Грохот газотурбинных двигателей вертолета усилился, стал почти невыносимым. В животе родился маленький холодный ком, будто несешься на сумасшедшей скорости по американским горкам. Тяжелый многоцелевой транспортный вертолет Ми-26Т2 стремительно возносился в безоблачное, ласкового василькового цвета весеннее небо. Александр скривился, будто съел дольку лимона и тут же губы, еще хранившие горько-сладкий вкус поцелуя, дрогнули в блаженной улыбке. Было необыкновенно легко на душе и славно, как бывало в детстве. Когда отец был жив, а мир казался большим, неизведанным, когда хотелось помчаться во весь дух, подпрыгивая и взвизгивая от восторга!
Серый бетон взлетной полосы в иллюминаторе стремительно провалился вниз, здания аэропортовых служб, несколько вертолетов МИ-8 и громадин Ми-26 стали маленькими, словно игрушечными. Показались крыши построенных вокруг аэродрома многоэтажек. Вертолет с ускорением полетел на юг, за несколько секунд набрал крейсерскую скорость. Грохот двигателей уменьшился и стало возможно разговаривать.
Нахлынуло воспоминание о недавней встрече…
После памятного разговора с комбатом четверо суток пролетели стремительно, словно один миг. На следующее утро после скромного обмывания внеочередных погон – времена тяжелые, не до этого, впрягся в службу. С утра до позднего вечера проводил в нешуточных хлопотах: собеседования в ротной канцелярии с добровольцами, подробные разговоры о жизни и биографии. Отобранные солдаты и сержанты подписывали контракты о прохождении воинской службы. Впрочем, аналогичные договора предлагали заключить всем срочникам, в противном случае к осени бойцов собирались уволить независимо от срока службы, а учитывая, что большая часть оставила родные места в навеки покинутом двадцать первом веке, желающих уйти со службы было немного. А еще в памяти остались армейские и гражданские склады, на которых всеми правдами и неправдами выбивал из кладовщиков имущество, оружие и боеприпасы для автономной жизни взвода. Словом, приходилось жалеть, что в сутках всего двадцать четыре часа. Все эти дни загружал себя работой до изнеможения. Чтобы не помнить об Олененке, но тщетно, она приходила к нему во снах, ночью, на в железной кровати ротной канцелярии.
От текучки новоявленный старший лейтенант опомнился, только когда грузовая машина подъехала к свежеокрашенным воротам с красными звездочками посредине – военному городку вертолетного отряда. Справа от них, в тени памятника – списанного вертолета Ми-8, стояла Оленька. Она вся сжалась, затаилась, одна против всего мира. И все в ней: от вьющегося на ветру облака черных, распущенных волос, и до стройных ножек, вокруг которых билось на ветру легкое голубое платьице, было так волшебно, так пленительно, что Александр внутренне ахнул. В нем смешалось все: и радость, и смирение, и такая нахлынула безмерная, никогда не испытанная нежность, что едва не задохнулся. Глаза засверкали, растерянная улыбка раздвинула губы. Но как она здесь оказалась!?
Пальцы глубоко впились в плечо водителю, от неожиданности тот подпрыгнул.
– Стой! – прокричал ошалело.
– Блин, больно! – сбросил руку водитель и пробурчал под нос явно что-то нехорошее, но послушно затормозил машину напротив памятника. Александр выскочил на обочину в паре шагов от девушки, оглянулся, на клумбе расцвели алые тюльпаны, сорвав несколько, подошел к раскрасневшейся, призывно улыбающейся девушке. Взгляд утонул в огненно-черных глазах.
– Привет! – голос дрогнул. Ах, как давно они не виделись!
Сладко-горькие губы любимой были ответом. Обнял за гибкую, как тростинка, талию, и в который раз поразился, какая она у него хрупкая. Узкие ладошки легли на плечи мужчине.
«Изменился, исчезла детская припухлость губ. Взгляд стал жестче, но это по-прежнему мой Сашка. Такой он мне нравится даже больше».
– Дождешься меня? – жаркое, как огонь, дыхание защекотало девичье ушко. Исходящий от нее аромат полевых цветов и чистого женского тела – были до головокружения прекрасны, жутко хотелось бросить все и остаться.
