать начальную стадию привязанности (ну хотя бы ее!), я старалась всё время быть рядом. Носила флешки, помогала печатать статьи, заходила, чтобы спросить какую-нибудь ерунду. Ты с легкостью включался в игру, и мне началось казаться, что у меня всё получается. Когда моя коллега, методистка Юлечка, спрашивала «Ты что, влюблена в него?», я кивала головой и делала придурковатый вид. Несомненно, она была в шоке. Но ее проблема заключалась в том, что я поддерживала легенду, а она верила. Впрочем, Юля всегда верит моим словам, не пытаясь разглядеть в них правду или ложь.

Мне казались смешными любые доводы коллег, которые делали свои дурацкие выводы («Ой, а что это он к тебе так часто ходит?», «Он сидел здесь целых 30 минут! По-любому влюблен!», «А где это ты пропадаешь после обеда?»). Просто гениальные выводы (сарказм).

Как-то раз Юля заявила в шутку, что я разбираю последних свободных парней на работе. Я засмеялась и сказала «берите, кого хотите», а внутри почувствовала себя неспокойно. И даже подумала «Ну и черт с ней, с этой книгой». Мимо проходил Сергей Петрович. Немного подумав, я решила, что психанула совершенно случайно и не ко времени.

Впоследствии коллеги допускали неоднократные подколы и шутки в наш адрес. Я же развлекалась, как могла, острила и загадочно улыбалась. Юля поставила целью «свести нас», а я не особо противилась (мне это было на руку). Хотя она усиленно придумывала мероприятия, от которых у меня шевелились волосы на голове и не только.

– Пойдём в сауну вместе, – заявила она как-то раз мне.

Я покрутила пальцем у виска. Она не сдавалась:

– Там будет чудесно, тепло, хорошо. И вы с Яном сможете, наконец, пообщаться в спокойной обстановке. Где вам еще познакомиться лучше, как не в сауне? (Точно, больше то негде!). А еще лучше – давайте устроим парный сеанс в кино! Это же невероятно крутая идея! (О Господи, хоть я и атеистка!).

Больше всего меня бесило, что параллельно она не упускала возможности зайти и пообщаться с тобой на данную тему. Она стала заходить к тебе так часто, что в твоем графике для меня просто не осталось места. И я практически ненавидела ее. Но вида не подавала. В твоих разговорах также стало проскальзывать частое упоминание о ней. В мою привычку вошло часто огрызаться на своих коллег и видеть в них некую угрозу моим планам.

В один из декабрьских вечеров, после работы, я зашла к тебе. Ты сидела за столом и печатал статью. В моих руках были сумки, которые оттягивали руки, был тяжелый день, я облилась реактивами… Сумки как бы намекали, что нужно было предложить мне хотя бы сесть, но ты сказал мне только:

– А вот сегодня заходила Юля. Ты не знаешь, почему она такая грустная?

– Без понятия, – ответила я, – а что?

– Пришла, жаловалась на ваш коллектив, особенно на тебя, мне пришлось ее успокаивать.

– Когда ты ее успокаивал?

– Не только ее, между прочим.

– А кого еще?

– Ну много кто жаловался.

– На кого, на меня? И кто же это?

– Ага, всё тебе скажи. Чтобы ты потом вообще их «съела»?

– Нет, ты уже начал, так что давай продолжай. Сказал «А», говори и «Б».

– Не знаю я ничего после «А»… – последную букву ты протяжно протянул. – Просто вы головой немного думайте – так жестко тоже нельзя. Неправильно это и не по-человечески. Она пробовала внедриться в коллектив, но вы ее гнобите, и она закрылась.

– Вот любишь ты что-нибудь придумать и развивать эту тему…, – я засмеялась, а сама подумала «Что же Юля наговорила?» – Сидишь и что-то сам себе придумываешь…

– Но так и есть!

– Конечно, и опять я во всем виновата!

– Да!

– Может, я виновата еще в чем-то, о чем я не знаю?

– Да, во всем, – ты удовлетворенно цокнул языком, – почему такая погода сегодня плохая? Отвечай, почему так пасмурно?