Русалочья заводь

Глава 3

Мы сидим на мостках. Солнечные блики, отраженные от речной воды, чуть слепят глаза. Ветерок разговаривает в камышах, как будто рассказывает сказку. Венька сопит рядом, старательно вырезая из дерева обломанным старым кухонным ножом, выпрошенным у деда Матвея якобы для копки червей, маленькую лодочку. Он мне давно обещал. Он смешно раздувает щеки, и его уши торчат из-под лохматых, отросших за лето волос.

– Когда я вырасту, я уеду в Город, – вдруг ни с того ни с сего выдал друг.

Я хлопнула на него глазами.

– А чем тебе здесь не нравится?

Он помотал головой, сокрушаясь по поводу моей дремучести. И даже на время отложил в сторону свою работу.

– Все-таки бестолковая ты, Варька! В городе столько всего интересного!!! А здесь что?.. Куры по улицам бегают, да собаки брешут. А в городе… – и он, захлебываясь от восторга стал мне расписывать чудеса такого далекого и неведомого нам города.

Неделю назад дед Матвей свозил нас в город, в зоопарк. Вот Венька и впечатлился. Я на секунду задумалась, а потом выдала:

– А я буду бакенщиком, как дед! – потом, немного подумала, почесала нос и нерешительно добавила: – А еще, я буду колдуньей. Травы буду всякие собирать и людей лечить.

Друг расхохотался в голос. Я обиженно засопела.

– Так тебе доктором тогда надо, а не колдуньей. Ох и глупая ты, Варька… Тоже сказанула, колдуньей.

Я хмурилась все больше, грозно сверля его глазами. А он, не замечая моего вида, продолжил:

– Счастья ты своего не понимаешь! Какой из тебя бакенщик?! Туда только мужиков берут, а ты девчонка!!! – он пренебрежительно махнул рукой, как будто, девчонка – это такой зверь невиданный, которому нет места средь остальных нормальных людей.

Губы мои задрожали, а на глаза навернулись слезы. Сверкая глазами, я набросилась на друга:

– Сам ты… девчонка!!! А я все равно, бакенщиком буду!!!

Я вскочила на ноги, сердито глянула на Веньку и припустила к дому, забыв про выточенный с таким старанием кораблик.

Время шло. Жизнь сплетала и расплетала свои невиданные узоры, то раскидывая нас в разные стороны, то сближая, чтобы следующим витком опять растащить, завьюжить, закрутить, как невесомые снежинки, по белу свету наши судьбы.

И вот я вернулась домой. Оказывается, и Венька тоже. Значит, есть что-то в этом месте притягивающее, заставляющее нас снова и снова возвращаться сюда. Быть может, энергия этого места пролегла через наши сердца? И манит, манит нас своими тихими песнями и волшебными сказками эта река, лес, эти необъятные просторы. И мы за звуками суетливого шумного города, за блеском ярких реклам и праздничных фонарей наконец-то расслышали этот зов. И нет больше сил ему противиться. Потому что только здесь к нам в сердца и души приходит успокоение и светлая печаль, от которой наворачиваются на глаза слезы и одновременно хочется смеяться просто так, без особой причины. Просто, потому что ты живешь! И мы, повинуясь какому-то чутью, как раненые звери в свою берлогу, стремимся сюда, чтобы излечить все свои раны и прогнать тревоги.

Я шла рядом с дедом и невольно улыбалась своим мыслям. А дед поглядывал на меня с легкой усмешкой своими мудрыми глазами, как будто снова читая в моей душе, как в открытой книге.

Ночь ласково шевелила шторы на окне, нашептывая мне сказки. Стало тепло и уютно, как в детстве. И вопреки всем моим стрессам и переживаниям я уснула почти мгновенно.

Утро вползало медленно в комнату слабым розовым светом. Я открыла глаза, когда солнце еще не взошло. Предрассветный холодок прокрался под одеяло, заставляя меня окончательно проснуться. Полежала, прислушиваясь к непривычной тишине. Дед тихонько шебуршал в кухне, и по всему дому расползался сладкий запах печеных блинов. После смерти бабушки он открыл в себе еще один талант. Он умел и любил превосходно готовить. А борщ в его исполнении превосходил по своему вкусу все ресторанные шедевры.

Я быстро вскочила, сняла пижаму и накинула халат. Закрутила косу и заколола ее на затылке, чтобы не мешала. Схватив полотенце, вышла из спальни. Дед доставал из холодильника банку с густой деревенской сметаной. Я подскочила, чмокнула его в щеку.