За спиной, словно пытаясь разрушить очарование, прошуршала шинами легковая машина, озорно бибикнула, но влюбленным не до нее. Счастье – эгоистично.
Оленька вдруг ощутила себя крошечным комочком, послушным мужской силе.
Нежные щеки одна за другой пробороздили слезинки, на виске трепетала голубая жилка. Ольга хотела что-то сказать, но не нашла слов и только кивнула. От Сашки едва уловимо пахло мужским потом и пряным ароматом полыни.
– Я люблю тебя, слышишь? Люблю безумно, у меня оставались только мать с сестрой, и ты… – зашептал в ухо, – матери и сестры больше нет, и я не могу потерять тебя.
Девушка блаженно выдохнула, на лице расцвела счастливая и немного глупая улыбка.
– Это предложение выйти замуж? Фу, как грубо!
– Это значит нет? – снова горячее, как огнедышащая лава, мужское дыхание защекотало ушко.
Девушка яростно замотала головой, так что развивающиеся волосы сделали ее немного похожей на Горгону из старого советского мультика о греческих богах.
– Да, да, значит да! – задыхаясь, прошептала. Никогда раньше он не слышал такого нетерпения и едва сдерживаемой страсти.
Прошагал солдатский строй, последний, с широкоскулым «казахскими» лицом напоследок оглянулся, во взгляде горел огонек любопытства.
– Ты странный… – шептала девушка, прижимаясь всем телом к Александру. Губы сводило, усилие держало слезы, – но хороший. Я знаю, ты меня любишь. Молчи только молчи! Ты такой, каким Господь повелел быть человеку… верный, сильный… Разве могу я выбрать кого-то другого? Только тебя, тебя… выбрать тебя, любить и хранить, ибо ты душа моя.
Накануне она долго думала об их взаимоотношениях. Перспектива выйти замуж по указке всемогущего дяди сулила богатство и покой, но достаточно ли это, чтобы лечь в постель с безразличным тебе человеком и рожать от него детей? Даже думать об этом не хотелось. Возможно потому, что глубоко в душе жила романтическая дурочка, мечтавшая о герое и супружестве по горячей любви.
Как девушка узнала время отправления экспедиции и вырвалась из-под надзора властного дядюшки, так и осталось тайной. Оля лишь казалась глупенькой девчонкой, на самом деле она была умная и предприимчивая. В маленьком башкирском городке, где она провела детство, ребенку из простой семьи без этих качеств не прожить. Наконец, довольно улыбаясь, лейтенант нехотя посмотрел на часы и, оглядываясь на ходу на девушку, сверлившую спину пламенным взглядом, запрыгнул в кабину…
Спустя десять минут автомобиль осторожно заехал на серые, с проросшей в стыках ярко-зеленой травой, бетонные плиты взлетного поля. Ветер нес ядреную смесь керосина и машинного масла. Пролетела мимо вышка руководителя полета. Остались позади два МИ-8, вокруг них суетились техники, автомобиль подъехал к грузовому отсеку Ми-26 и остановился.
С тревожным чемоданчиком и автоматом в руках, Александр спрыгнул на аэродромные плиты. Вертолет поразил. Серая махина, высотой с трехэтажный дом. Ох, не зря Ми-26Т2 считался крупнейшим серийно-транспортным вертолетом в мире. Это его страна строила такие громадины! На миг гордо вскинул подбородок и тут же нахмурился. Нет такой страны. И дай то бог, чтобы когда-нибудь появилась вновь.
Махнул рукой подчиненным и первый поднялся по гулкому трапу в металлическое нутро вертолета, за ним вереницей солдаты и сержанты с тяжелеными рюкзаками за спиной. В широком проходе, вплоть до пилотского отсека, громоздились к потолку контейнеры с имуществом будущего разреза и сводного взвода. А перед отсеком пилотов – паллеты с двумя тракторами ЮМЗ, за ними три переделанные в багги автомобиля. Пассажиры уже были: у пилотской кабины расположился низенький и бородатый, так что издали походил на престарелого гнома, начальник будущего угольного разреза, рядом десяток гражданских в полувоенной форме. Александра познакомили с будущим начальником вчера, и тот показался человеком дельным и не высокомерным.