– Доброе утро, деда!!! Я на речку!! – И, выскочив из дома, бегом кинулась по тропинке вниз к реке.

С разбегу, вспарывая водную гладь, нырнула и сильными гребками поплыла на середину заводи. Тело стонало и пело от восторга, стряхивая с себя остатки сна. Выскочив на мостки, растерлась жестким полотенцем, надела халат и бегом припустила наверх, к дому. Жулька уже грыз добрую кость, обстоятельно вылизывая каждый сантиметр и довольно облизываясь при этом. Радостная энергия переполняла меня. Как будто и не было ничего, ни городской суеты, ни измен мужа, ни ноющей боли в душе, ни горечи предательства во рту.

После завтрака дед собрался в свою мастерскую, маленький сарайчик во дворе. Сколько я себя помнила, он всегда что-то мастерил, строгал, пилил. Когда он возвращался домой, его руки и одежда пахли вкусной деревянной стружкой, скипидаром и лаком, дразнящими запахами чего-то таинственного и неведомого. А в доме появлялись новые чудеса в виде красивого багета для старой фотографии или замысловатого светильника в виде цапли, стоящей на одной ноге. Вот и сейчас, встав из-за стола, он посмотрел на меня из-под лохматых бровей и сообщил:

– Я в мастерскую. Чем займешься?

Я пожала плечами.

– Посуду помою и в магазин сбегаю. Хочу плов приготовить, а у тебя риса нет.

– Ну, ну… – невнятно пробурчал он и вышел за дверь.

Быстро справившись с хозяйственными делами и схватив старую холщовую хозяйственную сумку, я отправилась в магазин.

День обещал быть жарким. Я шла, погруженная в свои мысли, не глядя особо по сторонам. Вдруг я спотыкнулась. Как будто кто-то толкнул меня в спину. Я остановилась и огляделась вокруг. Поблизости ни одной живой души. Я проходила мимо добротного бревенчатого дома. Крепкие тесовые ворота закрывали двор. На лавочке у забора развалился серый кот. Моя бабушка такую масть называла «бусенький» Помню, как меня смешило это слово в детстве. Ничего необычного вроде. Георгины в палисаднике, окна задернуты белыми шторками. Мне показалось, или на одном окне занавеска зашевелилась. Будто кто-то подсматривал. Холодок пополз по спине. Вроде на рассветное солнце набежала тучка. Я тряхнула головой. Глупости! Никаких тучек не было. Это все мои нервы. Кого хочешь из колеи выбьет такой стресс.

Ровным шагом я отправилась дальше. Но дурацкое чувство, что кто-то тяжелым взглядом буравит мне спину, не проходило.

Около магазина, по раннему времени, народу было мало. Только две бабульки о чем-то горячо спорили, стоя почти в самых дверях, на которых висела по летнему времени марлевая занавеска, надо полагать, защита от насекомой живности. Завидев меня, обе примолкли и подозрительно стали разглядывать мою скромную персону. Я громко поздоровалась. Бабульки нестройно мне ответили. У одной из них в глазах мелькнуло узнавание.

– Варька, ты что ли?! – Она толкнула локтем свою приятельницу в бок так, что та, чуть не свалилась с крыльца и радостно запела.

– Это ж Варька, внучка Матвея-бакенщика! Варька, а ты как здесь? В гости, что ль, к деду приехала, али как?

Я улыбнулась.

– Али как, баба Клава, али как!..

Бабки озадаченно на меня уставились. И баба Клава продолжила допрос с виртуозностью, которой позавидовали бы лучшие следователи родной милиции.

– Это как же тебя понимать? Неужто насовсем? А твой-то тоже приехал, али как? – И обе, горящими от любопытства глазами стали на меня смотреть, ожидая обстоятельного ответа.

Ну вот, началось! Я аж плюнула про себя с досады. Деревня, блин! Нет я, конечно, понимала, что мне придется пройти эту экзекуцию от местных старушек, но по наивности полагала, что у меня еще будет время к этой процедуре подготовиться. Ан, нет! Ну что ж, надо так надо. В любом счастье есть свои горькие моменты. И это как раз один из них. Все еще продолжая улыбаться, я проговорила:

– Нет. Мой в Городе остался. Ему деревня не нравится. – И стала бочком протискиваться к дверям магазина.

Не тут-то было! Баба Клава стояла на крыльце, загораживая двери от меня могучей спиной. Чувствовалось, стоит насмерть, как наши под Сталинградом. Но тут ко мне внезапно подоспела нежданная подмога в виде другой бабки. Ее звали баба Анфиса. Когда-то она работала в школе уборщицей и была матерью того самого дяди Саши, который меня вчера на «газике» подвозил. Она укоризненно глянула на товарку.

– Ну чего ты к девке пристала?! Приехала и приехала. И слава богу! Мне Сашка вчерась говорил, что подвозил тебя. Как там Матвей, кряхтит еще помаленьку?

Мысленно я расцеловала бабу Анфису, облегченно выдохнув. И с улыбкой ответила:

– Да, спасибо. Все хорошо.

Клава развернула корму своего броненосца к подруге и накинулась на нее:

– А ты почто мне ничего не сказала? Ни словечка даже?!

Бабульки взялись спорить между собой, что позволило мне наконец-то пройти в двери магазина.

После яркого солнечного дня внутри было сумрачно и прохладно. За прилавком никого не было. Зато из подсобки доносились голоса. Судя по крепким выражениям, продавщица выясняла отношения с грузчиком.

– Ты уже с утра зенки свои бесстыжие залил! Вот лопнет мое терпение!!! Нажалуюсь на тебя Раисе Ивановне!!! Попрет она тебя, черт колченогий, куда тогда пойдешь, а?!

«Колченогий черт» что-то невнятно бормотал и тихонько повизгивал, судя по просительной интонации, оправдывался. Понимая, что сцена может затянуться надолго, я слегка постучала по прилавку и зычно крикнула:

– Ау-у-у…! Люди!!! Есть кто живой?

В дверях, ведущих из подсобки, появилась продавщица. Лицо раскраснелось, глаза гневно сверкали, пышный бюст ходил ходуном, как приливные волны морские. В этой пышнотелой и грозной тетке я с трудом узнала свою одноклассницу Надьку. Похлопав на меня немного в растерянности глазами, она задала мне тот же дурацкий вопрос, который я слышала уже в третий раз за последние сутки, как только моя нога ступила на родную землю.

– Варька, ты что ли?

Меня так и подмывало ответить: «Нет, не я». Но благоразумие победило, и я улыбнулась ей.

– Как видишь! – решила я несколько изменить риторику ответа.

А сама с тоской подумала, что я застряну в магазине надолго. Ну коли мне этого никак нельзя избежать, то я решила извлечь из разговора какую-никакую пользу для себя. Не давая Надежде открыть рот, я быстро спросила:

– Надь, а чей это дом, здесь недалеко, кажется, третий от магазина? Такой, с тесовыми некрашеными воротами и георгинами в палисаднике?

Надька захлопнула открывшийся было для вопроса рот, и на лице ее отразилась работа кипучей мысли. Помолчав сосредоточено еще с полминуты, она наконец выдала:

– Так, наверно, это Генкин. – Видя, что имя «Генка» мне ни о чем не говорит, охотно пояснила: – Ну он плотогоном раньше в леспромхозе работал. А сейчас на баржах катается. Река-то обмелела малость. Лес уже не сплавляют, как раньше. Теперь только баржами. – Тут выражение ее лица изменилось, и она прошептала таинственным голосом: – А женат он на Таньке.

Судя по ее выражению, имя «Танька» точно должно было мне все объяснить. Да. Должно было, но не объяснило. И я продолжала все еще хлопать на нее глазами. Видя такое мое непонимание, она зашептала еще таинственней:

– Ну, ты че?! Ну это же Танька!!! Дочка нашей местной колдуньи и сестра ТОЙ, ну той самой Наташки, которая утопла в Русалочьей Заводи. Вы еще с Венькой тогда нашли ее! Ты чего, не помнишь совсем?! – У меня по коже пробежали мурашки при воспоминании о том событии, а Надежда продолжила: – А тетка Маша, ну мать ихняя, с того времени того, совсем умом тронулась. Она и до того-то не сказать, что шибко нормальной была. А потом, после ТОГО, и вовсе умом поехала. – И замерла статуей за прилавком, с довольной улыбкой от произведенного эффекта от своей информации.

Глава 4

Домой я попала уже ближе к обеду, сумев наконец вырваться из цепких пальцев деревни. Не скажу, что совсем без потерь. Чувство было такое, что только что вернулась из рейда по вражеским тылам, где отбивалась до последнего патрона от врагов, а затем ползла на брюхе через линию фронта. Но, по крайней мере, теперь деревня от меня отстанет на некоторое время. Пожалуй, завтра надо идти устраиваться на работу.