Паллета – поддон для перевозки грузов.
На правах командира Александр оккупировал место у иллюминатора. Бойцы добровольческого взвода расселись на свободных скамейках вдоль бортов, рюкзаки устроились у ног вместе с старыми, добрыми АК – 74. Итого четыре десятка пассажиров и больше пятнадцати тонн имущества. Из солдат взвода Петелина в длительную командировку захотели двое: замковзвода сержант Тихонов Иван и Магомедов. После выписки из больницы, кавказец скучал без приключений.
Год, от силы два и запасы складов истощаться, даже если вообще не эксплуатировать вертолеты. Поэтому решили из экономии ресурсов не делать фетиш, а использовать вертолеты для ускорения работ по первоочередным проектам: строительству угольного разреза и железной дороги.
Один из гражданских, ростом с Александра, но покрупнее и с глубоко посаженными, черными, как ночь, злыми глазами, упорно не сводил с лейтенанта взгляд. Где-то молодой офицер его видел, но где, не мог вспомнить. Время от времени непонятный тип переговаривался с соседями, гаденько улыбаясь и, сверля Александра взглядом. «Что уставился? На мне узоров нет», – мрачно подумал новоиспеченный старший лейтенант и отвернулся к иллюминатору.
Далеко внизу проплывали черные квадраты битумных крыш пятиэтажек, мелькали миниатюрные, словно игрушечные, автомобили. Спустя пару минут многоэтажная застройка закончилась, вертолет мчался над мутно-синей, с серебряными искрами, лентой реки. На образованном водой полуострове сверкал стеклом и полиэтиленом гигантский тепличный комплекс – его построили всего за пару недель, пробивались из-под земли ростки, зеленели плодовые деревья. В условиях холодного и короткого лета несколько гектар, занятых теплицами, гарантировано обеспечивали город овощами и фруктами. Александр достал бинокль. Ближе к реке скелетами доисторических животных торчали деревянные каркасы недостроенных теплиц. Вокруг стояли автокраны, подъезжали грузовики. Городу повезло, что на его территории размещалась сельскохозяйственная академия. Ее профессура возглавила приспособление сельского хозяйства к малому ледниковому периоду семнадцатого века. «Быстрее бы выросла зелень… мясо с рыбой так надоели, что в рот не лезут», – подумал Александр, невольно облизнулся и шумно сглотнул слюну.
За тепличным комплексом возвышался бетонный остов трехэтажного свинокомплекса. Строили ударными темпами – в три смены, круглосуточно. На первом этаже планировалось разместить биореакторы для переработки свиного навоза в гумус, а на втором и третьем выращивать свиней. Помимо мяса и гумуса, ферма будет производить из переработанного в биореакторах навоза аммиачную воду. Исходя из соображения логистики ферму и поставили рядом с тепличными комплексами. Неплохое удобрение будет поступать туда самотеком по трубам.
Александр снова оглянулся, странный мужик все так же смотрел на него. Определенно где-то видел его, но где? Вспомнить так и не удалось, Александр мысленно плюнул и вновь повернулся к иллюминатору.
Стремительно пролетели серые коробки блокпостов на окраинах, темная нитка заполненного водой рва с земляным валом. Винтокрылая машина вырвалась за границы города и понеслась вдоль блестящей металлом полоски железной дороги на юг. Вокруг чернота свежевспаханных полей, кое-где зеленели небольшие рощицы. Александр оглянулся, город пропал из виду, только три трубы электростанции, из которых одна дымилась, да длинная антенна, смонтированная на центральной трубе, какое-то время еще виднелись. Делать нечего и Александр погрузился в собственные мысли. Хотя и старался сохранять видимость беззаботности, но, по правде сказать, на душе скребли кошки. Два месяца большой срок… Вдруг дядя сумеет настроить Олю против него? Думай – не думай, все равно ничего не изменишь.