Из двух вариантов, предложенных дедом, мне больше нравился вариант с леспромхозом. Это точно было по моей специальности. Знакомая работа всегда придает уверенность. Я гоняла мысли в голове, словно бильярдные шары, а руки тем временем сами резали мясо, мыли рис. Я всегда любила готовить, и, надо сказать без ложной скромности, умела это делать. Вскоре по дому стал распространяться ароматный запах готового плова. Тут на улице коротко гавкнул Жулька, а потом тихонько заскулил. Значит, пришел кто-то свой. Интересно, кого наш пес считает своим?

Стукнула калитка. А я выглянула в окно, но никого не увидела. Только собралась выйти на крыльцо, как входная дверь хлопнула, и в дом ворвался ураган. Только так я могла описать все дальнейшие события.

Ураган подхватил меня и закружил по комнате. А я перепуганно таращила глаза, силясь понять, что происходит. Сильные мужские руки поставили меня аккуратно на пол. И я смогла выдохнуть. Соломенные волосы, торчащие из-под них, как в детстве, уши и смеющиеся голубые глаза.

– Венька!!! – я взвизгнула от радости и кинулась на шею здоровенному мужику, стоящему посредине комнаты, крепко обнимая его.

Мой друг детства смотрел со счастливой улыбкой на меня, выискивая в моем лице следы той девочки, которую он знал. А я видела перед собой того, другого Веньку, друга из моего детства.

Несколько минут мы разглядывали друг друга. На лице Веньки появилось какое-то странное выражение, которое я не могла понять. Он тихо проговорил:

– Какая ты стала… Варька.

Я со смехом спросила:

– Какая? Какая была, такая и стала! Тебя тоже не назовешь прежним Венькой. Как тебя теперь кличут на работе? Наверное, Веньямин Юрьевич? – Я лукаво глянула на него.

Выражение непонятного удивления и растерянности сползло с его лица. Губы растянулись в сияющей улыбке, и он вновь превратился в «моего» Веньку. А я захлопотала вокруг него.

– Ты давай садись. Рассказывай. Как ты? Что ты? Сейчас вот обедать будем. Я плов приготовила, – я тараторила как из пулемета, стараясь заглушить в глубине сердца рождающуюся непонятно от чего тревогу.

Вскоре пришел дед, и мы все вместе сели обедать. Плов удался на славу, и мужчины нахваливали хозяйку, с улыбками поглядывая на меня. А я трещала без умолку, расспрашивая Веньку о его жизни, не давая вставить ему вопроса обо мне самой. То и дело я ловила на себе его встревоженные взгляды. А дед смотрел на меня с легкой усмешкой. Мне все эти «многоговорящие» взгляды были непонятны, что настораживало меня еще больше и вносило смуту в мое и так мятущееся сознание. Наконец обед закончился. Венька встал и сказал, что ему пора на смену.

– Я ухожу сегодня. Рейс идет трое суток. Ходим в самые верховья, а оттуда спускаемся до Города. Потом у меня два выходных дня, и опять рейс. Вот такой график, – он развел руками, как будто, извиняясь за систему речного пароходства.

Я кивала в такт его словам. Надо было что-то говорить. Как-то отвечать на его слова.

– Значит, увидимся через три дня? – не нашлась я спросить ничего умнее.

Поняв, что не добьется от меня ничего более внятного, он просто спросил:

– Ты приехала насовсем или погостить?

Таиться не было смысла, и я ответила просто:

– Вень, я насовсем приехала. Начинаю новую жизнь. Завтра пойду устраиваться на работу.

Про то, что я ушла от мужа не было сказано ни слова. Но это было и так понятно. Мое сообщение необыкновенно вдохновило моего друга.

– А давай к нам, в пароходство! У нас инженеров не хватает. Я переговорю с директором…

Я прервала его восторженное предложение.

– Нет, Вень. Я лучше в леспромхоз. Мне это как-то ближе.

Он не стал спорить и покладисто кивнул головой.

– Ну что ж, тогда до встречи? – не то вопрос, не то приглашение на свидание.

Я улыбнулась.

– До встречи, Вень. Счастливого плавания!

Он развернулся и быстрым шагом направился к калитке. У самого выхода остановился и, обернувшись, проговорил совсем другим, серьезным голосом:

– Варька, я рад, что ты вернулась.

Я не нашлась, что ответить и только кивнула в ответ.

Весь оставшийся день я хлопотала по хозяйству и старательно избегала разговора с дедом. Объяснить сама себе, почему, так и не смогла. И это меня ужасно раздражало. А еще меня почему-то злили его загадочные улыбки, когда я порой ловила его взгляд на себе. Как будто он уже знал что-то такое обо мне, чего я сама еще не понимала. Или понимала, но не хотела себе в этом признаться.

Ночь выдалась ветреная. С реки тянуло сыростью и прохладой, намекавшей на близость осени. По небу быстро ползли клоки туч, похожие на рваные знамена побежденной армии. Звезды кое-где виднелись сквозь эти драные прорехи. А на сердце почему-то появилась тревога, которая ближе к ночи перешла чуть ли не в настоящую панику. Дед заметил мое состояние. Несколько минут смотрел на меня внимательным взглядом и наконец спросил:

– Тебя что-то мучает, внуча? Ты как будто сама не своя. Что случилось? Не из-за встречи же со старым другом детства ты так распереживалась?

Я в досаде махнула рукой.

– Ну что ты такое говоришь, деда?! С чего бы мне из-за Веньки переживать! – Я даже не пыталась скрыть свою досаду. Потом задумчиво проговорила: – Знаешь, я ведь с того дня даже и не вспоминала ту старую историю с утопленницей, которую мы с Венькой нашли. А ты знаешь, что тогда произошло? Ведь я помню, милиция приезжала тогда, и ты с ними во дворе разговаривал. Она мне потом по ночам снилась, а ты меня каким-то отваром поил. Я это хорошо помню.

Дед нахмурился.

– Да, заставила ты меня тогда поволноваться. Все ночами кричала, вскакивала с постели и порывалась на реку бежать. Говорила, что там тебя русалка ждет. Кое-как я тогда тебя отпоил. Там все просто было. Сказали, на мостках поскользнулась да при падении виском ударилась. Вопросы тогда оставались, но дело быстро закрыли. Несчастный случай. А с чего ты эту историю-то вдруг вспомнила? Сколько лет-то уже прошло.

– Не знаю. Сегодня в магазин пошла, мимо дома одного проходила. Надька, продавщица, мне сказала, что там сестра утонувшей девушки живет с мужем. Генка, кажется. – Дед внимательно слушал меня не перебивая. – Так на меня смотрели из окна этого дома. Я даже не видела, кто. Из-за занавески так, тайком. Меня как из ведра холодной водой облили. Неприятно так стало, сама не знаю почему. – Я вздохнула. – Ладно, брось, деда. Это так нервы, наверное, шутки со мной шутят. Ерунда все это. Посмотрели, не посмотрели. В общем, глупость одна. Пошли спать.

– Ну, да, ну, да… – дед покивал головой, вроде как соглашаясь. Но взгляд был внимательным и пытливым, когда он смотрел на меня, будто пытаясь заглянуть в самую глубь моего сознания.

Я ободряюще улыбнулась, но ни деда, ни себя не обманула этой улыбкой.

Заснуть я долго не могла. Ворочалась, несколько раз вставала попить воды, опять ворочалась. Наконец сон сморил меня.

Я стою по пояс в воде, а вокруг меня колышутся водоросли. Они, как живые маленькие змеи, извиваются и подбираются все ближе и ближе ко мне. Я пытаюсь отогнать их от себя. Но они извиваются, ускользают от моих рук. Их становится все больше и больше. И вскоре вся вода вокруг меня как будто кипит от кишащих зеленых змей. Они стараются опутать меня, спеленать. Я начинаю пятиться из реки, пытаясь выбраться на берег. Но ноги меня не слушаются. И тут звук протяжного волчьего воя разрезает тишину.

Я открыла глаза и заполошно соскочила с кровати, но звучащий во сне вой преследовал меня и наяву. Прошло несколько мгновений, прежде чем я поняла, что это воет Жулька во дворе. Протяжно, тоскливо, заунывно. А в открытое окно порывы ветра доносит запах гари. Набросив на себя халат, я выскочила из комнаты. Деда тоже разбудил звук воя, он уже всовывал ноги в стоптанные ботинки. Мы выскочили с ним на улицу. Жулька сидел посреди дорожки, ведущей к калитке, и протяжно выл, вытянув морду вверх. Ему отзывались деревенские собаки. А над поселком поднималось алое зарево пожара.

Глава 5

Несколько мгновений я с испугом смотрела на это зарево. Потом рванула обратно в дом. Быстро скинула халат, натянула брюки и первую попавшуюся под руки рубашку. Дед тоже кряхтел в своей комнате, одеваясь. Пробегая мимо, бросила на ходу:

– Деда, я в деревню! – И полетела в сторону разгорающегося пожара.