Он отогнал тревожные мысли и снова выглянул наружу. С высоты деревня внизу выглядела прянично-сказочной. Стремительно уносились назад крыши деревенских домов, в окружении садов и огородов. Яблони и вишни, раскинув зеленеющие ветви, тянули их сквозь заборы, будто приглашая любоваться. «Здесь, Наверное, сказочно красиво летом». Ему вдруг отчаянно захотелось когда-нибудь, в старости, поселиться в таком месте: выходить с рассветом из дому, улыбаться проснувшемуся солнцу и ни о чем не жалеть.
На окраине белела свежесрубленная стена – защита от нападений со стороны бандитов. Впрочем, не она была главной гарантией безопасности сельчан, а люди в погонах, общей численностью включая пожарных и таможенников, больше тысячи человек, а на крайний случай – казачьи (пластунские) сотни самообороны. Малые поселения, где отряд достаточной численности создать невозможно, жители покинули, дома разобрали и перенесли в большие деревни. На крыше длинного, полуразрушенного здания, у стены, копошились строители, сверкали свежие бревна. Сразу за стеной зеленел круглый, видно искусственный, водоем. В городских новостях рассказали, что вокруг деревень вырыли небольшие пруды для выращивания хлореллы, ее планировали использовать и на корм скоту, и для удобрения почвы. А крестьян в добровольно-принудительном порядке объединили в нечто среднее между колхозом и производственным кооперативом. Только крупное сельскохозяйственное производство могло обеспечить город достаточными объемами зерна, молока, мяса, фруктов и овощей.
Захотелось пить. Александр сглотнул тягучую слюну и оглянулся: у двери пилотской кабины белела тумбочка кулера. Вытащил чемодан, разыскал солдатскую кружку и направился мимо вздымающихся к потолку рядов паллет.
Александр шел по узкому проходу мимо странного типа, который исподтишка сверлил взглядом, когда тот неожиданно выставил ногу. Молодой офицер запнулся и с размаху рухнул, едва успев выставить руки. Кружка со звоном покатилась по грязному металлическому полу. Сверху глумливо захохотали. Александр, ошеломленный, поднял голову. Парень, поставивший подножку, презрительно щуря черные, отчаянные глаза, сквозь зубы, но достаточно громко, перекрикивая шум двигателей, прогундосил с блатной интонацией:
– Баклан, кружку подбери, на паперти без нее не подадут.
И тут Александр вспомнил, где видел этого человека. Это один из напавшей на него несколько дней тому назад троицы. Бешенство ударила в голову.
– Порву суку! – рявкнул, вскакивая на ноги с фиолетово-синим от ярости лицом. Никогда! Никогда больше не позволит безнаказанно избивать или унижать себя!
Последующее разыгралось с изумительной быстротой.
Приблатненный начал подниматься с сидения, но не успел. С хриплым рыком Александр стремительно шагнул вперед и, врезал, вкладывая в удар весь вес, полусогнутой рукой сбоку в челюсть, рука онемела.
Приблатненного швырнуло в сторону. Наткнулся на скамейку и с глухим стуком рухнул на грязный пол.
В глазах бандита мелькнул неподдельный испуг, явно не ожидал ответа, но замешательство длилось миг. Рука, с траурными ободками под ногтями, прикоснулась к челюсти, с матерным ревом вскочил на ноги.
Оскаленный, побледневший блатной, по-боксерски прижимая к груди кулаки и, весь наклоняясь вперед, кинулся на ожидавшего с перекошенным от ярости лицом Александра.
Вскочили соседи и повисли на плечах, удержали блатного на месте. Со сведенных судорогой губ полились невнятные, перемешанные с матерной руганью, угрозы. Тяжело ступая, подошел будущий начальник угольного разреза. Над жесткой черной гномьей бородой сверкали угольные глаза. Остановился напротив драчунов. Парни, державшие приблатненного, разжали руки. Окружили солдаты, видно – не оставят командира в беде. Блатной зыркнул чернявым глазом, замолчал и нервно щелкнул суставами пальцев.
– Что здесь произошло? – сказал, перекрикивая рев вертолетных двигателей, клокочущим, низким голосом начальник угольного разреза.