Я бежала, не чуя ног. По спине колотилась коса, которую я забыла подвязать. Я на ходу запихала непослушные волосы под рубаху. Вдалеке завыли сирены пожарных машин. Кто-то из соседей позвонил дежурному в леспромхоз, а может, и в пароходство тоже. Около горевшего дома, из которого на меня вчера кто-то таращился из-за занавески, принадлежавшем неведомым мне Генке и Таньке, уже собралась толпа народа. Пожарники только что подъехали и раскручивали сейчас брезентовые рукава, готовясь заливать огонь. Несколько человек метались с ведрами от колодца и обратно, пытаясь потушить огонь водой. Но я увидела сразу, что все эти усилия уже бесполезны.

Огонь, как чудовищный монстр, пожирал сухое дерево дома, с хрустом перемалывая в своей пасти огромные бревна. Лопалось стекло, раздались хлопки, как будто кто-то принялся палить из ружья. Кто-то кричал «Берегись!», бабы выли наравне с собаками дурными голосами. С крыши, как шрапнель, разлетался раскаленный докрасна лопнувший от огня шифер. Жар от горящего дома обжигал тело, волосы стали скручиваться и слегка потрескивать. Я отошла чуть подальше. Тем более, что помочь я уже ничем не могла. Люди перестали суетиться, уступив место профессиональным пожарным.

Мое внимание привлекла фигуры женщины, одетой во все черное. Она стояла обособленно в стороне от толпы и, прижав руки к груди, раскачивалась, что-то невнятно бормоча. Я обратила внимание, что деревенские жители стараются держаться от нее подальше. Меня стало как магнитом тянуть к ней. Как будто в голове я слышала ее отчаянный призыв, как крик о помощи. Не в силах противиться, я сделала несколько шагов по направлению к ней. И вскоре могла уже разглядеть ее как следует. Это была старуха. Седые космы выбивались из-под туго повязанного на голове черного платка с бахромой. Лицо, больше похожее на печеное яблоко, все изборождено морщинами, вокруг тонких, почти бесцветных губ скорбные глубокие складки. Она что-то прижимала к груди и без конца бормотала невнятно. Сразу было и не разобрать, то ли молилась, то ли пела. Я остановилась в нескольких шагах от нее и тихо спросила:

– Бабушка, вам помочь?

Казалось, она не обращала на меня внимания. Я стояла рядом, чувствуя какую-то неловкость и в то же время жалость. Я сделала еще несколько маленьких шажков и едва прикоснулась к ее плечу.

– Вам помочь? Вам плохо?

Она замолчала, перестав раскачиваться, и посмотрела прямо мне в глаза. Меня как будто током ударило. Все внутренности завибрировали, а волосы на голове зашевелились от какого-то ужаса. Будто я нырнула в глубокий темный колодец, в котором царил холод и мрак. Несмотря на близость пожара, меня вдруг стало знобить. На мгновение даже почудилось, что изо рта вырывается клубочек пара, как будто я была на морозе. На удивление, глаза у нее были молодыми, живыми, серого цвета, как закаленная сталь, только у самого зрачка было несколько зеленых крапинок. Это делало их похожими больше на звериные, чем на человечьи. Только вот какому зверю они могли принадлежать, определить я не бралась. Всего несколько мгновений, показавшихся мне вечностью, она смотрела на меня. И чтоб я убилась собственной дверью, но этот взгляд не мог принадлежать сумасшедшему человеку! Напротив, острый ум светился в них. И только в глубине черного зрачка отражались всполохи затухающего пожара, делая ее взгляд каким-то неистовым и ярым.

От неожиданности я попыталась отшатнуться от нее, но пальцы ее правой руки уже крепко вцепились мне в рукав рубашки с силой, которую нельзя было заподозрить в ее сухом, тщедушном теле. Она прошептала мне прямо в лицо:

– Ты должна закончить начатое! Озеро Горных Духов ждет его! Ты проводник! Ты должна указать ему путь! И пусть все получат заслуженное!

Я смотрела на нее расширенными от ужаса глазами, не в силах пошевелиться. Она другой рукой всунула мне в ладонь какую-то вещицу, которую до этого прижимала к груди. Не понимая, что я делаю, не глядя, сжала ее в кулаке. Пальцы ее разжались, выпустив меня из цепкой хватки, я отшатнулась от нее и чуть не упала. А старуха больше ни на кого не глядя заспешила прочь, продолжая что-то бормотать себе под нос.